вечер следующего дня

— Хм, — ведьмак присел на одно колено и провел пальцем, обтянутым в кожаную перчатку до локтя, по земле. Его брови хмурились, а сам он был молчалив и сосредоточен. Покатав комок в ладони, Ламберт поднес его к носу и принюхался — сырость, запах металла, разложения и леса.
Кровавый след тянулся довольно далеко, сколько мутант успел оценить. Видимо рана была несерьезной, но судя по цвету, задетые вены никак не хотели прекратить кровоточить. Ламберт делал то, что ему обычно не нравилось. Он думал.
Делая аккуратные шаги между опавшим валежником, чтобы не шуметь, и следами, по которым он шел, кошкоглазый углублялся в лес. В лес, который нарядился в платье цвета охры, и при этом продолжал жить своей обыденной жизнью. Птицы вспархивали с веток, потревоженные незваным гостем, от чего желтые листья срывались, и опадали безжизненно вниз. Белки скакали по кронам, посвистывая и недовольно треща, перетаскивая свои запасы ко грядущей зиме; ежи фырчали, уверенно шагая через пожухшие космы лесной травы; где-то совсем поблизости тявкали лисы.
Ламберт оперся рукой на ствол дерева и переступил через большой муравейник, глядя перед собой. То, что ему показалось среди зарослей терновника отдаленно напоминало человеческий силуэт. Ведьмак нахмурил брови, тихо вытащив свой клинок из ножен. Безопасность лишней не бывает. Он вслушивался и всматривался, как мог, но то, что ему мерещилось — оставалось недвижимым, словно застывшим во времени.
Обогнув самую чащу кустов, и обнаруживая все больше зацепок того, что через кусты пробирались почти что напролом (сломанные ветки, лоскутья одежды и клочки волос, висевшие среди колючих лоз), Ламберт вышел к ведьминому кругу, который обширным кольцом охватывал поляну, сокрытую от посторонних глаз. Ведьмаку казалось, что это место было создано при помощи магии, чтобы успешно прятать то, что здесь случилось.
То, что было в центре — тяжело было назвать даже останками человека. Словно кто-то вывернул наизнанку живое существо, пропустил его через измельчительный механизм из глубин Махакама, после чего собрал все это добро в мешок, и сшил по образу и подобию того, чем оно являлось. Ламберт, повидавший разного дерьма на своем веку сглотнул комок, что образовался в его горле, но, перехватив клинок поудобнее, стал тихой сапой приближаться к центру поляны, у которой сидела женщина.
Черноволосая, короткостриженая, явно потерявшаяся внутри своей головы из-за нахлынувших мыслей. Ведьмак насторожился. По-аристократичному бледная, в строгой мужской одежде. Медальон на шее монстроборца молчал, не подавая признаков жизни, но сам он был готов отскочить в сторону в любой момент, а после — ринуться в бой. Такое случалось раньше, когда хитрые бруксы, обладавшие зачатками хорошего интеллекта, пытались выманить его к такому месту, чтобы ему негде было развернуться, или завести в максимально невыгодные условия для размахивания клинком. Такое могло случиться и сейчас.
Под ногами ведьмака громко и неприлично чавкнула сырая земля, которая размокла от осенних дождей, превратив Веленские леса скорее в болото, чем в то, чем они являлись.
Она должна на меня кинуться в любой момент, если это брукса, о которой трепались местные, думал Ламберт. Его кошачий зрачок бегал с женской фигуры на изуродованный до неузнаваемости труп и обратно. Но все было спокойно. Оказавшись в нескольких шагах от кожаного мешка с фаршем, напоминавшего человека, вокруг которого вились мухи и стоял зловонный запах разложения, Ламберт опустил клинок, глядя на сидящую женщину сверху-вниз.
Ведьмак молчал, не нарушая тишины, и только легкий ветер, бегающий среди крон деревьев, шептался сам с собой на известном только ему языке. Кошкоглазый вновь перевел взгляд, и ощутил, что внутри его желудка провернулся огромный стальной шар. Ощущение мерзкое, давящее и всецело неприятное. Как бы все охотники за убийцами не кичились своими способностями, а истекали кровью и ощущали они все то же, что и люди. Просто безразличие — выгодная маска, которая позволяет задрать цену и не идти на поводу у жалостливых эмоций.
В центре полянки стоял огромный плоский булыжник, усеянный неизвестными письменами, который явно были сделаны кровью. Очень вероятно, что той, которую добыли из этого несчастного человека. Его руки были прикованы деревянными кольями к земле, подобие головы закинуто назад, а мешковатое тело стояло на коленях, подпертое со стороны спины деревянным шестом, чтобы не запрокинулось. Несколько огарков свечей стояли вокруг самодельного постамента, сгоревшие до самого основания.
Ламберт поморщился. Он несколько дней рыскает по этим болотистым лесам, стараясь найти монстра, который убивал людей, забредавших в глубину, чтобы собрать клюквы или терна. Обычно он оставлял после себя грубо разодранный труп, в котором только по одежде — и то с трудом — можно было опознать пропавшего.
Детей, которые уходили вместе с родителями — не находили и вовсе. Монстробой надеялся найти чудовище, на которое подействует серебро, которое будет рычать, скалиться и действовать так, как ему подсказывают инстинкты. Тварь, которую можно перехитрить.
Но в очередной раз он столкнулся с тем, что было куда хуже монстров. С людьми. Ламберт откашлялся, стараясь привлечь к себе внимание.
— Я так понимаю, что вы знали этого человека? — ведьмак острием клинка указал в сторону трупа, приколотого к земле. — В любом случае я соболезную, но если у вас есть какая-то информация — я был бы не против ее получить, поскольку все то, что я тут вижу мне очень не нравится.
А кому вообще могло нравится место, которое возвели в ранг мистического и совершили жертвоприношение еще и таким зверским способом?

Отредактировано Ламберт (01.07.20 00:40)

