История медички по имени Шани началась в зловонных городских закоулках, кои есть в любом большом городе, любой страны. Родилась будущая медичка в семье мелкого кузнеца и прачки, кои проживали в старом доме в Портовом районе Оксенфурта, где часто пахло остатками еды и тухлой рыбой, из-за близости к городскому порту, а также именитым каналам, используемым местными жителями в качестве клоаки. Именно этот запах запомнился девушке особенно сильно, с самого детства вынуждая её стремиться к большему, нежели жизнь в столь темном, сыром и нездоровом месте.
   Рождение Шани было событием незапланированным, да и чего уж там скрывать, не совсем желанным, ведь в бедной семье итак подрастали двое разнополых детей. Впрочем, пара рабочих рук никогда не бывает лишней, только если эти руки действительно рабочие, а не шальные, неусидчивые и до жути любопытные. Стоит ли говорить, что проблемы с Шани возникли уже с самого детства? Бесконечные “почему?” "зачем?" "а как?", сводили с ума всех вокруг, а неуёмное любопытство и жажда познаний — стали истинным бичом для всех жителей Оксенфуртских трущоб.
   В помощницы местной повитухи девочка пошла уже сама, практически сразу же неистово увлекаясь травничеством, да черпая познания старухи огромным ковшом, покуда не выжала из той все, что оная могла ей дать. Весьма скоро скудные познания в народной медицине, наскучили пытливому юношескому уму, Шани хотелось знать больше о том, как именно устроен этот мир. Только вот в портовом районе многому не научишься, да и страсть Шани ко вскрытию безвременно почившей местной живности, было для местных сродни одержимости.
   Впрочем, шальная мысль поступить в Академию и стать медиком, помогающим людям в особой нужде, поселилась в её голове вовсе непросто так. Причиной тому стался низкий уровень жизни в её родных трущобах, где люди всегда были подвержены эпидемиям, вызываемым употреблением недоброкачественного продовольствия, да жалким состоянием тамошней медицины, что в итоге стало причиной гибели её старшей сестры. Девушка “сгорела” едва ли не за неделю, а надежда на помощь квалифицированного медика разбивалась о вечный недостаток звонких монет. Глядя на ситуацию прошлого с опыта своих лет, медичка с легкостью могла сказать, что сестру сгубила “пневмония”, а тогда… тогда всё свернули на банальную порчу, вызвавшую губительную лихорадку.

Тоску от сволочной нашей жизни хорошо снимает водка, похмелье от водки облегчает портвейн, сушнячок от портвейна лучше промочить пивом, ну а от пива лечатся, понятно — водкой.
   Потеряв сестру и практически лишившись веры в себя, Шани не без помощи родителей, а также её бездетной тетки, сестры матери, начинает свой нелегкий путь к становлению жаком. Поступить в академию и стать медичкой, было для Шани целью всей её жизни, а потому не пугали вчерашнюю кметку, ни грозные профессора, ни трудности при поступлении, ни тяжелая учеба в неустанном ритме большого города. Поддержка же оказываемая близкими людьми, готовыми потуже затянуть пояса, да заради её учебы, давала девочке дополнительный толчок к движению в лучшую для неё жизнь.   
    Не остановил бы её на пути к цели даже Белый хлад, а потому уже вскоре Шани стала частым гостем в стенах академии, где её упрямству и настойчивости завидовали не только студенты, но даже некоторые преподаватели. Вот и не было ничего удивительного, что в один прекрасный день, к огромному облегчению Шани, и огромной радости всех её родственников, будущая медичка была зачислена на кафедру Медицины и Траволечения. Где для Шани начиналась новая, полная приключений жизнь, теперь уже студентки узнаваемой во всем мире Оксенфуртской Академии.
