совместный рассказик с Нэсой

Кто бы мог подумать, что в маленькой деревушке с маленьким названием, в которой жило мало людей в своих маленьких домиках, случаются такие большие празднества. А виною тому был Ламмас - торжество в честь сбора урожая. Да к тому же в день Созревания в деревне собирались ещё и свадьбу сыграть, что считалось знаком безусловно добрым. Оттого всяк по большаку мимо проезжающего путника, деревенские уговаривали остаться до самого праздника и отметить его вместе с местными. В ожидании торжества гости становились постояльцами, что позволяло кметам какой-никакой грош да заработать. А уж в Ламмас и сама Дева Полей делиться велела.
Там-то они и повстречались. Случайно ли, а может сам праздник решил свести двух деревенских девиц одного поля ягод, но как бы там ни было за одним столом сидели друг с дружкой. Светлоголовая ела мало, пила ещё меньше и не до разговоров ей было. На ее коленках мирно урчал чей-то упитанный кот, получал свою порцию мяса и ловил щедрые тонкие пальцы играючи покусывая. Когда солтыс деревни встал со своего места, чтобы произнести тост, все разом подняли головы и кружки готовясь вторить радостному кличу старосты.
За столом было много людей. И не только. Здесь были эльфы, полуэльфы, краснолюды, и даже какой-то низушок, который напился с пятого тоста и беззаботно уснул.
Темноволосая ела много, пила не меньше и постоянно переглядывалась с юношей напротив. Это был красивый, светлоглазый молодой человек, одетый в яркий дублет и шапочку с пером цапли. Он постоянно подмигивал девушке и даже как-то послал ей воздушный поцелуй. То, что девушка была ведьмой, десятый бокал домашнего вина позволял не видеть.
Солнце садилось за холмы, осыпая золотом чёрные как смоль волосы ведьмы. Голова уже чуть кружилась, но душа требовала продолжения. Ведьма закусила губу и уставилась на юношу, явно отвечая на его намёки. То, что он подмигивал уже нескольким девушкам за столом, десятый бокал домашнего вина позволял не видеть.
Когда же увлеченная котом светлоглавая наконец подняла глаза и встретилась взглядом с юношей, чуть не поперхнулась. Он держал в руке наливное яблоко, кусал его до сочного хруста и с прищуром, свойственным угоднику дамских сердец, бегал от одной девицы к другой. Он смотрел на нее, она смотрела на него, а кот таскал когтистой лапой из тарелки ворожеи солёную рыбу. Травница смутилась пристальным вниманием со стороны безымянного ухажёра и, повернув голову, чтобы спрятать смущение, впервые за суматошный день увидела свою соседку. Та не выглядела ни смущенной, ни растерянной. Казалось, что она сама хочет вогнать в краску юношу в шапочке с пером цапли.
Темноволосая заметила, что за ними наблюдают. Но её это нисколечко не смутило. Девушка подняла бокал и отсалютовала им соседке.
- За молодых. – произнесла ведьма. – И вечно пьяных. – добавила она чуть слышно.
А потом пошли танцы. Едва стемнело, как гости перебрались ближе к огромному костру. На поляне играли музыканты, а остальные плясали или же просто весело проводили время. 
И только ведьма с ворожеей сидели поодаль от всеобщих гуляний в компании юноши с лисьим лицом. Он бросал комплименты то одной, то другой и всячески старался угодить обеим за раз. Беловолосая девица грызла морковь, слушая рассказы о героических поступках, а ее компаньонка, приложив ладонь к щеке, нарочито округляла глаза и от души смеялась.
- Такая тёплая ночь! – с восхищением произнесла темноволосая и уставилась на звёздное небо. – Может прогуляемся к реке? Можем погадать на любовь, а можем… можем не гадать. – ведьма многозначительно улыбнулась своей новой знакомой.
Кажется, молодой человек в шапочке с пером цапли был совсем не против уединения с двумя очаровательными девицами. Он игриво протянул руку каждой и повёл под локоть к реке.
Наблюдавший за гостями староста, покачал головой, скривил нижнюю губу и с восторгом бросил вслед уходящему юноше:
- Во даёт, сукин сын!
И восхищаться имело смысл. Юноша лихо управлялся с двумя девушками пока они брели до речушки и был весьма хитер. Запоминать их имена ему было не с руки, потому он мысленно называл одну Голубкой, а другую — Воробышком, чтобы уж точно не перепутать. Он и две его птички нашли удобное местечко на берегу реки, уселись, завели разговор о том о сем. Воробышек была поживее, чем Голубка и предусмотрительнее, ведь идти на реку и продолжать праздник без бутылки отменной выпивки — себя не уважать. И пока молодец выкидывал остроты, темноволосая толкала ему в руку бутылку.
Тогда они выпили ещё. А потом ещё немного. А потом много. И бутылка закончилась.
У реки было темно. Они видели только силуэты друг друга, освещенные месяцем.
Прекрасный молодец решил времени не терять и предложил своим спутницам искупаться в реке.
Ведьма хихикнула, а затем что-то шепнула на ушко светловолосой.
Услышав сокровенную тайну от своей напарницы по увеселению, ворожея округлила глаза.
— Думаешь? — спросила травница.
Когда же Воробышек шепнула во второй раз, девица улыбнулась и захлопала ресницами заливаясь румянцем, но стоило ведьме шепнуть в третий раз, Голубка покраснела и воскликнула:
— Ой, батюшки! Вот так сразу? — она отвернулась от пьяного юноши, который, казалось, смекнул, о чем идёт речь и так растянул улыбку, что только дремучий человек не поймет, что да к чему.
Он подсел поближе к двум прелестницам и каждую приобнял, быть может решая, кто станет основным блюдом, а кто пойдет на десерт. Да, выбор был сложен. С одной стороны миловидная тихоня в белом, а с другой темноволосая и жгучая барышня так и манит аппетитным декольте. Да только не успел он решить, как ему сунули в рот ещё и фляжку с какой-то травяной настойкой, которая окончательно лишила его возможности делать вообще какой бы то ни было выбор. За него все и решили.
- Только сначала искупаемся. – заявила Воробышек.
Опьяневший от вина, травяной настойки, запахов лета и собственного воображения юноша промурчал что-то на кошачьем и с довольным лицом принялся раздеваться.
Девушки переглянулись.
Красавчик без всякого стыда сбросил одежды, уверенно шагнул в реку, плюхнулся в воду и взялся активно приглашать своих новых подружек.
Только вот девушки не спешили. Ведьма подобрала и яркий дублет, и цветастые штаны любвеобильного юноши, оставив на берегу только лишь шапочку с пером цапли.
- За двумя птичками погонишься, ни одну не поймаешь. – констатировала Воробышек и вместе с Голубкой «улетела» прочь от реки.