Он нахмурил брови, когда услышал новость о пропаже. Ламберт это не обрадовало. Совсем. Он нахмурил брови, подойдя ближе к трупу и принялся его наскоро рассматривать: убит относительно недавно, выпотрошен, зверски вывернут наизнанку и собран заново, словно при помощи магии.
Едкий и раздражающий рецепторы запах гнили заставлял в желудке возникать неприятные ощущения, словно от порченной еды, но мутант продолжал собирать информацию и анализировать. К сожалению, особо много из такой картины не получишь, кроме как вывода: мистика, да и только. Труп посреди леса; прикованные к земле кольями руки, откинутая голова и всеобщий вид мешка с фаршем. Ламберт отвернулся и раздраженно сплюнул в сторону.
Какое-то время он молчал, игнорируя вопрос женщины, погруженный в свои мысли, что вяло ворочались в его черепной коробке. Ему некуда было пока копать, фактов для определения дальнейшего пути было настолько мало, насколько могло быть.
— Сука, — процедил он сам себе сквозь зубы, после чего поднял голову и обратился к незнакомке. — Когда пропала ваша знакомая? Как давно ее след исчез, и что предшествовало до этого? — он осекся, вновь глянув на изувеченный труп, вокруг которого лежали исписанные странными рунами камни. — Ее интересовали подобного рода тематики? Гоэтия, демонология, темные материи?
Ламберт сунул клинок в ножны и указал рукой вперед к выходу из леса, откуда он сам пришел, предлагая двигаться им обоим прочь от этого дурного места.
— Если она пропала, то нужно стараться идти по горячим следам. У вас есть ее вещи, с которыми она контактировала совсем недавно? Если коротко: в округе пропадают люди: взрослые, старые, молодые, в особенности — дети. Никакой связи. Они не были родственниками или близкими знакомыми. Жертва выбирается абсолютно случайно, словно какой-то полоумный идет по улице и кидается на первого встреченного ему на пути. Деревенские поговаривают, что в лесу завелась бестия, и именно поэтому я здесь, — он замолчал на какое-то время, продолжая идти вперед. — Однако то, что я увидел сегодня наводит меня на мысль, что пропажа людей, слухи о бестии и вот это, — он указал большим пальцем за спину, — абсолютно невзаимосвязанные вещи. Вернее будет сказать, что кто-то похищает людей, пользуясь удачным моментом.
Некоторое время шли молча. Солнце давно уже село за горизонт, из своих берлог (больших и маленьких) повылазили ночные звери. Ежи, грызуны, совы, куницы. Они выбрались, чтобы набить свои брюха, заняться своими звериными делами и к утру вернуться назад.
Ламберту хотелось всего того же, только с поправкой на время. Прямо сейчас он одной долей мозга размышлял о том, как бы принять бадью горячей воды и увалиться на старый, набитый соломой матрас на втором этаже корчмы, а не лазить по хлюпающим болотистым лесам, где-то посреди Велена.
— Я зайду к гарнизону и сообщу о находке. С этим пусть разбираются сами, поскольку это сделал не монстр.
Это сделал тот, кто гораздо хуже любого зверя, таящегося в ночи. Это явно сделал человек. Ламберт сжал кулаки так, что скрипнули его кожаные перчатки, подтянутые до локтей. Люди. Он ненавидел людей за их гнусное поведение и надменное отношение ко всем, кто не являлся человеком на все сто процентов. Даже если ты хоть на четверть был эльфом — тебя призирали и гнобили. Чего уж говорить о низушках, краснолюдах и ведьмаках, верно?
Луна стыдливо показывалась из-за редких туч, когда они вышли на тракт, с которого уже виднелись домишки с соломенными крышами, из которых через одну валил дым. Запахло домашней едой, хоть они и находились еще на солидном расстоянии. Желудок ведьмака издал едва слышный голодный стон, предлагая тому ускорить шаг и принять чего-нибудь съестного.
— Я не занимаюсь работой сыщика, но я также не исключаю, что она может стать жертвой монстра, на которого я охочусь. К сожалению, но сейчас вы — моя единственная зацепка, — он скривил лицо, словно ему предложили лизнуть то, чем обычно кормят поросят. — Надеюсь встретиться с вами завтра утром возле корчмы в центре поселения. С собой возьмите немного еды, поскольку день будет длинным и полным работы. Если придете заблаговременно, то спросите мастера Ламберта, либо «гниду-блядь-нелюдя-поганого». Вам обязательно подскажут.
Он крутанулся на пятках, вновь продолжив свой путь вперед.
— Либо можете не приходить, это вам решать, — ответил он, удаляясь от женщины. Не нравилась кошкоглазому эта ситуация. Ох не нравилась. Прямо сейчас он стоял на развилке, и эта ниточка вела его в одну из сторон, которая могла бы привести его к быстрым деньгам и приятному отдыху. Но ровным счетом она могла так же завести его в дебри детективных поисков с фонарями и собаками по всему лесу, а в итоге — распятый труп посреди леса. И ничего вокруг. Ни единой зацепки.
С недовольной миной Ламберт дошел до корчмы, где поужинал и принял баню. Как он очутился в кровати — уже не помнил. Точно помнил, что спал он с открытыми окнами, и сон его был тяжелым, дурным и не принес ему ни капли бодрости.
Когда он открыл глаза — петухи уже сделали свое дело, но его никто еще не разбудил. Возможно, не пришла, думал он. А возможно ждала внизу. Не проверишь — не узнаешь. Ведьмак встал с кровати, натягивая на себя ботинки, и принялся спускаться по лестнице на первый этаж корчмы.

Пунктуальности ей было не занимать. Тактичности тоже. Судя по всему, она не стала его будить, но сидела уже здесь давно. Об этом говорили как минимум пустые тарелки, которые корчмарь еще не успел прибрать, и объявший все, легкий запах можжевелового масла.
Интересно, мелькнула мысль у ведьмака, кто она? Выглядит куда более благородно, чем простая девица. За походной одеждой может прятаться много кто: от шпиона с далекого юга, до дочери какого-нибудь короля или барона, сбежавшая из-под венца. Либо чародейка. От этой мысли у Ламберта дрогнул мускул на лице. Пока что неважно было знать к какому сословию она принадлежала, но всех их всех — не обычных деревенских девиц или наемниц — объединяло одно: любовь благоухать. Пусть даже едва заметно.
Ламберт заказал у корчмаря себе завтрак, после чего подошел к столу, где сидела женщина и присел.
— Все же пришли, госпожа, — последнее слово сквозило пренебрежением. Не к тому, к кому он обращался, а к самой форме. Ведьмак хмыкнул, расправляя складки на своих штанах, все еще не до конца приведя себя в форму.
Она протянула ему заколку, лежавшую на платке. Ламберт поджал губы, но промолчал. Слишком мала была вещь, даже если учесть, что пропавшая могла снять ее буквально перед своим исчезновением.
— Ты. Не вы. А лучше — Ламберт, —сказал он, бесцеремонно протягивая руку к вещице. Монстробой понимал, что от запаха, скорее всего, уже не осталось и следа.
Ламберт сам виноват. Попросил принести ее сюда, а следовало бы самому сходить в ту таверну и попробовать что-то буквально вынюхать. Ведьмак поднес заколку к носу и помахал ей, словно веером и нахмурил брови. Запах был, едва уловимый, настолько тонкий, что помочь бы здесь мог только оборотень. Жасмин и мед. Распространенное сочетание для юных девушек.
Как жаль, что ведьмаки и оборотни в большинстве своем не находят общего языка.
— Блядь, — сказал он самими губами, после чего тяжело вздохнул и помассировал веки. Трактирщик принес ему заказ, одарив недовольным взглядом, после чего вновь скрылся за стеной небольшой кухни.
Ел ведьмак молча. Иногда он ловил на себе взгляд этой незнакомой женщины, в чьих глазах он видел нечто такое, что обычно видно у старых людей, либо тех, кто прошел войну. Мудрость, легкую усталость. Возможно, она просто не выспалась, переживая за свою спутницу. Но привыкший никому не доверять и изучать всех, кто находится на расстоянии вытянутой руки, Ламберт, поедая пишу, украдкой изучал ее.
— Раз вы здесь, то мне было бы полезно узнать ваше имя. И место вашего обитания, чтобы я знал куда прийти с информацией. Со мной вам ходить было бы нежелательно, но, — он замолчал, пожав плечами, как бы делая вид, что ему абсолютно безразлично. Опять. Его собраться никогда не брали с собой кого-то из людей на задание. Вернее будет сказать, очень избегали этого, чтобы не случалось лишних людских жертв. Ламберт не любил людей, поэтому он считал, что людская глупость нуждается в наказании. Если ума не хватает понять, что идти с ведьмаком в логово к Черту – дурная идея, ну, извините.
— Но как я вижу, вы не шибко боитесь бродить одна по лесу, — он вымокал остатки еды хлебом и закинул ломоть себе в рот, стряхивая крошки с рук.
Что делать дальше — Ламберт не знал. У него были еще несколько мест, которые следовало бы разведать, но почему-то казалось, что там он не найдет ничего, кроме вновь растерзанных тел. Он нахмурил брови. Скрипнули двери и внутрь вломился мужчина, запыхавшийся и взмокший.
— Мастер ведьмак, мастер ведьмак!
Ламберт развернулся на оклик.
— Пропали! Снова пропали, сегодня утром… я им говорил не ходить, а они пошли, стервецы эдакие, сынишки мои мастер ведьмак что делать помогите мастер ведьмак, — он лепетал, сложив руки лодочкой.
— Сядь, — скомандовал Ламберт. Не помогло. Захотелось врезать, но он лишь положил руку на его плечо и как следует сжал. — Сядь, я сказал. Куда они пошли?
— На реку, рыбу ловить, сукины дети, я им запрещал, обещал выпороть розгами, если ослушаются и на пахоту отправить раньше всех, доколе солнце еще на той стороне было. А они, — он всхлипнул и во мгновение разрыдался, закрыв лицо руками. Словно его только и держала одна мысль — добежать и все рассказать ведьмаку, который может ему помочь.
Говорят, что не поминай бога всуе. Но люди только и делают, что нарушают это правило, и какова ирония, что с ведьмаками происходит тоже самое — о них никто не вспоминает, пока они не потребуются.
— Где река находится?
— К югу от леса, что за деревней.
Ламберт долго не думал. Ноги сами вскочили и понесли его, а монеты за завтрак глухо звякнули о столешницу.
На дворе было пасмурно. И это куда больше настораживало мутанта, который ускоренным шагом двигался в южную сторону поселения. Рассеянный свет был коварен. Он иногда мог обмануть даже самый четкий взор, ведь в ненастную погоду все становится серым и непримечательным. Особенно тени.
Детишки пропали утром, а у новой знакомой явно были секреты. Хотелось бы верить, что абсолютно непричастные к происходящим событиям.

