Aen Hanse. Мир ведьмака |
|
|
Приветствуем вас на ролевой игре "Aen Hanse. Мир ведьмака"!
Рейтинг игры 18+ Осень 1272. У Хиппиры развернулось одно из самых масштабных сражений Третьей Северной войны. Несмотря на то, что обе стороны не собирались уступать, главнокомандующие обеих армий приняли решение трубить отступление и сесть за стол переговоров, итогом которых стало объявленное перемирие. Вспышка болезни сделала военные действия невозможными. Нильфгаарду и Северным Королевствам пришлось срочно отводить войска. Не сразу, но короли пришли к соглашению по поводу деления территорий.
Поддержите нас на ТОПах! Будем рады увидеть ваши отзывы.
Наша цель — сделать этот проект активным, живым и уютным, чтоб даже через много лет от него оставались приятные воспоминания. Нам нужны вы! Игроки, полные идей, любящие мир "Ведьмака" так же, как и мы. Приходите к нам и оставайтесь с нами! |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » Эхо минувших дней » [15 мая, 1262] - В саду земных наслаждений
Время: середина мая 1262 год.
Место: Туссент, Боклер.
Участники: Лютик и Ласочка.
Предисловие:
Томясь минутой ожиданья
По счету где-то тридцать первой,
Я жаждал нашего свиданья
И мерил сад шагами нервно.
«Пожалуй, нет меня счастливей» —
Я думал, ваш платок сминая.
Но вы б могли поторопиться,
Уж коли я вас ожидаю.
[icon]https://i.imgur.com/HfiCT9X.png[/icon]
Отредактировано Лютик (06.04.20 22:47)
Воздух, свежий и прохладный, наполненный ароматами глицинии с едва уловимыми нотками акации кружил голову. Хотя, возможно, дело было в вине, чей букет ничуть не уступал в приятности, а вкус был хорош настолько, что ограничиться одним бокалом попросту не получалось. Но что такое пара бокалов для бывалого дегустатора, который за день умудрялся перепробовать несколько сортов к ряду, оценивая не только их букет, вкус и послевкусие, но и количество винного камня на дне бутылки? Нет, причина была определённо в другом. В другой, если быть точнее. И если уж совсем вдаваться в конкретику, то винить стоило княгиню Анну Генриетту, с которой у поэта было назначено свидание здесь и сейчас.
Здесь он пребывал уже достаточно долго, чтобы ночной холодок успел пробраться за шиворот, нивелируя хмельной жар. А вот «сейчас» всё никак не наступало, растягиваясь на временной оси томительной неопределённостью.
Лютик плотнее запахнул полы плаща и поправил лютню, чуть вольготнее устраиваясь на скамейке. Его пальцы в лёгком касании пробежались по струнам, тихими мелодичными переливами заполняя тишину дворцового сада. Порой он сам вторил мелодии, мурлыкая что-то неразборчивое себе под нос. Потом неожиданно замолкал в отсутствие подходящей рифмы, но через некоторое время снова подавал голос.
...Прошло еще не меньше часа,
Но вас по-прежнему не видно.
Я протоптал в саду тропинки.
Где носит вас? — мне любопытно.
Признаться откровенно, он уже несколько раз успевал потерять терпение. Правда, довольно быстро его находил, напоминая себе, что у Анариетты, в отличие от прочих его увлечений, могли найтись иные неотложные дела или возникнуть трудности, совершенно от неё независящие. Как никак, а быть титулованной особой нелёгкий труд. Ну, а княгиней, решившейся на тайное рандеву, — тем паче.
«Но ведь она всегда могла отправить кого-нибудь с весточкой,» — думал он, пребывая в противоречивых настроениях. И эта мысль никак не давала Лютику покоя, заставляя испытывать некоторую обиду, если не сказать раздражение.
Ах, если вы вдруг не придёте
В ближайшие минут пятнадцать...
То по борделям и трактирам
Я буду до утра скитаться.
Кажется, невдалеке по мощённым дорожкам сада послышался шелест шагов. Загасив ладонью последние звуки лютни, бард прислушался. И верно, кто-то торопился и определённо в его сторону. Лютик расплылся в счастливой улыбке, привставая со скамейки. Финальные строчки, сложившиеся в голове сами собой, так там и остались.
Но только стоило подумать
И вспомнить об иных забавах -
Ко мне явились Вы! О чудо!
Иного мне уже не надо...
[icon]https://i.imgur.com/HfiCT9X.png[/icon]
Отредактировано Лютик (06.04.20 22:47)
Всё, чем занималась Анариетта, носило статус неоспоримой важности. Будь то сон, аудиенция или подбор платья. Особенно подбор платья.
Глубоким вечером назначена встреча в беседке, удачно скрытой раскидистыми деревьями и стеной Боклера, так что стоило бы подготовиться, а не писать уже третье письмо. Но что поделаешь? Супруг наказал в последней весточке — надобно исполнять.
Ворох дел, ворох забот, но за переработки никто княжну не похвалит, а потому — самое время наряжаться. Не так, чтобы издалека заметили, скорее, чтобы и вовсе глаз не зацепился, но с той долей изысканности, которая присуща только герцогине.
На выбор висит три платья, но всё не то. А время идёт. Идёт и подгоняет на встречу с тем, кто будоражит не только мысли. И стоило Анне Генриетте подумать об этом, как она уже не видит свои наряды, разум крепко схватили фантазии, в которых менестрель держит в руках не лютню, а герцогиню, но действует всё так же умело и с душой. И всё. Нет Ласочки «дома», она уехала в страну грёз, которые можно было бы воплотить в жизнь, но не срослось.
Совершенно без какой-либо умственной составляющей, но с помощью служанки Анариетта выскользнула из платья и уже одной ногой была в новом наряде, как в дверь постучали.
– Ваша Милость! Граф Лебьер желает аудиенции, — раздался зычный голосок слуги.
– Мы уже не принимаем, — стоя по колено в двух платьях.
– Граф настаивает, — не унимались за дверью.
– Мы с радостью и почтением примем его завтра! — всё так же в платьях.
– Граф очень сильно настаивает!
Герцогиня заметалась между долгом и желанием, не зная правильного ответа. Закусила губу, осмотрела наряды.
– Так тому и быть. Но мы против долгой встречи, — и ножку из простого платья вынула. Всё равно оно ей не очень нравилось. Треть часа прошла в компании Графа, а затем вновь возникли муки выбора между синим, зелёным и жёлтым, покуда не вошла одна из служанок.
Такую же удивительную лёгкость и радость Анариетта помнила ещё из детства, когда они с Сианной устраивали очередную проказу. Этот азарт и нетерпение, адреналин, бушующий в крови, всё давало сил и ускорения — герцогиня почти летела по мощёным дорожкам, опаздывая на свидание.
Такой красивый и желанный виконт ждал её наперевес со своей неизменной спутницей под сенью беседки, имея при том дюже радостное выражение лица.
«Дождался...»
Как супротив такого устоять? Взметнулся подол простого голубого платья из мягкого льна, плавные волны золотистых локонов рассыпались по спине, каблучки оторвались от земли. Она так скучала, так жаждала встречи, что не боясь ни бога, ни чёрта отбросила нормы морали и приличий, позабыла себя и без промедления припала к губам промеж эспаньолки. Ещё успеет невинно похлопать ресницами, ещё успеет прошептать «остановись, Лютик», ещё успеет насладиться разговором. А вот нежно поцеловать может быть и нет — умрёт от счастья раньше.
Анариетта целовала с той пылкостью и жадностью, на которые способна изголодавшаяся по ласке женщина, запамятовавшая обо всём на свете. Пусть пропадёт всё пропадом, а Раймунд никогда не вернётся, потому что сейчас то самое мгновение, от которого хотелось задохнуться.
Сегодня она не была княгиней всея Туссента, сегодня она была без короны и сложной причёски, без изумительного платья, без свиты и охраны. Вряд ли Анну кто-то узнает, даже если будет рассматривать в упор её родинки на щеках, потому что она совершенно иная. И таковой пробудет в объятьях Лютика до утра.
Благородные дамы, бесспорно, имели своё особенное очарование. Чего только стоила эта горделивая осанка, неторопливая грация, продуманный до мельчайших деталей образ — будь то складочка на рукаве или завиток безупречной причёски. Своей идеальностью они напоминали скульптуры эльфских мастеров, на которые можно было любоваться часами. Они были прекрасны. А как известно, к прекрасному всегда хочется прикоснуться.
Восхититься мягкой нежностью фарфоровой кожи, не имеющий ничего общего с холодом мрамора. Почувствовать её дурманящий запах. Узнать, что от жарких поцелует она готова вспыхивать стыдливым румянцем и также обжигать своим жаром в моменты редкого удовольствия.
И всё же... Как и всякому садовому цветку, выросшему в теплице, не хватало им той естественной живости, лёгкой непосредственности и неповторимости, что присуща луговым колокольчикам и незабудкам с ромашками.
Анна Генриетта, находящаяся сейчас в пылких и одновременно бережных объятиях поэта, умудрялась совмещать в себе все прелести обоих лагерей. Величественная и недоступная, хранящая уверенное спокойствие и даже некоторую отстранённость на аудиенциях, она нет нет да и ухитрялась кинуть на Лютика озорной взгляд, в чьей синеве с наслаждением плескались черти. В такие моменты у поэта перехватывало дыхание, а сердце срывалось в бешеном стаккато. Она была очаровательно непредсказуемой в своих поступках. А ещё диво как хороша в простом голубом платьице, обнявшим её стройный стан в отсутствие корсета.
Губы, мягкие и податливые, не давали ни шанса оставить их без ответной ласки. Также надлежало испросить с них и за длительное ожидание, забывая между делом, что ещё нужно дышать. Да и кого волнует такая мелочь, когда единственное желание — это утонуть в синем омуте её глаз, распугав оттуда чертей. Но нет. И не потому, что пора бы уже сделать вдох, а потому, что тихое лязганье доспехов и хруст камушков выдало приближение дозорного.
Не долго думая, Лютик подхватил на руки герцогиню, унося её в глубину беседки. Он уже давно и заранее договорился звонкой монетой со стражниками о том, что совершенно незачем беспокоить господина поэта в процессе поиска вдохновения. В ответ хранители порядка только ухмыльнувшись покивали — подобные просьбы в этих краях были не редкостью, учитывая особенности традиционного времяпрепровождения. Как говаривал один рыцарь, преудивительнейший и прекрасный Боклер, любовных чар полный, к тому располагал и всячески способствовал.
