Кристоф не оказывал Королю Нищих тех почестей, которых тот ждал от других. Не прикасался губами к перстню на его пальцах, не склонял спину в длинном, почтительном поклоне. Их диалоги были сухи, бесцветны, а единственный жест, что можно было углядеть в их диалоге — короткие, приветственные кивки. Покровитель всех попрошаек прекрасно знал, что перед ним стоял далеко не обычный простолюдин, что взял меч и избрал скользкий путь в попытках лучшей жизни, а самый настоящий носитель голубых кровей, который сбежал на север, преследуемый самой смертью. Бог знает, как они нашли общий язык, как заключили это странное партнерство, но факт оставался фактом — последний представитель рода де Горгонов из Теодиля стал наилучшим приобретением Незримых за последние пять-шесть лет. Покровительство Синдиката и лично Короля Нищих служило непреодолимым барьером для желающих его убить. Кристоф мог позволить себе достаток, что помогал ему восстановить ощущение прежней жизни, но взамен был должен стать его правой рукой, палачом. И стал, вспоминая все то, через что ему пришлось пройти прежде. Стал возмездием для всех перешедших Новиградской преступности дорогу, распространяя его и за пределы города — таковой стала его новая жизнь, работа.
Небольшая комната больше напоминающая рабочий кабинет была не подготовлена к внезапному похолоданию. Дряхлый старичок торопливо копошился с дровами перед печью, дуя с той силой, какую позволяли легкие, и глупо улыбался, когда в глазах отразился свет загоревшегося пламени. В воздухе витал характерный запах дерева и жженой коры, но все присутствующие давно к нему привыкли.
— Спасибо, — Король Нищих, сидевший за столом, медленно поднялся, наблюдая за тем, как старичок, поклонившись, не глядя отправился к выходу. — Растопи другие печи. Зима застала нас врасплох.
Кристоф стоял вблизи окна, задумчиво рассматривая заснеженные крыши и потускневшее небо. Снег не переставал идти уже несколько дней, но, к счастью, выпадал в скромных количествах и не засыпал переходы с дорогами. Вымачивать в нем ноги при таком холоде не хотелось. Мужчина думал о Шани и о том, что между ними случилось, предвкушал их встречу вечером, мечтательно представляя ощущение женских рук на лице, слегка краснея. Никто из них не сомневался в том, что все это будет непросто. Иначе никогда и не бывало. В жизни наемника — точно. И насчет медички Кристоф придерживался того же мнения. Он не мог описать весь всплеск чувств, что творился в душе, как и дать однозначного ответа что все они означали, но безусловно верил, что время все расставит по своим местам.
Король Нищих был осведомлен о случившемся. Не имелось ничего в Новиграде, что скрылось бы от его глаз. Их приезд с Шани откуда-то из застенков, их нежные объятия и ласковый поцелуй на прощание не стал исключением. Но Франциск был не из тех людей, которые могли пристыдить. Несмотря на его беспринципность во многих вопросах, личные амбиции и холодный расчет в глубине душе он улыбался, радуясь тому, что два одиноко-блуждающих огонька встретились посреди темноты и начали светить ярче. Однако, Король переживал к чему все это может привести, вычерчивал в своей голове все возможные исходы и варианты, что были доступны его сознанию, и очень желал, чтобы и Кристоф понял всю ответственность, отдавал себе отчет в том, что он делает и зачем.
— Она — хорошая девушка, — Франциск подошел ближе и переглянулся с Кристофом, выглянув, как и он, наружу. — И я очень надеюсь, что ты полностью понимаешь, к чему это может привести.
— Понимаю, — Кристоф потер нос, не отводя глаз от одной точки. — Более чем.
Король Нищих кивнул, вернувшись обратно к столу и сел, вытащив из выдвижного ящика, запертого на замок, небольшой звонкий мешочек. Кристофу не хотелось это видеть, не хотелось слышать этот звон. Он был поглощен желанием закончить порученное ему дело и отдать себя в распоряжение другого человека, который вытащит его на время из того мира, где он сейчас обитал.
— Новиград дает тебе безопасность, что ты и сам понимаешь. Вне его стен и вне делах Четверки гарантировать её я не могу. Не в моих правилах держать кого-то насильно — особенно тебя, но если вдруг решишь изменить жизнь, все бросить и уехать, то я хочу быть предупрежден заранее.
Наконец, Кристоф повернулся к Королю.
— Обещай, что с ее головы не упадет ни одного волоса. Здесь или в Оксенфурте, — столь дерзкое обращение Франциск воспринял со смешком, но сразу перестал смеяться, видя перед собой прежде невиданную картину. — Взамен — проси все, чего хочешь.

***

Переулок на стыке районов напоминал бойню, в которой смешалась кровь и разноцветная одежда. Как оказалось, слухи не врали — Ублюдку и правда надоели старые друзья. Измазанные гримом лица в предсмертной агонии аккурат уткнулись в герба Вечного огня, кто-то сидел опершись на стены, кто-то пытался уползти без конечностей, но большая часть все-таки оказалась мертва. Разрушить союз Вечного огня и Ублюдка было очень важно — от совместной деятельности двух безумцев городу не светило ничего хорошего. Не повезло и тем, кто явился вместе с Кристофом — все оказались убиты, что, правда, заметил он куда позже, когда помимо него на ногах остался стоять только один. Какой-то странный, смуглый. И оружие у него было не такое, как принято в здешних местах — более изогнутое, экзотическое.
— Кхе-кхе, — прохрипел безрукий бандит, что искал последние минуты своей жизни среди обломков бочки неподалеку. — Ублюдок знал, что ты сюда явишься. Знает про деньги за твою голову…
Ответить ему Кристоф не успел, скрестив клинки с единственным соперником. Сразу подумал, что убийца. Понял откуда, но думать дальше было некогда — слишком тот оказался быстрым и столь эффектный поединок определенно бы привлек внимание, но единственными его зрителями были мертвецы. Кристоф не чувствовал, как пропускал удар за ударом, сосредотачиваясь на тех, что могли бы сразу его убить, не ощущал, как убийца с юго-востока полосовал его своим коротким и быстрым оружием. Ждал момента, чтобы ударить сильно и точно. Дождался — голова наемника слетела с плеч и укатилась куда-то вглубь переулка. Было тяжело дышать, голову захватили мысли про Шани, которая ждет с ним встречи, и только сейчас, сорвав с себя верхнюю одежду и бросив в слякоть, Кристоф осознал, что его превратили в решето, которое истекало кровью. Дыхание участилось.
И последнее, что мужчина запомнил — доски пола в его квартирке, которые пришлось встретить лицом.
Кристоф хотел умереть. Но не сегодня. Не здесь. Не так.
Агония пожирала бессознательное тело даже сквозь беспамятство. Жизнь сражалась со смертью за право завладеть им, но победитель был так и не ясен. Становилось тяжело дышать, пальцы сжимались мертвой хваткой, а кожа бледнела. Все что он мог делать — зажимать свои раны рукой и тряпьем, в кое-превратилась одежда. Понимание, что он снова подвел, стремилось раздавить его сердце.
Тяжелый вдох.
Кристоф распахнул глаза от ощущения холодной воды, что ударилась с лицом и увидел Шани, склонившуюся над ним. Было темно и тускло, но он понимал, что это она — рыжие волосы и ощущение ее пальцев на пульсирующей шеe не могло обмануть его и так притупленные чувства. Мужчина не слышал ее, видя только шевеление губ, но выдавил из себя последние силы, чтобы улыбнуться.
— Я… опоздал?…

Отредактировано Кристоф (27.06.20 11:27)