Sweet Dreams

И Лютик медленно погрузился в сон.
Он очутился в маковом поле. Всё вокруг было ярко-алым. В голубом небе летали небольшие золотые драконы, они то прятались в кучевых облаках-барашках, то вылетали из них, блестя золотом на солнце. Драконы совсем не вызывали страха, они вызывали только чувство восторга. Они были прекрасны.
Лютик сразу догадался, что это был сон. Он помнил, как сделал заказ, помнил запах трав и вкус зелья, знал, что лежит на спине в комнате. Но всё вокруг было слишком настоящим. Слишком детализированным. Вот подул летний ветерок, растрепав пряди волос. Лютик почувствовал его тепло и свежесть. Вдохнул полной грудью, наслаждаясь моментом.
Заказ был сформулирован довольно ясно. Не абсолютно детально, но суть была сразу понятна ведьме. Такие заказы делали часто, правда не все заказчики были прекрасными поэтами, с неповторимым воображением и богатым списком любовных историй.
Она появилась на невысоком холмике, за которым уже садилось солнце. Чёрные волосы развивались на ветру вместе с белой сорочкой. Лютик улыбнулся краешком губ, искренне, пожалев о том, что поэт, а не художник.
Бард сделал шаг на встречу к девушке. Алые маки стали расступаться, а всё вокруг причудливо преображаться. Рядом с девушкой выросли высокие резные колонны, образовывая что-то вроде шатра. Полупрозрачные занавеси развевались на ветру, скрывая их от всего на свете.
Лютик подошёл ближе. Почувствовал запах жасмина. Он не знал, что во сне можно слышать запахи.
Ведьма нежно коснулась рукой поэта, укладывая того на белые простыни.
— Ты когда-нибудь закрывал глаза во сне? – прошептала на ухо девушка.
Словно опьянённый, Лютик чуть отклонился от ведьмы, не отводя взгляда от ярких светло-карих глаз. Отвечать было не нужно.
На глаза упала чёрная шёлковая ткань. Поцелуй обжёг губы, затем шею. Нежные руки приятно ласкали тело, а воображение возможного будущего прокатилось по телу безумно-возбуждающей волной. Они сблизились. Руки музыканта почувствовали приятные изгибы. Первый стон ведьмы заставил Лютика содрогнуться от блаженства, уводя в круговорот страсти и самых потаённых желаний…
Лютик проснулся. Не до конца, осознавая, что произошло. То есть он абсолютно понимал, что всё как раз произошло. Только не мог понять одного – он всё еще спит? Пальцы стянули повязку с глаз. Он лежал в той же комнате, в той самой кровати, где ведьма погрузила его в сон. Совсем голый и приятно уставший. А рядом не было ни ведьмы, ни маков, ни драконов. Только чёрная шёлковая ткань из сна.

