Aen Hanse. Мир ведьмака |
|
|
Приветствуем вас на ролевой игре "Aen Hanse. Мир ведьмака"!
Рейтинг игры 18+ Осень 1272. У Хиппиры развернулось одно из самых масштабных сражений Третьей Северной войны. Несмотря на то, что обе стороны не собирались уступать, главнокомандующие обеих армий приняли решение трубить отступление и сесть за стол переговоров, итогом которых стало объявленное перемирие. Вспышка болезни сделала военные действия невозможными. Нильфгаарду и Северным Королевствам пришлось срочно отводить войска. Не сразу, но короли пришли к соглашению по поводу деления территорий.
Поддержите нас на ТОПах! Будем рады увидеть ваши отзывы.
Наша цель — сделать этот проект активным, живым и уютным, чтоб даже через много лет от него оставались приятные воспоминания. Нам нужны вы! Игроки, полные идей, любящие мир "Ведьмака" так же, как и мы. Приходите к нам и оставайтесь с нами! |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » Эхо минувших дней » [14 апреля, 1269] — Больно не будет
Время: 14-е апреля, 1269 год. Вечер
Место: маленькая корчма близ Дорьяна
Участники: Ламберт, Сиггунн, стол, стул, прочая мебель
Предисловие: ... не то что бы ей хотелось схлопотать по морде от ведьмака, но чем черт не шутит?
Отредактировано Сигги (09.08.20 11:36)
Он накидался. Накидался так, как уже давно этого не делал. Причиной тому была личная прихоть – и ничего больше. Ламберт уже давно не окунался в пучину пьянства, где его деньги улетали со скоростью ветра, водка мешалась с брагой, и наоборот, а распутные женщины в борделях висели на нем чуть ли не по пятеро.
Только и того, что сейчас он сидел за столиком, допивая двухлитровый бутыль темерской ржаной, заказав у корчмаря еще одну бутылку.
Весна за окном шла же полным ходом. Трава зеленела, птички радостно щебетали, а коты продолжали тянуть свои песни, устраивая сцены ревности на заборах и в подворотнях. Монстры лезли полным ходом тоже, ведь под снегом оказались — кто? Верно, гниющие трупы, которые прятали под снегом ленивые наемные убийцы. Вздыбившиеся, распухшие и разбухшие, посиневшие и всяко-разные. Они являлись миру вместе с первыми подснежниками, имея столь же приблизительный оттенок кожи. Красота.
Как только лед тронулся — следом поперли утопцы, уставшие от пожирания тухлой рыбы и друг друга. Туманники, бесновавшиеся в особо болотистых местностях, где влаги было столько, что соваться туда умудрялись либо пьяницы, либо свихнувшиеся. А еще Ламберт. За особо крупную сумму, естественно. Близ Дорьяна удалось раздобыть себе пару тройку заказов с особо выгодными условиями, ибо ведьмаков тут давно не появлялось, а твари, ощутив раздолье, бесчинствовали кто как мог.
И вот сейчас Ламберт сидел, пил, как сам черт, и улыбался. Улыбался от всей своей пьяной души, да так, что ни Эскель, ни Геральт не могли бы сказать, что видели когда-либо самого младшего Волка таким довольным.
Не хватало только одного: чтобы хоть один сраный кмет на него криво глянул. Вот бы он ему всыпал! Ох, вот бы он отвел душу. Хотя… кто ему мешал самому найти повод? Да никто и особо никогда. Разве что вилы, которые могли бы впиться ему своими железными клыками куда-то в район живота, но, Ламберту казалось, что до этого не дойдет. Люди ненавидели ведьмаков, а потому, когда подвернется возможность, сразу пускали в ход все, что могли. Но если была возможность избить руками и ногами — пожалуйста. Это они использовали первым делом. Не каждый же день сможешь использовать такой момент, а потом рассказывать, что ты отделал самого ведьмака в кулачном бою.
Ламберт выпрямился, слегка вцепившись в край стола, чтобы удержать равновесие. Он собирался дойти до стойки с корчмарем и забрать свою бутылку лично. А еще по пути найти себе приключение.
Пахло луком, потом и жареным смальцем. Пахло дракой. По краям Ламбертового зрения все плыло и сливалось в единый нелепый мазок начинающего художника. Он зацепил (намеренно) кого-то плечом, буркнув недовольное «с дороги, шелупонь» и дошел наигранно-пьяной походкой до столешницы, где привалился на левый локоть, ожидая свою бутыль, и — как он надеялся — свежую порцию обыкновенного человеческого возмущения из рубрики «э, ссыш ты, бля, нелюдь». Оставалось только подождать.
Отредактировано Ламберт (23.06.20 20:16)
Сигги, как всегда ведомая дорогой приключений и кутежа, оказалась в деревушке под названием Дорьян. Об этом она узнала только тогда, когда прошла вдоль пахотных земель, на которых уже горбатились кметы, и уткнулась лбом в дорожный указатель. В своих путешествиях она редко полагалась на карты. Скорее, просто шла туда, куда глаза глядят или ориентировалась по слухам. Разнообразием вариантов она не располагала; иногда не хватало денег, ибо они на выпивку она не скупилась, а иногда времени, ведь Сигг нужно было успеть на архипелаг к тому моменту, когда братья по оружию снарядятся в набег. И даже при таком раскладе она умудрялась находить приключения на свой зад.
Лучи утреннего солнца ненавязчиво слепили глаза и, растекаясь по лицу, грели ее веснушчатые щеки. И все бы хорошо, но на любование окрестными пейзажами не было ни сил, ни желания, ведь сутки назад она хорошечно поддала и теперь ощущает в своей глотке такую сухость, словно в ней разверзлась настоящая зерриканская пустыня.