Некогда думать о всех тех тайнах, что могли виться вокруг новой знакомой. Но когда мыслительный процесс запущен – его тяжело остановить.
Амайя. Так она себя назвала, верно? Странное имя. Непохоже ни на нильфгаардские имена, ни на имена Северных Королевств. Никаких «господ», но сама выглядит как раз из оных.
Ламберт хмыкнул себе под нос, скривив губы в своей типичной ухмылке. За ней крылись тайны и от этого никуда точно не денешься. Но что-то витало вокруг него, лезло в нос, словно назойливый москит, вытесняя все остальное. Что-то, что он сегодня уже чуял, но настолько слабое, что рецепторы не могли сразу зацепиться. Не могли вспомнить и распробовать.
Запах. Запах, который ворвался в корчму вместе с кметом; он витал среди душмана соломы, навоза и грязи. Среди пота, страха и аромата хвои.
Хвоя. Почему от него пахло хвоей? Свежей хвои, которая пахнет так сильно только тогда, когда ее ломают. Но было что-то еще, что Ламберт сегодня чуял с самого утра, когда завтракал, буквально несколько десятков минут назад. Этот аромат, который принадлежал заколке, такой едва различимый, словно таящийся во тьме ночи наемный убийца в спальне у короля. Он почти растворился, и вот — словно внезапный удар — явился сам. Даже искать не надо было.
Почему?
Ведьмак вышел за черту города, позабыв про новую знакомую окончательно. Шел быстро, грудь вздымалась тяжело, и монстроборец в очередной раз проклянул пойло, когда зашелся в одышке. Ему бы стоило меньше пить. И он был уверен, что скоро, совсем скоро эта пагубная привычка сойдет на «нет». Казалось бы, что вот он не пьет несколько недель, но тут — раз, и вшивый ипат не платит ему за заказ, заставляя вызвериться, показать ему, что даже «нормальные» ведьмаки имеют острые зубы. Раз — и кметы пытаются спиздить его лошадь, пока он разбирается в склепе со стайкой гулей. Еще раз — его бросают изувеченного недалеко от логова эндриаг, и только счастливый случай, и неравнодушные нелюди, с которыми он ладил, помогают ему.
Либо сама судьба. Словно насмехаясь, она спасает его зад, продолжая мучения среди рода людского. Мол, живи, Ламберт. Тебе еще долго-долго быть здесь и наблюдать, как люди медленно превращаются в животных.
Никакого развития, о котором ему говорили в Цеху. Только быстрая деградация, словно смерть от яда ослизга.
Он вошел в лес. Тихо. Только вода журчит где-то за ровными солдатскими рядами деревьев. Терн кустился густо, образовывая целые непроглядные стены, сквозь которые лишь пробивались отдельные кусочки пейзажа за оным. Ламберт глубоко вдохнул: хвоя. Такая же хвоя, сырость, запах земли и диких животных. Вспорхнула дикая птица, сидевшая где-то над ведьмаком, недовольно выкрикнув что-то ему на прощанье. Квакнула одинокая жаба, выпрыгнув из влажной земли, которая хлюпала под ногами.
Ощущалось, как сапоги медленно набирают вес, а вода просачивается и мочит портянки. Ламберт поморщился. Сырость ему не нравилась. Там где есть сырость – всегда есть и то, что ее любит. Туманники, утопцы, кикиморы, эндриаги, ригеры. А если учесть, что здесь еще и сплошные заросли – лешие тоже могут водиться. Он вздохнул.
— Зараза, — сорвалось с его губ. Мутант неспешно, оглядываясь во все стороны, двигался на звук хлещущей воды. Река, как река. Чистая, неизвестно откуда берущая начало. Неизвестно куда впадающая. Ламберт не шибко любил географию, и не всегда запоминал, где какая река течет, да и не нужно оно ему было. Бесполезные знания, которые не помогут в сражении с очередным монстром.
Следы были, и, судя по всему, свежие. В такой водянистой местности все быстро рассасывается и исчезает. Как у берега океана, который поглощает свежие следы от ступней так же быстро, как альгуль сносит голову идиоту, что полез на него с вилами.
Ламберт принюхивался, и его снова одолело идиотское чувство, что его рецепторы улавливают нечто такое, что он уже слышал.
Только в тот момент, когда детский крики разорвал монотонный шум реки, который заполнял все пространство вокруг — он понял.
Пахло медом. Медом и жасмином вперемешку с хвоей.