Как Милеанэль Лютику блины пекла

вечер 21 марта 1260 года, Оксенфурт

Дешевое вино, яйца, мука. Милеанэль чувствовала себя полнейшей идиоткой, стоя у раскаленной сковороды с месивом из Мелитэле пойми чего. Ей приходилось жарить крыс на походном костре, выкапывать земляных червей и варить кашу из березы, но чтобы готовить блины – это у нее впервые.

- Во-во, а теперь хорошенько размешай, шоб комочков не было. – Ее знакомая по Оксенфуртской академии, которая знатно состарилась с момента их последней встречи, руководила всем процессом. Эльфка была не против ее надзора. Милеанэль умела готовить по рецептам бомбы и алхимические снадобья, но в кулинарии, вопреки общим предрассудкам, ничего не смыслила. – Ты уже добавила? Я забыла…

Милеанэль хмыкнула. В таком возрасте, конечно, немудрено забыть и собственное имя. Где же времена золотой юности, когда Аннетка носила ей в лечебницу конспекты лекций по хирургии? Эльфка до сего момента не задумывалась, как чувствует себя ее давняя знакомая. Ее лицо покрыто сетью морщин так, что уже и не разглядишь за ними хохотушку-Аньку со второго курса, а ее отчисленная за происхождение товарка так же свежа и молода. Возраст и лежащий на плечах тяжким грузом опыт прожитых лет выдает разве что безучастный и усталый взгляд.

- Угу. Двойную.

- Шоб пробрало его, паршивца, - воодушевилась Аннетка, разве что не закряхтев от удовольствия скорой мести.

***

18 марта 1260 года, Оксенфурт

- Ты представляешь! И в окно удрал!

Милеанэль лениво протянула руку к подсвечнику, в котором она тушила окурки. Среди оплавленного воска набралось уже несколько «трупов» самокруток.

- А ты?

- А я в него запустила горшком! Вроде даже попала…

- Вроде?

- Да глаза не те уже… - Аннетка сокрушенно вздохнула. – Так поможешь, чи шо? Там тока сготовить да подать. Этот кот драный меня-то в лицо знает.

- Я бы тоже запомнила, кто кидал в меня горшком. В особенности если бы попал. – Эльфка устало потерла переносицу пальцами. – Анька, мне через неделю уже выезжать надо. Дела, понимаешь…

- Ну по старой дружбе, Милеанна! – взмолилась бывшая сокурсница. – Я ж тебе скока наприносила писанины своей, в наше-то время. Чего тебе стоит, а потом и след твой простыл, кто узнает?

- Если что, - вздохнула, сдаваясь, эльфка, - это все ты и твой старческий маразм. А то поднимут тут бучу, что эльфы совсем страх потеряли и травят честной народ.

Анька активно закивала, рассыпалась в благодарностях и угостила Милеанэль напоследок собственноручно испеченным пирогом без ничего. Когда сокурсница ушла, эльфка после трапезы на всякий случай не уходила далеко от нужника. Мало ли, вдруг Анька решила испытать оружие местного поражения сначала на подруге.