Пурпурный теплый плащ был расстелен на зелёной поляне, что укромным островком притаилась среди ещё не распустившихся кустовых роз. Чем не повод жаться друг другу плотнее, чтобы избежать укоризненных уколов? Впрочем, Лютику никакого повода не требовалось. Генриетта была прекрасна, и как уже говорилось, к прекрасному руки тянулись сами собой.
— Я боялся, что ты не придёшь… — наконец-то выдохнул Лютик, переводя дыхание.
Бард заглянул в разрумянившееся лицо герцогини, запоминая каждый, даже самый незначительный штрих. Кажется, он снова влюбился. Снова и в очередной раз в её глаза, губы, прерывистое дыхание, касание тонких изнеженных пальчиков, в родинки на щеках и едва заметную россыпь веснушек. Пожалуй, он мог бы ждать её вечность, но…
— В самом деле, это немилосердно, задерживаться на такую пропасть времени, когда на счету каждая секунда.
[icon]https://i.imgur.com/HfiCT9X.png[/icon]
Отредактировано Лютик (06.04.20 22:47)
А ведь если так подумать, то оба оккупанта беседки имели схожие опасения: встречи не состоится. И если Анариетта боялась, что бард устанет её ждать и просто усандалит в неизвестном направлении, то Лютик выдал в свет переживания насчёт неявки своей зазнобы. Кто-то страшился действия, кто-то бездействия, но в конечном итоге пугали только одиночество и пренебрежение. И это, в общем-то, казалось княгине очень милым.
– Как же я могла не явиться? — промурлыкала герцогиня, но тут же прикусила свой язык, услышав дополнительные оговорки менестреля, – Да как ты смеешь? — мгновенная метаморфоза из ласковой кошечки в злобного котолака, который сейчас разорвёт Лютика на тысячу маленьких виконтов, – Мне пришлось трижды наступить графу на сапог, пока тот уверовал в тщетность беседы! А это, между прочим, крайне сложно, — хоть и грозный, но шёпот обуславливался возможным кривым путём дозорного.
А то ведь ещё подумает, что стоит спасти милсдаря от слишком нервной особы, а эта нервная особа тебя потом из княжества попрёт. Вот кому оно надобно?
«Вот ведь!» — бесспорно.
«Каков подлец!» — несомненно.
«Такой красивый!» — вот именно.
Ветер настроений переменился, и Анна Генриетта решила оставить обвинения, ибо страсть как захотелось улыбнуться, пробежавшись ладошкой по лиловому рукаву.
– Есть и благие вести, — Её Милость хитро глянула на любовника, – Граф настаивает на визите в Верментино. Он нервничает из-за нового сорта винограда. По его словам, он ничем не уступит Фьорано, а ты в нём сведущ даже поболе моего. Не хочешь составить компанию? — так нежно и ласково ещё никто и никогда не предлагал опохмелиться, учитывая корзинку поодаль от Лютика.
Заглядывая в светлые глаза своего визави Ласочка ожидала не меньше, чем радости и готовности отправиться хоть на край света. Ну, такое, когда говоришь возлюбленному про одни черевички, а он тебе всю витрину. Отклик, всё дело в отклике!
На мгновение ей подумалось, что бард является полной противоположностью Раймунда, но оно и к лучшему. Ведь дражайший супруг нашёл бы тысячу причин, чтобы не дождаться её в беседке ночью, а от поездки на виноградник и вовсе бы отмахнулся, как от назойливой мухи. Хотя, может быть всё дело и в подаче. Вот, например, как сейчас.
Венценосную кокетку так и тянет прервать беседу на ласку, но о том не скажет и не свершит, лишь закусит безвинно нижнюю губу, чтоб уже в следующий момент сделать вид, будто наслаждается красотою распустившегося розового бутона. Красота красотою, а грудка всё равно подёрнется от нервного вздоха, как бы невзначай коснувшись Лютика. И что-то такое вот опять в настроениях юной княжны, а потом: – А у тебя яблочка нет?
И сиди теперь, думай: то ли соглашаться на виноградники, то ли кинуться на яблоню, то ли за грудь хватать.
— В ярости ты еще прекрасней! — Лютик восхищенно подхватил порыв и пальчики герцогини, прижав их к губам раньше, чем сами они могли встретиться с его щекой.
Что и говорить, а с Анариеттой приходилось действовать на опережение. Чувствовать подвох уже в одной недовольно вздернутой бровке, в одном нервном движении плечиком, в одном сурово брошенном взгляде... всего один шанс, чтобы костерок, в тепле которого ты до недавнего времени с удовольствием грелся, не подпалил тебе пятки, а там и не оставил на полянке черепок в груде пепла.
Это неимоверно бодрило и было с родни тому чувству, которое испытывает всякий рулевой, заставляя свой корабль лавировать между торчащими из воды скалами. К счастью, Лютик был мореплавателем опытным, потому обычно выходил сухим из воды. Исключения составляли лишь те случаи, когда в руках менестреля вместо штурвала оказывалась бутылка или же иная девичья талия, но скорее всё вместе. Ибо, как гласит народная мудрость, мастерство не пропьёшь, а проебать-таки можешь. Впрочем, даже у этих исключений случались исключения, но мы отвлеклись.
Подобное безрассудное легкомыслие в случае Анариетты допускать было смерти подобно. Но на подобные выкрутасы поэт доселе не отваживался не из страха смерти, а скорее из чувства искренней влюблённости.
Стих металлический лязг шагов. На пост заступили сверчки, мягко нарезая тишину своим мерным цокотом. Ближе к утру, когда темень ночного неба станет менее непроглядной, проснутся ранние птахи и наполнят сад редкой красоты трелями. Но это ещё совсем не скоро, если мерить времяощущением человека ожидающего и этим ожиданием томимого. И почти ничто, если говорить о дождавшихся.
Как бы невзначай Лютик потянул за шнурочек. Тот, даже не думая упрямиться, с охотой распустил узелок, и рукав, ничем боле не удерживаемый, скользнул вниз, оголяя плечико герцогини. Судя по открытому взгляду трубадура, который все это время был прикован к лицу Анны Генриетты и даже вскользь не съехал к только что обнажившемуся участку тела, бард если и имел какое-то отношение к случившемуся, то исключительно ввиду случайности. Которую, правда, довольно скоро решил отметить, запечатлев поцелуй на тонкой ключице.
— Ну, раз граф настаивает и нервничает, — не удовлетворившись одним эпизодом, губы поэта снова прикоснулись к прекрасному. На этот раз к шее, где под тонкой нежной кожей пульсировала голубая венка, — то я готов прийти к нему на помощь. В любое время дня и ночи, а то и вовсе весь день напролёт.
Платье, чьи жизненно важные тесёмки и узелки были давно изучены и к настоящему моменту уже распущены, постепенно шло на попятную, сдавая позиции на теле герцогини. Лютик подумывал – если это вообще уместно в данной ситуации — перейти к активному наступлению, как вдруг её светлости захотелось яблочка.
— Яблочка? – растерянно переспросил трубадур, нехотя отвлекаясь от своей завоевательской деятельности, - Ах, яблочка! Сейчас. Где-то определённо… — он потянулся в сторону, нашаривая что-то рукой, но, не найдя искомого, таки вытянул поближе целую корзину.
Что и говорить, Лютик оказался довольно предусмотрительным малым. Помимо нескольких яблок и кисти винограда в корзине так же нашлись ломоть хлеб, горстка орехов, а ещё бутылка красного вина, как бы притаившаяся в ожидании подходящего момента.
— Прошу. Любой каприз.., — обворожительно улыбнулся бард, вкладывая наливное в ладошку Генриетты. Захватнические мероприятия за право обладания телом августейшей особы откладывались на неопределённый срок. Но отступать Лютик не планировал.
[icon]https://i.imgur.com/HfiCT9X.png[/icon]
Отредактировано Лютик (06.04.20 22:47)
Если рассматривать Лютика не через призму большого и светлого чувства, то может быть его фантазийная шапочка была бы обычной тюбетейкой с пером, руки не были бы такими изящными, а всего лишь натруженными лютней, и весь лик был бы не приятным и милым сердцу, а просто стандартно симпатичным. Но хитрость не пропьёшь и в ломбард не заложишь, а схватка с девичьим упрямством оставит барда точно в победителях. Вот как без нежности смотреть в его глаза, когда виконт с таким восторгом сообщает тебе, что ярость твоя прекрасна? Как иначе вздыхать, без должной трепетности, когда губы ласкают тонкую кожу, попутно выдавая желанную информацию? Как не улыбнуться ласково, коли у него и яблочко имеется? Вот ведь проныра! Завоёвывает очки в глазах княжны даже не напрягаясь, играючи, без лишней скромности.
– Ходят слухи, что у нас, в Туссенте, через трое суток откроется новая ресторация. Так же поговаривают, что повар для неё прибыл из Офира, — яблочком хрусть, голубым глазом зырк.
Да, у всех бывает неутолимая жажда чего-то неизведанного. Вдруг всего одной специей заграничный кулинар сможет не просто изнасиловать вкусовые рецепторы, а именно подарить райское блаженство? Ну, или Её Милость просто жаждет и в пир, и в мир, и в добрые люди. Сейчас вот ещё доберётся до красного, которое притаилось в корзиночке, так вообще потребует вести её в трактир на танцы. Мало ли, на что она там горазда, когда отшибло всякие манеры?
Когда бы папенька узнал, что его дражайший ангелочек будет млеть в руках какого-то барда, даже не поддерживая распустившийся лиф? Ужас! Какая оказия! Да его бы удар хватил, ведь не может благородная герцогиня себя так вести! Но ведёт. И более того, находит в этом отголоски давнего азарта. Того самого, при котором закидать нильфгардского посла горящими шарами с рыбьим жиром казалось весёлым и абсолютно подобающим.
– А то ведь завтра мы к графу, — перечисляя культурную программу мурлыкающим тоном, – Послезавтра весь день аудиенции. На третий день нам и заняться нечем! — и платьишко оправила, посчитав «новое» декольте недостаточно глубоким. Неровен час в это самое неглубокое декольте мог бы провалиться один полноценный Лютик, что лишь пятки бы звёздному небу демонстрировал, но тем не менее — недостаточно!
Треть яблочка была уничтожена, а оставшееся передано любовнику на хранение. Вот начнут выпивать, а как же она без закуски? Разомлеет ещё! И вот то ли продолжать о высоком и приятном, то ли вернуться к тесёмочкам и завязкам. В общем, было конкретное предложение — надо что-то делать.
Майская ночь оказалась на удивление светла и безоблачна. Сквозь листву, нависающую над беседкой, проглядывалась россыпь созвездий, а тёплый воздух мягко обнимал лицо и плечи. Сладкий розовый запах дурманил не хуже вина или рядом сидящего спутника, от чего княгиня то и дело не отказывала себе в удовольствии облизать сладкие от яблока губы.
