Клио родилась в семье назаирского купца. Ее мать, Нора, была из племени горцев, отец выкупил ее за партию хороших мечей. Нора не любила отца, а он жалел о своем поспешном, продиктованным минутной стратью решении, но женщина не пыталась бунтовать, и они как-то уживались. Нора умерла при родах, отец вскорости женился на другой, и очень выгодно для его дела.
Нора была очень сильной женщиной. Верная традициям клана, она не дала ни единого повода усомниться в верности и уважении к мужу, но ненависть, которую она так долго копила, все-таки нашла выход.
Скоро у Клио появилось два брата и сестра, однако девочка все равно росла изгоем. У нее была странная внешность: глаза разных цветов и сильно ассиметричное лицо с вмятиной под левым глазом — все это придавало ей полубезумный вид с самого детства. Она была молчаливым и замкнутым ребенком.
Клио не любила учиться, на занятиях с частными преподавателями у нее случались истерики, заканчивающееся судорогами и долгими днями болезненного состояния.
Она любила убегать из дома и бродить по городу в одиночестве. После таких прогулок она возвращалась домой грязная и словно потерянная. Отец закрывал на это глаза. Дочь от первого брака внушала ему необъяснимое чувство брезгливости, и он неосознанно избегал ее. Его новая жена вела себя как злая мачеха из сказок: распекала девочку за любой проступок (а их, уж поверьте, было достаточно), всю заботу направляла на собственных детей, а мужа упрекала самим фактом существования этого «уродливого недоразумения».
Ранней весной 1265-го года в городе стали пропадать дети. Никто бы, наверное, и не хватился маленьких беспризорников, но несколько случаев исчезновения отпрысков влиятельных горожан заставили властей пошевелиться и нанять ведьмака.
Ведьмак, его звали Маттиас из школы Змеи, нашел убийцу. Им оказалась не брукса и какая-нибудь канализационная мерзость, как он предположил в самом начале. Это была двенадцатилетняя девочка по имени Клио. Совсем не похожая на чудовище, она поступала как безжалостный, хладнокровный убийца: завлекала своих жертв в канализацию под предлогом, что под городом есть много всего интересного, там оглушала их заранее приготовленным дрыном и забивала до смерти. Тела она складировала в сухом месте. В последний раз, когда она пришла туда, чтобы, как обычно, посмотреть на разлагающиеся останки, там уже обосновалось несколько трупоедов. Маттиас убил чудовищ, спас девочку, забрал ее из-под городских катакомб и скрылся, не выдав властям. В противном случае ее бы наверняка казнили или поместили в лечебницу к умалишенным.
Он часто спрашивал себя, почему поступил так, как поступил.
Были ли дело в том, что в ней он увидел свое Предназначение? Узнал, вспомнив слова прорицательницы, которая много лет назад пообещала, что его неожиданностью станет «маленький убийца маленьких людей»?
Или он сам принял это решение, а воспоминания пришли после?
На эти вопросы он не мог ответить даже самому себе. Но точно Маттиас мог сказать одно: об этом решении он не жалел никогда.
В пути Клио была тиха, послушна, скорее даже безвольна. После очередного убийства она как будто плыла в густом тумане и почти не запомнила происходящее. Зато потом она почти ничему не удивилась и не расстроилась из-за того, что ее прошлая жизнь умерла вместе с последним убитым ею ребенком. Она кивнула, когда Маттиас рассказал ей обо всем. Вопросов он не задавал — это был старый, мудрый ведьмак.
Они бежали прочь от города много дней, и тогда, в пути, он решил бросить ведьмачье ремесло, потому что воспитывать девочку в таких условиях было невозможно, а делать из нее ведьмачку он тем более не собирался.
В предгорьях гор Амелл, в глуши, Маттиас построил постоялый двор. Клио помогла ему, чем могла, по собственному желанию. Она привязалась к этому большому человеку, который заботился о ней больше, чем кто-либо прежде.
Потом, на протяжении долгих шести лет, Маттиас делал все, чтобы вылечить ее больную душу.
Горный воздух, физический труд, тихие вечера в теплой зале постоялого двора — бывший ведьмак как будто точно знал, что нужно таким, как эта девочка. Понемногу Клио приходила в себя и в какой-то момент, наконец, смогла говорить о прошлом.
За осторожным расспросами Маттиас выяснил следующее. Во-первых, с самого детства она испытывала непреодолимую тягу к жестокости. Просто получала удовольствие, убивая насекомых, котят, а потом и детей. Чем разумнее жертва, чем ярче выражен момент ее смерти, тем больше удовольствия. Иногда это превращалось в настоящие приступы агрессии, когда ее накапливалось достаточно. Тогда она и убивала детей. Во-вторых, ее постоянно преследовал — нет, даже скорее сосуществовал с ней — голос мальчика. Он словно жил в ее голове, давал советы, критиковал, пытался шутить и утешать ее, но что бы он ни говорил, от его голоса у нее как будто изнутри скребли ложкой по стенкам черепа. В качестве протеста она давно уже привыкла делать все ему наперекор — в том числе и когда он просил, умолял ее не быть такой жестокой.
Бывший ведьмак понял, что, помимо душевной болезни, девочка была проклята, и это было очень сильное проклятье. Такое, пытаться снять которое не стал бы и он сам. Потому что наложила его ее собственная мать. Любовь и кровь…
Тогда вместо этого он попытался научить ее контролировать свой недуг. Маттиас учил девочку борьбе, владению кинжалом в связке с мечом, технике движения в бою, правильному дыханию, тренировал ее рефлексы. Он учил ее плавать и быстро бегать. Рассказывал ей сказки, которые сам когда-то услышал от своих учителей. Покупал или одалживал на время книги у редких путешественников, посещавших их постоялый двор. Клио купалась в горных озерах и проходила много лиг по тропам, изучая окрестности.