По словам местных, от деревни было рукой подать до Вызимы, но наемница решила повременить с визитом в темерскую столицу и ненадолго осесть в ближайшей едальне. Денег у нее было не так уж и много, считай, как раз на пару-тройку деньков на постой, поэтому она рассчитывала найти для себя не пыльную работёнку, чтобы частично покрыть расходы.
В деревне, зачастую, было куда больше возможностей обогатиться, нежели в городе. С оговоркой на то, что высокоинтеллектуальный труд – не для Сигг. Она могла обставить кмета в гвинт или размять кулаки на нем же за звонкую монету, отбить чье-то наследство или украденное добро, но не более того. На Большой земле о ней никто и слыхать не слыхивал, а вот на Скеллиге она была именитым кулачным бойцом. Эта стезя приходилась ей по вкусу – можно было и пар выпустить, и деньжат подзаработать.
- Успеется, - шепнула она себе под нос, бросая поклажу на кровать и располагаясь в корчме. Подход правильный. Отдых важен.
Женщина оставила позади себя не один постоялый двор и уже запамятовала, когда в последний раз спала на мягкой постели и ела что-то кроме заготовленного сухого пайка. Она могла бы обойтись без туго набитой подстилки и горячей еды еще несколько недель, но к чему же кривить душой? Ей этого совсем не хотелось.
Нужно было обязательно принять ванну. Чай уж не такое она и зверье, чтоб плевать на гигиену, хотя и слова-то такого не знает.
Окунаясь в дубовую бочку, она блаженно выдохнула и запрокинула голову. Не сравнится с новиградскими банями, конечно, но тоже недурно. Раны и кровоподтеки, не успевшие зажить, приятно ныли, мышцы расслабились.
Утром в деревне было тихо и спокойно. Кметы хлопотали по хозяйству и корчма пустовала. Спешить ей было некуда, а посему остаток дня она либо гуляла по окрестностям, либо общалась с жителями. Дорьян оказалась неплохой деревней. Никто не знал про культ Свальблода. Здесь она могла открыто говорить о своей принадлежности к нему, если заходил разговор о религии. Пожевывая пшеничный стебель, Безродная даже подумала о том, что возможно приобрела бы здесь недвижимость.
***
Сигг нашла себе двух собутыльников; одна из них - Гертруда, местная сплетница, мать троих сорванцов и просто непомерно завистливая баба, чей рот закрывается только тогда, когда она пьет. Герти воспитывала сыновей одна и мечтала о лучшей жизни. А мечту эту, конечно же, пыталась воплотить в жизнь, отдаваясь пришлым мужикам в надежде, что кто-то из них заберет ее с собой и положит конец бедности. В общем, та еще расщеколда.
Вторым был какой-то юнец. Знакомый Герти, очевидно. Возможно даже один из ее поклонников. Сигг почему-то не запомнила его имени и постоянно окликивала по-новому. И то обращалась она к нему только за тем, чтобы он вовремя подливал ей водки, а когда его вынесло с третьей рюмашки, она про него позабыла.
Она знатно заскучала с ними. Под ухом не переставая жужжала Гертруда. Самой Сигг по горло хватило и дневных разговоров с кметами.
«Вот бы вляпаться в какое-нибудь дерьмо…» - подумала про себя Сигги, подпирая голову кулаком.
Неизвестно каким образом, но просьба ее была исполнена. Сигги вляпалась в дерьмо. Ну или, вернее, оно само впечаталось в нее?..
Безродная тут же нахмурила угольные брови и вцепилась взглядом в силуэт чужака.
Тоже наемник, что ль, какой?
Гертруда отпрянула, а после принялась взволнованно перешептываться, да только ведьмак наверняка все расслышал.
- Нелюдь это! Уже второй день в деревне нашей. У Насьтьки, вот, соседки моей, коза захворала. Все это бесятина ведьмовская, как пить дать! И чаво ему тут надо?
Ведьмаков Сигги встречала, но никогда не взаимодействовала с ними так… близко. Почти каждая деревня, в которой она оставалась на ночлег, полнилась разного рода слухами об этих мутантах.
«Воистину, нет ничего более отвратного, нежели монстры оные, натуре противные, ведьмаками именуемые, ибо суть они плоды мерзопакостного волшебства и диавольства. Это есть мерзавцы без достоинства, совести и чести, истинные исчадия адовы, токмо к убиениям приспособленные. Нет таким, како оне, места меж людьми почтенными» - гласит отрывок из памфлета.
И хотя Сигги читать не умела, людская молва мало чем отличалась от этих слов. Лично островитянка была к ведьмакам нейтральна. Когда ты и сам водишься с нелюдями, прокаженными, то становишься к ним… более лоялен? Но только не в случае, когда стоит принципиальный вопрос о мордобитии.
Возможно, она пожалеет, но сейчас ей было плевать на последствия. Кулаки чесались так, что она не могла усидеть ровно на жопе. На морду снова вылезла мерзкая бандитская ухмылочка, за которую ей давно бы повыбивали все зубы, да только кишка тонка.
- Ну-ка, Герти, подержи мою бутылку, - женщина поднялась с места и, закатывая рукава, шаг за шагом приближалась к ведьмаку со спины.
Баба только и успела, что ахнуть. А ее молодой ухажер что-то промямлил, заснув лицом в тарелке с закуской.
- Э, сука, стоять. Это, блядь, что такое было? В глаза долбишься, пидарас плешивый? – окрикнула она ведьмака с презрением в голосе, желая нарочито нарваться на драку.
- Я тебе эту бутылку промеж булок затолкаю. Слышишь?!