***
вечер 21 марта 1260 года, Оксенфурт

Лютику нечего было бояться. Ни Милеанэль, ни Анька не собирались травить его насмерть. Насчет последней эльфка, однако, не была так уверена и потому собственноручно изготовила для барда хорошее слабительное. Таким пробирает даже тролля, у которого месячный запор, и конфуз не заставит себя долго ждать. Хоть Аннетка и подстрекала Милеанэль добавить вместо обычной дозы лошадиную, врачея на провокации не поддалась. Может, пожалела барда. Может, не хотела себе лишних проблем. Илларэн и так со скрипом согласился позволить ей остаться в Оксенфурте еще ненадолго, взяв с целительницы обещание: загонит коня, но присоединится к ним к двадцать третьему числу марта.

Блины весело шкворчали на сковородке, являя собой настоящее оружие массового поражения. Жутко будет представить, если их попробует еще кто-нибудь, кроме Лютика. Надо же ему было по уши влюбить в себя внучку самой злопамятной бабки Оксенфурта! Милеанэль согласно традиции загадала желание, переворачивая очередной блин: пусть у барда будет достаточно силы воли, чтобы обратить все в шутку, и вдоволь вдохновения, чтобы настрочить о своем конфузе комедийную пьесу или хотя бы стихотворение.

***
ночь 21 марта 1260 года, Оксенфурт

Оксенфурт гудел: свою альма-матер после долгого перерыва посетил сам виконт де Леттенхоф, прославленный бард, почетный выпускник местной академии и просто первый красавец Редании! Девушки старались выглядеть непринужденно, но каждая выискивала взглядом среди празднующих Бирке знаменитого барда. Их отцы напряженно хмурились, матери – хватались за сердце, но тоже пытались рассмотреть Лютика и запечатлеть этот момент в памяти. Ревнивые молодцы, багровые, как индюки, от переполняющей их ревности за своих девчонок-ягодок, наряжали внушительных размеров чучело. Ему предстояла смерть в огне на радость жителям, которые праздновали ушедшую зиму и с распростертыми объятиями встречали весну.

Милеанэль отбивалась от старушек, которые уговаривали поставить ее блюдо на общий стол. Блины у эльфки получились на удивление хорошими. Те, которые больше были похожи на ее левую ладонь, целительница утилизировала на своей квартире, не ведая, что после ее ухода – предусмотрительно вместе со всеми вещами и кобылой – арендодательница выудила из ведра лакомства и подала на свой стол. Вечер их ждал не самый приятный, но женщина на всю жизнь запомнила урок, что чужое брать не есть хорошо. Даже если это «чужое» кажется не нужным создателю.

- И где этот? – топталась около Милеанэль Аннетка.

- Так выступает, - бесцветным тоном ответила эльфка. Она старалась представить себе, что она – не она, что тело ее находится там же, где и отряд Илларэна, да и вообще – это все страшный-страшный сон.

- Так мы ему выступление-то скрасим, - заговорщически пробормотала бывшая сокурсница. Она захихикала, потерла маленькими сморщенными ладошками друг о друга и вдруг шмыгнула в толпу с такой скоростью, какой Милеанэль от товарки никак не ожидала.

- А вы, мастер, взгляните, какой стол!

Причина, по которой Аннетка ретировалась с места будущего преступления, нашлась сразу. В лысеющем мужчине эльфка узнала одного из лекторов Оксенфуртской академии кафедры Труверства и поэзии, который обхаживал того самого знаменитого выпускника. Профессор может узнать в одной из кулинарок студентку, ни капли не изменившейся с момента отчисления. В воздухе завитал запах провала.

Не дожидаясь, пока Лютик пройдет мимо ее творения с отложенным действием, Милеанэль выскочила, как черт из табакерки, перед бардом и его спутником.

- Да, попробуйте! – выпалила она, выставив перед собой блюдо с ажурными блинами.

- Погодьте… - попытался отвлечь внимание барда профессор, который был так увлечен обществом Лютика, что не потрудился разглядеть лицо женщины.

- Так куда, праздник же! Уважьте, мастер, - улыбнулась эльфка. Вид у нее был настолько невинный и непринужденный, что кто тут откажет. Разве что человек с каменным сердцем.