Кристоф не понимал, что происходит. Едва видел, практически не слышал. Шани улыбнулась, склонившись над ним, коснулась щеки, но от бессилия, захватившего тело, он не мог ни прижать руку ближе, чтобы снова почувствовать ее тепло, ни даже дернуться. Ему было больно, однако не от ран, через которые мучительно медленно утекала жизнь, а от того, что имелся шанс уйти вот так. Глупо, грязно и не попрощавшись. Губы дрожали, потревоженные звуком имени медички, но так и не могли его произнести. Кристоф чувствовал конвульсии каждым уголком своего тела, бился в них, стиснув зубы, не отводил взгляда от Шани. От огня ее рыжих волос, который вскоре стал единственным, что оставалось ему различимо. Он не пускал старуху с косой, несмотря на то, что та уже постучалась в его двери.
Странно, что именно сейчас смерть пугала сильнее всего. Костлявые руки из-под балахона, что касались плеч, разнося бесконечный холод, вынуждали вздрагивать. Кристоф никогда не боялся смерти. Более того — ждал, когда, наконец, та его настигнет. Но сейчас… он испытывал страх за все то, что упустит. За несказанные слова, за несовершенные поступки. Нежелание заканчивать все так — совершенно глупо и нелепо, да еще и на глазах Шани, коя станет свидетелем его предсмертной агонии, словно яд впитывалось в сознание. Он не должен был сдаваться. Не должен умирать. Не имел права.
Кристоф вскрикнул, когда раны зажег спирт. Пальцы согнулись в несгибаемые крючья, то и дело стремившиеся вырвать полы, но столь резкая в своей внезапности боль сменилась минутой облегчения. Мужчина пытался отдышаться, чувствуя как каждый вздох давался все тяжелее. Веки, налившиеся железом, стягивались вниз, и сил этому сопротивляться не осталось. Наступил мрак. Тишина.
Всю ночь он проводил в бреду, мучаясь от самых ужасающих его кошмаров, обливаясь потом. Дергался от любого шороха, что-то бессвязно бормотал и хотел очень много пить. Кристоф боролся с темными образами, вспоминал, кто он такой и что тут делает. В очередной раз корил себя за случившееся в жизни, желал умереть несмотря на недавнее обещание, но в конце-концов весь этот ад, что так беспощадно сжигал и разрывал на части всю ночь напролет, закончился. Он чувствовал, как среди всего ночного безумия просачивалось ее тепло и забота, ощущал, что Шани не отошла от него ни на секунду и не сомкнула своих глаз. Кристоф сжал ее руку, когда смог уснуть, и был счастлив, что она находилась рядом. Не отпустила его в холод и тьму, держа крепко. Сдержала свое обещание.
Глаза следующим днем распахнул резко, судорожно ухватившись дыханием за воздух. Сразу захотел пошевелиться, встать, дабы убедиться в том, что по-прежнему жив, но чудовищная слабость, которая и руку поднять не позволяла, противилась этому желания. Он лежал на полу, бережно укрытый одеялом и с подсунутой подушкой под голову, и чувствовал небольшую прохладу. Огляделся, ничего не припоминая, и, заприметив в интерьере нотки шика, выдохнул, понимая что у себя дома. Над ним сидела измученного вида Шани, один взгляд которой выжимал его сердце досуха. Кристоф сразу нащупал ее руку, положил свою сверху. Начал говорить, но захрипел, так что пришлось прокашляться.
— Ш-ш-шани, — он сжимал ее все сильнее и сильнее, — п-п-прости меня…
Он не хотел делать ей больно, но заставил всю ночь провести в ожидании наихудшего. Лишил сна, терзал ее спектром грустных чувств и эмоций. И остался жив. Только благодаря ей. Раны постанывали, делая неприятным даже малейшее движение, а грудь и прочее тело пестрело повязками, скрывающими под собой эти ужасные, злополучные раны, которые чуть так просто не лишили жизни. Кристоф не отрывал глаз от ее изумрудов, не смел его отвести, чтобы видеть все творящееся на ее сердце, чтобы и дальше не сметь умирать. Увидел ямочки на ее щеках. На душе вмиг стало легче.
— … я опоздал. Заставил тебя нервничать и переживать. Подвел. Прости…

Виноват и еще как. Прекрасно знал, что будет вечером, помнил о своих планах, но столь безответственно дал себя исполосовать. Чувство вины поглощало Кристофа даже несмотря на полное понимание им всей его абсурдности. Боязнь кого-то подвести или разочаровать преследовала мужчину давно, поселилась в нем довольно глубоко и основательно. Невыносимой болью отзывалось во всех уголках разума, когда появлялся хотя бы повод, малейшая причина так думать. Могло показаться странным, что настолько быстро он причислил медичку в когорту близких людей, но та ночь… и все что между ними было, те невидимые нити, кои связали их души, образовали нечто вроде духовного единства. И только это позволяло Кристофу уверенно заявлять о том, что к ее судьбе он неравнодушен. И тем досадней развевался пепел изначально возникших недопониманий, тем глупее мужчина себя считал.
— Лучше, — их пальцы касались друг друга, приятной дрожью передавая это ощущение до самых кончиков ног, — с тех самых пор, как открыл глаза и увидел тебя рядом. Стычка с культистами и сбродом Ублюдка, — к горлу подошел ком, и он сглотнул, — но это не они доставили таких проблем. Боюсь, что мое прошлое так и норовит наступить мне пятки. Не думал, что у них все-таки это выйдет, но, должно быть, количество моих недоброжелателей перешло определенную черту, заставило поработать вместе.
Шани выглядела обеспокоенно, расхаживая по комнате, но мог ли он ее винить? Девушка не находила себе места, глядя на него, и во всем этом был виноват исключительно он. Его поганый образ жизни, что всегда будет подставлять под удар. Медичка говорила о том, как ему повезло, что у этого будут последствия, заботливо поила чаем, но не злилась на него. Во взгляде девушки Кристоф не видел ни намека, ни упрека — только желание помочь и быть рядом, не покидать его.
— Я… опасался, что когда-нибудь произойдет нечто подобное, но страх не за себя теперь не будет давать мне покоя, — Кристоф приложился губами к руке Шани, найдя силы поднести ту ближе. — и просил Короля нищих приглядеть за тобой, если со мной что-то случится. Я не позволю своей глупости загубить еще одну ни в чем не повинную жизнь. Но, прошу, не беспокойся. Взгляни на меня, — их взгляды встретились, когда наемник начал поглаживать ее руку. — Произошедшее — скорее исключение, чем правило. Впредь я клянусь тебе быть осторожнее и не допускать такого.
Кристоф ощущал легкость, когда Шани находилась вблизи, и не обращал внимания ни на раны, что время от времени зудели, ни на твердый пол, на котором приходилось лежать. Девушка вела себя суетливо, по-прежнему не находя места, металась в том безумном скоплении беспокойных мыслей. Хотелось ее успокоить, прижав к себе, заверить, что все будет в порядке. Теперь.
— Не хочу тебя отпускать, не хочу чтобы ты уходила даже на час, — Кристоф очень медленно, словно вдумчиво, дышал, не сводя с медички своих глаз. Рука, словно в подтверждение его слов, сомкнулась крепче, но спустя минуту хватка ослабла. — Но я вижу, что это необходимо.
Кристоф заворочался, кряхтя от неприятных ощущений, прорезавшихся по его телу. Попытка уткнуться ей в плечо, чтобы задержать с собой еще ненадолго, оказалась до нелепости неудачной. Он был еще слаб — как телом, так и сознанием, но от одной мысли о ней хотелось свернуть горы. И если ей нужно отлучиться, то Шани должна это сделать. В конце концов она ведь вернется?…
— Все и так хорошо, — едва слышно проговорил мужчина. — Ты рядом…