Ее тело напряглось, ладони сжались в кулаки. Лишь пара-тройка шагов разделяла ведьмака и культистку.
Отредактировано Сигги (03.07.20 04:57)
Бить или не бить — вот в чем вопрос. В глубоком детстве Ламберт насмотрелся на побои в своем родном имении. Отец частенько прикладывался к бутылке, а следом — к лицу его матери, и нередко это были предметы, которые просто попадались под руку. Мальчишкой Ламберту хотелось врезать своему отцу да так, чтоб все зубы вылетели прочь, а хребет осыпался в портки, словно трухлявый пень. Да только откуда пятилетнему мальчишке столько сил взять? В том-то и дело, что неоткуда.
С годами вся та боль, которую он перетерпел за шесть лет дома — стерлась, покрылась новыми дорогами мук и истязаний, которые встречались ему на пути: Каэр Морхен с его избирательностью и пытками, пока ты из человека становишься мутантном, отродьем, ублюдком и нелюдем, до последующих встреч с людьми, которые раньше тебя уважали, а теперь трусливо плюют в спину, когда ты проезжаешь мимо по деревенской дороге.
Они боятся, потому что ничего не знают. Глупость порождает страх, а страх — злобу. Тихую, трусливую злобу, которая подначивает творить гадости исподтишка, пока твой сосед стоит к тебе спиной. Спали его сарай из зависти, покуда он спит, трахни жену, покуда тот на пахоте, соблазни его взрослую дочку и ее тоже трахни, а потом раструби на всю деревню, что видел, как ее имели за свинарником какие-то молодцы втроем, а она и была не против. И никто не докажет, даже она, что это был ты.
Человеческое коварство безгранично. Именно поэтому Ламберт ненавидел людей. Но больше всего он ненавидел себя. За то, кем он стал, и как ему приходилось жить. И если с этим ему удалось с годами смириться, принять себя и зарабатывать так, как мог только он и его брат, то с людьми — нет.
Но…
Но.
Ламберт никогда не бил женщин. Он их мог ненавидеть, любить, злиться, восхищаться — хотя о восхищении людьми вообще отдельная история — и желать смерти. Мутант убивал мужчин: злых, алчных, подлых. Ведьмак убивал воров, мародеров, убийц и тех, кто хотел его обмануть.
Пожалуй, Ламберт был единственный ведьмаком Цеха Волка, который по своей натуре стал ближе всего к ведьмакам из Цеха Кота. Возможно, до него были такие, но все они теперь кормят червей. Он единственный, кто сейчас может со спокойной душой всадить неугодному ему кмету, который попытается обмануть его, клинок в живот, и даже бровью не поведет. Ни единый мускул не дрогнет, а паскудная ухмылка будет расширяться, словно кто-то подцепил его губы на крючки и начал натягивать леску.
Когда-то давно, когда Ламберт был помоложе, сидели они своей привычной братией в Каэр Морхене, и Геральт рассказывал той студеной зимой, как у него летом украли клинки, и как он долго-долго бегал в Кераке, чтобы найти вора. И был там один забавный случай, когда он столкнулся со стражницей. Огромной такой бабищей, больше, чем любой из ведьмаков по размерам. Пожалуй, только Лето мог бы составить им конкуренцию. Вступив в словесную перепалку, Геральт был вынужден с ней подраться. Как он говорил сам, то «он вздрагивал при мысли о том, чтобы ударить женщину. Однако не имел никаких моральных барьеров по отношению к кому-то, с плечами, как у борца, пузом, как мясной рулет и икрами, как у метателя диска, а ко всему этому еще и пердящему как мул».
Белый Волк не скрывал, что тогда ему наваляли, как следует. Конечно, они брали его числом, но все же говорят, что ведьмаки — стоят один десятерых. Ламберт считал, что это ложь. Сладкая и приукрашенная. Он знал неудачных ведьмаков, которых выпускали вместе с ним в свет, и которые померли от первой встречи с одним единственным накером.
Именно поэтому Ламберт всегда все мотал на ус. Как и правило, что женщин можно бить, если они слишком борзеют. А данная особа, поджарая, высокая, как жердь. Уж она точно не стала бы смотреть на ведьмака снизу-вверх. Ламберт даже вскинул бровь, не прекращая ухмыляться от мысли, что сейчас — ВОТ СЕЙЧАС — начнется веселье.
Она шла прямо к нему, и слова этой бой-бабы явственно были адресованы никому иному, как ведьмак Ламберту, выходцу из Цеха Волка. Плешивому пидорасу, который, судя по ее словам, долбился в глаза.
— Это тебе твой батя сказал, что я пидорас, и только потому, что я его в жопу трахнул, когда он попытался так же на меня бузить, девочка?
Мутант осклабился. Его губы расползлись в хищной улыбке, обнажая ряд ровных зубом цвета слоновьей кости.
— Убери бутылку, Кшиштоф, не дай Лебеда она разобьется, пока я не вернусь.
Как бы Ламберт не бухтел на Эскеля и Геральта, а опыт старших — бесценная штука. Он был иногда твердолоб и недальновиден, но никогда не был тупицей. Если кто-то обладает мускулатурой, как твоя и однозначное желание набить твою рожу, — бей первым.
Ведьмак нарочито пьяно оттолкнулся от стойки, сделал один такой же пьяный шаг, пытаясь создать видимость того, что он в полные сопли, а в следующее мгновение выбросил свою правую тяжелую руку вперед, добавляя инерции тела, чтобы как следует въехать ей в челюсть.