– Ах, кажется кто-то опять идёт!
Конечно же никто не шёл, тут и двух мнений быть не может, но другого достойного предлога, чтобы уложить поцелуем Юлиана на лопатки, Анна Генриетта как-то не придумала. А то что же это он? Половину платья распустил, да и оставил на такое долгое время без внимания. Имелось ведь, чем отплатить — зачем вот барду сейчас шарфик и застёгнутый на все пуговки дублет? Жарко поди. В одной рубашке, хоть и с кружевным жабо, ему будет всяко удобнее. И движения не стеснит, да и простор для женских ладошек откроется.
Каждое новое предложение княгини попадало точно в цель, заставляя сердце трубадура сжиматься все сильнее и сильнее.
Сначала это был граф — редкий жмот и скряга, который скорее удавится, чем расширит список приглашенных гостей на одну персону, даже если речь идет о таком известном трубадуре, как Лютик. Возможно, дело было в контузии или ином недуге, поразившим голову достопочтенного графа, однако тот оказался безнадежно глух к доводам поэта о необходимости развлечения гостей. Дескать, к чему лишние расходы, когда есть вино и гвинт, а певчие пташки в саду готовы услаждать слух гостей и за горстку зерна? Лютику не оставалось ничего иного, как, краснея от возмущения, предложить свои услуги в качестве учителя музыки для малолетней дочери графа, упирая на то, что хорошее образование в будущем поспособствует более успешной партии, а выгодные вложения — это как раз то, чем славится достопочтенный господин, неизменно затыкая за пояс соседей, кои наняли в качестве преподавателя куда менее именитого музыканта.
Но мало было Лютику этих мучений, теперь главной причиной его головных болей станет новая ресторация с заморской кухней и как следствие с непомерными ценами и аппетитами ее владельца, куда надлежит умудриться попасть в самый востребованный день и час.
— Ресторация с офирским поваром — это, конечно, хорошо, хоть и слишком остро; но что ты скажешь о концерте Сесилии Беланте, восходящей звездочке Туссента, которой благоволит сама хозяйка Мандрагоры? Голосок у нее довольно приятный, а ещё им вполне можно насладиться из гримерки, к слову, весьма удобной для приватных аудиенций...
Откровенно любуясь тем, как герцогиня с удовольствием довольствуется простым яблочком, Лютик поймал себя на мысли, что организацию всех последующих встреч лучше взять на себя, иначе он рискует оказаться без гроша в кармане, а если точнее — по уши в долгах.
Тягостных размышлений, вероятно, было бы больше, кабы не удивительная способность Анариетты затмевать своей красотой не только яркое солнце, но и озарять темноту непроглядной ночи, что уж говорить о каких-то там сумерках. Когда ловкие княжеские пальчики принялись расправляться с его воротничком, от безрадостных мыслей менестреля не осталось и следа. Лютик тоже предпочел не оставаться в должниках, во всяком случае не тут и не с княгиней. Оттого-то платье, которое до сего момента так неторопливо сдавало свои позиции сверху, оказалось бессовестно задрано снизу.
Кто бы мог подумать, что при должной сноровке все эти подъюбники и панталоны могут оказаться не у дел за считанные мгновения, оставляя горячее женское тело на откуп ночной прохладе и чужим прикосновениям, не стесняющимся согревать его всеми доступными и взаимоприятными способами. Обжигать, но не до болезненных покраснений, а до воспоминаний, томительных и сладких, вспыхивающих на щеках стыдливым румянцем на следующий день, а то и по прошествии времени куда более длительному.
[icon]https://i.imgur.com/HfiCT9X.png[/icon]
Отредактировано Лютик (06.04.20 22:46)
Всё же, что-то такое было в менестреле. Бунтарский дух ополченца — не иначе, раз вознамерился августейшим особам юбки натягивать по самые уши. И ладно бы всё упиралось в панталоны, но нет. Не то чтобы в них упираться было нечему, просто не было самих панталонов. Да-да, именно так.
Игривость настроений Анариетты заставила княгиню отбросить воспитание, нормы морали и те самые панталоны по пути на свидание. Если вдруг что, то они в третьей вазе справа. В голове всё было очень чувственно и пылко, а на деле игривые бесята ретировались куда поглубже, оставив напоследок стыдливый румянец и прощальное «мы на такое не подписывались».
В светлой головушке, где изначально правили те самые бесята, был чёткий план, которого следовало придерживаться. Не зря ж поговаривают, что самые страстные из страстных нижнего не носят, чтоб быть во всеоружии, которое сегодня было во главе угла плана развлекательной программы. Но то ли вина было недостаточно, то ли ветерок подул холодный, то ли Лютик такого не ожидал и чуть замешкался, но правящие длани рванули юбки вниз, скрывая то самое и колени для пущего порядку. Ошалелый взгляд вперился в светлые зенки. Вроде не невинна, вроде и Юлиан всё изучил неоднократно, но как-то оно оказалось выше сил и нравственных устоев.
Будто бы значится прогулка верхом, но без седла. А как же оно? Без седла-то? Седло быть обязано! Даже если и не особо нужно, даже если прогулки не случится, но вот без седла никуда.
Вероятно, что стоило как-то объяснить свою решительную стеснительность, учитывая болтающееся на сосках платье, но как? Что вот она сейчас должна изречь? Такой темы на уроках этикета и светского разговора не было, Ласочка точно помнила бы. Оставалось только хватать ртом воздух, прикидываясь немой рыбкой.
Патрулирующей страже в скорости наверняка будет назначена надбавка за труды. Если бы не она, то изменение плоскости было бы невозможно. Заслышав лязгающий звук по ту сторону Анна Генриетта ловко подскочила с пола беседки, увлекая Лютика за колонну, чтобы без объяснения припечатать Панкраца к оной. Страх вот-вот должен был смениться весельем от курьёзности всей ситуации в целом. И чтобы не расхохотаться, выдавая компанию маэстро, герцогиня снискала молчание в поцелуе. Почему-то вдали от тусклого света центра их укрытия отсутствие панталонов преградой не являлось. И если бы виконт не соизволил крепко держать Её Светлость за бёдра, то она всенепременно свалилась бы в колючие розовые кусты.
Сражённый наповал откровенной открытостью княжеских бёдер, Лютик разом растерял все приятные нежности, которыми в любое другое время мог сыпать так же щедро, как краснолюд ругательствами. И только темные брови восхищённо взметнулись вверх, проиллюстрировав и без того многозначительное "Ммм"... Впрочем, восторженное замешательство длилось недолго - ровно столько, сколько бесстыжим глазам было позволено наслаждаться увиденным, покуда властные ручонки не прикрыли золотистые завитки и колени в придачу.
Какое там лязганье? Какой патруль? Когда он уже на пороге открытия таинств этого мира и сопутствующему тому блаженству.
- Но...! - возмущённый шепот поэта был прерван в лучших традициях монарших особ, желающих не выслушивать, но изъясняться самолично, пусть и невербально.
Стоит отдать должное княгине - она умела убеждать и без спекуляции своим титулом, приводя до того веские и приятные аргументы, что Лютик практически сразу согласился, поддержав её точку зрения и изгиб упругих бёдер. Да что там, за столь верный ход мысли он был готов вознести её на пьедестал, но за неимением последнего подсадил на перила беседки. Продолжая безмолвно соглашаться, целуя подставленное плечико, тонкую ключицу, оголённую грудь. В своей солидарности он был готов зайти ещё дальше, и зашёл, но тут дальний розовый куст огорошил бодрым шуршанием. А следом и растянуто-заспанным "о-о-ох".
Поэт потрясённо замер, крепко прижав к себе музу нынешней ночи, стараясь не растерять вдохновения и попутно надеясь сойти за каменную скульптуру, коих в дворцовых садах было предостаточно.
- Коте-де-Блес-ссюр, пжалста! - скомандовал куст, устремив указующий перст сквозь колючие ветки.
Перст пару раз качнулся из стороны в сторону. И упал под звонкий ик его обладателя.
В беседке воцарилась напряжённая тишина.
[icon]https://i.imgur.com/HfiCT9X.png[/icon]
Отредактировано Лютик (06.04.20 22:46)
Майская ночь становилась воистину жаркой. Некогда свежий ветерок уж не мог заставить почувствовать резонанс температур, даже сладковатый запах цветов становился всё более и более безразличным и нечётким. Каждая ласка, будь то мимолётное и лёгкое касание или жадное и требовательное проявление страсти, отзывалась судорожным вздохом и шумным выдохом, срывающимся в стон.
Платье, служившее ныне бесформенным препятствием, повисшим в районе талии, соревновалось в отсутствии значимости со съехавшими штанами менестреля, ведь с рубашкой было покончено парой минут назад. Всё медленно, но верно переходило в разряд локального Беллетейна, славившегося отсутствием нравственности в угоду потаённым желаниям.
Она горела и пылала, купаясь в каждом прикосновении так, как никогда до этого. Более того: ей было исключительно необходимо раздаривать собственное неуёмное желание. И только вся эта неловкая прелюдия переросла во что-то большее, закономерно перейдя в статус полноправного соития, только Анариетте стоило задохнуться от первого внятного стона, только они, значит, перешили к самому важному, как кому-то приспичило махнуть графинчик.
Жар смыло волной леденящего ужаса, да так эффектно, что Её Милость в пору было отдавать придворному стекольщику для фигурного вырезания витражей посредствам самых затвердевших частей женской груди. О том, что бард позже сможет с гордостью заявить, мол, ему в плечи вцепился котолак, можно и вовсе не упоминать.
«Нет. Ну. Уж. Нет.»
Десять из десяти, что сейчас нужно действовать с той же напористостью, с которой обычно берут неприступные крепости. Хотя бы из тех соображений, чтобы некоторые крепости не попадали раньше времени.
– Сию секунду, милейший, – нежнейше изрекла Анна, качнув бёдрами. Ответом на немой вопрос осоловевшего Лютика стала женская ладошка, преднамеренно зажавшая эспаньолку. Мало ли что? У менестреля вон, руки заняты. Обе.
***
После третьей безуспешной попытки правильно затянуть платье Ласочка отдалась в руки своего любовника, правильно посчитав, что тот умеет не только распускать все эти завязочки, но и возвращать в прежнее состояние. Всё ещё было нестерпимо жарко, о чём свидетельствовали румяные щёчки Её Светлости и голубой взгляд с поволокой. Да, там всё ещё значился табун чертей, но уже утоливших первый голод. Ночь протекала своим чередом, заливая всё вокруг лунным светом.
– Останешься сегодня со мной? – вдруг ни с того ни с сего спросила августейшая, – Не желаю возвращаться в постель одна.