Вскоре Кристофа склонило в сон, который нахлынул на него слишком уж внезапно, словно наколдованный. Он не изменил своему желанию отпускать Шани, держал за руку до последнего, но дрема оказалась сильней и вскоре его крупная рука бессильно повисла на ее коленях, а мужчина крепко уснул. Этот сон, в отличие от предыдущего, был спокойней. Кристофа не бросало в жар, он не дрожал, лицезрея порожденные травмами кошмары, а умиротворенно сопел видя одну лишь черную тишину, от которой не ждал никакой угрозы. Не пробудили его даже чьи-то чужие, принадлежащие не Шани, руки, что хватали тело дабы перенести на кровать. Кристоф прекрасно слышал, что что-то вокруг происходило, слышал копошения нескольких людей, разговоры, но слишком увлеченно спал, не вникая. Прикосновение Шани было ни с чем не спутать, и сквозь сон уголков губ коснулась довольная улыбка.
Когда в помещении стало теплее, а руки с ногами чуть окрепли, давая возможность хоть сколько-то пошевелиться, лежа уже в кровати, Кристоф очнулся, сморщившись от тяжести в голове. Он не отдавал себе отчет в том, сколько спал, сколько прошло времени потому что единственное, что стало волновать его, когда сознание вернулось, это то, где была Шани. Не ушла ли она? К счастью, нет.
Медчика не скрывала своей радости, когда заметила, занимаясь приготовлением ужина, что мужчина начал шевелиться и поглядывать на нее, чередуя тяжелые вдохи и выдохи. Приблизилась к нему, не раздумывая, и посветила чистыми повязками, которые заставили непроизвольно покоситься на собственную грудь и тихо выругаться на нильфгаардском, ощущая как всё тело постанывает.
— Кто-то… приходил? — он показал на кровать, прекрасно понимая, что в одиночку ей было не справиться. — Спалось… крепко. Мне уже лучше и не так больно, как прежде. Но больно.
Девичья улыбка плавно перешла в полное серьезности лицо. Шани была обеспокоена и, как не пыталась, не могла этого скрыть, вызывая у Кристофа одни лишь вопросы. Он потянулся к ней, приглашая сесть с края, и вопросительно изогнул бровь, пока, наконец, девушка не сообщила ему о причинах своего беспокойства. И если с Королем все оказалось ясно — зря он ей это сказал — то вот вопросы насчет прошлого загнали наемника в легкий ступор. Должна ли она знать?…
Шани спасла его жизнь. И продолжает спасать сейчас. Она обязана знать. И ему станет легче. Мужчина заметно занервничал и, в попытках побороть стресс, взял медичку за руку. Тема, о которой они собирались говорить — обязаны были говорить — была отнюдь не из самых простых для Кристофа. То являлось наичернейшей полосой в его жизни, которая едва не поставила на ней крест, и последствия чего до сих пор отзываются в нем самыми неприятными и болезненными чувствами.
— Шани, — мужские пальцы выдавали всю нервозность наемника, — когда-то я был рыцарем. В Туссенте. Верил во всю эту ерунду про добро, сражался за него, будучи юнцом. И, пытаясь его добиться, засунул свой нос туда, куда не следует. Доверился, как думал, близким людям, но даже не подозревал, что именно с их подачи негодяи из местной ганзы убили мою семью и сожгли дом. Я опоздал и проиграл сражение с ними, но обошлись со мной отнюдь не милосердно, — Кристоф уставился на сосредоточенное женское лицо и начал покусывать губы. — Они продали меня в рабство, Шани. Сделали рабом. На пять долгих лет. Заставляли убивать других людей, делали на этом деньги. А потом я сбежал. Утопил в их собственной крови сначала их, а затем и своих бывших друзей, истребил всех до единого, утопил тот сраный край в этой гнилой, вонючей крови всей этой мрази. И, как оказалось, очень сильно насолил тем людям, под чьим взором и функционировала вся эта коррумпированная система. Моя голова очень дорого стоит. Продав ее, можно обеспечить себе безбедное будущее. Они гнали меня с самого юга, пока я не оказался здесь, в Новиграде. Такая жизнь… Синдикат… дают мне возможность относительно спокойно жить. Если нашел лазейку один — с чьей-то помощью, уверен — то найдут и прочие. Он был хорош. Потеря такого профессионала надолго отпугнет желающих попытать счастья дураков.
Повязки оказались сняты, израненной кожи коснулись испачканные мазью пальцы. Шани не обманула — начало щипать. Кристоф слегка зашипел, терпя, но ни разу не дернулся, давая медичке спокойно довести свое дело до конца. Его история не была призвана вызвать жалость, не несла в себе цели пробить на слезу. Говоря ей это, мужчина лишь хотел показать, насколько он ей доверяет.
Шани должна была знать.

Отредактировано Кристоф (28.06.20 23:05)

Странно, но ему стало легче. Так давно Кристоф не позволял себе в мельчайших подробностях поведать свою историю, всегда упоминая вскользь, так давно не приоткрывал завесу пути, который оказался вынужден пройти, что и позабыл, насколько чувство падающего камня с души было легко и приятно. Эти милые ямочки, что не переставали касаться ее лица, стоило ему улыбнуться, надолго врежутся в память. Давно уж перестал быть рыцарем, сменив блеск доспехов и шум турниров на шелест плаща и грязные подворотни, но его сердце трогали слова Шани, дающие понять, что медичка считала иначе. Все так упорно стремились видеть в нем свет, убеждали в том, что совсем он не тот, кем себя видел, но от Шани это звучало иначе, не как попытка подбодрить, неся другой, более глубокий смысл. И Кристоф, сам того не хотя, начинал верить в эти слова и считать себя неплохим человеком. Пускай и временно, пускай с долей скепсиса, что всегда съедал в подобных ситуациях, но начинал. И более того — верил.
— Я отомстил, — он подавался ее руке навстречу, зарываясь в ласковой теплоте ладони, провоцировал не ограничиваться лишь одной щекой. — Все, кто приложил к этому руку, — Кристоф не хотел, чтобы Шани становилось грустно, ибо грусть совершенно не подходила ей, — их нет. Незачем об этом беспокоиться. Та справедливость, в которой мною виделся смысл, восстановлена, пускай и ценой того человека, которым я когда-то был. Тогда я перешел черту, превратился в зверя, но, никогда, слышишь, никогда, не забывал, кто я есть и кем останусь. Это позволяет помнить. Не допускать ошибок в будущем.
Шани заблуждалась, называя его сильным. Ведь он сдался, позволил себе утонуть в том болоте уныния и безысходности. Поклялся себе не привязываться, не влюбляться. И снова это нарушил. Тогда, в Туссенте, а теперь и сейчас, весьма ироничным находя тот факт, что они обе похожи. Цветом волос, не более. Существовали люди и посильнее. Кристоф, как никто другой, это знал. Но он улыбался, впитывая в себя то умиротворение, что приносила ему Шани одним лишь своим присутствием, этими простыми, но имеющими колоссальную силу словами. Мужчина мог убеждать себя сколько угодно, что не нуждается в этом, но кого он обманывал — столь лестные слова ласкали не хуже ее пальцев.
— Пятнадцать, Шани, — он постоянно вспоминал произошедшее, напрасно представляя кем бы мог стать и чего добиться, если бы вся судьба в один из моментов не рассыпалась в холодный прах. Но не жалел, понимая, что не встретил бы тогда всех тех людей, с кем имел счастье дружить и кого имел счастье любить. — Пятнадцать долгих лет. Это никогда не отпустит меня. Такие вещи не забываются и не должны забываться, — когда перевязка была закончена, Кристоф уткнулся в подушку затылком, самым нежным образом не отпуская от себя медичку. — Я обязан помнить. Это делает меня мной.
Кормление с рук вынуждало чувствовать себя неуютно, беспомощно, но Кристоф покорно проглатывал каждую ложку бульона, чувствуя как по телу растекается согревающее тепло. Ему нравилось держать ее за руку, доставляло удовольствие сплетать с ней свои пальцы, ломая все стереотипы. Он хотел быть чутким и сделал бы все, чтобы Шани ощущала себя комфортно, находясь рядом.
— Это тебе спасибо, — прикрывая глаза, чтобы на самый миг отвлечься, мужчина тяжело вздохнул. — За то что ты сделала и за то что находишься рядом. Моя честность — очень скромная плата за твою открытость и доброту. Ты слишком добра ко мне, Шани. Слишком…
Следом она рассказала ему свою. Такую же грустную, но не менее важную. Позволяющую лучше понять — ее саму и что ею движет. Спустя столь долгие годы Кристофу стало казаться закономерным, что люди, не имевшие за плечами ни рода, ни титулов, были куда более приятны. Рабство и вовсе выбило из него всю спесь, заставляя считать себя если не ровней простолюдинам, то гораздо хуже. Но сейчас все эти слова… эти дворяне, простолюдины — не имели никакого значения. И тем грустнее казалась история Шани — ведь не будь она из такой простой семьи, то и сестра ее наверняка б осталась жива. Смерти своих родителей Кристоф не застал — к его запоздалому приезду и отец, и мать были убиты. Но, вернувшись, спустя пять лет, он собственноручно предал земле их обтянутые кожей скелеты. Он прекрасно понимал девушку. Ему, как никому другому, было знакомо это чувство.
— Я всегда помню, кто я. Не имею права забыть, — Кристоф улыбнулся ей и потянул на себя, невзирая на боль, что могла причинить ее упершаяся в его грудь рука. Оказавшиеся вблизи лица ощущали дыхание друг друга, а глаза растворялись в океанах напротив. Он поцеловал ее и сразу отпустил. — Верь мне, Шани. Знаю, что ты меня так просто не оставишь, знаю что будешь рядом.