Отредактировано Ламберт (03.07.20 14:58)
Да начнется сельское пиздилово! С массовыми погромами, разбитыми ртами и кровавой блевотнёй, в которой, если повезет, можно отыскать свои зубы. Оставалось только дождаться, когда кого-нибудь под конец отымеют черенком от лопаты без смазки. Все в лучших темерских традициях! И практически бесплатно…
Герти подскочила на месте, округлив свои моргалы до размера зрелой луковицы, а все остальные, хоть и нехотя, но встали с нагретых задами скамей и мигом расступились, сомкнув драчунов в тугое кольцо, дабы поглазеть на исход их стычки. Пьяные потасовки в корме – зрелище необыкновенно частое, можно сказать повседневное, оттого ими уже никого не удивишь. А ежели оно происходит между нелюдем и человеком, а уж тем более бабой, то тут грех не начать делать ставки на победителя. Обстановка накалялась даже там, где макушки двух зачинщиков было едва видно, в самых потаённых углах таверны, откуда частенько доносились смех и громкие выкрики в духе - «да дай ты этому чепушиле по ебалу!», «по яйцам, яйцам бей, у нелюдей их всяко нет!». Были и те, кто предпочел поскорее покинуть корчму, дабы случайно не попасться под горячую руку, а так же безучастные зрители, которые уже спустили все свои деньги на пойло. Перепуганный корчмарь, прихватив ламбертову бутылку водки, кажется, совсем сник и сполз вниз по трухлявой стойке, которая при мощном ударе вряд ли смогла бы его защитить.
В этой схватке Сигги, несомненно, завоевала приз зрительских симпатий, но лишь потому, что уродилась человеком, то есть приходилась им всем сородичем. Ведьмаков народ не шибко жаловал - многие терпели их присутствие, многие боялись. С мутантом в здравом уме никто бы и срать в один куст не сел, такие дела. Так что выбирать особо не приходилось. Хотя кто-то из них был совсем не против, чтобы ведьмак отметелил ретивую бабу, которой не сиделось спокойно. Другие, кому не понаслышке приходилось иметь дело с нелюдями или наблюдать подобного рода потасовки, уже поставили на девке крест. Были и те, у кого от желания спровадить драчунов за шиворот во двор горела жопа, да только смелости встрять поперек кусалова им не доставало.
Получив по морде, девка несколько опешила. Она ошибалась. Больно БУДЕТ.
Она тряхнула курчавой башкой, сплюнула вязкий сгусток крови и искривила губы в усмешке. Хотела бы она раззявить свой окровавленный рот в широкой улыбке, но решила поберечь зубы. Сигги нравилось ощущать боль – это моментально вводило ее в боевой раж, граничащий чуть ли не с плотским возбуждением, но куда больше ей нравилось ее причинять. Она могла бы потерять сознание, ведь удар запросто мог оказаться нокаутирующим, но, видимо, годы тренировок и шатаний по отхожим местам прошли не зря, и она хоть и пошатнулась, но на своих двоих удержалась. Безродная уж было пожалела, что не ударила первой, пользуясь тем, что ведьмак находился к ней спиной. На кодексы «чести» она всегда клала большой и толстый, только в этот раз все с самого начала пошло как-то не так. Но проигрывать тоже надо уметь.
Давненько ей не попадался хороший противник. Редко встретишь на своем пути кого-то, кто превосходил бы тебя в силе и ловкости одновременно. Она его недооценила. Удар у ведьмака был не слабее, чем у скеллигского вильдкаарла. Любая баба бы принялась рыдать из-за битого ебала, да только Сигги была этому рада – всяко заживет, как на собаке. Она была слишком упряма.
- Я тебе твой язык поганый, нелюдь, голыми руками достану из глотки и завяжу узлом на шее, - процедила раззадоренная баба с поалевшей щекой, которая тут же опухла. Она не была зла, но что-то клокочущее, яростное, подобное огненной лаве текло по ее венам, опьяняя рассудок.
Она ударила следом, целясь кулаком аккурат в его хитрую рожу. Но осеклась. «Паскуда...» - пролетело в ее мыслях. Сама не успела заметить, как это произошло. Расширила глаза. Рассвирепела еще больше. И по инерции полетела в сторону стойки, за которой ныкался бедняга-корчмарь. Она вцепилась в нее пальцами и прорычала что-то невнятное от досады, а затем поспешила развернуться к ведьмаку лицом и выставить руки перед собой, дабы успеть защититься.
Что ж ты, Сигги, мажешь так? Неужто мало выпила?
Отредактировано Сигги (06.07.20 03:20)
Что-то щелкнуло. То ли сустав ведьмачьего кулака, то ли челюсть дюжей бабищи, которая схлопотала прямо в жбан и, отшатнувшись, сделала несколько шагов назад. Ламберт мысленно оценил ее стойкость, ведь сам он был тем еще забиякой и любителем помахать кулаками в корчмах и тавернах, от чего и имел некую популярность в узких кругах. Скорее скверную, чем хорошую.
Люди взревели, вскидывая руки. Они хотели зрелища. Хотели, чтобы кровь лилась вместе с самогонкой, трещали кости и рвались волосы, а пот выступал на телах двух кулачников, которые сцепились невесть из-за чего. Наверное, настроение было соответствующее, и вот – нашла коса на… косу. И полетели искры.
Она огрызнулась. Обещала выдрать ему язык. Ламберт скрестил руки, и скривил свою морду в той самой ухмылке, за которую его и считали самым, сука, отвратительным ведьмаком. Едкая, как яд ослизга, разъедающий все, что попадалось на его пути.
— Слабо верится, — бросил он ей свои слова, словно сплюнул пренебрежительно в ноги. Люди улюлюкали, приверженцы мутанта хлопали его по спине и плечам; Ламберт ощутил даже то, что кто-то умудрился облапать его зад. Он не придал значения. Лапают – значит нравится. Мужик или баба? Какая в жопу разница? Естественно, если ты — то никакой.