- Ну давайте, - внезапно сдался мужчина, но не тот. Профессор запустил руку в блюдо Милеанэль и с наслаждением умял верхний блин в один присест. – Ух, пересолено! Влюбились небось в нашего дорогого гостя! Пойдемте, еще распробуем…

Лектор не давал Лютику заговорить, зная, что, однажды раскрыв рот, бард его еще долго не закроет, а тут столько всего надо показать!

- Помню, когда вы еще были студентом… - продолжал он, уводя поэта дальше в толпу. Осиротевшее блюдо с блинами Милеанэль поставила на общий стол. Прыгать перед бардом она не могла: уж больно подозрительно.

- Ну шо? – Аннетка вынырнула из толпы и ухватила товарку под локоть.

- Ну все, жди, - солгала эльфка. Она извернулась из руки бывшей сокурсницы, как угорь, и поправила лямку дорожной сумки. – Пора мне, дорогая, долг зовет.

- Ну давай, молоднявая моя! – Старушка и чародейка обнялись на прощание. Аннетка обдала Милеанэль запахом, который присущ совсем старым женщинам. – Даст Мелитэле, так свидимся еще!

- Бывай, - бросила эльфка и растворилась в толпе. Теперь нужно было делать ноги до момента, когда Анька осознает, что рецепт-то сработал, но не на том человеке.

Милеанэль покинула Оксенфурт под свистящий шум сгорающего чучела, игру лютни, вой лектора и оглушительный хохот празднующих Бирке горожан. Может быть, желание эльфки когда-нибудь сбудется.

18+

Ночь первая.
Чир-чир-чир – жалобно скрипела старая тахта. Ахх-Аааах! – вторили этому скрипу женские стоны. Жаркие, несдержанные.
— Лютик, – ее голос прозвучал хрипло, но хорошо различимо.
По всему было видно, что женщина не робкого десятка – шутка ли, оседлать мужчину и уже порядочное время балансировать на.. кхм.. Ааах! – снова сорвалось с ее раскрасневшихся от жарких поцелуев губ.
При каждом движении ее тело красиво изгибалось – ей было чем похвастать, – а ладони маэстро смело оглаживали ее бедра, сжимали упругие ягодицы. Ей это нравилось, а он – не стеснялся. Да и что стесняться, когда все на виду – идеальной формы грудь колышется от движений, а прелестница сама так бесстыдно сжимает ее в ладонях. Дразнит. Не иначе. А уж когда взгляд опускается ниже...
Жар и напряжение буквально витали в воздухе. Дышать было тяжело. Но удовольствие.. Святой Лебеда, – какое же это было удовольствие.
Тахта заскрипела чаще, пальцы крепче сжали шикарную задницу, притягивая женщину к себе. А то мало ли. С этой чертовки станется выкинуть какой-нибудь фокус. Но только не в самом конце. Уух!
— Маргарита…
— Что? Маргарита? – вслух произнесла Бри, просыпаясь.
Сон произвел на нее ненужное впечатление – пришлось пониже опустить слишком задравшуюся вверх нательную рубаху.

Ночь вторая.
Нет, кровать не скрипела, но с каждым движением покачивалась и ударялась изголовьем в стену. Звук был характерный, с четко определимым ритмом, поэтому постояльцы, поселившиеся в соседней комнате, прекрасно догадывались, чем именно заняты их соседи.
— Лютик, – горячо воскликнула женщина.
Он ничего не ответил. Наверное уже пожалел, что дама оказалась не связанной – та с каждым его резким толчком вперед становилась все более неукротимой и грозила разодрать ему плечо. Но как горяча, чертовка. Можно и рискнуть.
Стройные ноги крепко обхватили его торс; проказница хоть и дышала часто, сдержанно постанывала, но контроля над собой пока не теряла – взглядом жгла лукавым и, выдернув из уже помятой шапочки перо, пыталась щекотать им своего пылкого любовника. Впрочем не долго. Движения участились, и женщина застонала в полный голос.
— Фринга…
Бригитта проснулась.
— Да что за ерунда? – глядя в потолок, произнесла она. Несмотря на то, что в окно заметно поддувало, ей было жарко.