Как-нибудь уж проберутся в покои, как-нибудь уж прошмыгнут мимо стражи - с этим можно будет что-то придумать. А вот с тем, что в груди что-то нервно трепыхается, уже нет.
О чем только думал Лютик или, вернее сказать, а думал ли он вообще, когда с готовностью и без промедления брякнул:
- Конечно!
Кто-то из придворных, вероятно, предположит, что тому виной статус и нрав Анариетты, отказывать коей себе дороже; кредиторы будут ссылаться на бедственное положение маэстро, который попросту не захочет коротать пол ночи, пререкаясь с владельцем трактира, у которого остановился и которому задолжал; иные же, кто хоть сколь-нибудь знает Лютика, свалят всё на безусловный рефлекс поэта на слово "кровать"...
... но истина, как всегда, окажется где-то рядом. Где также найдется место и разрумянившемуся личику Анариетты, и её многообещающему взгляду, ну и, разумеется, измятым простыням на пышных перинах княжеского ложа вместо холщовой подстилки, изъеденной молью и кишащей клопами.
Пальцы менестреля довольно быстро управились со всеми завязочками, расправив и оборочки, вернув платью Анариетты первоначальный вид, который, впрочем, совершенно мерк и казался более чем неуместным на разгоряченном княжеском теле.
С другой стороны, слишком грубый, лишенный изысканной мягкости и благородства ткани, наряд её куда эффектней подчёркивал хрупкость и изящество линий, мягкость изгибов, нежность алебастровой кожи, оттенённой легким румянцем, контрастируя с ними так же сильно, как крыши покосившихся трущоб контрастируют с красотой пылающего заката над ними.
- Потревожь тишину ночи,
Тихим зовом меня по имени,
Я к тебе поспешу прийти,
Где б ни шлялся я, где бы ни был я.
Обещай мне встречать рассвет,
Лишь в его теплый свет укутанной,
Чтоб спустя даже много лет
От одной тебя мыслил спутанно.
Потревожь тишину ночи,
Тихим зовом меня по имени...
Не окончив четверостишья, Лютик поцеловал Анариетту в губы. Горячие, мягкие и податливые.
Где-то в дворцовых садах залился трелью соловей. Вскоре к нему присоединилась горихвостка, предвещая наступление рассвета.
[icon]https://i.imgur.com/HfiCT9X.png[/icon]
Отредактировано Лютик (06.04.20 22:46)
Завязочки вновь показались лишними, кожа полыхнула жаром под пальцами менестреля, мысли спутались окончательно. Ох, уж, кстати, эти чёртовы мысли. То они выстраиваются в адекватные логические цепочки, то шарахаются по принципу «сгорел сарай - гори и хата!», что Её Сиятельство однозначно не красило.
Мысль явиться на свидание к любовнику в облике простолюдинки - хорошая. Мысль по пути лишиться нижнего белья - с какой стороны посмотреть. Мысль притащить Лютика в княжеские покои - совершенно наверняка очень плохая.
Но против фактов не попрёшь. Даже если не рассматривать их множество, а взять один единственный, единичный и неоспоримый догмат. Люди склонны путать любовь с невыносимостью одиночества, но Анариетта ничего не спутала. И этого хватало, чтобы любая мысль имела полное право на существование. Даже самая плохая и бредовая.
Каждый раз, когда герцогиня заглядывала в светлые глаза виконта, каждый раз, когда находила смысл между строк, каждый раз, когда он её целовал. Нет, это определённо были звёзды на небосводе, а не на поверхности пруда.
Долгий поцелуй Анна закончила так же внезапно, как его начал Лютик, даже как-то сумела выпутаться из объятий, чуть отойти и подрагивающим шёпотом продекламировать в ответ:
– Поспеши же со мной уйти,
Без опаски и без раздумья.
***
Так повелось испокон веков, что каждый замок закладывался с тайными ходами и лазами, о которых знали лишь члены августейшей четы, правящей в замке. Боклер исключением не был. Ещё будучи совсем маленькими Анариетта с Сианной изучили все потаённые закоулки и ниши, всё сокрытые двери и лже-перегородки, все ходы и выходы.
Ловко минуя дворцовую стражу и сонную прислугу Её Милость воровато добралась до нужной стены, у которой стояла каменная ваза с фигурно остриженной туей. За ней оказалась неприметная узкая дубовая дверь, ведущая в чернеющий лабиринт потайного хода Боклера. Здесь, вопреки ожиданиям и желаниям не было даже свечи, но княгиня прекрасно помнила расстояния от поворота до поворота, измеряя всё шагами. Лютик же болтался где-то позади, ведомый властной ручкой Анариетты.
Всегда можно было бы пройти через парадную дверь собственной спальни, схлестнуться со стражей у входа в опочивальню, мол, всех упеку в башню, но зачем? Шарахаться по пыльным и тёмным коридорам в разы веселее. Элемент нездорового эротизма исключать было нельзя.
Единственной проблемой оставалось то, что дверь, оформленную под стену, в спальню Анны Генриетты закрывал небольшой столик. А на столике значились духи, крема и прочие пахучие мракобесия, заключённые исключительно в стеклянные сосуды. И вспомнила об этом герцогиня только в тот момент, когда всё полетело на пол.
***
– Ветер, – рассеянно буркнула августейшая, натягивая одеяло под самый нос.
– Ветер? – недоверчиво переспросила заспанная служанка из класса «Матрона-мать».
– Ветер! – со всей уверенностью заявила княгиня, густо залившись краской.
– Ветер, – согласилась женщина в чепчике, продолжая разглядывать перевёрнутый на бок стол и разлитые по полу сыворотки, – Убрать сейчас?
– Не надо! – взвизгнула Ласочка, – П-пойдите спать! Всё завтра!
– Слушаюсь, Ваша Милость, – и Матрона, наконец, закрыла дверь с той стороны.
Одеяло тут же было откинуто в сторону, являя миру Юлиана с августейшей ляжкой на плече.
– У тебя ни стыда ни совести! – вроде как недовольна, вроде как ругается, да только по глазам всё ясно. Черти голубых озёр обещали менестрелю реванш.
Оно ведь как бывает? Занимаешься делом совершенно отвлечённым, к примеру, рассказываешь дочке гончара о созвездиях, попутно изучая узор из крошечных родинок на её пояснице и «оп» - подобралась та самая рифма, нашлось то самое заветное слово, которое ты безуспешно искал уже которую неделю, в ходе поисков нередко заглядывая даже на дно бутылки... ну, как тут не записать? Пусть и несколько повременив с событиями, на подобное вдохновившими…
Оттого-то Лютик совершенно не удивился, когда княжеские ручонки ухватились за горшок с туей. Вдруг, именно сейчас, прогуливаясь по своему дворцу в ночное время суток, когда тусклый свет редких светильников совершенно иначе ложится на предметы, а тени скрывают лишние детали, приковывая внимания лишь к сути... так вот, вдруг, именно сейчас Анна Генриетта осознала, что этому горшку место совсем у другой стены?
В конце концов, озарение - оно такое. Не требующее отлагательств. Лютик это понимал, принимал и хотел предложить собственные услуги по реорганизации дворцовой обстановки. Чтобы, ускорив процесс, как можно быстрее убраться из коридоров и перестать боязно озираться по сторонам, рискуя быть пойманным. Но тут что-то глухо скрипнуло, и открылась дверь тайного хода.
- Оу… - восторженно заметил он, облегчённо выдохнул и поспешил следом, двигаясь на ощупь своей провожатой.
***
«Это у меня-то ни стыда ни совести?» - тёмная бровь изогнулась от притворного возмущения.
- Ветер, - невозмутимо откликнулся на упрёк Лютик, легко сдувая оборку задранной юбки с бесстыдно раздвинутых женских ног.
- Ураган, - констатировал он не менее уверенно и подтянул бёдра августейшей ещё ближе, заставляя упасть её на подушки.
***
Утро очередного дня, встреченное на княжеских перинах, было особенно солнечным. Рассветные лучи, заглядывая за края портьеры, без труда добирались до кровати, забирались по простыням и ложились на подушки и лица в ожидании их пробуждения.
Приоткрыв один глаз, тот, что не приходилось щурить от солнца, Лютик осмотрелся вокруг. Рядом, в ворохе белоснежных простыней, тихо посапывала Анариетта. Её изящная ручка мирно покоилась у него на груди. И несмотря на свою невесомость, являлась самым весомым аргументом оставаться в кровати, а не улизнуть втихаря в угоду привычке.
Задержавшись взглядом на женском профиле, он не смог отказать себе в удовольствии в очередной раз изучить изгиб её губ, почти физически ощутив их мягкое прикосновение, скользнуть чуть ниже, по изгибу шеи, останавливаясь на тонких ключицах, и ниже, искренне огорчаясь присутствию простыней.
Лютик отвёл взгляд в другую сторону. Пейзаж с этой стороны был не столь завораживающим, но тоже весьма увлекательным. Первой на глаза поэту попалась лютня, примостившаяся у дальней стены. Рядом с ней золотистым ворохом возлежала княжеская юбка. Чуть дальше к окну в гордом одиночестве стояла женская туфелька и укоризненно отбрасывала длинную тень, исчезающую под кроватью. Белоснежные простыни и подушки, взбитые и взъерошенные подобно безе на творениях придворного кулинара, в иных местах капитулировали на пол. Туда, где россыпью блестящих брызг покоились случайно скинутые с туалетного столика украшения. Локальный ураган не оставил в стороне даже люстру, с которой свисал, сиротливо покачиваясь, синий чулок.
- Приехал! Приехал!!! – донеслось со стороны балкона.
И утренняя тишина стала наполняться звуками.
[icon]https://i.imgur.com/HfiCT9X.png[/icon]
Отредактировано Лютик (06.04.20 22:46)
Разбудить Её Милость не так-то просто. Это касается как возможности отхватить за вмешательство в мир грёз августейшей, так и трагичной невозможности эту августейшую из этого мира вернуть.
Но сколь бы не были нежны её грёзы после страстных ночей, в которые ветер не только занимался локальными разрушениями княжеских покоев, но и обретал возможность облечь свои стандартные завывания в стоны и крики, синдром дворянских рефлексов никто со счетов списывать не решался.
Дрогнули ресницы, являя заполошному миру два голубых озера глаз Анариетты. Как поговаривали кметы: тонем в Ваших глазах, аж захлёбываемся. Секундное раздумье не в пользу менестреля, что так дивно возлежал на белоснежных простынях под дланью герцогини, и Ласочка вскакивает с ложа, чтобы оказаться у окна.
Вид открывался стратегически верный, чтобы можно было идентифицировать любого посетителя, что посмел с такой помпой нарушить благую тишину утреннего Боклера.