— Что встала, как вкопанная? Матка о пустилась от страха?
Она кинулась. Ламберт до сих пор не знал ее имени, но ему нравилась ее прыть, ее остервенение и желание влупить ему промеж глаз; ее бесстрашие перед предрассудками и людской молвой о мутантах. Ведьмаков не боятся либо крайне образованные люди, знавшие историю их происхождения и судьбу, либо те, кто о них слышал лишь то, что они существуют и не более. А еще нелюди. Нелюдям было плевать, они разделяли судьбу мутантов, которых гнобили повсеместно и, возможно, в чем-то их понимали.
Ламберт сделал шаг в сторону, стальноволосая фурия пронеслась мимо, громко топая башмаками по деревянному полу, который натужно скрипел от двух танцующих пар. Затормозив около барной стойки, она развернулась, и кошкоглазый явственно видел ее опешившее лицо. Словно она сама не верила в то, что промахнулась. Но все было куда проще. Ведьмак ощущал, что он трезвеет. Ускоренный метаболизм делал свою работу, как исправный механизм, производя распад алкогольных веществ и выводя их из организма. Захотелось сильно пить, а во рту поселилась сухость всех пустынь известных и неизвестных Ламберту стран и континентов.
— Иди сюда, — сказал он, делая шаг вперед, а следом в один наскок, попытался провести комбинацию из двух ударов: левой – поддых, а правой – в челюсть.
Отредактировано Ламберт (06.07.20 09:56)
[html]<iframe frameborder="0" style="border:none;width:100%;height:100px;" width="100%" height="100" src="https://music.yandex.ru/iframe/#track/58020080/8770631">Слушайте <a href='https://music.yandex.ru/album/8770631/track/58020080'>Музыка для драки с пьяным батей</a> — <a href='https://music.yandex.ru/artist/8110955'>pifemtonin</a> на Яндекс.Музыке</iframe>[/html]
Накалившаяся обстановка не рассеивалась; словно грозовая туча она повисла над зачинщиками драки. Казалось, ее можно было осязать, просто вытянув руку кверху.
В корчме смердело потом, жаревом и кислым пивом. Кметы хохотали во всю глотку, спорили о насущном, включая исход поединка, лупились в карты и кости, успевая поглазеть и на стычку меж чужаками. Новоприбывших быстро вводили в курс дела, наливали им водки и угощали похлебкой. Другие же выкрикивали боевые кличи и ругательства, дабы разогреть пыл бойцов и натравить их друг против друга, как остервеневших дворовых псов. Возможно, со стороны они действительно напоминали двух хищников, не поделивших территорию или добычу и оттого схлестнувшихся в драке. Вся правда в том, что как бы старательно ты не прятался за людской личиной, внутреннее зверье все равно вылезет наружу, раззявит зубастую пасть и проглотит тебя целиком. Так почему же не отдаться в его власть добровольно?
Девка поморщилась. Челюсть и впрямь чертовски свербела. Было бы неплохо приложить к ней стакан холодного пива или нырнуть мордой в женские сиськи. Ей хотелось запустить пальцы в рот и расцарапать ногтями дёсна. Она косилась на него исподлобья, глотая горячую кровь, но та тонкой струйкой текла по подбородку и капала на деревянные половицы. На язык лезли самые грязные и бранные слова, которые она когда-либо слышала, но на изречения ведьмака Безродная не спешила отвечать – за нее говорили ее горящие глаза.
На ее памяти драки случались самые разные; быстрые и затяжные, выжимающие все жизненные соки, кровопролитные и совершенно беспричинные. Не из всех она выходила победителем, но в каждую лезла оголтелой, бешеной псиной. Можно было бы обозначить такое поведение, как проявление смелости, граничащей с безумием, раж или же азарт – как угодно, но только все это не более чем мишура, под которой люди неловко пытаются скрыть правду, чтобы в чьих-то глазах она выглядела более… благородно. Многим попросту не хватало мозгов, чтобы оценить степень превосходящей угрозы. Если уж говорить о сынах и дочерях Скеллиге – тем более. Таких упрямцев надо еще постараться сыскать по белу свету.
Сигг не была исключением. Она и сама признавала, что всегда была тупицей, нарочито лезущей на рожон, но у нее была своя тайна, свой мотив. Она была согласна с тем, что ее жизнь, как и жизни сотен других наемников, которых носит земля, не стоит и гроша. В драки она не боялась бросаться лишь ради возможности быть обласканной хотя бы своим богом, а о большем и мечтать не смела.
Она сосредоточилась. Представила, как четко выносит свой кулак вперед и бьет его аккурат по мерзкой морде, скривившейся в ухмылке. Так оно и вышло, когда ведьмак подскочил к ней на пружинистых лапах, силясь ударить, но промахнулся. Увернувшись от его атаки, она слегка присела, прижав правый локоть к бедру, и сделала апперкот, вкладывая в этот удар максимум своих сил.
- Ох, сука, сейчас ты у меня отхватишь! – прорычала женщина. Пользуясь его замешательством, она ко всему прочему ухватила какой-то табурет и огрела им ведьмака по голове.
Табурет не выдержал удара по ведьмаку и раскрошился на составляющие. Корчмарь, услышавший звуки поломанной мебели, выскочил из своего укрытия, как землеройка из норы, и принялся покрывать парочку благими матюками.
Удивительно, что нелюдь все еще не пустил в ход свои ведьмачьи трюки, ведь будь на то его воля – она бы давно самовольно перерезала себе глотку куском битого бутылочного стекла и через обильно кровоточащую рану вытащила свой язык. Вот это было бы зрелище!