   Много чего было, и много чего прошло. Учёба давалась Шани с невероятной лёгкостью, а её страстная тяга к знаниям порой даже поражала окружающих. Сама же Академия, с её вековыми стенами, пропитанными духом науки и тайными, пока ещё неизведанными для Шани знаниями, сразу стала для неё вторым домом. Впрочем, спокойными буднями сие житие не назвать и с натяжкой, ведь коль уж взялся за гуж, не говори, что не дюж, даже если твой кошель чаще пуст, чем звонок. Вот и пыталась Шани выжить, как только могла, помогая в местном госпитале, да на стороне приторговывая реактивами, ингредиентами и препаратами, а также участвуя в сомнительных плутнях. Было в её жизни и немало удивительных знакомств. Одно из которых, пожалуй, стоит отдельного упоминания в истории жития неуёмного “огонька”, хотя бы потому, что судьба и стены академии свели будущую медичку с бардом Лютиком, положившим начало далеко ни одному приключению в её жизни. 

Каждый несет свою жизнь, как тонкую вазу, вечную, но хрупкую, опасаясь ее разбить.
   Весной 1265 года семнадцатилетняя Шани встречается с нагрянувшим в город Лютиком, который просит ее передать сообщение ведьмаку Геральту, также находившемуся в то время в Оксенфурте. Выполняя поручение друга, медичка сводит куда более близкое знакомство с ведьмаком, на тот момент ещё даже не подозревая о том, что именно привело Геральта в город. Впрочем, знакомство Шани со знахарем Мырманом, с помощью, но вопреки желанию, коего они магически призывают Риенса, оказалось как нельзя кстати. Сложно сказать, что все, что случилось в ту ночь, пришлось медичке по душе, хотя бы потому, что видеть чужую смерть, без возможности оказать помощь, было для юной Шани тем ещё испытанием.  Впрочем навыки медички и помощь чародейки Филиппы Эйльхарт оказывается как нельзя кстати, ведь сам ведьмак также оказывается довольно серьезно ранен, а потому Филиппа и Шани обрабатывают его раны. Впоследствии судьба сулит им ещё ни одну встречу, а пока вновь учеба и временное затишье на её фронте.
   Пока уже в марте 1268 года Шани вместе с низушком Мило «Русти» Ванденбергом, Марти Содергрен и Иолей Второй не оказывается на фронте настоящем, оказывая помощь раненным в третьем полевом госпитале во время битвы при Бренне. Стоило признать, что далеко не сразу Русти был рад привечать Шани в рядах его команды, считая девушку слишком неопытной для полевой хирургии, да помощи раненым. Впрочем, совсем скоро мнение о себе Шани изменила, становясь не обузой, а наоборот — неотъемлемой частью их небольшой команды. Однако, к несчастью для Шани и её коллег, она была единственной, кто пережил ближайший год: Русти и Иоля умирают во время вспышки Катрионы в Мариборе, а Марти погибает от рук ревнивого любовника спустя всего несколько дней после битвы. Также, именно там Шани становится невольным свидетелем гибели ведьмака Койона, от удара в сердце двузубой гизармой. Который, несмотря на тяжелейшее ранение, благодаря мутациям, все же доживает до палатки медиков. После всего случившегося Шани возвращается в Оксенфурт, где заканчивает учебу с отличием, а её приключения, тем временем, продолжаются.

Медицина сродни магии. Там все на ощупь, на лезвии бритвы. Неверный шаг может стоить жизни.
   В 1270 году, спустя два года после битвы при Бренне, Темерию охватывает эпидемия безжалостной Катрионы, и следуя своему долгу, Шани без малейших сомнений отправляется в Вызиму, для лечения заразившихся чумой. Вынужденно остановившись в Предместьях, медичка никак не могла попасть в город из-за карантина и рыскающих по округе чудовищ. Впрочем, ни чудища, ни карантин Шани особо не смущали, став свидетельницей того, как на подступах к деревне на женщину и её сына напали магические собаки, и женщина осталась за воротами, именно она узнает среди столпившихся своего давнего знакомого Геральта из Ривии, упрашивая оного уничтожить монстров. К сожалению, женщина была уже мертва, а её выживший сын Альвин попадая по действие магии, произносит древнее эльфийское пророчество. К большому сожалению Шани, ведьмак  так её и не вспомнил вот и помогай после этого людям. Впрочем, о ситуации в Предместьях она все равно ему рассказала, попутно соглашаясь присмотреть за Альвином.