Отредактировано Кристоф (29.06.20 18:39)

Усердие, с которым Шани пыталась вселить в Кристофа надежду, отзывалось глубоко внутри. Девушка чувствовала его, как никто другой, пропуская через себя каждое сказанное слово, будто проживая. Она не заслуживала испытывать эту боль, но смело делила с ним, касаясь лица, губ. Без единого слова говоря, что он не один и может положиться, поведать ей все, что так беспокоит. Их с Эрикой появление перевернуло жизнь с ног на голову, стало путеводной звездой, навстречу которой хотелось идти несмотря ни на что. Кристоф тонул, утянутый цепями прошлого в сторону дна, но всего каких-то две недели назад он нашел в себе силы превозмочь столь тяжелый груз и медленно плыл сквозь эту черную холодную толщу на поверхность. Ощущал, как с каждым махом рук, становилось теплее, как беспросветная тьма отступала, делая видимыми контуры окружавшей его жизни.
Кристоф мог отрицать это, мог юлить, не давая в своей голове однозначного ответа, но жизнь, что проходит под стягом одиночества была сложна. Не иметь отдушину, человека, какой выслушает тебя и поддержит, являло собой тяжелое испытание, какому мужчина подверг себя на долгие годы. Все, кто пытались с ним сблизиться, встречали скверный характер и нежелание принимать другую правду. Он не шел навстречу, ибо всегда считал опасным. За себя не переживал — на то было давно плевать, но вот за тех, кто не побоялся заглянуть куда дальше — еще как, и не мог допустить даже мысли, что по его вине с их головы может упасть хоть один волосок. Чувство потери и вины настолько сильно въелось в его сущность, что подобное стало одним из самых сильных страхов. Шани, впрочем, это не пугало. Она была упорна в своих стремлениях и убедительна в желании развеять все страхи. Впервые за долгое время, не считая Эрики, Кристоф хотел верить. И делал это, пускай и не так явно.
— Верю, — в момент, когда их губы касались, мужчина переставал обращать внимание на боль, вовсе забывая о ранах. Он хотел чувствовать ее вкус, улавливать жар, что исходил от нежных щек, выдавая безмерное смущение. — Тебе я хочу верить, Шани. Несмотря ни на что, — не будь он изувечен, то давно бы затащил к себе под покрывало в желании принадлежать ей. — Вместе…
Весть о желании остановиться именно у него вызвала улыбку. И правда — то тут то там стояли вещи, которые в число принадлежавших ему явно не входили. Мог ли Кристоф быть против? День, а то и два прожитые с кем-то под одной крышей так и норовили бы сказать: «ты не один». Он был счастлив это услышать и очень надеялся, что для Шани подобное не стало необходимостью и решилась на это медичка исключительно исходя из своей воли. Был рад, что проведут ночь они бок о бок, и его совсем не волновало каким именно образом — достаточно просто видеть и слышать.
— Никакого пола, — отрезал, слегка кряхтя, Кристоф. — За минувшие сутки ты такого натерпелась и такое пережила, что нуждаешься в нормальном сне. Никаких стульев. Могу подвинуться — кровать широкая, и места хватит нам обоим. Ты не навредишь мне, Шани. Ты не способна. Правда…
Он отвел от ее глаз упавшую прядь и задержал пальцы на горячей щеке. Кристоф не мог позволить ей мерзнуть на твердом полу, не мог разрешать ей спать, свернувшись в причудливую фигуру на стуле. Шани была женщиной, а он был мужчиной. Раненым, побитым, но мужчиной. И хотел им остаться. Кристоф гладил ее щеку и опускался ниже, коснувшись кожи на шее. Нежность, что переполняла при взгляде на медичку, давала себе выход.
— Что будет дальше, Шани? Что между нами происходит? Я… не могу дать этому объяснения, ведь прошло так мало времени, но я не хочу, чтобы это заканчивалось. Не здесь. Не сейчас.

Отредактировано Кристоф (02.07.20 07:46)

Шани замешкалась, смутилась чуть больше, услышав вопрос. Стоявший остро, несший важность не только для него. Такой маленький срок казался целой вечностью, создавая ложное впечатление крайне долгого знакомства, от которого, впрочем, Кристоф не стремился избавляться. Девушка отыскала ключ, заглянула за запертые двери, понимала его с полуслова. Шани стала его тихой гаванью, где он мог переждать любую бурю. Медичку не волновало, что его руки были по локоть в крови, не волновало, что он не моргнув глазом мог отнять любую жизнь. Принимала таким, каков есть. Любила, растопив весь тот лед, коим оказалось пронизано сердце. Все больше напоминала ему ту, которая заново научила его любить далеких восемь лет назад, все отчетливей становился образ, что Кристоф так пытался забыть. Но была другой. Характер, что имел легкую примесь ехидства, смешивался с необычайной нежностью, с этой сводящей с ума чуткостью, которой, казалось, удостаивался только он. В этот самый момент, в эти секунды, Кристоф хотел принадлежать только ей и больше никому. Ее ласка и забота стоили того, чтобы сложить за них голову. Идти вопреки всему, обходя наложенные собой же табу и запреты.
Он хотел наслаждаться тем, что происходило сейчас, не хотел загадывать наперед и строить планов — будущее казалось таким туманным. Все эти слова срывались с языка по собственной глупости, а разум призывал молчать. Обязывать ее чем-то Кристоф не стремился и отнесется к любому решению, какое бы не было принято, с пониманием. Все эти мысли настолько въелись в голову, что ему не сходу удалось прогнать их — только, когда Шани вновь заговорила, разбив все опасения в пух и прах. Они оба понимали. Не делали поспешных выводов, а к эмоциям добавляли щепотку холодной логики. Теряли ум, растворяясь в чувствах, но сохраняли способность думать. Лица мужчины коснулась улыбка.
— Шани… — она была прекрасна. А то сияние, что скрывалось в ее груди, и вовсе делало девушку одним из самых чудесных созданий этого скверного мира. Поражало, что они понимали друг друга с полуслова. Так просто. — Я не знаю, что меня… нас ждет впереди, но не буду жалеть ни об одной секунде, что провел вблизи тебя. Не хочу, чтобы это здесь и сейчас заканчивалось…
Ему стоило благодарить свои раны. Произошедшее несчастье невольно сблизило их куда больше, развязало языки и позволило открыться друг другу куда сильнее. Шани погрустнела, говоря, что никогда не будет на него в обиде на что он снова, невзирая на возражения, коснулся ее лица, пока того вновь не коснулась улыбка.
— Не отпущу тебя. Не так просто. Прости, что я решил заговорить об этом, — теперь погрустнел сам Кристоф. — Не хотел. Мне тоже страшно, Шани, — он положил руку медички на свою грудь. — Оно бьется так, что рискует выскочить наружу, но и я желаю переживать подобное снова и снова. Я чувствую себя живым, вылезшим из собственной могилы. От ходячего мертвеца не осталось и следа. Меня переполняет жизнь. Меня переполняет тяга к тебе. Ты разожгла меня, дала возможность ярко гореть, языками своего пламени доставая до самого неба, — Кристоф посмеялся. — Я говорю словно бард, но…  не думай, что наши дороги разойдутся с той легкостью, какую мы себе представляем.
Откинув голову на подушку, мужчина смущенно закатил глаза. Услужливость Шани вгоняла в краску. Как же ему хотелось делать все самостоятельно! Но он не мог, а потому сжимал девичьи пальцы. Чувство счастья рисковало накинуть на него свое второе покрывало.
— Выпить, — неожиданно произнес Кристоф, — но лишь при условии, что ты составишь мне компанию. Мне хочется, чтобы ты немного развеялась и передохнула от заботы обо мне. В конце-концов, я уже взрослый мальчик и какое-то время смогу обойтись без нее.