Перепрыгивая через кусты, поваленные деревья и валежник, Ламберт мчался в ту сторону, откуда ему показалось, что донесся детский вопль. Лес был страшным местом. Ты никогда однозначно не поймешь откуда доносится звук. Лишь тонкое ведмьачье чутье вело Ламберта в нужном направлении. Вернее будет сказать, что он наедался на это.
Запах становился все ощутимее, явственнее, точно с каждым проделанным шагом ведьмак буквально заставлял его сгущаться, а не просто приближался к его источнику. Ребенок кричал: истошно, надрывно и испуганно, как кричат все те, кто однозначно хочет жить, но не имеет сил вырваться из цепких когтей своего пленителя. Будь то существо или смертельная болезнь.
Стволы деревьев мелькали по сторонам от мужчины, а кусты так и норовили своими тонкими острыми веточками хлестнуть мужчину по щеке, словно наказать за все те годы его существования и ошибки, которые он осуществил.
Ведьмак оступился, громко чавкнув ногой в болотистой местности, и чуть было не полетел кубарем. Он успел выровнять равновесие, но еще какое-то время бежал задыхаясь. Одышка, возникающая у мутанта последнее время при длительном беге и затяжных схватках, начинала ему досаждать, но Ламберт не мог с ней ничего поделать. Либо бросить пить, либо принимать все, как данность. Увы, но пока что он предпочитал второй вариант.
Снова крик. Ведьмак Схватился рукой за ствол дерева, помогая себе резко повернуться вправо и, перескочив трухлявую заваленную сосну да миновав ведьмин круг, выскочить на полянку, где перед его глазами представилась картина, как довольно большой человек (крупнее самого Ламберта, но примерно такого же роста), держит одного из детей подмышкой, а второго пытается перехватить, волоча за руку.
Разное дерьмо повидал Ламберт за свою жизнь. Разных людей, друидов и шаманов. Разных монстров, и именно поэтому он сначала подумал, что перед ним был никто иной, как леший, но открытые участки кожи, исписанные странными витиеватыми татуировками и знаками, подобно тем, что он видел на камне возле трупа, говорили об обратном. Только череп оленя, водруженный на голову этого бугая, делал их схожими.
— Брось мальца, мразь, — Ламберт не стоял на месте. Он бежал к похитителю, уже выхватив стальной бастард из ножен. Тот ядовито зашипел, словно змея, покидавшая свое логово, которая жаждала вогнать свои острые клыки в плоть новой жертвы, и неважно какой: человек, нелюдь, монстр, ведь все едино.
Он остановился, прижав ребенка к себе, обхватив его своей могучей рукой за шею. Казалось, что одно движение, и голова мальчика может оказаться отделенной от его туловища, словно сорванная ягода с куста. Ламберт замер, не желая провоцировать сумасшедшего.
— Отпусти детей, иначе я с тобой такое сделаю, что тебе и не снилось, — Ламберт нервно крутанул восьмерку свой клинком, но с места не шевельнулся. Злоба закипала в нем, ничего не скажешь. Он прекрасно знал, что такое быть заложником ситуации, когда ты ребенок. Когда огромный мужчина хватает тебя за закорки и лупит по чем попадя. На мгновение он вновь ощутил себя таким же ребенком, которого Ярым нахлобучивал просто за то, что тот не так поставил ведро с водой возле свинарника.
Культист заговорил к нему на каком-то неизвестном языке. Вернее будет сказать, что Ламберт не мог разобрать его утробного бормотания, которое вскоре доросло до полноценного монолога, словно блаженный взывал к своему божеству. Наречие его было странным, диким, рычащим и грохочущим, и ничего ранее ведьмак не встречал. Лишь острые зубы мальчишки остановили это нечленораздельную молебну неизвестно кому, заставив похитителя вернуться в мир людей и закричать, как кричат все от причиненной боли.
Ведьмак увидел, как по руке мужчины потекла кровь, а мальчик молотил пяткой по голой ноге культиста, продолжая яростно кусать его за мясистую руку. Он ударил паренька тыльной стороной ладони по лицу, от чего того развернуло на сто восемьдесят градусов, и опрокинуло на землю. Бугай воздел руку с выстеленным указательным пальцем на Ламберта, и сказал:
— Momzaddeba ts'arts'qmdes khelshi chveni ghmerti! Shekhedet misi dzala!
Нечеловеческий рев вырвался из груди звероподобного мужчины, после чего он перехватил второго мальчишку поудобнее и ринулся бежать.
— К чему все эти вопли, если можно было… — треск ломающихся веток, оглушительного сопения и топота, свидетельствовавшие о стремительном приближения чего-то еще, не дали Ламберту закончить свою мысль, но зато заставили сформировать новую:
— А, вот к чему, — он уже сидел возле мальчишки, когда с одной стороны, совсем близко к нему вышла Амайя, а с другой стороны — нечто, чего он тоже ранее не встречал. Свиноподобное огромное существо, словно составное из нескольких частей, неумело сшитых между собой. Ламберт нервно сглотнул, наблюдая, как вся эта масса выкатывается из кустов. В холке это нечто было под добрых сто семьдесят сантиметров, шириной – не менее тягового быка, если не полтора, ассиметрично расположенные глаза, поперек вдоль которых был расположен рот, набитый острыми зубами.
Оно оскалилось, пуская слюни, вперившись взглядом в людей. Глядело исподлобья, если так можно было выразиться для существа, у которого один глаз глядел прямо, а второй наискось. Швы играли и натягивались при каждом движении этих мышц, которые, казалось, двигались только подпитываемые энергией ненависти. Ненависти, что зарождалась в самой этой твари и исходила от нее, ощутимо вибрируя в пространстве.
— Хватай ребенка, и уходи, — коротко сказал он, срывая колбочку с нагрудной петельки, надеясь, что это существо настолько же неуклюжее, насколько оно оным казалось.
Хотелось сказать, что «найду тебя потом», но говорить такие вещи всегда было опрометчивой мыслью. Особенно, когда смотришь на монстра, которого Ламберт не знал и не видел даже в самых редких бестиариях.
И все бы ничего, если бы эта свиноподобная скотина была настолько же тупой, как о ней подумал ведьмак. Все бы было абсолютно ничего, если бы огромные клыки, торчащие из острозубой пасти, не кинулись в сторону женщины с ребенком, да с такой скоростью, что выпитый мгновением назад эликсир еще даже не успел начать всасываться в кровь ведьмака.
Он кинулся наперерез, но было поздно.

Отредактировано Ламберт (08.09.20 20:02)