Ночь третья.
— Лютик, – обжигая его ухо, шепнула женщина.
От ласк ее бросило в жар, пусть были они, в сущности, невинны – он оглаживал ладонью ее бедро, пересчитал пальцами каждую завитушку искусно вязаного кружева на белье, со всей деликатностью – дабы не порвать и не попортить, – сдвинул трусики вниз. Женщина чаще задышала. Контраст – разгоряченная кожа и прохладная каменная стена за спиной, – возбуждал ее. Но не сильнее, чем ловкие пальцы маэстро.
Белье съехало вниз по длинным стройным ногам, упало на пол. Это было последнее препятствие – задранная юбка ничуть не мешала, – стоящее на пути удовольствия. И они не стали тянуть. Женщина вдруг вздохнула и, прикрывая уже подернутые пеленой возбуждения глаза, обхватила барда за плечи. Ей было хорошо. Он придерживал ее под коленку, двигался умело и, казалось, намеренно дразнил, шепча ей на ухо:
— Мирайль…
Бригитта проснулась.

— Это просто невыносимо!
Скинув на пол измятое и влажное от пота одеяло, она вскочила с кровати и бросилась к окну. Свежий ночной воздух быстро привел ее в чувства. Но – третью ночь подряд! – безумие это ей порядком надоело. Нужно было предпринять какие-то действия.
Выудив из конторки лист бумаги, Бригитта обмакнула перо в чернила.

Я Вам пишу сию записку,
Чтоб непременно Вам сказать:
Оставьте Вы меня в покое –
Довольно разум мой терзать.

Да, вы прекрасны, знамениты,
Талант Ваш делает Вам честь,
Но это просто невозможно!
Скажите: совесть у Вас есть?

В снах прекратите мне являться,
Уж третью ночь нет сил терпеть.
Как Вы других девиц еб**е,
Не собираюсь я смотреть.

Сперва магичка с пышной грудью,
Затем неведомая жрица,
Еще и эльфка крови Elle.
Я не готова с сим мириться.

И коль хотите ласки, страсти,
Оргазмов, криков «Господин!»,
Извольте хоть разок явиться
Без баб – один!