   После неудачного нападения Саламандр в трактире, и помощи Геральта, Шани наконец-то удается попасть в Вызиму, где медичка благополучно снимает комнату у старухи в Храмовом квартале, устраиваясь медсестрой в Лечебницу Св. Лебеды. Работы у неё немало, а больных с каждым днем все больше и больше, тем не менее, когда расследование Геральта вновь приводят его на порог дома Шани, она соглашается оказать ведьмаку услугу по вскрытию тела свидетеля, дабы узнать причину смерти оного. А потом и вовсе просит помощи с организацией вечеринки в честь приезда Лютика, после которой рассказывает ведьмаку о своём надоедливом недопоклоннике Талере, распугавшим остальных претендентов на её сердце, который, к тому же, оказался не просто скупщиком, а работником тайной полиции короля Фольтеста.
   Уже после, когда Альвин пропадает, а сама Шани узнает о том, что чародейка Трисс Меригольд взяла его под опеку, медичка просит Лютика передать ведьмаку письмо, пытаясь переубедить Геральта в его решении, однако не одержала успеха, рассудив, что чародейкам ведьмак доверяет куда больше своей старой знакомой. Во время погрома в Вызиме Шани, как и должна была, оказывала помощь ранеными обеих сторон конфликта в полевом госпитале, пока Геральт не рассудил, что медичке и остальных медсестёр стоит вывести в безопасное место. Впоследствии медичка уходит на болота за травами для больных, а Геральт помогает ей выбраться из горящей Вызимы.
   После возвращения в Оксенфурт, Шани устраивается ассистентом в свою любимую академию, попутно мечтая о частной практике, мечту о коей также благополучно исполняет, но уже после смерти своей тетки. С головой окунувшись в будни настоящей медички, лечится к коей ходит и корова и волчица, она ни на секунду не перестает искать приключения на свою задницу, неся медицину в свет и даже тем, кому оная не нужна и даром. Нередко у только что открывшейся лечебницы возникают проблемы с городской стражей, недовольной скоплением людей у двери лечебницы, а также тем, что Шани привечает всех, не зависимо от пола, возраста, социального положения или расы. Впрочем, для той, кто рождена быть медиком, подобные проблемы значения имеют не много, да и за свою жизнь Шани научилась весьма ловко выходить из сомнительных ситуаций.

Война идет и метет — по старинной поговорке. Она меняет человека безжалостно, делая кого-то лучше, а кого-то много хуже, чем он был. Однако доподлинно известно одно — войны никто не возвращается таким, каким туда ушел. После неё все резко разграничивается. До войны. В войну. Словно две жизни. Та промчалась, а эта длится целую вечность. Хочется плакать или замереть на месте и ждать, когда же все это наконец-то закончится. Только вот тогда плакать Шани было некогда. В палатку медиков неустанно прибывали раненые. Железный запах крови уже давно перемешался с запахом пороха и смерти, а день и ночь слились воедино. Шани не успевала перевести дух, зачастую, словно зачарованная повторяя одни и те же действия: осмотреть, промыть, продезинфицировать, зашить, а потом… потом молиться, чтобы не было никаких осложнений. Она помнила практически всё, каждое лицо, едва ли не каждое ранение. Однако он… он навсегда останется для неё самым запоминающимся, самым болезненным воспоминанием.