Существует невиданное множество способов подохнуть. И она, как всегда, выбирает самые паскудные.
Слабоумие и отвага!
Отредактировано Сигги (27.07.20 03:02)
Промахи. Они всегда стоят чего-то невероятного. Промахнись клинком по важному органу монстра, болтом мимо врага, четким подбором слов от той мысли, что витает в черепушке, но никак не соберется воедино.
В кулачном бою промахи стоят не менее дешево. Например – целостности зубов. Ведьмак ощутил, как сухой кулак этой бабищи влетел в его подбородок. Врезался, точно кузней осадил свой молот на металлическую заготовку со всей своей силы, и щелкнуло у Ламберта в голове примерно так же. Во рту встал металлический привкус и что-то зашевелилось. Что-то прыгало в те моменты по его ротовой полости, когда он пошатнулся назад, а следом на его черепушку обрушился старый деревянный стул.
Повезло только потому, что вся основная масса удара пришлась по плечам. Ножки разлетелись в разные стороны, спинка надломилась в руках стервы и пошла прахом. Ламберт споткнулся, все еще не имея возможности найти себя в воцарившемся хаосе шума. Шума, который стоял в его голове и вокруг оной. Он нелепо моргнул дважды, подобрав руки так, чтобы в случае внезапного продолжения опиздюливания хоть как-то прикрыть свою морду, но их не последовало. Он шмыгнул носом, который все еще был цел, полазил языком во рту и хмыкнул. Мир медленно останавливался перед ним, возвращался в привычную плоскость, а ведьмак, скорчив губы, сплюнул женщине под ноги кровавый сгусток, внутри которого болтался его целый зуб, выбитый под корень.
— Оставь себе на память, - бросил он ей, словно плюнул уже в лицо и в следующий миг сорвался с места, наклонившись. Саданув женщину плечом в живот, ведьмак попытался бросить ее в сторону, но, то ли алкоголь еще не полностью вышел из его организма, то ли запнулся о торчащую паркетину, а итог вышел один – Ламберт полетел на пол вместе с женщиной, попутно осыпая ее ударами по чем придется.
— Что, так сильно хочется побывать со мной в горизонтальном положении? — крякнул ведьмак, прикрывая свое ухо от летящей оплеухи, после чего скатился с девки и вскочил на ноги. Ровно в тот момент, когда двери корчмы (как это часто бывает) распахнулись, а следом за этим же последовал зычный голос мужчины, который требовал всех прибегнуть к порядку, прекратить рушить чужое имущество, а этих двоих – в кандалы и в темницу на ночь, чтобы неповадно было.
Ламберт хмыкнул. Он понимал, что темница в здешних местах – это просто глубокая яма, в которую их бросят и накрою сверху плетеной крышкой или чем-то потяжелее, чтобы не выбрались. Промаринуют в этой зловонной дыре до утра, попутно мочась на них через отверстие, вытянут, пинками выгонят наружу и вышвырнут вещи следом. Возможно, без единого гроша, который там был спрятан. В качестве компенсации за разрушенную стойку в корчме, так сказать, стулья и бутылку водки.
Не хотелось ему в темницу. Совсем не хотелось быть обоссаным. Ламберт скрестил руки, и скривил губы в пакостной ухмылке, которая явно была призывом к действию; провокацией, если конкретнее.
— А ты заставь меня пойти с тобой, - сказал он, предчувствуя, что сегодняшняя потасовка с девкой не ограничится только ею же. Честно говоря, мутанту этого и хотелось. Давно он не отводил душу, как следует. Все монстры да монстры, даже нахер некого послать. А если и пошлешь гуля какого, то в ответ только и получишь, что невразумительное «роар», а затем – перекрестный удар лапами, нацеленный на грудину ведьмака, чтобы вскрыть ее до самых ребер и выпотрошить желудок.
А командир маленького сброда в кожаных доспехах только того и ждал. Его лицо, не обезображенное интеллектом, явственно говорило, что сам он был таким же пропойцей, который любил помахать кулаками, да только так, чтобы ему самому жопу не надрали. Любил издеваться над более слабыми или теми, кого держали два бугая, стоявшие подле него.
— Взять их, — пренебрежительно бросил командир, выставив руку в сторону ведьмака.
— Что, хуй так зудит, что и тех, кто не лез решил приплести, а?
Он стал пунцовым, потом зеленым, потом синим и в конце превратился в мелового. Губы сузились до сплошной тонкой линии, а глаза готовы были метнуть в мутанта копье, размером с болт баллисты, чтобы пронзить мерзавца насквозь и пригвоздить к стене харчевни. Да только не умели они оного. И поэтому командир молчал. Молчал и наблюдал, как четверо его подчиненных, распихивая локтями посетителей, что столпились вокруг ведьмака и женщины, близились к потенциальным узника.
Чего думать? Бей первым. Именно поэтому Ламберт не стал ждать. Он сорвался с места, когда дистанция сделалась максимально пригодной для этого, и одним резким движением ударил одного из стражников ладонью прямо в нос, от чего хрящ хрустнул и, спасибо Лебеде, ушел в сторону, а не прямо в мозг. Следующие удар пришелся бы поддых, если бы пудовый кулак не влетел ведьмаку в висок, заставляя его сделал несколько шагов в сторону по инерции от удара.
Тряхнув головой, Ламберт осклабился.
— Ох, сука. Ну, нападай.
Ему повезло. Скеллижанке – нет. Ей пришлось отбиваться в равной мере, как и самому монстроборцу. Только вот он обладал реакцией, ловкостью и силой, что граничили с невозможными для человека. А она нет. Ему было плевать, с одной стороны. С другой, - он сам был виноват, что сейчас женщина отбивается от двух бугаев, которые наседали на нее и теснили. Все должно было закончиться иначе. Начавшись между ними – так же и финишировать. Но, страши порядка на то и стражи порядка, чтобы пресекать все веселие на корню.