Все хранят свои секреты, как могут: кто в шкафу, кто за семью печатями – все едино. Таят, кто как горазд, но рано или поздно они становятся явными. Банальная истина.
Куда менее банальными были клыки, которые летели за девушкой, которой ведьмак поручил спасти мальчонку, а в итог опростоволосился. Приоритеты свиноподобный монстр расставил неожиданно правильно, и погнался за той целью, которую ведьмак некогда спас от похитителя с оленьим черепом на голове.
А дальше, как в старой поговорке: женщина, способная остановить коня на скаку и войти в горящую избу. Ламберт сомневался, что хоть одна из женщин смогла бы попытаться схватить этот таран с клыками за хобот, не убежав при этом в страхе, но эта… Эта была полна загадок и решимости. Мало того, что Амайя пыталась завалить тушу голыми руками на бок, али свернуть голову у шеи, которой и не было особо видно, но сам факт, она это делала.
Слишком быстрая. Слишком ловкая и смелая. Слишком крепкие и острые когти. Слишком много «слишком». Но сейчас некогда было об этом думать.
Ведьмак подскочил, словно тень во время выхода солнца из-за темных туч и рубанул по одной из ног в то место, где должны были быть сухожилия. Свиномонстр удивленно всхрапнул, когда его задняя часть слегка просела под весом, хрустнув.
— Беги! — гаркнул он, крутанув мельницу и не сводя взгляда с рыла, которое глядело на него окровавленными глазами, исполосованными четырьмя рваными линиями. Линиями, которые медленно затягивались прямо под непонимающий взором Ламберта. Позабыв о девушке, свин, вспоров влажную землю, сорвался на месте и кинулся на ведьмака, словно его абсолютно не смущала подрубленная голень. Ламберт сделал вольт, ощущая как ветер проносится мимо него, а клыки, торчащие из пасти, проходят своими остриями по его кожаному доспеху, оставляя на нем миллиметровые углубления.
Используя инерцию тела, ведьмак завершил вольт догоняющим ударом по шву, который скреплял плоть на задней части, но промахнулся. Псевдосвин развернулся и вновь кинулся на Ламберта, занося голову для поддевающего удара, но тут же, скаканув в сторону, нанес удар сбоку. Мутант сложил знак. Грохнуло. Ведьмак отлетел на несколько метров, саданувшись спиной о крону дерева. В ушах зазвенело, а перед глазами заплясали темные круги. Он быстро приложил руку в то место, куда должны были врезаться неестественно острые края клыков. Ничего. Но болело так, словно горный тролль огрел его туда дубиной.
— Ну, с-с-сука, - кошкоглазый оперся рукой в колено, помогая себе встать. Тварь уже неслась на него. Неслась уверенно и задняя подрубленная нога уже не казалась изувеченной ранее. И восемь борозд, оставленные Амайей были лишь тонкими полосками, напоминавшими шрамы. Ламберт ждал. Ждал. Ждал до последнего, понимая, что в следующий момент он не окажется на том свете, а будет сначала размазан огромным рылом о крону дуба, нанизан на клыки и разорван на части, если оплошает. И все же он терпеливо стоял на своем месте, а пот градом катился по его лбу и стекал по вискам на шею.
Вольт. Оглушительный хруст разнесся по всему лесу. Обычно перед ним на лесоповалах кричат «осторожно, дерево!», но сейчас только треск разрываемых тканей и лопнувшей кроны. Псевдосвин яростно завизжал и забил своими ногами в землю, ворочая мордой. Клыки, что увязли в вязком дубовом волокне трескались и ломались на корню, оставаясь в дереве. Ламберт сложил Знак и в следующий момент полыхнуло пламя, обжигая тварь по плоскости всей морды, и жег ее ведьмак до тех пор, пока тошнотворный запах горелой плоти, наверное, не достиг ближайшего поселения, а из носа у него не пошла кровь.
И было бы здорово, если бы изможденный и никому неведомый монстр упал и больше не подавал признаков жизни. Да только рванув головой в сторону, псевдосвин сломал оставшиеся клыки, освободив себя от заточения, кинулся одним длинным прыжком к Ламберту и ударил его рылом в живот, заставив того подлететь в воздухе, словно тряпичную куклу и ухнуть на землю.
Он лежал, понимая, что не может пошевелиться, ведь дыхание полностью выбили из его груди, а боль, пронзившая тело после падения, сковала его по всем фронтам. Ламберт ждал, когда челюсть-гаррота сомкнется на его глотке. Звон в ушах не давал возможности слышать, но спина отчетливо принимала дрожь земли, которая спешно удалялась.
Небо серело. То ли тучи сгущались, то ли пляска со смертью заняла немного больше времени, чем ведьмак предполагал. Хотя, он сам прекрасно знал, что счет времени теряется, как только ты достаешь меч и начинаешь делать свои отточенные па в безумном танце. Ламберт тяжело вздохнул, от чего грудная клетка отозвалась болью.
— Да ты издеваешься, блядь, — скорее к Предназначению, которое оставило его вновь живым, нежели к саднящим ребрам. Ведьмак перекатился на живот, после чего уперся руками в землю и встал на четвереньки, а дальше – дело за малым. Ухватиться за ствол дерева, напрячь ватные ноги и встать. Легче простого.
Он распахнул свой жилет и задрал рубаху, глядя на правый бок, чуть выше бедра, где уже алел огромный кровоподтек, размером с добротный кочан капусты. Некоторые размышления уже зародились в голове ведьмака. Возможно, что к тому моменту, как он дойдет до поселения, цепочка его разбросанных после приземления мыслей соберется воедино и он сможет ею поделиться со своей новой знакомой. И, хотелось верить, что она тоже поделится с ним кое-чем, иным. Или, хотя бы, не станет отрицать его утверждений.

Хромая на одну ногу, в которую при каждом шаге стреляла острая боль, берущая начало от бедра, Ламберт шагал к деревне, шипя, как избитый кот при виде хозяйского сапога. Сначала он подумал, что ему показалось. Ламберт схватился за эфес и потянул было его вверх, как пригляделся: они говорили. Как мать говорит с сыном, присев на одно колено и положив ребенку руки на плечи, чтобы тот точно сосредоточил свое внимание на старшем.
Выдохнул.
Прихрамывая, Ламберт подошел Амайе и мальчонку. Он что-то говорил девушке, словно из последних сил, но не лепетал, нет. Просто равномерно отвечал, слегка чопорно. Ведьмаку это показалось похожим на то, как реагирует человек после применения к нему Аксия. Что же, подумал мутант, удивительно, что после такого кошмара он вообще способен говорить, а не впал в кататонию. Однако, закончив последнее предложение – мальчишка сник. Просто потерял сознание, прикрыв свои бледноватые веки. Ламберт выругался, но поднял паренька на руки и принялся идти в деревню.
— Та тварь магическая, — сказал он, слегка задыхаясь от боли и усталости. А еще из-за чрезмерного принятия алкоголя. — Ее создатель отозвал ее к себе. Не исключаю, что он мысленно управлял ею, словно кукловод, но что это за магия – я не знаю. Зато я знаю, что тебя точно можно не подозревать в здешних убийствах, и что тебе меня не стоит опасаться, — Ламберт искоса глянул на девушку, скривив губы в паскудной ухмылке. — Хотя бы потому, что за тебя не платили.