Это были долгие, счастливые годы. Настоящее детство, о котором прежде она могла лишь мечтать.
Занимаясь с ней фехтованием, Маттиас не пытался обучить ее «ведьмачьему» стилю. Эти занятия были направлены на воспитание духа, а не то, чтобы сделать из нее убийцу чудовищ. Ведьмак никогда не рассказывал ей о тонкостях своего ремесла. И обучал ее сражаться так, как учат сражаться людей. За свою долгую жизнь он прочитал и изучил много трудов известных фехтовальщиков рода человеческого, да и прежде, бывало, в случае острой нужды в деньгах обучал по ним влиятельных господ, готовых заплатить за уроки от настоящего ведьмака. Так что опыт наставничества у него был.
Болезнь отступала. Клио по-прежнему слышала голос (выяснить, что это такое, не вышло, голос исчезал или капризничал, когда они пытались вести с ним разговоры на эту тему), но не мучилась от головной боли, больше не испытывала приступов неконтролируемой агрессии. Да и общая тяга к жестокости сгладилась, отступила, сменившись любознательностью и добрым, спокойным нравом. Она пыталась научиться любить природу, животных и птиц.
Однако Маттиас не строил иллюзий и знал, что так будет продолжаться лишь до тех пор, пока девушка ведет размеренную и спокойную жизнь. И что только долгие, долгие годы подобной жизни могут заморозить недуг настолько, что он не вернется к ней однажды.
Увы, этого времени у них не было. Мирная жизнь закончилась, когда Нильфгаард в третий раз повел свои армии на север. Ведьмаки в империи были изгоями, закон никак не защищал их, поэтому банде геммерских наемников ничего не стоило разгромить трактир одного из «выродков», как только они узнали в нем ведьмака.
Клио, благодаря Маттиасу, удалось сбежать. Что стало с бывшим ведьмаком, она так и не узнала. Конь, кинжал и, самое главное, меч — вот и все, что осталось у нее от старого ведьмака, который бросил свое ремесло ради того, чтобы воспитать больную, проклятую девочку.
Она хорошо запомнила лица этих людей и поклялась себе однажды свести с ними счеты.
Клио почти не знала мира за пределами нескольких лиг вокруг их постоялого двора. Она неизбежно превратилась в бродяжку, и только благодаря тренировкам, умению защитить себя ей удалось не стать легкой добычей для недоброжелателей, которых было предостаточно.
Недуг вернулся не сразу. Сначала, во время бродяжничества, она начала терять часть воспоминаний. Прошлое представлялось не прямой, а чередой отрезков, между которыми была пустота. Голос стал активнее вмешиваться в ее жизнь. Раньше он либо молчал, либо не отличался разговорчивостью. Оказалось, что мальчик в ее голове вырос вместе с ней, и на смену детскому писку пришел хрипловатый голос молодого парня.
Несмотря на то, что он доставлял ей мучения, голос также иногда давал дельные советы. Тем не менее, скоро Клио сообразила, что алкоголь освобождает ее от зуда внутри черепа и стала этим пользоваться. Потом она поняла, что фисштех работает еще лучше, потому что после него не бывает ужасного похмелья и вони.
Голос не желал ей зла и приносил страдания неосознанно. Он пытался ее убедить в том, что им, им (!) нужна помощь. Одним из советов голоса было как можно скорее бежать на север. По его словам, там чародеи живут и практикуют свободно, в отличие от империи, и именно там им (опять это «им»!) смогут помочь.
Клио не знала, ненавидеть его или прислушаться, не знала, желает ли он ей добра или строит козни. Но в тот раз она уступила.
Клио и тот, кого она называла просто Он, живущий в ее голове, двинулись на север. По пути она давала выход вернувшейся жестокости, берясь за работу для тех, кто не обременен вопросами совести. То есть убивала либо одна, либо в компании других наемников. Убийства давались ей легко, и она вновь ощутила тягу к ним. Это был простой путь, в отличие от воспитания духа и работы над собой, которые и возможны-то только в спокойное, мирное время. А тогда вокруг нее была война. Убийства приносили удовлетворение сразу, а не через сколько-то лет. И, к тому же, ей льстило, что случайные «коллеги» считают ее чокнутой, но опасной.
Она так и не смогла заполнить пробелы, вызванные провалами в памяти. Лишь надеялась, что не совершала ничего ужасного, ничего такого, за что за ней пошлют погоду, а потом вздернут.
На самом деле, во время этих провалов она действительно никого не убила, лишь впадала в относительно контролируемое беспамятство. Как минимум, она точно не превращалась в агрессивную психопатку или в безвольного овоща. Долгие годы душевного спокойствия и самоконтроля положительно повлияли на нее. Усилия старого Маттиаса не были напрасными, и ее приступы с возрастом стали менее опасными. Неизвестно, правда, насколько долго этих шести лет самоконтроля будет хватать.
Оказалось, что голос обладал немного устаревшими сведениями о мире. Чародеи на севере жили далеко не так фривольно, как раньше. Это они поняли быстро. А те колдуны, что встречались им на пути, вряд ли хотели помочь — скорее пустить на опыты, чтобы разобраться с «занимательным случаем мощного проклятья».
Кошмар продолжался, но Клио не из тех, кто сдается. По крайней мере, так быстро. Шесть лет не прошли даром.