Досаде не было предела, отчего обнажённый стан Ласочки заметно напрягся, будто Её Милость сейчас выпрыгнет из окна. Зачем? Почему? А почему бы и нет?
– Забыла! – Анна хлопнула ладошкой по подоконнику, – Лютик! – обернувшись к менестрелю в такой предельной решимости, что можно сделать ставку на утреннее изнасилование по обоюдному согласию, – Слушай меня внимательно и запоминай, иначе…мы пропали.
Внимание! Вопрос. Каковы шансы, что Юлиан будет внимательно слушать обнажённую княгиню в лучах утреннего солнца?
***
– Граф д’Арви, рады видеть, – честно соврала Её Милость визитёру, склоняя лебяжью шейку в лёгком поклоне, – Как добрались? Надеемся, без приключений?
Чуть тревожнее движения герцогини, чуть острее её взгляд, чуть резче шаг, но за бесподобным фасадом высокой причёски, сверкающих украшений и изысканного платья это могли заметить разве что две пары глаз, наделённые даром видеть суть вещей.
– Позвольте представить лучшего барда современности по нашему скромному мнению, – колечки на пальцах сверкнули перед эспаньолкой, – Лютик.
Не хватало только грустного «труня» лютни. Тут значились политические движения, немного суровых настроений голубых кровей, а Анна Генриетта подсовывает графу знакомство с бардом, вместо обещанной аудиенции. А что поделать, коли дражайший князь несколькими месяцами ранее строго-настрого запретил своей драгоценной супруге секретничать именно с этим графом, о чём драгоценная благополучно запамятовала в объятиях менестреля.
В общем, коли бард сбил её с панталыку, пускай теперь сам и спасает положение. Анариетта потом отплатит сторицей. Главное, чтобы Юлиан помнил всё, что ему успела сообщить княгиня в спальне. Он же помнит, да?
– Наслышан, наслышан, – с косой улыбкой констатировал граф и замолчал.
Отредактировано Анна Генриетта (25.12.19 18:58)
Справедливости ради стоит заметить, что ради Анариетты Юлиан был готов на всё. Например, безотлагательно броситься отстаивать её честь и достоинство, поспешно скрываясь бегством из её же спальни в охапку со всеми следами и доказательствами адюльтера. Он даже приподнялся с перин, чтобы по одному её слову начать осуществлять план свержения синего чулка с княжеской люстры, но Ласочка не торопилась отдавать команды к бегству. Напротив, она сделала всё, чтобы его избежать.
Ох уж этот приказной тон, когда обнажённые прелести Её Светлости сверкают в рассветных лучах, а прохладный ветерок ласкает княжеское тело, - разумеется, не с той трепетностью, с которой не так давно делал это Лютик, - и всё же зрелище это было поистине завораживающим.
Он слушал её внимательно, как мог. Следя за каждым словом, проживая вместе с ней каждый вздох, от которого приподнималась и опускалась её грудь, ловил малейшее движение, будь то трепет ресниц, нервно прикушенная губка.
Но не слышал ничего, кроме желаний её тела, на которые с удовольствием откликался, продолжая возлежать на кровати.
***
В минуты, когда всё внимание свиты обращалось на княгиню и её собеседника, того самого графа д’Арви, которого нелёгкая принесла в самое неподходящее время, Лютик стоически давил зевки.
Когда же достопочтимый гость принимался рассыпаться в комплиментах, а делал он это при каждом удобном случае: сначала по поводу долгожданной встречи, следом воспевая красоту и ослепительность Анариетты, потом её пытливый ум и мудрость, а там и дипломатические таланты, доставшиеся, вестимо, от батюшки... бард с кислой миной отвлечённо изучал орнамент ковра, по которому несколькими мгновениями ранее прошлись туфельки Анариетты. Справедливости ради стоит заметить, что оказался он довольно-таки занимательным. Где-то удалось разглядеть вставшего на дыбы льва, в иных местах копьеносцев, без страха и упрёка тыкающих своих недругов, тем самым обращая их в бегство... а чуть дальше, отчего разглядывать приходилось куда старательней, среди причудливых арабесков притаилась обнажённая девица... и не одна! - что не преминуло выясниться, когда стоящая на ней фрейлина шагнула чуть в сторону.
Отвлечь барда от этого поистине увлекательного занятия помогли разве что пальчики дражайшей княгини, которые щелкнули едва ли не перед самым его носом.
- Да! - тут же спохватился Лютик, поспешив смахнуть с головы шапочку и расшаркаться перед господином, как того требовали приличия и суровый взгляд Генриетты.
- Может быть изволите усладить свой слух музыкой? Например, одной из моих баллад, написанных не так давно, однако уже успевших снискать признание и любовь боклерской публики?
[icon]https://i.imgur.com/HfiCT9X.png[/icon]
Отредактировано Лютик (06.04.20 22:46)
Многие задавались сакраментальным вопросом, а что же, собственно, княгиня нашла в менестреле? Нервная и переменчивая, как майская погода, герцогиня не раз и не два могла сначала раздать титулов, а после приказать оросить дворцовый мрамор кровью тех самых титулованных особ. С другой стороны, как ещё сказать, что в чьих-то услугах ты более не нуждаешься? Не письмом же! Так вот, о менестреле. Выросшая в пьяном и воинственном крае рыцарей и вина Анариетта была просто обязана тяготеть к широкоплечим и доблестным, учитывая лик того же Раймунда. Ведь она некогда трепетно и жарко его любила.
В общем, вполне вероятно, что именно потому что «любила». Князь сурово сообщил супруге, мол, д’Арви обязательно явится, но говорить с ним о делах не смей. А сам же ускакал в очередной поход, бросив ещё молоденькую в политических изысках герцогиню отдуваться за себя и за того парня. Лютик же, хоть и не держал никогда двуручного меча в сражениях, да не скакал верхом с копьём на поле боя, был пылким и внимательным любовником, не страшащимся стоять подле Анны в минуты критические и опасные. Возможно, барда куда больше страшила немилость Ласочки, чем все опасности мира, но и это совершенно устраивало Её Сиятельство, чья любовь была многогранна, а предпочтения оставались изысканными.
Граф д’Арви же смерил менестреля недовольным взглядом, ясно давая понять, что не собирается тратить время на какие-то там баллады. Он ведь приехал издалека по исключительно важному вопросу. Как сказал Раймунд, графу будет вполне достаточно выбить согласие и у Анариетты, обязующее её супруга на несколько бесчеловечные деяния. О парламентёрских способностях графа ходили легенды, но озвучить цель своего визита он сможет лишь наедине с княгиней. Поэтому Её Милость всеми силами должна переждать несколько часов, маринуя графа в обществе лишних глаз и ушей.
- Право я не располагаю временем для праздных гуляний, не могли бы мы.., - что-то в выражении лица Анны Генриетты заставило графа осечься, заткнуться и нервно сглотнуть. Одна из фрейлин ахнула от ужаса.
Лишь самоубийца выкажет нежелание слушать литературные излияния обожаемого менестреля, поскольку отказ равнозначен плевку княгине в лицо. Д’Арви, кажется осознал свой промах и поспешил исправить ситуацию.
- Однако, Ваше Сиятельство, я несколько устал в дороге, - голос графа стал на полтона выше, - А так же мечтал отведать молодого туссентского вина. Полагаю, что в совокупности с выступлением маэстро Лютика я гораздо быстрее наберусь сил, - ситуация с княжеским лицом оставалась прежняя, граф начинал паниковать, - Да и не послушать одного…величайшего барда современности - вопиющая глупость!
- Целиком и полностью поддерживаем, - инфаркты фрейлин отступили, реанимация не потребовалась, - Признаться, Мы ещё не завтракали, так что с удовольствием приглашаем Вас к столу, - где-то заторопились слуги, накрывая княжескую трапезу.
***
Анариетта, пригубив вина на голодный желудок, изволила сбросить туфельку и наглаживать ножкой барда, причём, взглядом с ним не пересекаясь. Массивный каменный стол, покрытый атласной скатертью, имел свойство скрывать озорные настроения княгини. Вероятность быть пойманной на публичных домоганиях к своему фавориту заставляла то и дело непроизвольно прикусывать губу и дёргать бровкой.
Ни одна живая душа не испытала удивления, что маэстро сидит подле княгини за завтраком - любовь к искусству в стенах Боклера была неотъемлемой частью придворного этикета, а венценосная с детства отличалась взбалмошностью. Есть Львица из Цинтры, есть назаирское декольте, а есть Анна Генриетта.
Завтрак проходил в атмосфере весёлого ужаса, при котором герцогиня то и дело хохотала над историями графа д’Арви, страстно желающего снискать её расположение. Бедолага. Знал бы он, от чего именно она так хохочет. Сие продолжалось некоторое время, покуда первый червячок не был забит яствами насмерть.
Чтобы точно узнать реакции барда на свои шаловливые деяния, Ласочке не обязательно видеть его голым. Достаточно лишь перевести взгляд. Некоторые вещи очевидны, если можно так выразиться.
- Ах, да, - ласково отозвалась Её Милость, - Мы планировали послушать одну из новых баллад. Маэстро? - да-да, Лютику придётся встать из-за стола.
Отредактировано Анна Генриетта (21.01.20 15:39)
Правду сказать, Лютик был несказанно огорчён, что в этот по всем меркам чудно начавшийся день ему приходилось завтракать за общим столом со всеми собравшимися.
«Как было бы прелестно,» - думалось поэту, - «кабы граф, дери его сколопендра, д’Арви застрял где-нибудь в дороге, а то и вовсе не явился ко двору Анариетты...»
Лежать бы тогда Юлиану на кипенно-белых простынях, да вкушать кулинарные изыски от княжеских поваров, запивая сангреалем какого-то дивного года, что сердобольные служанки, обрадованные хорошим аппетитом их любимой княгини, несли, сбиваясь с ног, в её спаленку.
Вздохнув наполовину мечтательно, наполовину печально и подперев ладонью подбородок, он уставился на Ласочку. Та, избегая его взгляда, всячески ублажала вниманием гостя, будто бы и вовсе забыв о существовании иных, не менее заинтересованных в её любезностях бардов. Так продолжалось некоторое время, пока в один прекрасный момент Лютик не ощутил всю игривость настроения Анариетты своим пахом.
С внезапности таких ласк бард едва не угодил локтём в тарелку с заливным судаком. Чем порядком встревожил рядом стоящего слугу, невольно вздрогнувшего, а затем поспешно отодвинувшего блюдо подальше.