— Царапина, — отозвался он на замечание вампирши, которая перечисляла самые очевидные признаки его повреждений. — Но в логике тебе не откажешь, это точно. В наблюдательности тоже, — Ламберт тяжело опускался на ногу, которая почему-то начинала неметь. Возможно, удар пришелся сильнее, чем он ожидал, либо после падения на спину у него защемило нерв. Но тем не менее он засмеялся. Хрипло, натужно.
— Не недооценивай меня. В таком положении я мог продолжать сражаться, игнорируя боль и приняв еще парочку эликсиров. А за твою-то симпатичную голову взял бы тыщ пять, не меньше. Даже не глядя на то, что ты высший вампир, пускай и относительно молодой. Сколько тебе? Лет сто пятьдесят? Не больше, я уверен.
- Пф, как же, «неинтересно», — он скривился и картинно закатил глаза, поудобнее перехватив ребенка. Но с каждым мгновением пакостливая улыбка с его лица стекала, словно снег таял на черепичной крыше, пока уголки ламбертовых губ не опустились вниз, придав его лицу максимально недовольное выражение.
— Сучье отродье, — прошипел ведьмак, когда девушка рассказала ему про отца мальчишек. Он прекрасно понимал, вернее будет сказать помнил каково себя чувствовать беспомощным. Говорят, что ведьмаки не способны на эмпатию, но Ламберт в тот момент едва заметнее прижал к себе паренька, словно стараясь отгородить его от окружающих бед.
— Какой, нахрен, леший. Лешие не общаются с людьми, не просят их приносить детей в жертвы и не устраивают показательных выступлений. Их пятипалые конечности напоминают связанный в кучу хворост, и одному Лебеде известно, как они умудряются ими что-то хватать, — он умолк, переводя дыхание. — Это был человек. Самый настоящий, сука, человек, у которого кишки вывалятся, если ему удачно провести острием клинка по пузу. Самый обыкновенный мешок с костями и дерьмом, у которого поехала крыша, судя по всему, на чем-то оккультном, если ты говоришь, что это приношения в жертву. И, мне кажется, что так оно и есть.
Деревенька была уже совсем близко, люди, завидевшие ведьмака, несущего ребенка, стали что-то выкрикивать, словно знали, чьи дети пропали, кого следовало звать. Охали, ахали и вскидывали руки, очерчивали головы знаком Вечного Огня и что-то шептали.
— Ну щас начнется, — буркнул Ламберт. И как в воду глядел: навстречу им бежал отец пропавшего ребенка и на лице его был неподдельный испуг и радость. Испуг, ведь его страшная тайна могла быть раскрыта. Радость, что его дети – или хотя бы один из детей – спасен и возвращен домой. Мужик подбежал, сломя голову, выхватив дитяту из рук мутанта и прижал к себе, заливаясь слезами. Он что-то лепетал про то, что как он благодарен, как он рад, что мастер ведьмак выполнил свою работу, а тем временем мастер ведьмак сжал кулак правой руки до того, что ощутил, как кожаная перчатка натянулась и стала трещать, но лицо его было бесстрастно. Он не кривил морду, как десять минут назад, пока беседовал с вампиршей, не ерничал, а молча стоял и наблюдал за цирком, который перед ним происходил, и злоба клокотала в его груди, нарастая, словно снежная лавина.
Ламберт похлопал рыдающего мужика по плечу.
— Пойдем, — сказал он, слегка подпихивая его. — Пойдем, потолкуем. Расскажу, что видел, где был, почему второго ребенка не нашел.

Худой, костлявый кулак врезался в скулу кмета, как только он положил ребенка на деревянную кроватку. Мужчина повалился набок, попытался ухватится за стол, но, свалив деревянную кружку и миску наземь, рухнул и выставил перед собой руки, пытаясь прикрыться.
— Пошто, прекратите, пошто бьете!
Ламберт склонился над ним, схватив левой рукой за рубаху, а правой вновь замахнулся и саданул по лицу. Ссадил бровь — по виску мужчины тут же побежала алая струйка.
— Пропали, говоришь? Запрещал им идти, а они раз – и деру без твоего ведома дали, мразь? — Ламберт подскочил на ноги, ощущая, как его самого кренит набок от тяжести горе отца, но с сдюжил и силой тряханул его, приложив затылком о глиняную стену. — Сколько!? Сколько тебе пообещали за то, что ты детей родных продал, гнида, и кто это был?
Ведьмак ударил его твердой ладонью по щеке.
— Говори, — шипел он, — или я отведу тебя в лес и познакомлю с той тварью, которая там людей рвала на части и пожирала их потом вместе с костями.
— П-п-пят пятьсот о-ор-ренов.
— За одного?
— За обоих.
Ламберт задохнулся, выпустив мужика из рук. Тот рухнул на землю и вжался в угол, даже не пытаясь уползти прочь и заставить своих же соседей взяться за дубины и лопаты, чтобы образумить мутанта, который сошел с ума и избивает честного мирного кмета. Ведьмак сел на стол и глубоко ошарашено вздохнул.
— Пятьсот оренов за двух здоровых детей. Ну теперь-то понятно, почему мне говорят, что я деру втридорога за монстров, ведь — Ламберт вскочил с места, намереваясь садануть сапогом вшивого продажного папашку, но сдержался, — двое здоровых ребятишек стоят сраных пятьсот оренов! Вставай, — мутант схватил вновь кмета за шиворот и стал поднимать за ноги. — Встань, сука, или я тебе ноги сломаю и больше никогда ходить не будешь. Кто они?
— К-к к-какие-то люди, п-п-похожи на обычных мародеров, живут в лесу, где конкретно – не з-знаю.
— Зачем им дети?
— Они н-н-не г-говорил-ли.
Мыслеслово.
Импульс.
Жест.
Аксий.
— А теперь пойди, и расскажи всем, что ты сделал.
Ламберт, прихрамывая, подошел к мальчишке и поднял его на руки. Скрипнули петли дверей, через которые, неуклюже шаркая ногами шел мужчина, который однозначно хотел рассказать всем о своем поступке. С улыбкой на лице. Гордо. Уверенно.
— Я отвезу его к одной женщине в соседнем селе, которая приглядывает за сиротами. Там за ним присмотрят. Вернусь к завтрашнему вечеру, а после решим, что делать. Можешь пока что поискать свою подругу, но, что-то мне подсказывает, что еще один день уже роли не сыграет.
Ведьмак утер перчаткой кровь из носа и вышел следом, стараясь не попадаться людям на глаза. Он быстро, как мог, пришел к конюшне у корчмы, где остановился, посадил ребенка у своей кобылы и воротился в комнату за вещами.
В центре деревушки уже поднимался гвалт. Глашко во всю рассказывал о содеянном и вот уже первый камень полетел в него. А за ним – еще один. Кто-то схватился за сердце, а кто-то – за дубину, которой следовало бы избить ведьмака, который явно был причастен к синякам на лице нечестивого Глашко. Ламберт посадил спящего мальца перед собой так, чтобы удобно было придерживать и ударил кобыле в бока.
Ему казалось – нет, он был уверен – что, действительно, один день уже ничего не решит. Подруга Амайи либо мертва, либо крайне близка к этому, так что следовало спасти хотя бы одну жизнь из тех, что у него сейчас на руках.