Ведьмак сделал пас рукой.
Жест.
Мыслеслово.
Бам.
Импульс вырвался из руки, заставив второго стражника потерять равновесие, и этого было достаточно. Ведьмак саданул его пяткой прямо в пах, от чего тот схватился за промежность и упал на коленки. Еще раз, бам! Угодив голенью прямо в ухо беззащитному мужчине, Ламберт кинулся к женщине, которая, на удивление, уже почти разобралась с возникшей проблемой.
Получив по харе, ведьмак неловко отшатнулся куда-то назад. Весь кметский люд, что толпился позади него, кажется, расступился по обе стороны – никто из них не хотел даже случайно соприкоснуться с нелюдем. Вдруг заразит какой-нибудь холерой, которую и бабка-травница излечить будет не в силах.
Женщина ощерилась, как кошка, вдоволь наевшаяся сметаны. Так просто она ему не дастся. Пускай заколотит ее до полусмерти, чтоб глаза на лоб полезли от разрывающей потроха боли, она не уступит ему и любезно продемонстрирует, что значит переступить дорогу скеллигской бабе. Ведьмак, не ведьмак - один хер.
Она шустро подняла ведьмачий зуб с пола, на котором хаотично расползлись кровавые узоры. «Маленький, но все-таки трофей» - подумала Сигги, вытирая его о свою штанину, и спрятала в карман. Зуб нелюдя визуально не отличался от обычного человеческого, так что такой «добычей» не похвастать перед товарищами - могут ведь и за поехавшую кукухой принять. Зато его можно отвезти на родину и вручить какой-нибудь скеллигской ведунье, коих как собак не резаных, с просьбой, мол, наворожи ему там, по старой дружбе, нестояк и запор, чтоб две недели не мог просраться и затащить бабу в кровать, а ль еще какую порчу. Словом, где-нибудь да пригодится. Уж женщины, как никто другой, в таком сведущи, черт бы их побрал.
Стоя напротив, она цеплялась глазами за каждое движение ведьмака, отмечая про себя, насколько же он паскудно неубиваемая тварь. И пускай его лицо малость скосилось в ошеломленной гримасе, на ногах он стоял уверенно и выглядел по-прежнему угрожающе. Ведьмаку понадобились считанные секунды для того, чтобы оправиться после двух ударов – одного кулачного и последующего оглушающего. Весьма похвально. Сигги никогда не играла в поддавки и била людей по-настоящему, не испытывая к ним никакого сострадания, не зависимо от происхождения, рода деятельности и цвета глаз. Он существенно превосходил некоторых опытных кулачных бойцов, с которыми Сигги приходилось бороться у себя на родине как в скорости, так и в силе, однако Сигги полагала, что на этом весь боевой потенциал ведьмака не сошелся. Ей нравился темп их драки. Обычно за динамичные схватки и платили больше, поскольку они подогревали интерес толпы, но сейчас двум зачинщикам не полагалось ни орена в карман из той суммы, что на них успели поставить кметы.
Она инстинктивно напрягла каждую мышцу тела, немного пригнулась. Ведьмак, словно разъяренный бык, понесся прямо на нее. «Не уйдешь от меня, сука» - пронеслось в ее голове, когда он опрокинул ее. Падая на пол, она крепко вцепилась пальцами в его одежду, увлекая за собой вниз. Вместе они кубарем покатились по полу и перекатывались, как рыбины в масле, то укладывая друг друга на лопатки, то силясь переломать конечность. А Сигги было мало; она рычала, шипела, хохотала, словно ее щекочут по бокам, хотя старалась своего рта лишний раз не раскрывать. Безродная не понаслышке знала, что точить лясы, находясь в эпицентре драки – чревато неприятными последствиями, например, перекушенным языком.
С ее задиристостью и патологической зависимостью от алкоголя и драк ей невероятно повезло дотянуть до своих лет. Она жила ради таких моментов. Она грезила о них по ночам, ворочаясь на соломенной подстилке. Она пускала слюни и сопли, завидев чужую кровь или рваную рану от лезвия топора.
Кажется, обычная драка переросла в настоящую бойню двух зверей, о которых уже шла речь. С кровью, матюками, рыком. Один дед, сидящий через несколько столов, хоть и был слеп на оба глаза и не мог полноценно наблюдать за потасовкой, и тот перекрестился, диву даваясь.
- Катитесь отсель прочь, черти! Стража! Стража! – истошно завопил корчмарь, прижимая к груди чудом уцелевшую бутылку водки, словно новорожденного младенца. Рвать голосину в своем заведении он, конечно, не стеснялся, и орал так, что слюна разлеталась во все стороны света, и сам он едва ли не подавился ею. Но двум нелюдям, сцепившимся в драке, было в равной степени плевать на кметский быт и то, как корчмарь будет возмещать убытки из-за в пух и прах переломанной мебели и посуды. Эти дела их совершенно не касались, потому как единственное, что сейчас по-настоящему имело значение – это их бой.
Удивительно, что при корчме не оказалось ни вышибал, ни еще каких бы то ни было крепких молодчиков, годных на то, чтоб ошалевший люд по домам пинком под зад выпроваживать. Или же они были, но, глядя на такую драку, боялись высунуть своего носа из толпы.