Что и говорить, теперь заботы Леттенхофа ограничивались лишь тем, чтобы сохранить невозмутимость лица, покуда княжеской ножке угодно было фривольно ублажать его под атласными скатертями. Отчасти у Лютика это получалось, но временами не очень…
- Маэстро Лютик, вам плохо? – озаботился особо внимательный слуга.
- Нет-нет! – встрепенулся с опозданием бард, застигнутый в момент некоторой отрешённости от мира.
- Просто вы так…
- Нет, мне хорошо! Очень даже хорошо! Кхм. Хорошо в том смысле, в котором может быть хорошо человеку, которому неплохо!
Видимо, подобное положение вещей весьма веселило Анариетту, коя даже не думала униматься в своих шалостях.
- Я просто пытался вспомнить строки баллады… - наконец-то нашёлся Лютик с ответом. И будто бы в тщетной попытке продолжить свой вспоминательный процесс прикрыл глаза ладонью. Однако у Ласочки были совершенно другие планы, и оставлять маэстро в покое она не желала:
— Ах, да. Мы планировали послушать одну из новых баллад. Маэстро?
- Новых баллад? – ещё больше растерялся бард, явно не ожидавший такого подвоха.
Особо ретивый слуга поспешил поднести менестрелю лютню.
«Какое же счастье,» - подумалось тогда барду, - «что это была именно лютня! Не свирель, не арфа, не чёрт знает, что ещё, а именно лютня!»
Под прикрытием инструмента он кое-как поднялся из-за стола. Прошёлся по зале, якобы разминая ноги, но скорее собираясь с мыслями, которые откровенно витали не там, где надо. Машинально проверил звучание струн, подкрутив где надо колки, и, когда одно из свидетельств обожания к Ласочке перестало подпирать лютню, заиграл то, что первым пришло в голову…
- Я много исходил тропинок.
Мой плащ покрыла пыль дорог.
Я обошёл почти пол мира,
Немало истоптав сапог.
Я видел чудеса такие,
Какие сложно описать.
И всё же находил сравненья,
Чтоб красоту их передать,
Чтоб передать всё восхищенье,
Что ощутил от вида их.
Но не идут они в сравненье
С красою нежных черт твоих.
…то что занимало его последние дни и то, что он давеча в спальне уже успел посвятить Анариетте…
- Когда присутствие одно лишь
Волненьем полнит естество,
Когда от одного лишь взгляда
Душе становится тепло.
…и к своему ужасу обнаружил, что пришло в голову ему совершенно не то, что следовало исполнять на публику Боклера…
- Когда до времени свиданья
Готов мгновенья я считать...
Как описать моё желанье
Тобою жить, тобой дышать?
…конечно, можно было прерваться, сославшись на недомогание, покуда безликая баллада ещё не обрела вполне известные очертания и упоминания августейших особ, но…
- Я посвятил бы все баллады,
Все песни, все свои стихи,
Одной тебе... Но так ли надо
Звучанье слов, когда они
Не выразят и половины
Тех чувств, что я к тебе таю?...
- Люблю тебя… моя княгиня...
Без памяти тебя люблю!..
Выдохнул Лютик в женское ушко, прежде чем коснуться губами нежной кожи. Анариетта, уже не обременённая одеждой, подалась навстречу. Рука менестреля скользнула по желанному телу вниз, к бедру, вторя стремлениям княгини прижаться к нему сильнее.
Сумрак за окном начинал постепенно рассеиваться. Ночные птахи уже во всю выводили свои трели, зазывая утро в дворцовый сад, будто периной бережно укутанный в лёгкий туман.
[icon]https://i.imgur.com/HfiCT9X.png[/icon]
Отредактировано Лютик (06.04.20 22:46)
Глядя на Лютика из-под полуприкрытых ресниц Анариетта лишь на мгновение задумалась о своём супруге. С ним её изредка бросало в жар, когда в минуты особой благосклонности и собственного желания Раймунд обращал на неё своё законное внимание. С Юлианом было иначе.
Юное сердце щемило тоской каждую секунду в разлуке с бардом. Невозможность видеть его хоть бы издалека нагоняла почти физическую боль. Но стоило фантазийной шапочке показаться на горизонте, температура тела поднималась сама собой, румяня княжеские щёчки.
Слушать глубокий голос Леттенхофа, ловить его карий взгляд, отвечать улыбками. Это согревало до изнеможения. Прикосновения же, будь они лёгкими ли, требовательными ли, мгновенно заставляли герцогиню вспыхивать костром, взвиваясь искрами наотмашь.
Она кричала в безумстве его имя, захлёбывалась собственным наслаждением, без устали возвращала ласку каждым движением. Податливо трепетала в его руках и настойчиво перехватывала бразды правления удовольствием. Но ни разу не позволила себе признания.
Лютик застал её врасплох ночью тем, что она восприняла его слова всерьёз. Не получив ответа в туссентском сумраке бард повторил слова баллады перед графом. Анна Генриетта пришла в ярость, порождённую животным страхом. Ей было плевать на возможные слухи, что поползут за пределами Боклера с лёгкой руки Д’Арви. Княгиня перепугалась своих чувств, которые требовали обратиться в слова.
– Браво! Это восхитительно! – Её Милость вскочила из-за стола, аплодируя барду.
Все прочие тут же подорвались со своих мест, купая менестреля в овациях и восторгах, точно от этого зависела их жизнь. Никто не понял, что произошло, как и настроений Анны Генриетты уловить не смогли.
– Прошу прощения. Что-то голова кружится, – августейшая поспешно застучала каблуками прочь из залы, не удосужившись дать более объёмных комментариев. Свита так же не смогла сориентироваться в пространстве, переглядываясь между собой. Ласочка сбежала. И от графа, и от виконта, и от признания.
– Я был наслышан о Ваших талантах, уважаемый! Но Эта баллада действительно достойна высших похвал, – захмелевший граф шёл на Лютика всем своим весом, – Не желаете после своего пребывания в Туссенте позже посетить Город Золотых Башен? Столица была бы рада услышать произведения известного маэстро. Я с радостью приму Вас у себя.
Хитрая политическая партия развернулась не в том месте, где ожидалось. Герцогине надлежало её всячески предотвратить, а не трусливо прятаться в спальне, унимая дрожь в руках. Она обязательно вернётся, как только перестанет биться в конвульсиях напуганной ланью. Всё как-то пошло не по плану. Последний бокал вина был явно лишним.
Возможно это многих удивит, но вопреки популярному мнению, Лютик нередко был человеком дела. Когда сначала он делал, и только потом думал о том, что сотворил. Вот так же и сейчас. После того, как прелести герцогини вместе со своей хозяйкой поспешно скрылись из виду, а следом за шуршащими юбками Её светлости подорвалась и стайка служанок, думать Лютику стало значительно проще. А уж когда на него всем своим авторитетом попер граф, сообразительность поэта так и вовсе увеличилась в разы, подгоняемая так вовремя вернувшимся чувством самосохранения.
- Я был бы счастлив! - не моргнув и глазом, соврал Лютик, - Думается мне, что в середине осени, когда деревья под стать башням, оденутся в золото, будет самый подходящий момент. К тому же как раз пройдёт летний период свадеб, где я обещался выступить… Нет, ну вы видели?! - восторженно вопросил поэт, уже в следующее мгновение посвятив всё своё внимание двери, за которой недавно скрылась процессия во главе с Анариеттой.
Граф непонятливо уставился на Лютика, и тот, покуда его не ангажировали на что-нибудь ещё, поспешил пояснить:
- Княгиня... такая тонко чувствующая натура! Только представьте себе, она так истосковалась по мужу, сиятельному князю Раймонду, что заказала мне написать балладу. Балладу о том, как во время своих странствий и разлуки он тоскует по своей любви...
- Вот оно как? – скептически отозвался д’Арви, с недоверием уставившись на барда.
- Именно, что так... - вздохнул поэт, - Я подозревал их нежную и сильную связь, но чтобы отозваться на балладу так эмоционально... подумать только! Я искренне восхищаюсь этой женщиной!
- Но ведь князь не слагает баллад и не пишет стихов, чтоб посвящать их Её светлости? - поспешил возразить граф, как оказалось, обманутый в своих догадках.
- Разумеется, нет! Ведь они всё равно не передадут его чувств... Вы вообще, слушали, о чём я пел?! - не преминул возмутиться Лютик, но вовремя спохватился, - Он ведь человек занятой, на его плечах заботы о благополучии целого княжества! Так к чему тратить время на то, что всё равно куда лучше сделают за него барды... - заключил он, упиваясь всей двусмысленностью сказаного, - Не то чтобы я недооценивал его поэтических талантов - невозможно оценить то, чего не видел. Но негоже сиятельному князю тратить время на столь недостойные занятия.
- Хмм-м. Вот тут вы правы. Абсолютно правы. И хорошо, что это понимаете, - лукаво улыбнулся граф, не спеша выкладывать ещё один козырь, - Но ведь, а как же та строчка, где он таил свои чувства? Какой в том смысл, ежели они с княгиней связаны узами брака? В этой связи нет ничего предосудительного, чтобы что-то утаивать...
- Таил чувства? Разве? Вы, право, заблуждаетесь... Он хранил! Хранил свои чувства к ней! В конце концов, любовь - это высшее счастье, и хранить её в наших сердцах, оберегая от всяческих невзгод таких, как тяготы разлуки, наша священная обязанность!
На сём граф недовольно поджал губы и крепко задумался. Возможно, он был бы и рад уточнить что-то ещё, но их увлекательную перепалку нарушил не пойми откуда взявшийся слуга, вновь распахнув недавно хлопнувшие двери и предоставив господам возможность замереть от любопытства.
[icon]https://i.imgur.com/HfiCT9X.png[/icon]
Отредактировано Лютик (06.04.20 22:46)
Было бы прекрасно сейчас с размаху сигануть в ледяное озеро прямо к Владычице, чтобы под водной гладью рыдать на её груди о жизни своей непростой. Мифическая полуголая дама, конечно, может и не понять всей трагедии августейшей особы, но герцогиня верила в женскую солидарность.
И поскольку к озеру путь был заказан, так ещё и в подъюбниках запутаться можно и потонуть, Ласочка орала в подушку, плотно прижав ту к лицу. Куда-то стоило выплеснуть всю эту истерию, чтобы позже не отдать сгоряча распоряжение о новых казнях.
Анна Генриетта никак не могла до конца понять: она верит барду или она хочет верить барду? Заявления друг другу не противоречащие, но смысловую нагрузку несущие совершенно полярную. Если она ему верит, если его чувства искренни, то ничто не сможет удержать герцогиню от ответного признания. Но если же это не так, а слова Лютика правдивы не многим более, чем для любой доярки, что менестрель тискает в каждой деревушке по пути от одного борделя до другого, то сама мысль о собственных чувствах, кои многократно превышают чужие, ущемляла гордость, точно дверь кошачий хвост.