Отредактировано Ламберт (05.08.20 22:13)

— А я теперь стану ведьмаком?
— М? — Ламберт приоткрыл сонные глаза, щурясь от садящегося солнечного света, который был направлен прямо в его сторону.
—  Татка казал, ежели мы слушаца не будем ево, то он нас ведьмакам отдаст.
«В итоге и отдал, — подумал ведьмак. — Только не ведьмакам».
— Не-а, не станешь, — ответил ведьмак и потрепал мальчугана по макушке. Браслет, что висел у н его на руке, который ему отдала его сестра где-то полтора года назад, защелкал зубами друг о друга от этого движения.
— А пачиму?
— Потому, что тебе оно ну нужно.
— А вы спасете моего братика?
Ламберт мешкал. Можно было бы соврать ребенку и пообещать ему, что спасет, ведь, скорее всего, он его не увидит в ближайшие лет пять-десять. С другой стороны, кто его знает, когда ему придется вновь ехать к Тамре, чтобы отдать очередное бездомное дитя.
— Не знаю, — отозвался он. — Его утащили, ты сам видел.
— Видел, — кивнул мальчик. — Но… — его голос сорвался, после чего он всхлипнул и принялся тихонько плакать, держать за гриву кобылы. Ехали неспешно, и Ламберт даже не пытался как-то успокоить мальца. Он догадывался, что на него и без того уже накладывались несколько раз чары. Кто его знает, что случится с головушкой бедного ребенка при таком частом влиянии магии.
Алое солнце почти сошло на нет, скрывшись за горизонтом. Ухали совы, пробуждавшиеся к грядущей ночи, шуршали в сухой траве грызуны, орали лесные коты. Где-то поблизости затявкала лисица. Ламберт втянул свежий воздух полной грудью, ощущая оной тепло маленького тела, которое задремало от усталости. Бедное дитя с нелегкой судьбой.
— Матка всю ночь накануне плакала, — тихо проговорил мальчишка.
— Я думал, что ты спишь.
— Они тоже тоды такмо думали. Но я-то не спал. Я слышал, как они поругалися сначала, а потом пошли к себе спать. Ежели татка и спал, то матка плакала. Я тогда еще подумал, чего это она, ведь не в ейный характер это… плакать. Она у нас ух какая!  — он воздел худенький кулачок и потряс им, а потом переклонил голову через себя и посмотрел на ведьмака распухшими и красными глазами.
— Значит это татка нас этое самое, да?
— Продал, да.
— Да. Я всегда знал, што он не любил нас.
— С чего ты взял?
— В селе поговаривали, што он на матке женился, пушо на сеновал ее затащил и обрюхатил.
— Эт кто тебя таким словам-то в твоем возрасте научил, — Ламберт беззвучно хохотнул, выдавив из себя воздух. Мальчишка на его вопрос лишь пожал плечами.
— Так говорят, — сказал он. — Да и видно ето по ему было-то. Бил нас часто почем зря. Матку тоже бил. Грозился, что продал бы первому этому… как ево…
— Встречному, — подсказал ведьмак.
— Да. За десять золотых, ежели такой бы нашелся.
Вот и нашелся, подумал Ламберт.
Вновь ехали молча. Деревня была уже так близко, что слышались голоса местных жителей. «Удовицы» гласила вывеска на старом покрученном столбе из дубовой ветви. Ламберт направил лошадь к одному большому дому, огороженному невысоким плетеным забором, где бегала детвора, играя в салочки, кто был помладше. Постарше – кололи дрова, развешивали белье и пасли мелкую скотину.
— Здравствуй, Тамра, — обозвался ведьмак, спешившись и сняв мальчугана с седла.
— А, Ламберт. Здравия тебе, ведьмак. Предназначение вновь привело тебя ко мне?
— Будь оно неладно.
Перед ведьмаком и мальчишкой, чьего имени он так и не узнал, стояла женщина в средних для человека годах с густыми черными волосами, что вились крупной прядью, серыми глазами и пышными формами. Она растряхивала белую льняную рубаху, которая в сумерках окрасилась в серо-синий оттенок. Комары вились целыми стаями, усаживаясь на стоящие без дела цели, противно звеня в ушах.
Завидев мальчика, Тамра присела.
— Как тебя зовут, дорогой? — сделала она то, чего Ламберт не смог или не хотел делать всю дорогу. Так легко, словно… словно это и было вот так легко.
— Микола.
— А я Тамра. Рада знакомству, Микола, — она протянула руку мальчишке и тот пожал своей маленькой ладошкой женскую смуглую. — Микола, не мог бы ты пойти к моим ребятам, которые воон там, — она указала рукой в сторону своих приемных детей, которых учила и оберегала. — И познакомиться с ними, ведь теперь ты будешь жить с ними. Не бойся, они все у меня хорошие.
Он убежал так быстро, словно ветром сдуло. Словно хотел забыть все то, что случилось с ним поскорее. И Ламберт его понимал.
— Что на этот раз? — спросила Тамра, кивнув в голову хлопчика, когда он удалился на нужное расстояние.
— Если коротко, то его отец его продал.
— Чуть больше подробностей, Ламберт. Не жлобись и не вредничай.
Ведьмак вздохнул.
— В лесу села, что неподалеку от вашего, завелись какие-то сектанты. Я не знаю ни их веры, ни их магии, но то, что они делают — даже меня повергло, если не в ужас, то в шок точно. Странные рунические письмена, неведанные доселе; неизвестное наречие; оленьи черепа на голове. Они воруют и приносят в жертву тамошних людей. Я их спугнул, так что не исключаю, что они переберутся в другое место, хотя и постараюсь это пресечь. В любом случае, расскажи о них здешним, Тамра. И береги детей.
Она молча кивнула, не говоря на его тираду ни слова.
— Останешься на ночь?
Ламберт почесал мочку уха и глянул на тракт.
«День или два уже ничего не сделают», — сказал он Амайе.
— У тебя уставший вид, я только поэтому, — сказала она, но ее улыбка говорила о многом. — Ежели нет, то ты всегда знаешь, где меня искать, и куда привозить детей.
— Прощай, Тамра.
— Береги себя, Ламберт.

— Женщина. Моего роста с короткой стрижкой и лицом, словно ее ничего не заботит, — он скорчил гримасу до боли похожую на его: бесстрастную, почти каменную, но немного комичную, — и бледной кожей. Была такая?
— Ушла ран` утрам, милсдарь возьмак.
Он не договорить, как дверь уже прощально скрипнула.

Сыскать вампира в лесу почти тоже самое, что искать ее пропавшую подругу (кем бы она не была). Собственно, что искать иголку в стоге сена. Единственное, что спасало Ламберта, так это запахи: кровь, жасмин, мед, можжевельник. Все это смешалось в один сплошной шлейф, который тянулся почти зримой тропой. С каждой сотней шагов уже запах становился все сильнее, пока до чуткого уха не донеслись голоса, а сквозь терновые густые кусты и высокие стволы деревьев Ламберт не заприметил силуэт, что прятался за невысоким пригорком.
Крадучись, словно кот, он подобрался к Амайе и присел рядом, рассматривая процессию.
— Как жаль, что полнолуние далеко, да? — прошептал он. — Плана нет, но я искренне надеюсь, что ты сможешь как минимум навести шороха и создать мне пространство.
Он помолчал.
— Или у тебя есть другие идеи?