Отредактировано Кристоф (02.07.20 12:29)

Не в первый раз они говорили о потерях и, наверняка, не в последний. Кристоф слушал Шани молча, едва дыша. Доверие, которое ему оказывала медичка, продолжало трогать за живое. Мог ощутить, насколько тяжело ей давалось слово за словом, сколь тяжело давался он, и все те чувства, что между ними вспыхнули. Вряд ли они представлялись им обоим грузом, что мог раздавить, но неоднозначность происходящего, их смятение и неясность что же будет дальше вгоняли в смуту, которой, впрочем, на данный момент не имелось никакого места — Кристоф, наконец, смог прогнать ее. Он не верил, что способен зажечь Шани аналогично тому, как она это сделала с ним, но выбора у него не имелось — загадочно-добрая улыбка, обращенная ему, не оставляла шанса не верить.
Кристоф был благодарен ей. Не только за спасение собственной жизни, но и за то, что она ему говорила о вещах, кои не принято выкладывать посторонним. Понимание отражалось в сердце тоненькой струйкой боли, которую мужчина так стремился разделить с ней. Забрать часть себе, дабы девушке стало легче. Любовь — тяжелое бремя. Это знал Кристоф, это знала Шани. Однако, никто из них не думал останавливаться, менять курс, опасаясь наткнуться на те же грабли. Они нуждались в ней. Нуждались в друг друге. Заполняли пустоту внутри самыми светлыми мыслями и страстными порывами, мыслями. Кристоф не хотел знать окружающего мира, пока Шани находилась рядом.
На желание выпить медичка ответила смехом, пошутив.
— Я ужасен лишь потому, что меня развратили самым очевидным образом, — пальцы скользили по ее ладони, когда медичка покидала его в поисках так кстати имевшегося у нее алкоголя. — Мне лишь хочется, чтобы ты отвлеклась, расслабилась. Уход за мной отнимает слишком много сил. Не отрицай того — я ведь вижу, как ты устаешь. Не стою таких жертв, да стольких сил…
Вино оказалось приятным на вкус. Разборчивость в винах уже давно перестала быть чертой Кристофа, но мужчина мог поставить свою жизнь на то, что бутылка родом из самого Туссента. Как не пытался, но вспомнить не мог даже названия винокурен. За столько лет, быть может, кто-то разорился, кто-то объединился или вообще появился как новичок. Как бы то ни было, но с первыми глотками Шани стала чуточку смелее, забравшись в кровать и устроив свою рыжую голову на его плече.
Шутливое замечание окончилось поцелуем, но все равно заставило задуматься. Скольких людей Кристоф оттолкнул от себя из-за своей надменности и вредности? Навязчивое ощущение того, что от окружающих исходит лишь презрение, редко когда покидало его. Тогда в манере Шани разговаривать, мимике — мужчина видел лишь это и ничего более. Да и кто в здравом уме стал бы надеяться на хорошее отношение, заявляясь вечером практически для похищения? Тяжелый вздох сделал видимыми для Шани попытки думать. Кристофу было стыдно за такие мысли, за то что он взъелся на Шани без какой-либо причины. При такой жизни, какую приходилось жить, даже вещи столь явные и простые как сарказм воспринимались мужчиной крайне и крайне тяжело, и очень часто в укор себе.
— Если моих недавних извинений было недостаточно, — он не дал ей отстраниться, прикасаясь краешком своих губ. — То я продолжу просить прощения. Вот только на ноги встану сначала.
Вскоре до них добрался сон. Шани, пускай и попыталась избегать его близости из-за боязни потревожить раны, но как показало утро — ничего не вышло. Длинные руки Кристофа дотянулись до нее сквозь сон и прижали к себе, а сам мужчина умиротворенно уткнулся в ее голову. День оказался тяжелым, и им нужно было выспаться. Шани — точно.

***
Почему-то Кристоф даже не сомневался в том, что проснется запоздало. Упустит тот сладкий момент, когда Шани все еще будет нежиться в его руках, и это его немного опечалило. Как и то, что медички рядом совсем не оказалось. Он огляделся, чтобы подтвердить свои опасения, но вздрогнул, когда вместо девушки увидел Короля Нищих, что подпирал стену вблизи входа. Завидев пришедшего в чувство наемника, грузный мужчина идеально выверенными бесшумными шагами направился ближе. Время терять не хотел — в том числе на вежливость — сразу перешел к делу:
— Ублюдок?
— И культ, — Кристоф вскарабкался спиной по подушке повыше. Его совсем не удивил визит Франциска. Понимал, что тот будет вопросом времени. — Все это, должно быть, правда. Он лижет чью-то важную реданскую задницу. Одним Хеммельфартом дело тут не ограничивается. И, очевидно, эта сука спелась с кем-то куда южнее. Вряд ли он рискнет сделать это снова, так скоро, — лицо наемника выглядело абсолютно безразлично к происходящему. — но сам факт…
Тишина. Немного затянувшаяся. Лицо Бедлама выражало обеспокоенность, пускай и крайне сдержанную. Кристоф прекрасно понимал, что Вилли младший уже всем стоял поперек горла. Не только обычным жителям Новиграда, но и даже тем, с кем вел дела. А сейчас, когда все так и говорило, что этот безумец не проявлял заинтересованности в независимости города, все обстояло куда хуже.
— Так я и думал. А это… то о чем я думаю? Остальные?
Кристоф сначала кивнул, а затем молча помотал головой. Обстановка в вольном городе накалялась с каждым днем. Горящие знахари и чародеи служили лишь затишьем перед грядущей бурей. Игра, которая затевалась, велась вне его восприятия и все чаще Кристофу казалось, что он был мало в ней заинтересован. Особенно сейчас, когда жизнь предоставляла ему выбор.
— Как я и говорил, — продолжил Король. — Выбор только за тобой. Ты хорошо служил мне все эти годы, а Шани — хорошая девушка. В независимости от того, что произойдет, я учту твою просьбу. Приходи в себя, решай. Определяйся. Сейчас это важно. Не то может стать поздно. И да, разумеется, — он положил звонкий мешочек на край стола неподалеку и отправился к выходу. — Работу следует оплачивать.
На выходе Франциск Бедлам столкнулся с Шани, которая, судя по продуктам, шла откуда-то с рынка. Поравнявшись с ней, Король Нищих вежливо поклонился, отметив ее талант к медицине, и отправился восвояси. Он точно знал, что не мог сейчас полагаться на де Горгона, который едва не умер, да и видел, что ему нужно дать время. Для Шани. И для подумать.

Отредактировано Кристоф (04.07.20 12:49)