   Дефицит медикаментов и свободных рук накладывал свой незримый отпечаток на работу каждого медика в палатке. Приходилось выкручиваться, а значит терять время. Огромная роскошь для работы в военно – полевых условиях. Шани в очередной раз сцепляет зубы, стараясь улыбаться несмотря ни на что. Этим людям нужна надежда, им нужна улыбка и ободрение, покричать в пустоту она сможет и наедине с самой собой, бессильно сжимая кулаки так, что ногти наверняка оставят кровавые лунки на её ладонях. В палатку заносят очередного несчастного, уже мертвого, несмотря на все старания его боевых товарищей.
   — Нет-нет, он просто потерял сознание! — В голосе молодого вояки слышится обреченность. — Помогите ему… просто помогите… — Шани кивает, ладонью указывая на только что освободившееся места. Стоит дождаться, когда парень уйдет чтобы… Война — это не атака, похожая на парад, не романтическое сражение под развевающимися знаменами. Война — это неистовая усталость, и грязь, и кровь, и мерзость. Это бледные маски навеки замерших лиц, изодранные в клочья тела и дымящиеся прожженное снаряжение.
   — Шани, сюда, — окликает Марти Содергрен, и девушка извиняясь, спешит на помощь коллеге. Вояке понадобится время, дабы принять и понять неизбежное, а пока… —  помоги ему, прошу, я ничего не успеваю! — Маска ледяного спокойствия и очаровательная улыбка. Шани спешит к бледному и стонущему вояке. Несмотря на зияющую в ноге рану, мужчина все ещё был в сознании. «Кровь не темная, не бьёт фонтаном, а значит артерия не задета» — уже легче. 
   — Я… — мужчина до бела в костяшках сжимает дерево носилок, — я потеряю ногу? Да? Потеряю ногу? — Шани качает головой, накладывая тугую перевязку, дабы остановить кровь. Требуется его осмотреть, судя по количеству крови вокруг — нога не единственная его проблема. — Я… — говорить ему сложно, а взгляд устремлён в потолок медицинской палатки. — Я обещал жене и детям, что непременно вернусь… — Медичка искренне улыбается:
   — Обещали, значит вернётесь! — Она не врет ему в глаза, а просто надеется. Шани всегда надеется лишь на лучше… Из вспоренного живота виднелись кишки, медичка осторожно вернула кафтан на место, стараясь успокоить дыхание и замедлить бешеный пульс. — Обещал, что обязательно им что-нибудь привезу… — тем временем продолжал он, все сильнее стискивая дерево и задыхаясь после каждого слова, — пряники… — Шани закусила губу, прекрасно понимая, что она не в силах ему помочь, — моя младшая так любит… — от полученных ранений он будет умирать долго, слишком долго, слишком мучительно, — пряники… — осторожно, как бы невзначай, она потянула край тугой перевязки на ноге, позволяя крови вытекать из раны.
   «Так будет лучше» — убеждает сама себя, а потом прикрывает глаза, «так будет для него лучше». — Вот так, — хрупкая рука медички, сжимает его руку, пусть и до боли в тонких костях, она потерпит, она справится. Сдерживать себя сложно, не успеть и не смочь — это одно, а решать и сотворить — совсем другое. «Обречен», бьется в голове упрямой птицей, в то время как сознание вопит совсем иное. — Всё будет хорошо, ты обязательно с ними увидишься… — пусть не сейчас, но позже. — Расскажи мне, расскажи мне ещё что-нибудь о своих дочерях… — Его слова были едва различимы в гуле голосов, среди криков и бесконечных стонов.
   Сколько ещё раз в своей жизни, Шани придется принять подобные тяжелые решения? Сможет ли она смириться, сможет ли отпустить? А, может, призраки всех, кого не сумела спасти, будут преследовать медичку во снах до конца её дней? Шани не знала ответы на эти вопросы, однако точно знала одно, она будет пытаться и дальше, будет делать все, что от неё зависит. Рука крепче сжимает руку, а невидящий взгляд устремляется в никуда.