И пока вампирша разыгрывала свою сценку, Ламберт готовился. Он не видел, как она самовольна пошла в их лапы; не видел, как ей связали руки; он откупоривал небольшие колбочки со снадобьями одна за другой, сидя на коленях и расставляя перед собой.
Первая колбочка была вылита на плоскость серебряного клинка. Вязкая масса, скорее напоминающая очень густое масло или мед, выползала на блестящее острие. Ведьмак равномерно разнес ее по обе стороны меча и положил его на свои колени.
Привычный взмах, которым он часто отправлял содержимое чарки в глотку. «Волк». Так назывался эликсир, который улучшая координацию движений. Он был приторно-сладким на вкус, и пах соответственно. Но при этом жег изнутри так, словно заливали раскаленный металл.
Чтобы не растягивать неприятные ощущения от всасывания реагентов, Ламберт опрокинул «Гром». Убойная смесь, которая вводила ведьмаков подобно в состояние транса берсеркеров со Скеллиге.
Эти два зелья компенсировали одно другое, давая в сумме просто невероятный эффект. И когда мышцы Ламберта перестали сокращаться в судорогах, а в ушах исчез монотонный звон, перемешанный с гулом сердцебиения, он услышал. Услышал, как один из людей завопил, словно его резали по живому.
«Гляди, как я вовремя», — пронеслось у ведьмака в голове, а губы дернулись в звериной ухмылке.
Он выскочил из кустов и несся напролом. Самоотверженно. Бесшабашно. Из-за принятых зелий он чувствовал каждую свою мышцу, словно мог управлять ими по-отдельности. Время замедлило свой бег и каждый из стоящих на поляне (кроме вампирши, чья скорость была не в сравнении людской) шевелились, словно ежи, наевшиеся забродивших яблок.
Один из приспешников попытался кинуться наперерез. Взмах. Острие серебряного клинка с точностью хирургического ланцета вспороло артерию на шее мужчины. Он схватился руками за шею в попытке остановить кровь, что сначала била фонтаном, а теперь лилась сквозь его сомкнувшиеся пальцы, заливая обнаженную грудь в татуировках и землю под ногами.
Вольт. Ламберт уходит в сторону от тяжелой дубины, делает пируэт и, исопльзуя инерцию своего тела, бьет синистром, вгоняя клинок в область ключицы сектанта. Он слышал, как хрустят кости, крошась под мягким металлом, не выдерживая силы, с которой мутант обрушил меч.
Придется точить, подумал Ламберт. А еще он думал, что то, что осколки стопроцентно устроили такую шоковую терапию этому бедолаге, что он моментально потерял сознание, обмякнув перед мутантом.
Земля дрогнула под ногами.
Ламберт отскочил в сторону и ушел вольтом, пригнувшись, чтобы не схлопотать тупым одноручным топориком по шее. Бросив взгляд туда, откуда, по его мнению, доносились звуки — он увидел знакомую ему морду с косыми глазами. Туша явно была не в лучшем своем состоянии. Явно увеличившись в размерах, она, казалось, стала подгнивать.
Возможно, что все эти жертвоприношения делались для того, чтобы растить питомца, который при поедании жертвы регенерировал свое состояние до здорового и разрастался в габаритах. Возможно. Но не стопроцентно.
Ведьмак осклабился, видя, как швы натужно держатся на гнойно-слизких кусках ее плоти и для себя наметил опорные точки для атак.
Нет швов — нет каркаса — мясо развалится на части. Почему он не догадался до этого раньше оставалось вопросом, о котором не время было размышлять.
В том боку, куда пришелся удар, от воспоминаний кольнул огромный кровоподтек. «Ласточка» подлатала ведьмака, пока он ездил из одного села в другое, но не излечила полностью. Бок болел, да, но его самоощущение было значительно лучше прежнего. А еще он был готов и смазал меч маслом против трупоедов.
Почему-то это казалось здравой мыслью.
Вновь крик. Но теперь женский. Ламберт дернул головой в сторону и не успев довести ее до конца, осознал, что там.
Девушка, за которой пришла вампирша, вопила от ужаса, узрев монстра, который неспешной походкой выходил из-за небольшого холма, невесело похрюкивая. За Оливией стоял маг, который держал ее за связанные за спиной руки, а сам что-то бормотал одними губами, делая странные витиеватые пассы посохом.
Глаза ведьмака широко распахнулись, когда одним невероятно резким движением навершие посоха наклонилось в его сторону. Мутант замешкался и это почти стоило ему жизни. Опять.
«Долго думаешь, сука. Долго», — упрекнул он сам себя, успев сложить Квен. Импуль, который влетел в него, выбил сноп оранжевых искр, столкнувшись со знаком и откинул ведьмака назад, саданув его спиной о дерево.
Ламберт сполз вниз, ощущая во рту знакомый металлический привкус. Вновь осклабился, подняв голову и видя, как маг осел на одно колено, а сквозь пустые глазницы оленьего черепа виднелись глаза человека. Испуганного человека, который не рассчитывал на то, что его заклятие не убьет цель.
— Ну, держись, сука, — прошипел мутант, вскакивая на ноги, как заведенный. Спина болела. Бок снова вспыхнул в агонии, и если бы не эликсир, то было бы худо. Откровенно говоря, худо будет и после боя, если он выживет. С такими ранениями ему придется лечь и несколько дней просто лежать на кровати (или где придется), покидая ложе только для того, чтоб справить нужду.
Но сейчас он бежал, даже не стараясь сбить с толку сектанта, который поднялся на ватных ногах и выставил посох вновь в сторону бегущего к нему ведьмака. Новый импульс, но куда слабее, пронесся мимо Ламберта, который успел отскочить в сторону. На его лице была видна кровожадная ухмылка, разраставшаяся по мере того, как между ними сокращалась дистанция.
И в тот момент, когда маг осознал, что силы его покидают, а попасть заклятием (видимо единственным, которым он владел) не удается, сектант принял решение: выпав из рук, посох дважды глухо ударился о землю. Его рука быстро, как могла (но все еще медленно для Ламберт) скользнула за спину.
— Ghmerto chemo, miighos es mskhv… — завел его голос на высокой гнусавой ноте, когда рука вознеслась с ритуальным кинжалом к небу, и тут же перешел на вопль.
Не веря своим глазам, маг глядел, как его собственная кисть упала подле его ног возле посоха, сжимая рукоятку ножа. Он кричал. Громко, пронзительно, долго, переводя ошарашенные глаза с культи на руку и обратно.
Ламберт схватил девицу резким движением за шиворот и дернул на себя. Это движение придало ему дополнительную инерцию, и он, крутанувшись на месте, обведя клинком вокруг себя и девицы, рубанул так метко, как мог.
Вопль заткнулся, прервавшись сначала хрипло-хрустящим звуком, а затем очередным глухим ударом о землю.
Обезглавленное тело завалилось на бок, продолжая сжимать обрубленную культю, как самое драгоценное, что имелось у мага-сектанта. Но времени думать не было. Ведьмак схватил одурманенную девку и вскинул ее себе на плечи. Он обернулся, глядя, как вампирша пляшет в пробивающемся лунном свете по поляне, где вместе с ней вытанцовывала огромная свиноподобная тварь и оставшиеся в живых сектанты, которые пытались разом теснить клыкастую женщину.
«Потом, — подумал Ламберт. — Уж ей-то точно смерть не грозит».
Он вернется сюда позже. После того, как уведет девчонку далеко. Достаточно далеко, чтобы понимать, что им на данный момент ничего не грозит. И если его невольный союзник не вернется через сутки, то прогуляется к лесу и, дай Лебеда, соберет ее по частям.
Удивительное свойство вампиров. Собирать себя по кускам и почти что жить вечно.
Вот бы всем такую.

Отредактировано Ламберт (26.09.20 17:29)