Шани, показавшаяся на пороге через несколько секунд, ясно дала понять, что повстречала покровителя всех воров и попрошаек. Кристоф испытывал стыд от того, что ей приходилось видеть его подноготную жизнь, неприятным ощущением внутри отзывались мысли касательно ее встречи с Франциском. Беспокойство, что охватывало девушку, было нормальным явлением, но мужчина не хотел заставлять за себя переживать, не хотел давать ей поводов не смыкать по ночам глаз. Король, безусловно, являлся холодным и жестоким человеком, но повода избавляться от Кристофа попросту не имел. Появись у него такое желание, то Шани встретил б хладный труп, а не глупо улыбающийся раненый наемник. Он хотел все изменить, хотел оставить эту дорожку далеко позади, но не знал как. Не понимал сдержит ли Эрика свое обещание, что могло бы вытащить его отсюда, дав его мечу иную цель. Так хотелось бросить все и просить Шани бежать с ним на край света, но до чего же по-юношески глупым порывом звучал сей бред в голове. Он не имел права просить медичку об этом, ибо понимал, что она ни за что не оставит заботу о людях, а заставлять ее выбирать — очень низкий поступок, коему не было места. Да и опасность, которую источал Кристоф лично, останавливала от таких поспешных решений. Одно де Горгон знал точно — дни его в Новиграде были сочтены. Рано или поздно до него доберутся — знают, что тут он. Исчезнуть и где-то затеряться — лучшее, на что можно рассчитывать. Но имел ли право Кристоф исчезать? Никакого. Он поклялся и дал обещания.
И сдержит их, даже если ценой станет жизнь. Не мог иначе.
— Не беспокойся, — при взгляде на медичку сердце наемника вновь застучало. — Король явился навестить меня и заплатить за работу. Мне кажется, что в каком-то смысле он даже рад, что все так складывается. Я долгое время веду с ним дела, и это человек далеко не глупый, не безумный в своей тяге обогатиться. Он давно понял, что может быть на моем уме, как я буду вести себя и что могу надумать. Это прозвучит странно… но у него есть принципы, остатки чести. Преград, если я решу уехать, не возникнет. Боюсь, что здесь я слишком яркая персона и рано или поздно…
Кристоф нашел в себе силы подняться и сесть на край кровати. То далось ему не совсем безболезненно, но тем не менее мужчина отметил, что чувствовал себя он гораздо лучше, чем вчера. Если встанет на ноги — Шани его убьет, так что рисковать и подниматься на них, желанием пока не горел. Он наблюдал за тем, как девушка возилась с продуктами и тихо улыбался. Одно присутствие этой женщины рядом вселяло в тело силы, что позволяли бы сдвинуть горы. Ему хотелось убраться отсюда и только сейчас Кристоф понял, что это и есть его шанс затеряться, растворив свою дурную славу. Он может потратить деньги, чтобы силами слухов продолжать жить в Новиграде, но находиться в ином месте. Сумасшедший план, бредовый, но как же хотелось опробовать его. Сделать хоть что-то, чтобы изменить жизнь. Однако, понимал, что не следовало торопиться. Кристоф верил Эрике и знал, что всему наступит свое время. Немного терпения и все наладится. Наверное.
— За что ты извиняешься, Шани? — мужчина опустил ноги на пол. — За то что заботишься обо мне? Брось. Не стоит пугаться. К тому же я чувствую себя гораздо лучше. Благодаря тебе и всему тому, что ты делаешь. Я… не привык, что кто-то может мне уделять столько времени и сил, — на замечания Кристоф слегка опустил голову, словно ребенок, которому сделали выговор, но чувствовал он отнюдь не вину. Разве что малую часть. — Прости. Конечно. Поберегу. Ты права. Иначе это все зазря.
Принять сидячую позу было сродни облегчению по сравнению надоевшему положению лежащего бревна. Кристоф слегка разминал руки и ноги, аккуратно обращаясь с повязками, прикрывающими раны, и чувствовал, как медленно, но верно все те силы, что его покинули, возвращались. Отвлечься от раздумий его заставил запах завтрака, который готовила ему Шани. Все это было так… необычно. Так странно. Он не один. Ему готовят. За него боятся и переживают. Он к этому не привык.
— Шани, — прошептал Кристоф. — Спасибо. За все. Я у тебя в неоплатном долгу.
В груди сжалось и ему пришлось тяжело вздохнуть.

Отредактировано Кристоф (06.07.20 17:48)

Сладкий аромат готовящегося мяса, что ударил в нос, спровоцировал мужской желудок напряженно сжаться, а затем, против воли хозяина, издать характерный урчащий звук, вовсю демонстрировавший Шани, что за ночь ее «пациент» немного проголодался. Теперь Кристоф знал и даже больше — верил, что за пределами вольного города он обрел место, где его всегда будут ждать и где ему будут рады. Сердце требовало перемен, заставляло решать прямо тут, не думать. Разум же остужал пыл, говоря, что к столь ответственному выбору следовало подходить осмысленно, иметь далеко идущий план, который отсутствовал. Казалось, что достаточно лишь решиться… но знал Кристоф, чувствовал, что все не так. Он обязан разобраться со всеми своими делами, дабы уходить словно белый чистый лист, обязан подумать, не рубить с плеча. И Шани тоже нуждалась во времени, чтобы привести все свои мысли в порядок. Здесь, в его квартирке, они принадлежали только друг другу и никому более, но за ее пределами — холодный и жестокий мир, который еще мог по ним потоптаться. Мысли двигались хаотично, не задерживаясь подолгу, имели самый разный оттенок, но как только Кристоф замечал улыбку Шани, то весь этот бардак, коий ему так хотелось прибрать, рассыпался в прах, переставал отвлекать.
— Мне бы хотелось что-то изменить, — он взял ее за руку, пытаясь обойти стороной нахлынувшие чувства. Ощущение ее ладони успокаивало, не позволяя бросаться в крайности, говорить лишнего, не нужного. — И я думаю, что это скоро случится. Может, не сегодня и не завтра, но обязательно случится. Я верю в это и знаю, что ты будешь мне рада. Но мы должны быть честными друг с другом: все не так просто, и дело не в этом паршивом городе, не в набившем оскомину синдикате, не в боязни какой-то там мести, для которой нет повода. Меня заботит обещание, которое мною было дано Эрике, — в попытках разрядить легкое напряжение Кристоф поцеловал ее указательный пальчик. — Следующим днем после нашей первой встречи, после того, что случилось в Роще, мы с ней договорились на прогулку во время которой говорили и обсуждали очень многое. Мне до сих пор непонятно, что Эрика во мне увидела, но ее небезразличие и желание помочь вынуждали меня говорить открыто и искренне. Так говорила и она. Я знаю, Шани, что твоя ассистентка — беглая дворянка. Она вселила в мою душу веру, дала понять, что я во многом заблуждаюсь. Пускай и сам я по уши во всяком нехорошем, но не могу позволить ей затеряться в том мире, что ее ждет. Я вспомнил, Шани, вспомнил, что был рыцарем. Я обязан помочь ей своим мечом. Это может быть опасно, знаю, но хочу быть с тобой честным. Рано или поздно мои навыки ей пригодятся.
Кристоф улыбался, испытывая горечь. Он не хотел, но опять заставит ее переживать. Правда, однако, кою поведал медичке, сняла с души еще один груз. Мужчина ей верил, да понимал, что все его самые сокровенные тайны и желания, о которых расскажет, не покинут пределов этой комнаты. Останутся между ними, скрепляя столь крепкую нить их обоюдного доверия. Испытывал радость, что сказал ей все как есть, без недомолвок и приукрас, но переживал за реакцию. Видел, сколь ей был дорог.
— Ты мне не в тягость, — желание целовать каждую пядь ее тела отражалось на мужском лице багровым румянцем. Все глупые мысли, о которых говорила медичка, были о ней. — И не смей так думать. Не потеряешь. Я этого не допущу. Никто этого не допустит.
Эль разнообразил привкус вина, а уж приготовленные медичкой яства заставили вознестись на небо, словно пробовал Кристоф подобную пищу в первый раз, а вскоре и она присоединилась к трапезе, когда вернулась и села рядом. Кусочек мяса, нанизанный на ее вилку, оказался бережно украден, стоило девушке задуматься, но мужчина сразу же предложил ей замену, только сейчас осознавая насколько глупо и по-детски все это выглядит со стороны. Да и плевать. Никто не видел.
Лицо приобрело нотки грусти, когда Шани сказала, что будет вынуждена уехать.
— Понимаю. Я и так отнял у тебя очень много времени, но благодарен за каждую потраченную на меня секунду. Ты должна… да, но я так не хочу, — Кристоф усмехнулся, — чтобы ты уходила. Все бы отдал, чтобы остановить время в этот самый момент и попытаться поймать его…
Прислонившись к медичке ближе, он сделал вид, что не причем. Продолжал есть, отмечая насколько все-таки было вкусно, да хитро поглядывал на Шани, впрочем, без коварного умысла.
— Вкусно, — края губ задела улыбка и мужчина попытался отшутиться. — Что я хочу знать? Я не знаю. То, что ты посчитаешь нужным мне рассказать, но… ты испытывала это чувство прежде? Словно… встретила кого-то, кто понимает без слов.