Исполнение желания Лютика

Зарисовка

— Так?
— Нет, стой, не так, давай чуть левее, — бард поерзал на месте, потерся спиной о стоящую за ним жрицу и чуть наклонил голову вперед. Шапочка мягко соскользнула с его волос и приземлилась на яркие мягкие подушки, которыми было завалено практически всё пространство вокруг.
— Ла-а-адно, — лениво протянула малость захмелевшая Фринга и сместила руки ближе к шее, нажала чуть сильнее, провела большими пальцами по шее вверх и спустилась обратно к седьмому позвонку. Стоя на коленях за спиной Лютика, она не спеша массировала его плечи, то уделяя немало внимания его шее, то позволяя своим рукам скользнуть под ворот рубашки к ключицам.
— А теперь всё как надо? — Прошептала Фринга, почти касаясь губами уха барда.
— Да-а-а, хорошо-то как, — прикрыв глаза, разомлевший от массажа Лютик улыбался словно довольный кот, объевшийся вкусной нажористой сметаной. — Принимается.
И стоило ему произнести последнее слово, как Фринга тут же оторвала руки от его шеи и, негромко посмеиваясь, плюхнулась на подушки перед бардом. В ее руке мгновенно оказался бокал с портвейном, лучшим — если верить Лютику — в Новиграде, такого нигде не найти, даже если очень постараешься.
— Так, раз желание исполнено, играем снова! В этот раз я точно смогу победить, вот увидишь, — она поставила бокал на небольшой столик, почти затерявшийся среди подушек, уселась поудобнее и подняла с доски пять костей с шестью гранями. — На что играем?
По губам Лютика скользнула хитрющая улыбка. О, Фринга уже видела ее целых два раза и после каждой она проигрывала.
— Мы могли бы.., — начал было бард, но жрица резко словно дикая кошка перегнулась перед стол и зажала рот Лютика ладонью; заглянула в его глаза.
— Ой, ну вот не надо, ты не можешь побеждать вечно, а я еще могу отыграться и тогда тебе придется.. играем на желание в общем, согласен? Согласен. Хватай свои кости. — Она убрала руку с его лица, напоследок проведя подушечками пальцем по его губам и задержав игривый взгляд на глазах барда чуть дольше, чем следовало бы, и вернулась на подушку, готовая выгрызать себе путь к победе, однако перед этим она снова взяла бокал с портвейном и в два глотка осушила его.
— О-о-ох, и правда хороший, давно такой не пила.
Потому что уже неприлично долгое время была на мели и не могла себе позволить сразу и прекрасный бордель, где не боишься подцепить жуткую болячку от одного лишь взгляда побитой жизнью проститутки, и приличный алкоголь, от вкуса и запаха которого не тянет забраться под стол и сразу всё выблевать.
— Ты готова, голубушка? — Лютик подхватил кости с доски так же нежно, как и прикасался к струнам своей лютни. Фринга даже засмотрелась, а еще подумала, что хотела бы увидеть — и почувствовать — на что еще способны эти пальцы. Эту мысль тем не менее пришлось очень быстро от себя отогнать.
— Спрашиваешь еще, всегда готова!
Культистка, нахмурив брови, перемешала кости в кулаке и с задумчивым видом, бросила их на доску. Результат вышел.. неоднозначным, но после броска Лютика он был быстро переквалифицирован в неудачные.
— Да как так-то?! Да ты мухлюешь, что у тебя за кости такие странные, почему так?!
— У меня самые обычные кости, — бард разливал крепленое вино по бокалам, нисколько не скрывая довольной улыбки. Точно кот, теперь уже стянувший и нажористую рыбку в добавок к сметане. — Думаешь, что если мы поменяемся, то что-то изменится? — Проворковал он, подавая обиженной Фринге вино. Его взгляд скользнул по ее фигуре и культистка, будь она более трезвой и сосредоточенной, обязательно это заметила бы. Но не сейчас.
— Да, именно так я и думаю, — она и правда звучала обиженной. — Давай меняться, а?
И они поменялись. И следующий раунд даже был за Фрингой, из-за чего она жуть как повеселела, однако третий раунд — решающий — оказался за Лютиком.
— Да как так-то?! — Завела она свою старую песню. — Нельзя, нельзя так играть, Люти-и-ик, не знаю как, но это нечестно.
— Всё честно, сама видела, — подхватив со стола бокал, Лютик развалился на подушках, — мы даже поменялись костями и.. мы же на желание играли, да? — Его взгляд скользнул по щебечущим неподалеку девочкам и вернулся к Фринге, сверлящей его взглядом. Снова едва уловимо коснулся ее фигуры.
— С тебя рубашка, — не сказал, а промурлыкал Лютик.
— Ай хитрая задница, — с прищуром беззлобно проворчала жрица.
Она медленно, потому что ей на самом деле нравилось как бард смотрит на нее, развязала завязки у самого ворота, подхватила рубашку за полы и не спеша стянула ее через голову. Белья Фринга не носила. Ее темные соски без зазрения совести требовали внимания, желательно пристального.
— Давай так, — вдруг заговорила жрица, — еще один раунд, решающий, вот прямо последний и он будет на желание. Как тебе идея? — Фринга опрокинула в себя бокал портвейна, который наполнила минутой ранее проплывающая мимо алькова фея проституции. Пара капель густого ароматного вина скользнула по ее бархатистой коже аккурат между грудей и затерялась где-то в районе пояса штанов. По телу пробежало стадо довольно крупных мурашек.