«Да что же это такое в самом деле?!»
Когда княгиня подбирала себе очередного фаворита на время путешествий Раймунда, она точно знала, что ни в одного из них она не влюбится и уж точно не полюбит, понимая все возможные последствия своих интрижек. Коли супруг о том прознает и поспешит линчевать посягнувшего на запретное ложе, Анариетта сможет со скучающим видом наблюдать за расправой. Ничто в ней не дёрнется и не ёкнет.
Образы закружились вихрем - один удивительнее другого. То её злила мысль о виконте с доярками, то пугала его перерубленная шея. В один момент щёчки алели от воспоминаний, в другой тонкие брови сходились к переносице в задумчивости о собственных чувствах. Морозило герцогиню так с неполную четверть часа, покуда в дверь спальни несмело не поскрёбся слуга.
– Примите Наши извинения, – Анна вошла в зал совершенно в иных настроениях, – Граф Д’Арви, не желаете ли пройтись со мной? – Лютику не досталось даже взгляда.
– Я уже и не надеялся! – граф тут же оказался подле княгини.
И как только пара титулованных особ скрылась за дверью, около менестреля вырос тот самый внимательный слуга, который недавно спасал судака от бардовских локтей.
– Маэстро, идёмте со мной. Скорее, это очень важно, – голос у молодого человека еле заметно дрожал, что было сложно расслышать в тихом шёпоте.
От воркования Анариетты с этим недоделанным графом физиономию Лютика заметно перекосило. Он недовольно наморщил нос, какое-то время провожая взглядом мило беседующую пару, но в следующее мгновение уже просиял в очаровательнейшей из своих улыбок и, перехватив поудобнее лютню, обратился к оставшимся фрейлинам с явным намерением развлечь их чем-нибудь лёгким в своей веселости, не забыв отпустив попутно какой-нибудь скабрезный экспромт в сторону Д’Арви.
Впрочем, планам его было не суждено осуществиться. Стоило маэстро взять первый аккорд, как к нему поспешил слуга, всех разом заинтриговав не столько своим появлением, сколько просьбой.
- Прошу меня простить, но долг зовёт! - важно сообщил Лютик собравшимся дамам, вызвав череду огорчённых вздохов. Повременив немного, дабы расширить коллекцию просьбами "возвращайтесь скорее", "мы будет скучать" и иже с ними, он всё же поспешил за слугой.
- А куда мы всё же идём? - вопросил бард, стоило им покинуть залу, - И что же в том такого важно?
- Увидите... только быстрее! - держал интригу лакей, перещеголяв своей бледностью самых напудренных господ.
- Да к чему, в самом деле, такая спешка? - минуя очередной коридор, менестрелю пришлось прибавить шагу, чтобы не отстать от своего провожатого.
Дойдя до выхода на балкон, с которого можно было попасть в сад, интриган осторожно заглянул в высокие окна. Некоторое время он высматривал кого-то в саду, потом аккуратно взялся за ручки и беззвучно распахнул двери, проскальзывая в образовавшуюся щель.
- За мной! - всё так же шёпотом скомандовал он, потянув за рукав виконта.
Чтобы пролезть следом, Лютику пришлось снять с плеча инструмент. Тот едва заметно отозвался задетыми струнами.
- Нет, я всё же требую, чтобы...
- Тише! - взмолился парень, а следом в очередной раз дёрнул поэта за рукав, - Пригнитесь!
- Мы за кем-то следим? – не унимался маэстро, перейдя на шёпот.
- Сейчас вы всё помёте! И умоляю вас, тише!
Проникнув в сад и миновав под прикрытием кустов пару тропинок, бледнолицый, чьи щёки от напряжения и страха пошли красными пятнами, наконец-то остановился.
- Смотрите... - сказал он.
Лютик выглянул из-за куста и увидел Анариетту. Рядом с ней, как и ожидалось, граф Д’Арви, который рассыпался не то в комплиментах, не то в говорах. Расслышать, что они говорили было сложно, и всё же слух поэта различал отдельные обрывки фраз, пока рядом не началось копошение:
- Это вам вряд ли понадобится, - слуга потянул за лютню, за что тут же получил по рукам.
- Как это не понадобится!
- А если придётся убегать?!
- Я одинаково быстро бегаю как с ней, так и без неё!
- А если догонят?
Лютик сразу не нашёлся с ответом, но лютню всё равно не отдал.
- Я обещаю, что доставлю её в покои княгини в целости и сохранности!
- В её покои?
- Именно!
Меж тем голос Ласочки зазвучал громче обычного, к несчастью, Д’Арви повернулся спиной, и теперь разобрать его слова не представлялось возможным. Лютик, мысленно выругавшись, нехотя отпустил инструмент.
- Смотри у меня! Увижу хотя бы одну новую царапину...
Парень согласно кивнул и осторожно принял лютню. Через мгновенье от него осталась лишь слегка примятая трава. Бард же снова обратился в слух, попутно прикидывая, как бы подобраться к говорящим поближе.
[icon]https://i.imgur.com/HfiCT9X.png[/icon]
Отредактировано Лютик (06.04.20 22:45)
Сад Боклера. Поистине удивительное место, где хочется жить и верить в лучшее, проникаясь красотой цветения даже редких хвойных. Анариетта выдержала короткую прогулку до крытой беседки с каменными лавками, попутно выслушивая трескотню графа. Разговоры ни о чём - та самая вещь, за которую княгиня могла казнить. Но к сожалению ещё было не то число месяца.
Вдруг поняв, что это та самая беседка, где Ласочка буквально несколько дней назад проявляла чудеса горизонтальной акробатики, забрасывая ножку Лютику на плечо, герцогиня выбрала ещё и ту самую лавку, чтобы окончательно почувствовать себя в своей тарелке.
Точно зная, что виконт должен нынче быть в одних из кустов, венценосная успокаивалась ещё и на уровне каких-то тонких материй. Можно было бы послать за Дамьеном, но тот вряд ли успеет вернуться из деревни на помощь. Пусть будет Лютик. Если вдруг что, а бард кинется её спасать, то всё не зря. А если не кинется, то и жить не за чем. А если «вдруг» не случится, то пусть будет в курсе.
– Вы так красивы сегодня! – заливал Д’Арви прямо в уши.
– Мы всегда красивы. Вы хотели поговорить не об этом, – игриво-ласковые нотки в голосе августейшей исчезли слишком внезапно.
– Я хотел аудиенции с Вашим супругом, дражайшим князем Раймундом. Но и с Вами это можно обсудить.
– Прошу, – оскорбление было пропущено, но не забыто.
– Давно ли Вы говорили с Вашим кузеном?
– Это мы его можем его так называть. Для Вас он остаётся императором. Просим соблюдать приличия в нашем присутствии, – Анна Генриетта обрела резкие черты всем обликом, ощерившись на неуважение к Эмгыру.
– Прошу простить. Ваше чудное вино меня несколько разморило, – граф кашлянул и продолжил, – Император не упоминал о чём-то печальном в последних письмах?
– Вы уверены, что мы желаем обсуждать личную семейную переписку? – герцогиня дёрнула бровкой.
– Ваша Милость, позволите мне быть откровенным? – Анариетта разрешила.
– В своё время я бы хотел иметь возможность нанимать Ваших странствующих рыцарей в личных целях.
– Кто же Вам запрещает? Нанимайте себе на здоровье. Рыцари вольны сами выбирать себе нанимателя и направление странствий.
– Но если бы их дражайшая княгиня имела собственные интересы, возможно они бы более охотно выбирали какого-то конкретного нанимателя?
– Попробуйте не так пространно, граф Д’Арви. Возможно мне удастся понять, к чему Вы пытаетесь склонить нашу милость.
– Я лишь хотел бы иметь Вашу поддержку, когда она мне понадобится.
– На каком основании?
– На том основании, что я бы решил не сообщать князю об интрижках его супруги?
– Не понимаю, о чём Вы.
– А если у меня есть доказательства?
Судорожно пытаясь вспомнить, писала ли Ласочка любовные письма с гербовой печатью менестрелю в пределах одного ложа, лица княгиня не теряла.
– Уверены, что их нет. Нет не только у Вас, но и в принципе их не существует. Невозможно доказать то, чего нет.
– Я бы не был так уверен. Понимаете, баллада маэстро была очень неоднозначна.
– Это Ваши доказательства? Право мы не уверены, насколько Раймунд останется в силах сохранять серьёзное выражение лица, когда ему сообщат о неоднозначной балладе в качестве доказательства нашей неверности.
– Дело не только в балладе. Поверьте, у меня есть доказательства. И я бы с радостью оставил их при себе, пойди Вы мне навстречу.
– А в чём же будет заключаться цель Ваших заявок на рыцарей?
– Пожалуй, это не столь важно.
– Считаю наш разговор исключительно неинформативным, а потому оконченным. Мы что-то утомились, – княгиня решила покинуть беседку, но граф вопреки всем правилам этикета схватил августейшую за запястье.
– Побойтесь пророка Лебеды. Неужели Вы желаете прослыть неверной своему супругу? – что-то граф начал цедить слова, заимев вид донельзя устрашающий.
– Пустите, покуда не стало хуже, – Ласочка сохраняла шипящее хладнокровие.
– Вы уверены в своём решении?
Страха не то, чтобы не было, но он подвинулся, уступая место праведному гневу. Чтобы какой-то граф, даже из приближённых к императорскому двору, позволял себе грубо хватать нежные ручки Её Светлости? Да за такое можно сию же секунду отправлять на плаху. Без каких-либо амнистий, между прочим.
– Отпустите руку. Немедленно!
Раздосадованное «да чтоб тебя» раздалось из-за кустов, вклиниваясь в возмущения Анариетты и угрозы Д'Арви наглейшим образом.
После некоторого копошения, заставившего споривших на время забыть о предмете ссоры и уставиться на подрагивающий куст, из-за него, суетно высвобождаясь из колючек и чертыхаясь по такому случаю, выбрался Лютик. Выбрался он спиной к собравшимся. Немного помятый, со сползшей на бок шапочкой, которая чудом удерживалась на взлохмаченных волосах. На предплечье его болталась плетёная корзинка, сам же он был полностью поглощён открыванием бутылки, видать той самой, что была приготовлена к ночному свиданию.
- О! - победоносно провозгласил он в ответ на чпоканье пробки и приник к стеклянному горлышку, делая глубокий глоток.
- Прелестно! Просто прелестно! - добавил он после возлияния и, развернувшись на пятках, застыл, поражённый увиденным.