Нелюдь с нее сполз. Почему? Неужто не понравилось? В общем-то, Сигги тоже поспешила подняться, надеясь на продолжение, но мужицкий голос, призывающий к порядку, заставил ее сбавить обороты. Кметы начали потихоньку расходиться по домам, разочарованные тем, что победителя в поединке так и не удалось установить. До островитянки, обуянной яростью, даже не сразу дошло, что ее веселью решили положить конец.
«Ну и рожа!» - подумала про себя женщина, палясь на стражника. Годится только на то, чтоб в нее харкать да грязным сапогом тыкать. Не завидовала она его женушке.
Сигг не любила она людей с Большой земли за то, что суют свои носы в чужие дела. На Скеллиге, ежели затеялась драка, то все покорно сидят на месте, прижавшись жопой к скамье, не вмешиваются, и ни о какой тюрьме не может быть и речи. А тут…
Двое стражников из отряда подступились к ведьмаку, еще двое – решили атаковать бабу. Судя по грязным улыбкам на их лицах, этому они были только рады. Сигги гаркнула какое-то ругательство на скеллигском жаргоне.
Она явственно ощущала, как боевой азарт тягучей, раскаленной сталью растекался по нутру, мягко обволакивая легкие. Ее щеки порозовели, на лбу появилась легкая испарина, рука сжалась в кулак. Неужто они с нелюдем теперь заодно? Вот это поворот.
Безродная нашла под рукой какой-то не хитрый дрын – то была ножка от стола, который они снесли на пару с ведьмаком, и выскочила вперед, нанося удар по головешке одного из «блюстителей» порядка. Последовал один удар промеж ног, после которого стражник осел на пол, проклиная стерву. А затем еще несколько по лицу и его уязвимым частям – глазам, носу, ушам. На протяжении всей драки она старалась шустро передвигаться, чтобы не оказаться зажатой стражниками с двух сторон. А когда второй перехватил деревяшку крепкими руками, в ход уже пошли собственные кулаки. Сигги не видела, как ведьмак применил один из своих знаков, но ощутила, как по ее телу прошлась холодная волна. Повезло, что ее не зацепило.
Когда со стражниками было покончено, она глянула на ведьмака, вскинув брови, мол, че вылупился, и осушила разбитую бутылку с неизвестным пойлом, болтающемся на самом донышке, совсем не боясь порезаться или ненароком проглотить кусок стекла.
Из всего отряда жив-цел остался только главнюк. Его глаз дергался, лицо неестественно скосилось. Он хотел было что-то вякнуть, но не успел, ибо на его затылок обрушилась чугунная сковородка той самой Герти, с которой Сигг спокойно выпивала несколько мгновений назад. Удар был настолько точен и выверен, что мужика не спас даже его шлем. Что ни говори, а деревенские бабы сковородами мужей колотить обучены.
- Получай, чужеяд! Все ждала того часа, когда ж огреть его смогу, гада этакого! Уже несколько вёсен ворует у меня поросят! Думал, что я не увижу, что не замечу, как он с мешком у моего сарая по ночам кродёться!.. – на высоких тонах тараторила женщина, не представляя, какую услугу оказала сейчас двум нелюдям.
Сигги рассмеялась во всю глотку, как и полтаверны. Ох, Герти, Герти… Видимо, стражники не гнушались портить жизнь и простым кметам. Никто из своих, понятное дело, не собирался на нее доносить за это, а главарь оклемается не скоро и, вероятнее всего, обо всем этом даже не вспомнит. Но надо было пошевеливаться и убираться прочь, как сказал корчмарь, пока стражники не пришли в себя. Островитянка заприметила целехонький бочонок с пивом и прибрала его себе, положив на стол какое-то количество монет. Сколько-то дала и Герти, похлопав ее по плечу напоследок. С ведьмаком, вероятно, разговор тоже окончен.
- Бывайте, милсдари, - она отсалютовала двумя пальцами от виска, обняла свой бочонок и направилась к выходу, не шибко аккуратно переступая через тела. Покинув корчму, она зажмурилась. Наконец-то свежий воздух. На дворе стоял прекрасный весенний вечер.
Отредактировано Сигги (27.07.20 22:22)
Ламберт молча вышел. Бой-баба, ничего не скажешь. Такая не то, что коня на скаку остановит, а целого несущегося быка, который выставил свои рога вперед, намереваясь надеть тебя на оные. Пиво задорно хлюпало в том бочонке, что она заграбастала подмышку и явно ей не принадлежало. Ведьмак хмыкнул, но ничего против не имел.
Он сунул палец в рот и попробовал то место, где недавно был зуб – голая десна. Ламберт достал палец и посмотрел на палец, обтянутый кожаной перчаткой, на котором была слюна, перемешанная с кровью. Челюсть ощутимо саднила, а по телу ощущалась приятная усталость после хорошей драки.
Но надо было и честь знать. А вернее – рвать подметки. За стражниками, которые пошли разбираться в корчму вскоре должны были послать бы еще людей, ведь оные не возвращались уже довольно долго, лежа на деревянном полу корчмы, содрогаясь от болевого шока.
— Ну, да, — коротко сказал кошкоглазый, оглядывая и оценивая ущерб, нанесенный таверне. Довольно ощутимый. Мужчина быстрым шагом направился прочь.
Воздух. Свежий, прохладный, ночной. Как же было хорошо дышать, когда полночи просидел в затхлом помещении, где воняло мочой, потом и перекисшей брагой с блевотиной. Ведьмак поравнялся с женщиной, пока шагал в сторону конюшни.
— Бывай, бродяга. С таким ударом – не пропадешь, — ведьмак сдавленно хохотнул и свернул в сторону. Впереди его ждала дорога и длинный путь. Новые приключения и новые проблемы.
А куда же без них, без проблем-то?
Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » Эхо минувших дней » [14 апреля, 1269] — Больно не будет