Известный не только в узких, но и в довольно широких кругах бард, подперев щеку кулаком, с удовольствием наблюдал за своей соперницей и заодно обдумывал ее предложение. Выгодное ли оно? Сулит ли что-то занимательное? Стоит ли?
Ой, да что там раздумывать!
— Мне очень нравится, — Лютик приподнялся с мягких уютных подушек, оперся о небольшой столик и, поймав сверкающий взгляд Фринги, озарил алков своей улыбкой. Жрица готова была поклясться, что видела во взгляде барда что-то зловещее, он точно что-то задумал и его стоило бы вывести на чистую воду, но.. сначала хотелось с ним сыграть. Да и как вообще можно думать о чем-то важном и серьезном, тем более о зловещих заговорах, когда перед тобой такой очаровательный бард?
— Играем всё те же три раунда до двух побед, ты начинаешь, — не сказал, а практически пропел Лютик, умудрившийся между слов пригубить бокал. Крепленое вино окрасило его губы в бордовый оттенок.
— А вот и начну! — Фринга, почти готовая молиться великому Кораму о победе в чертовых костях, потрясла в кулаке пять кубиков и, закусив от волнения нижнюю губу, кинула их на доску.
Выпали две пятерки, шестерка, тройка и единица. Результат, если честно, весьма сомнительный, но культистка не спешила опускать руки и готовила перебросить сразу три кости.
Тихонько хмыкнув, известнейший на Севере бард, бросил свой набор костей и получил не менее занимательный результат: две единицы, двойку, четверку и шестерку.
Игроки переглянулись, перекинулись ухмылками и, понадеявшись на Госпожу Удачу, перебросили неугодные кости. Бросали отчаянно и набросали целый сет против двух пар. Первый раунд оказался за Фрингой, однако такое уже случалось с ней, так что радоваться жрица не спешила.
— Второй раунд, — протянула она с улыбкой, покачивая рукой с костями.
И сразились они в битве жестокой, и вышел из нее Лютик победителем со своим каре, и молвил он сладко:
— Выкуси, второй раунд за мной.
И схлестнулись они в решающем раунде, словно бились не на желание, а на смерть! Фринга как следует постаралась, рискнула, считай, всем и выбила себе каре..а Лютик? Прославленный бард смог добраться лишь до фул-хауса.
— Ха-ха-ха, жалкий фул-хаус, да это ничто! — Она хохотала на весь бордель и, опьяненная своей победой, рукоплескала. Что интересно, проигравший Лютик не проливал горькие слезы, не сыпал проклятиями и не угрожал, а, изобразив печаль, наслаждался портвейном.
Он ждал, когда Фринга наконец насладится вкусом победы и вспомнит, что играли они вообще-то на желание и было бы неплохо загадать его прямо сейчас, потому что на утро или тем более через несколько дней, недель или даже месяцев оно потеряет свой особый шарм.
— Желание, голубушка моя ненаглядная, — напомнил он, расплываясь в улыбке и подливая сопернице вина. Ах, оно лилось бесконечной сладостной рекой в этом прекрасном борделе. Но по другому и быть не могло, ведь Шалфей и Розмарин принадлежал лучшему из лучших в Новиграде.
— Вот я и победила, вот желание моё. Как я и хотела. — Ее взгляд гулял по борделю, одна мысль спешила сменить другую, а губы, неравномерно окрашенные крепленым вином в бордовый, хранили молчание. Фринга из Маллеоры думала.
Впрочем, недолго.
Ей хватило пары минут и короткого взгляда на Лютика, чтобы определиться с желаемым.
Фринга, полностью увлеченная собственными фантазиями, позволила себе применить щепотку магии на шторы, которые под ее воздействием сорвались с места и поспешили закрыть парочку от посторонних глаз. Тихонько ойкнула и отпрянула в сторону проходящая мимо фея любви и наслаждения. Смялось перо на знаменитой шапочке, когда Фринга уперлась о подушку, где валялся головной убор, коленом и впилась в губы барда, вынуждая его упасть спиной на подушки.
Их поцелуй, наполненный страстью и желанием, был долог. Их одежда в самые кратчайшие сроки оказалась где угодно, но только не на теле. Преимущество Фринги, прижавшей Лютика лопатками к подушкам, было столь же недолговечно, как и дружба между чародейками. Его горячие руки скользили по ее телу, а губы словно стремились повторить этот незабываемый путь, но то и дело сбивались и то возвращались, то останавливались на месте. Фринга млела под умелыми руками; содрагалась под чувственными губами и уже не помнила ни про игру в кости, ни про конечный счет, ни про желания. У нее осталась лишь одна мысль, ставшая путеводной звездой и не позволяющая жрице потеряться в лабиринте наслаждения. Фринге хотелось больше и она нисколько не стеснялась говорить — в данном случае не словами, а телом — об этом.
Лютик понимал. Звезды, он всё видел, но играл с Фрингой, растягивал удовольствие и откровенно веселился, чем ужасно раззадоривал и в то же время раздражал культистку.
— Пауком молю, хватит, или я.. или я, — угроза была готова, но она легко ушла в тихий стон, навсегда потерявшись, когда бард ушел дальше ласк.
— А то что? — Его горячий шепот обжег ухо и потерялся алькове.