К бровям, полезшим вверх и удивлённо там изогнувшимся, довольно скоро присоединился и изумлённо приоткрывшийся рот. Протянув неопределённое «О-у», Лютик шумно выдохнул и, спрятав за спину бутылку, попытался принять вид совершенно отстранённый. Он нахмурил брови, о чём-то явно задумавшись, снова вернул их на прежнее место, и только потом, поклонившись чуть более почтительней обычного, обратился к княгине:
- Ваша Светлость... Граф Д'Арви. Вы только не подумайте! Не хотел потревожить вашего уединения, раз уж вы тут... кхм... – и обратив по дуге свой взгляд к солнцу, выдержал всепонимающую паузу.
Д'Арви дёрнулся, но бард, предупреждая его последующие действия, снова заговорил:
- Не извольте беспокоится! Я исчезну в мгновение ока, и никому, - он прижал указующий перс к губам, совершенно забыв, что сжимает этой же рукой бутылку, - ни одной живой душе не скажу о вашем тут... совещании... - заговорщицки понизил голос на последнем слове.
Посмотрев на явно опешившего с такой наглости графа, затем на Ласочку, чей спектр переполняемых чувств оказался скрыт за густым румянцем, - «ох, как же хороша!» - Лютика осенила очередная гениальная мысль:
- Кстати! Если хотите, я могу оставить вам вино... И корзину... тут виноград, ещё есть пара яблок. Так уж вышло, что вчера я имел неосторожность оставить всё это в кустах. Ну и... сами понимаете!
Видя, как глаза Ласочки начали округляться, поэт затараторил ещё быстрее:
- О, нет-нет-нет! Ваша Светлость, только не подумайте, что мы тут, в ваших кустах... То есть я хотел сказать, не в ваших, а в садах Боклера! Которые, разумеется, тоже ваши! В общем, мы не тут, и не там тоже... за колонной тоже не мы! Ох, право слово, что я несу! Не берите в голову!
С таких треволнений Лютик не придумал ничего лучше, как снова приникнуть к бутылке.
Горло совершенно пересохло, в голове же творился полнейший кавардак.
[icon]https://i.imgur.com/HfiCT9X.png[/icon]
Отредактировано Лютик (07.04.20 00:37)
Иногда женщины делают необдуманные поступки, которые ставят под удар целые страны. А иногда мужчины делают обдуманные поступки, которые ставят под удар женщин, гнев коих ударит по странам. Ну, может быть и не по странам. В любом случае Лютик прервал неприятную аудиенцию, заставив графа поспешно убрать свои влажные ладошки подальше от тонких запястий августейших особ.
Воспринимать слова менестреля двусмысленно смог только Д’Арви, так как Анариетта смогла пробить тройное дно и максимально насладиться бредовой чушью, что нёс Юлиан в титулованные массы. После испуга, злости и стеснения наконец-то на сцену вышли старые-добрые черти, что лучше прочего танцевали в голубых глазах Ласочки.
- Это возмутительно! - граф пошёл пятнами от злости, - Да что Вы себе позволяете?!
И тем не менее Анна Генриетта воспряла духом, одними губами сказав своему визави «Спасибо».
- Граф, извольте говорить спокойнее в Нашем присутствии, - голос Её Милости не терпел возражений со стороны Д’Арви, который и так уже порядком её утомил.
Политический махинатор, понимая фиаско своих планов и замыслов, злобно зыркнул на Ласочку и поспешил молча покинуть сад Боклера, не отказав себе в удовольствии чуть не задеть Леттенхофа , мол, мешается. Комментировать этот мальчишеский выпад княгиня не стала, переживая за возможное продолжение.
Мотивы графа остались для неё загадкой, которую позже поможет решить Раймунд. Если только опять не посчитает свою супругу слишком далёкой от всех этих политических передряг. Но граф не просто так упомянул Эмгыра, а это само по себе было поводом для беспокойства. И если с этой проблемой стоило разобраться позже, то проблем насущных никто не отменял.
Проводив грузную фигуру графа только взглядом герцогиня обратила всё своё внимание на Лютика. Вид тот имел несказанно прекрасный, но до неприличия нелепый. Вернулись они к тому, с чего начали прошлой ночью: вино, беседка, двое.
- Присаживайся, - с неопределённым на эмоциональную окраску вздохом пригласила Анариетта.
Погода выдалась чудесной, идеально подходящей для драматичной паузы, за время которой любой бы мог известись в неведении.
- Я могу спросить? - княгиня вроде бы и задала вопрос, но вариантов для ответа было немного, - Ответь мне искренне, не смей врать.
Красивая и по-княжески идеальная, но смотрела своими огромными голубыми глазами как обычная женщина, которой важно услышать буквально одно правильное слово. Обычная женщина, правда, в идеале только вазоном сможет запустить, а не натравить стражу и рыцарей.
- Твоя баллада. Ты написал её как одну из множества или говорил в ней правду?
Ей казалось, что время замерло, а птицы перестали не только летать по саду, но и петь. Все звуки стихли.
- Ты действительно меня любишь?
От графских толканий Лютика ожидаемо качнуло. Он переступил с ноги на ногу, возвращая себе равновесие, а потом непонимающе пожал плечами, разводя в сторону руки, одну из них неизменно с бутылкой - дескать, надо же, обиделся! Вот такой обидчивый этот граф! И кто же знал? И мог ли вообще предположить?!
Качнувшись ещё разок, но уже намеренно, потому с игривой придурью, бард нашёл нужным заметить вкрадчивым полушепотом:
- Впрочем, без него даже лучше... - и расплылся в счастливейшей из улыбок.
А почему, собственно, нет? Ведь они с Анариеттой снова одни. Не говоря уже о том, что лютня его покоится в её спальне, отчего и куда ему непременно надлежит заглянуть снова.
Без тени сомнения он опустился на скамейку рядом с сиятельной герцогиней., развернувшись к ней душой и телом, дабы лицезреть всю блистательность августейшего лика, затянутую бусами и ожерельями шею, глубокое и крайне волнительное декольте, вздымающееся от каждого вдоха и отзывающееся трепетом в столь чуткой к подобным вещам натуре Лютика.
Приподняв брови на заданный вопрос, в следующий момент бард напряжённо свёл их от его продолжения. Он мог пересчитать по оттопыренным пальцам сжатого кулака все те случаи, когда после подобных «Ответь мне искренне, не смей врать» это не несло угрозы его здоровью. Самое безобидное - оплеухой, кои поэт совершеннейшим образом не жаловал и потому предпочитал не следовать сим пожеланиям, просьбам или приказам, независимо от титула особ, их озвучивающих. Что, впрочем, ничуть не помешало ему согласно кивнуть и, просияв ясным взглядом, ответить:
- Конечно! А как же иначе?
И всё же каверзных вопросов не последовало...
- Говорил ли я правду в своей балладе? Я всегда говорю правду в балладах, создавая в них мир, полный чувств и переживаний, сильных и волнующих, которые испытываю сам, которые хотел бы, чтобы испытали другие... Ведь для того, чтобы делиться чувствами, сначала нужно пережить их самому. Пережить каждое мгновение. Без подсказок, без оглядок на других. Иначе эти чувства не прозвучат правдиво, и в них попросту никто не поверит. Так врал ли я, когда говорил, что люблю? - мог бы ответить Лютик, ввернув для уверенности ещё несколько аллегорий, приукрасив эпитетами, оттенив сравнениями...
Но он продолжал молчать, глядя в лучистую бездну глаз Анариетты. Пару мгновений искрящейся тишины, которых при всём желании не хватило бы для зарождения сомнений, но которых оказалось достаточно для создания удивительной магии, того самого непреодолимого влечения, порыва, страсти, не податься которым было бы просто невозможно. И он поддался. Целуя августейшие уста с редкой трепетностью, на которую только был способен. Не привирая ни грамма чувств, вложенных в этот поцелуй, искренний и пылкий.
[icon]https://i.imgur.com/HfiCT9X.png[/icon]
Обескураживала и обезоруживала лютикова искренность, которую кровожадная герцогиня могла бы подвергнуть сомнению или препарировать. И всё же Анариетта оставалась, хоть и венценосной, но всё равно женщиной, что была рада ласковым словам и верить в них желала всем сердцем.
Бард её не подвёл, даже более того, решился на шаг отчаянный и самоотверженный, дабы высвободить Её Милость из цепких ручонок графа. И если это было не то, что ей нужно, то ни один чародей в мире не сможет привести её желания к единому знаменателю.
Неожиданно без яростной пылкости, кою княгиня чаще прочего дарила Юлиану, но с робкой нежностью Ласочка ответила на поцелуй своего возлюбленного. Мироздание не разверзлось новым сопряжением сфер, а небо не рухнуло на землю, разбившись вдребезги, но в то самое мгновение герцогиня бесповоротно нырнула в собственную именную бездну, водружая менестреля на главный трон в своём сердце.
Ладошки скользнули к щекам Лютика, точно Анариетта страшилась, что тот отстранится и прервёт знаменательную ласку. И если не вечность, то однозначно некоторое время поцелуй продолжался, будучи и признаниями, и обещаниями, и некоторым пактом одновременно. А где-то поодаль граф Д ‘Арви уже покидал Боклер вместе со всем Туссентом во весь опор, злобствуя и на барда, который «поплатится за свою самонадеянность», и на правительницу винного края, которая «пропади она пропадом».
Лютик играл ей на своей эльфской лютне, будучи облачённым лишь в одну фантазийную шапочку с пером, ещё несколько дней к ряду. Анна Генриетта раздаривала ему свой смех и нежность, изредка облачаясь лишь в свои драгоценности. Они искренне и без оглядки любили друг друга, проказничали с лёгкой руки августейшей и наслаждались каждым мгновением, проведённым наедине, будто завтра и послезавтра не настанут никогда.
Известие о скором возвращении князя принесло с собой поспешные сборы, выцветшие краски окружающего мира и горечь расставания. Двойное дно одного из сундуков Анариетты надёжно сокрыло в себе всё самое дорогое, что осталось герцогине от этого романа: несколько засушенных цветов и стихи, посвящённые Ласочке. Хранить такое на видном месте было бы опасно.
Уехал Лютик, вернулся Раймунд. Всё вскрылось в самом непотребном из возможных вариантов. Радостная пора, длившаяся так непростительно недолго, сменилась на не утихавшие скандалы и перипетии между супругами. И лишь изредка, когда княгине становилось совсем уж паршиво, она доставала все стихи из сундука и перечитывала каждое, надеясь на что-то хорошее если не сейчас, то в сумрачном будущем. А после Анна Генриетта решилась на письмо.
Но это уже совсем другая история.
Отредактировано Анна Генриетта (24.04.20 02:06)
Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » Эхо минувших дней » [15 мая, 1262] - В саду земных наслаждений
