Животные почуяли беду первыми. Запах у нее был особый. Раньше самого горя пришел, дразнился, ноздри щекотал. Зверье в щели позабивалось, спрятаться надеясь. Лишь особо смелые псы наоборот с цепей рвались, заливая округу своим лаем. То ли опасность отогнать пытаясь, то ли людей предупредить… Да только кто ж их слушать то станет? В ответ только грубые окрики раздавались. Вот и поплатились люди.
Первой жертвой стала дочка мельника. Совсем еще молоденькая девушка, столь хорошенькая, что от женихов отбоя не было. Но одна только ночь стерла все следы красоты, превращая стройное тело в груду разбросанного по берегу мяса. Опознать смогли лишь по украшению, что еще от бабки досталось. Не тронула беда крошечного серебряного медальона, который так и остался лежать в траве, перепачканный кровью. Мельник его домой забрал, да только отдавать некому было – единственной дочкой Миленка была, солнышком ненаглядным.
Так не только бедой стали пахнуть эти края, но и кровью, что в землю впиталась, в реку стекла. И хотелось бы сказать, что забылось все постепенно, сгладилось. Да только день тот был лишь началом.

На улице шел дождь. Стучал по крышам и стенам, отбивая неровный ритм, звучащий особенно четко в вечерней темноте. Делал одежду тяжелой и липкой, податливой прикосновениям холодного осеннего ветра. Превращал землю в грязь, и та льнула к сапогам как надоедливая собачонка, жаждущая ласки. Погода служила отличным поводом, чтобы задержаться в таверне «Сытый кот» как можно дольше. Назвал хозяин явно в честь себя: сам уж больно походил на откормленного домашнего любимца. Полный, лощеный, да и с глазами зеленющими, что трава весенняя. Клиентам всем улыбался из-за стойки, а на девчушек подавальщиц лишь покрикивал, чтобы расторопнее были. Скрип двери за речами почти не слышен был. Сегодня в «Коте» настоящий ажиотаж творился, так что на новую посетительницу внимания немногие обратили. Ну, девка. Ну, симпатичная. Только здесь и посимпатичнее ходили. Да и в виду последних событий большинству куда интереснее в разговоре было поучаствовать, чем за бабой волочится.
Свободного стола не было, так что Льена, хлюпая водой в сапогах, направилась к одному из общих. Пристроилась на краю скамьи, слегка подвинув сидящего там тощего мужичка, который уже носом клевал. Алкоголем от него несло – будто в бочку с спиртом упал. Мимо проходила подавальщица с пустым кувшином, и девица ее за юбку ухватила, не давая сбежать. Та сначала хотела огреть нахала посудиной – ишь, удумал. Но поняв, что придерживает ее не очередной пьяница с целью облапать, несколько успокоилась.
— Пива, милсдарыня, или чего покрепче? – даже улыбаться не стала. Впрочем, Ильена то и не ждала. Улыбки – они же дорого стоят. На весь сброд, что сюда заходит, не напасешься.
— Пива, — пыльцы разжала, отпуская свою «добычу». На стол выложила круглую монетку, что мгновенно скрылась в фартуке работницы, которая, к ее чести, не стала больше ничего спрашивать или предлагать.
Тем для разговоров людей, что сидели вокруг, было не так уж много. В основном цены на пиво и смерть. Про смерть говорили все-таки больше. Кого последнего нашли. Кто будет следующим. Кто виновен.
— Зуб даю, медведь растаскивает! – в который раз повторил один из мужиков, опуская на стол кулак, будто это весомости его словам придавало. Удивленно уставился на протянутую откуда-то со стороны руку. – Это что?
— Как что? Зуб давай. Какой к херам медведь. Не растаскает он тело так. Волки! Целая стая волков!
— Ага, а все вокруг слепые, что не заметили стаю волков рядом с деревней. Утопцы. Утопцы, говорю я вам!
Сухенький мужичок с плешивой головой, что сидел по другую сторону от выбранного волчицей стола, завалившись на бок соседа, громко вещал:
— Ой, чую Евгенка следующей будет… Паскуда ж самых красивых выбирает. А Евгенка моя… — он даже всхлипывал от переполняющих чувств и пива.
— Тогда у твари весьма странный вкус. Ты Виста видел? У него же рожа на жопу похожа была даже при жизни. А после произошедшего вообще не отличить.
