"Оборотень, оборотень, серая, шерстка.
Почему ты начал сторониться людей?"
"Люди мягко стелют, только спать жестко.
Завиляй хвостом - тут и быть беде". (с)
Закружились дни в белом мареве, потянулась за ночью ночь. Сколько ни шли вперед Радомир да Рыска, а все пейзаж вокруг не менялся – те же деревья, те же холмы да горы те же по левую руку. Думал мужчина, куда путь держать, выгадывал, искал тропы, вот только, коли и попадались такие все равно вели в никуда. Обрывались, терялись в чащобах да перевалах. На третьи сутки начало волколаку казаться, что и не сыщут они ничего, кроме верной смерти, но нет, повезло – выбрели на перелески да плоскогорья, где нет-нет да начали попадаться заброшенные и разоренные временем да войной деревеньки. Негде было остановиться на неделю-другую, но вот ночевать удавалось на досках, а не на холодном снегу; а под боком в последнюю ночь обнаружилась даже печка. Потрескавшаяся, конечно, старая, такая, из которой дым валил во все стороны, но все лучше, чем костровище возле звериной норы.
Тут бы, пожалуй, порадоваться, поверить в лучшее, ободрить понурую девицу, да не до смеха Бирону было. Чем дольше они брели, тем меньше оставалось до срока означенного, а раз так, то и тем опаснее становилось Вольской в обществе своего провожатого. Объяснял он ей это, рассказывал раз за разом, однако, кметка наивная все в силу взаимного чувства верила, а с ним поминала былые деньки, точно они, прошедшие, могли спасти от грядущего… Мрачнел Радомир, хмурился, и с каждым днем становился все молчаливее и отстраненнее. Менялся он, переходя от человека к Зверю Кровавому, но пока то не больно сказывалось. Разве что, речи сделались агрессивнее, проще да неприятнее. Не миловал оборотень несчастную Вольскую, не жалел и, пожалуй что, не прощал за упрямство проклятое.
- Да, они самые, - откликнулся Бирон, переступая колдобину, занесенную снегом, да забирая дальше, в сторону гор, - повезет – наткнемся на какой-никакой аул, и там-то ты и останешься. Не повезет – вернемся обратно и поищем какой-нибудь погреб, где ты будешь молиться всем Высшим силам и всем Богам. Я же залезу в самую глушь и постараюсь к тебе не прийти. Выживем, тогда и подумаем, куда дальше, а, если нет, то и никакого в рассуждениях этих проку.
Фыркнул охотник, дернул носом, прищурился, остановился. Почудилось ему, будто запахло дымом, травой и мясом. Огляделся, втянул воздух, пытаясь угадать направление, и точно бы верно выбрал, кабы Рыска его не дернула да не отвлекла очередной нелепицей. Устала, видите ли, шагать. Притомилась. Волколак мысленно выругался, протяжно выдохнул, пропуская воздух сквозь сжатые зубы, неторопливо обернулся, глядя на девицу, что за словами смысла не слышала.
- Нет. Не может. И я уже сотню раз говорил тебе, почему.
На том отвернулся и зашагал дальше, ловя ароматы, запахи да далекие звуки. Показалось Бирону, что слышит он человечий голос, да очень быстро тот стих, потерявшись за шепотом леса да песней поземки. Только и осталось что полагаться на нюх да выбирать дорогу получше. Вольская, что сзади плелась, поди думала, будто сынок баронский вздумал ее помучить да проучить, однако, на деле мужчина о ней заботился, всеми силами стараясь сберечь хрупкую человечью жизнь, что так и летела на встречу смерти. Отчаянно, глупо, как мотылек какой.
Стоило дым почуять, подорвалась Рысья. Понеслась вверх по склону, враз позабыв об усталости да осторожности. Радомир, такой прыти не ожидавший, только и успел, что пару раз хлопнуть глазами и следом помчаться, останавливая подругу свою беспутную.
- Стой! Совсем, что ли, сдурела?! Ты знаешь, кто там, в этом доме?! Думаешь, только тебя и ждут?! Помереть решила на пустом месте?! Без тебя вижу, что дым. Давно уже вижу… и чую. Прислушаться надо, присмотреться, как следует. Сама знаешь, люди-то не больно любят чужаков привечать. А особенно тех, что выходят из леса да смотрят глазами не человечьими. Так поступим, я пойду первым. Все разузнаю и, если все гладко, вернусь за тобой. Здесь стой. Не двигайся. А еще лучше – схоронись где-нибудь, чтобы никто тебя не заметил.
Сказал, как отрезал. Для верности даже встряхнул девицу за плечи, а затем мешки заплечные скинул, лук сбросил и поспешил к одинокому дому, стоящему на отшибе. Странное было дело, но не стояло поблизости никакой деревеньки, а сама изба казалась ухоженной да вполне добротной, хоть и не водилось в палисаднике ни коз, ни еще какого зверья. Только и осталось, что гадать, чем же живет хозяин. «Или…»
- Хозяйка?
Не успел Бирон к двери подойти, распахнулась та, и навстречу ему выступила женщина лет тридцати. Крепкая, статная, темноволосая да горделивая.
- А ты кого ожидал? Ну заходи, раз пожаловал. Заходи, заходи, да ничего не бойся.
И так внимательно посмотрела, что позабыл оборотень все свои страхи, сомнения да переживания. Почудилось ему, будто домой вернулся, и что теперь все непременно наладится. «Нужно только остаться да все позабыть. Остаться…» Улыбнулся, переступил порог, а хозяйка дверь за его спиной закрыла да на засов заперла.