Он видел, как Шани, пускай и на долю секунды, но менялась в лице. Корил себя за это, жалел, что рассказал про возможный путь так заранее, так сходу, не подготовив ни себя, ни ее, но в тот же момент думал, испытывая смятение, путаясь, что поступил правильно. Шани должна была знать, несмотря ни на что — ведь Кристоф ей верил. Чувствовал, что их обоюдное доверие никогда не будет нарушено. Но продолжал метаться из угла в угол, переживая сражение двух крайностей внутри себя. Любое решение казалось ему странным, заставляло сомневаться. Наемник путался и боялся. Боялся, что любое неосторожное слово отдалит ее от него, исчезнет этот взгляд, что даже сейчас наполнял Кристофа жизнью и желанием жить дальше. Все было так просто, но в то же время казалось таким сложным, и он не знал, что ему делать. Как поступить единственно-верным способом, как все не испортить.
Кристоф сжал женские пальцы, когда Шани предположила уход. Они оба понимали, что это могло случиться, но ведь выбор хоть и сложный, но всегда оставался именно за ним. Сердце переполняли чувства, подталкивая к обрыву собственной никчемности. Словно ставя перед фактом. Ему было так больно, однако в то же время становилось легче. Казалось, что боль была вечным спутником, и чтобы не делал, что бы не решил — всегда будет рядом, мучая и без того разбитую жизнью душу. Кристоф не думал о ранах, прислоняя к голове Шани свой лоб, не думал о той жизни, в которой по уши увяз, а все мысли посвящал только ей… им — и все что с ними будет. Ему было тяжело дышать от осознания всего произошедшего, от того, что всего каких-то два дня заставили их сблизиться настолько, на что у многих других уходят целые месяцы и годы. Кристоф не хотел этого лишиться, не хотел отпускать. Он должен был сражаться. За все, черт побери. За все что ему было так дорого и без права на поражение.
— Шани, — готовый повторять это имя вновь и вновь. Шепотом или вслух — неважно. — Да, я понимаю. Я верю. И буду счастлив, слышишь? Этот Йуле только наш. И пусть весь мир подождет.
Так наивно звучащие слова и такие простые, но тем не менее Кристоф все бы отдал, дабы превратить их в правду. Счастье — странное слово. И сейчас, когда Шани села ближе, Кристоф наверняка знал, что бросит все свои дела. Вся его суета, весь Синдикат — ничто по сравнению с тем, что подсказывало сердце, а говорило оно многое: теплое, нежное, доброе и даже неприличное. Он забыл, что был ранен, поддаваясь ей навстречу, коснулся ее сухими губами, но с горькой улыбкой сморщился, когда одна из ран предательски стрельнула. Щеки горели от желания доказать ей еще раз, насколько сильно она ему небезразлична, но все что оставалось Кристофу — томно выдыхать. Не сейчас.
— Знаешь, у тебя очень красивая улыбка, — попытка сменить настроение их разговора казалась решением самым удачным, да и ведь то являлось чистейшей правдой, — поэтому улыбайся почаще. Вот, видишь, — не уставал гладить щеку, делая все лишь бы Шани не пыталась грустить, — это несложно…
Слушал с замиранием. Мог и не спрашивать. Конечно, чувствовала. Только люди, прошедшие через боль, отпустившие кого-то, в полной мере могли испытывать то, что они оба чувствовали сейчас. И его сердце было разбито, но он никогда не винил ту, что нанесла удар. Такова была жизнь. Такова была её жизнь, в которой ему просто не имелось места. Они так напоминали друг друга — обе словно искры, что могли зажечь в любой момент времени, но Шани отличалась. Чуткостью, какой он давно не ощущал. Нежностью, что превращала его в мальчика и вынуждала тянуться, дабы просить еще.
— Да, испытывал. Все тоже отличалось, и она была другой. Совершенно другой. Эти чувства — словно гром среди ясного неба. Не знаешь, как и когда дадут о себе знать, — Кристоф опустил взгляд, как только девушка сменила тему. — Ты шутишь? Чего-то вкуснее, боюсь, отведать у меня не получится.
Кристоф грустно улыбнулся: так, как умеет только он и взглянул на Шани, не переставая касаться ее. Очень хотел, чтобы она чувствовала себя в безопасности и была уверена во всем. В том числе, что мужчина никогда не допустит, чтобы столь большое и доброе сердце оказалось разбито.
— Ты балуешь меня всем…

Теперь, когда Кристоф снова увидел эти ямочки, хотелось испытывать спокойствие. Одних касаний, что проходили в коротком безмолвии, хватало, чтобы прогнать прочь все страхи и убедить в том, что Шани никуда не денется. Не бросит его в одиночестве, чего так боялся, и обязательно будет рядом во что бы то им обоим это не стало. Ее близость превращала в безумца, что хотел лишь одного, и за одну лишь мысль, которая заставляла дрожь проноситься по телу, мужчина испытывал стыд, находивший свой выход неизменным способом — при помощи горящих щек. Кристоф не узнавал себя, прикрывая глаза в представлении самых ярких фантазий и совершенно не думал, что такое возможно. Больших трудов стоило оторвать от Шани губы, до последнего смакуя этот ни с чем несравнимый момент. Было больно: не только от ран, что запрещали ему больше положенного, но и невозможности что-либо сделать. Положение же, кое приковывало его к кровати, и вовсе заставляло злиться, но уход за ним, имевший свой эффект так скоро, вселял веру в лучшее. Кристоф был уверен, что встанет на ноги очень быстро. Не мог позволить себе провести йуле в этом бесполезном положении. Хотел куда большего. Ему до безумия нравилось, как Шани пыталась отстраняться и отводила глаза, но непроизвольно тянулась ближе.
— Да, конечно, — почти шепотом лепетал он, опасаясь лишиться прикосновений. И ведь правда — в моменты, подобные этим, недуг в виде ран совсем не беспокоил. — Я забываю, глядя на тебя, но ты права — мне совсем не хочется сделать хуже. Отвратительно себя чувствую, когда не могу без каких-либо последствий встать на ноги. Не могу что-то сделать без твоей помощи. Я так жалок…
Возникла необходимость сменить повязки, и Кристоф нехотя отник от медички, молча наблюдая за тем, как ее ловкие руки невероятно быстро и практически безболезненно их заменили. Он умиротворенно улыбался, глядя за всей этой возней, и Шани почти сразу это заметила. Он не врал, когда говорил про ее еду. Ему уже давно никто не готовил, а особенно с такой любовью, что заметно выделяло эту еду от той, что подавали в корчме. Словно вместе с насыщением мужчина вбирал в себя любовь. Нечто выпитое снова начало клонить в сон, но медичка никуда не делась и сидела вместе с ним, утешая того поцелуем, пока Кристоф окончательно не сомкнул своих глаз.

***
Почему-то, как только глаза открылись, он сразу решил, что Шани нет рядом и не ошибся, оглядевшись по сторонам. Раздался тяжелый, немного огорченный вздох. Девушка опять убежала по своим делам, и это выглядело весьма мило — ведь поступала подобным образом она исключительно убедившись в том, что Кристоф этого не видит. Скорее всего опять в госпиталь, да опять помогать Иоахиму. Под этим покрывалом заботы и любви он совсем забывал, что обязанности Шани никуда не исчезали, а вольный город всегда располагал людьми, которые нуждались в помощи. Обязательно справится и сам — столь пристальное внимание к его жизни не стоит жизни всех тех десятков людей. Мужчина потянулся, осмотрев повязки, и потихоньку начал отгонять от себя остатки дремы, чтобы вскоре взяться за листание оставленной подле кровати книги. Вставать было нельзя, а вот заняться чем-то хотелось.
Возвращение Шани случилось нескоро — Кристофу успел надоесть томик, но, пожалуй, даже не столь запоздалый приход вызвал негодование, а лицо, кое украшал фингал под глазом. Мужчина сразу дернулся, сев вертикально, нахмурил брови, видя как от него стыдливо отводят взгляд, и в глубине души пришел в ярость от того, что кто-то мог к ней прикоснуться вот таким вот образом.
— Я не могу на тебя сердиться, — по настроению их разговор напоминал выяснение отношений внутри семейной пары после возвращения одного из супругов с ночной гулянки. В подтверждение своих слов Кристоф вытянул к ней руку, призывая взяться, и потянул к себе, усадив на собственное колено. — Но что это? Что с твоим лицом? — рука потянулась к расплывшемуся месту, но мужчина вовремя остановился. Прикосновение, пускай и с добрыми помыслами, может быть ей неприятно. — Кто это сделал? Кто посмел? Скажи мне, Шани, и я… я…

Кристоф ощутил себя очень глупо, когда Шани залилась смехом, едва ли не до обидного стыда, но очень скоро это чувство растворилось, и он присоединился, сдержанно хихикнув. Невыносимым чувством ярости каждый раз отзывалось лицезрение последствий насилия над женщинами, в число которых полноправно входил фингал. Поставил бы перед ней колени, предварительно сломав руку, да заставил извиняться — долго и мучительно, пока слово «прости» не отпечатается в нем на всю жизнь. Шани настояла на том, что все произошедшее — нелепая случайность, и Кристоф в миг позабыл о всем безумии, что гуляло в голове пару секунд назад. Не допускал, что медичка может обмануть, чтобы избавить от переживаний, ибо был уверен, что Шани неспособна его обмануть, да и смысла никакого нет.
— Не в первые? — ее пальцы окончательно прогнали злость, превращая наемника в добрейшего человека. — Им помогают, а они… — Кристоф окончательно расплылся в улыбке, завидев настойчивый, да чуть игривый взгляд зеленых глаз, — … этого не ценят. Надеюсь, ты дала негодяю сдачи.
Мужчина так и не уловил с чего же все началось, за исключением каких-то грубых слов одного человека к другому, ибо Шани рассказывала увлеченно, подробно и быстро, но это не мешало ему смеяться вместе с ней, поражаясь возникающему на ровном месте бардаку. И ведь он участвовал в драках, да причем очень часто, но заканчивались они едва успев начаться — бил Кристоф быстро, больно и очень точно. Это был отличный способ избежать кровопролития и отделаться самой малой кровью. Лучше покалечить человека, сломав тому нос, чем бессмысленно лишить жизни, имея возможность так не поступать.
Фингал отнюдь ничего не портил, как казалось медичке — за красотой, коей обладали прочие черты лица, столь незначительный и небольшой кровоподтек просто терялся, так что вскоре Кристоф перестал обращать на него внимание. Шани не смущал уродливый шрам поперек его глаза, так почему и он должен видеть в такой мелочи что-то плохое? Его рука коснулась женской сверху, прижав ближе, согревая жаром щек. Кожа казалась такой нежной и гладкой, что возникала боязнь повредить ее грубой щетиной лица, однако Кристоф не смел отрывать, растворяясь среди касаний этих пальцев.
— Не смей, — последовал поцелуй. — Ты прекрасна. Любой. Словно эльфское в своей изящности изваяние, в котором нет ни намека на какой-либо недостаток. Мои глаза готовы смотреть на тебя весь этот день и весь следующий — до того притягательное и приятное сердцу зрелище.
Шани захотела встать и Кристоф отпустил ее руку. Усмехнувшись, он уже начал думать, что у этой женщины на любой случай имелось свое средство и неважно что случилось: десяток ножевых ранений или безобидный, хоть и неприятный, фингал. Словно в подтверждение ранее прозвучавших слов, мужчина смотрел только на нее, не отворачиваясь даже тогда, когда Шани лишала себя одежды. Она стояла к нему спиной в этой соблазнительной ночной рубашке и занималась глазом, а Кристоф только и делал, что пытался придать своему зрению осязаемость, проводя взглядом от ее обнаженных ног до головы. Ненамного заерзал, прикусив губу, слегка встряхнул головой.
— Мне стало еще лучше, а дела мои… прекрасны, — когда медичка обернулась, мужчине пришлось накинуть на нижнюю часть своего тела покрывало, смущенно отводя глаза. — Ведь за мной ухаживает самый лучший медик, какого можно только пожелать. Не удивлюсь, если завтра смогу полноценно встать на ноги.
Сумерки явились незаметно, вынуждая ее зажечь свечи, что придавали моменту весьма интересные нотки. Кристоф продолжал следить за Шани, не отрываясь, слушал, внимая каждому слову, пока она не пошагала ему навстречу и без каких-либо стеснений забралась в кровать. Он растерялся, испытывая манящие прикосновения, которые по-прежнему казались чем-то странным, но смог взять себя в руки.
— Да, теперь ты здесь, — женское бедро оказалась на нем, а тонкие пальцы обхватили подбородок, чтобы никуда не делся. — Я рад, что ты со мной, Шани…
Кристоф лег на бок, прижавшись к медичке ближе, начал гладить ее волосы, разглядывая с ни с чем не сравнимым интересом, и, остановив руку на затылке, подарил ей полный чувственности поцелуй. Он был счастлив, ибо сейчас его жизнь стала ярче самого ясного и голубого неба.
И даже не заметил, как перешел на свой родной язык.
— Esseath elaine…

Отредактировано Кристоф (13.07.20 17:06)

Их вздохи, когда два борющихся с желанием тела прижались, их взгляды, что заострились друг на друге, вели самостоятельную беседу, исход которой имелся лишь один — ведь никто не возражал, как и не сказал слова против. Боязливые прикосновения вызывали улыбку, но Кристоф знал, что эти руки неспособны навредить. Не ему. Поддаваясь навстречу, ощущал горячее дыхание, соблазнительно скользящее по лицу и успевшим стать сухими губам, но таковыми оставаться им предстояло очень недолго. Нежная щека будоражила ум, давая прокладывать по сладкой коже горячую и влажную дорожку, а Шани волнительно дышала, донося до слуха Кристофа через свои томные вздохи интересовавшие ее вопросы.
Под влиянием осмелевшей руки сорочка сбилась, беспрепятственно пропуская огрубевшую руку на теплое бедро, и провоцировала на бесстыдное шествие дальше. Пальцы касались сокровенных мест, но не задерживались, проскальзывая по напряженному животу до ее аккуратной груди, пока они оба не поняли, что ткани тут не было места, отправляя сорочку куда-то в сторону изножья кровати.
— Это означает, что ты прекрасна, — медичка игриво улыбнулась, куда более смело прислонив ладонь к его покрытому повязками телу, и попросила произнести что-нибудь еще, предвкушая от того удовольствие не меньшее, чем от переходящих рамки приличия ласк и таких же поцелуев. — Caemm a me, caerme, — мужчина прикусывал губу, испытывая дразнящие касания в самом напряженном месте, ощущал все изгибы от становящегося все ближе и ближе женского тела. — Нильфгаардский — мой родной, — вновь перешел Кристоф. — В Туссенте, откуда я родом, хоть и найдется место любой речи, но княжество южное, пользующееся протекцией Империи, что накладывает свой отпечаток, как, например, мой акцент. Мать, бывало, брала юного меня с собой в город Золотых Башен и провинции, так что времени наговориться на старшей речи я имел вдоволь. И латынь, пускай немного, тоже мне знакома…
Улыбка стала шире, стоило прозвучать изречению. Шани теряла всякий стыд, превосходя Кристофа в наглости касаний, и с каждой столь томной секундой позволяла себе все больше и больше, подводя их обоих к той самой грани, когда оглядываться будет поздно. С этим румянцем на щеках, с этими не в первый раз сводящими с ума ямочками она была так мила, незримым восхищением отзываясь где-то внутри. Нагим было не только ее тело, что трепыхалось от непозволительных касаний, но и душа, сердце, которые были открыты и доверены только ему. «Преждем чем» и хитрый прищур…
— Я… в полном… порядке… — раны не раскрывались, не кровоточили, а повязки держались крепко. Боли не было — только очень незначительная, либо Кристоф перестал ту чувствовать. Выходит, что он ей не врал, а значит и причин беспокоиться им обоим нет. — Если кто и навредит мне, то исключительно я сам, но не сейчас. Правда, — руки образовали замок, — не переживай. Всё… замечательно…
Шани сдалась, утягивая его следом. Страх отступил, уступая место иным эмоциям. Переставал отвлекать, давая возможность сосредоточиться им на самом важном и главном — друг друге. Кристоф позабыл о ранах, откинув покрывало в сторону. Его не волновало, что произойдет. И этот раз, словно первый, переполнял нутро спектром разномастных переживаний, а по телу разливал такое стыдливое, но столь желанное чувство. Грудь разрывало изнутри. Наемник склонился над медичкой, прижимая ее ладони своими к помятой от их тел простыне. По вискам отчаянно стучало, когда губы нащупывали пульс на ее шее, а все прочее сжималось в плену страстных спазмов. Шани изгибалась, чувствуя как поцелуи и нежность настигают низ ее живота, как перепрыгивают на бедра и устремляются обратно, маршем любви выбивая ритм по всему до чего могли дотянуться, и задерживаются на губах.
— Только твой…
И следующая за тем близость, коей они оба так ждали. Обволакивающее, застилающее глаза чувство. Переплетение тел и заблудших судеб.
Пускай забирает всего, без остатка.

Отредактировано Кристоф (14.07.20 22:54)