Ильенка сдавлено хихикнула. Подобную шутку запомнить надо было. Подавальщица про нее не забыла, кружку с пивом принесла, опустила на стол, пролив часть. Пальцем волчица подобрала одну из стекающих по боку капель, сунула тот в рот. Вроде не дурно. Да и по запаху тоже. Глоток уже нормальный сделала, прислушиваться продолжая, надеясь что-нибудь полезное узнать. Да по сторонам поглядывала. Судя по всему, зверь и пьяниц не чурался, так что любой, решивший помочиться в одиночку, мог сегодня закончить свои дни также, как Вист.

Лес многое дать может.
Кров.
Воду.
Пищу… мясо куда более вкусное, чем смогут подать в даже в самом богатом нильфгаардском доме. Потому что свежее, со стекающей между волокон кровью, а еще пропитанное едва заметным привкусом ужаса. Охотники, в большинстве своем, стремились убивать своих жертв быстро, чтобы те даже не поняли этого… Страх делал мясо куда более жестким. И куда более... необычным что ли. Приятным. Опьяняющим. Не вгоняющим в ленивую негу сытого желудка, а порождающим желание продолжить гонку, снова найти, поймать, убить…
Поэтому в тавернах Льена ела редко. Больше пила. Пива то в лесу не добыть. И не надо бы. Но хочется – как ребенку хочется добраться поскорее до удовольствий, что лишь взрослым доступны. Но себя ограничивала, сдерживала. Сделала еще несколько глотков да отодвинула кружку немного. Губы облизала, прикрывая на долю секунды глаза. Прислушиваясь внимательно. Коли была бы в обличье зверя, так уши бы непроизвольно дергались, поворачивались, реагируя на звуки в попытках более интересные из них выбрать. А так – даже головы не поворачивала, только глазками стреляла. На мокром незнакомце, что с вещами прямо сидел, задержалась – много чем от него пахло, да только сырость все перебивала. Так вот они какие… Слыхала Льена про ведьмаков – кто ж про них не слышал. Но то лишь байки были, много ли в них правды? А за жизнь свою не встречалась еще. И, исходя из услышанного, не слишком то хотелось. Не ей подобным свидания с монструбийцами искать. По-хорошему, надо бы вещи от старухи, у которой остановилась, забрать и свалить подальше. Да только когда это охотница по-хорошему поступала?
— Я отлить, - сообщил тот самый мужичок, что из-за своей Евгенки переживал. На ноги поднялся, чуть не повалился, да только удержался. От волнений его не осталось ничего – сейчас все мысли были заняты куда более мирскими делами, чем самые светлые чувства. Шаткой походкой пошел к двери, повалился на нее, обшаривая с пылкостью юнца, до любимой дорвавшегося. Ручку нашел, дернул на себя, впуская в таверну свежий прохладный воздух. Льена выждала пару минут, а потом сама со скамьи поднялась, последовала за мужичком.
Чертов дождь. Запахи смешивал, путал, заставлял самой себе не доверять. Пьяница то далеко не ушел – у соседнего дома стоял, стену поливая. Девка в сторону отошла да за угол завернула. Сама оглядывалась, прислушивалась. Стерегла, будто собачонка преданная. Только вот разве могло быть все так просто?
Штаны оправив, мужичок в таверну вернулся, пить и о бабе своей вспоминать, а может новую тему для страданий придумав. Льена то этого не узнает – она в таверну не вернулась. По улице дальше пошла, головой вертя, оглядываясь. Когда на обоняние полагаться нельзя, только уши да глаза остаются. Вот заслышала где-то треск ломающегося забора. Девка подобралась вся, метнулась на звук. Неужто паскуда не ждет путников случайных, а прямо в дома ломится?
Оказавшись невдалеке от избы, у которой все действие проходило, замерла охотница, затаилась. А на нее внимания никто и не обращал. Парнишка какой-то уже весь двор пройдя, в окно залезал. Оттуда хихиканье женское донеслось.
— Я уж думала, ты не придешь. Давай скорее, пока муж не вернулся… - голос высокий, неприятный, по ушам резанул. И смех был противный. Льена тихо ругнулась себе под нос, на землю сплюнула. Хорошо хоть додумалась не сразу выскакивать с обвинениями – вот сцена то была бы!  Пришлось бы прибить этих двоих просто из чувства стыда.
Уходить с пустыми руками не хотелось. Теплилась внутри надежда на встречу, которую и без того пришлось слишком долго ждать. Льена хмыкнула. Пошла вперед, проходя мимо домов к окраине деревни и дальше. Последнее место проверит и на этом успокоиться, по край ней мере сегодня. Лишь бы завтра не было треклятого дождя. Хотя, все равно все запахи смыло наверняка, ничего не осталось. И что тогда делать? Нового убийства ждать? Ночами караулить?
А вдруг снова сбежит.
Эта мысль вызвала злость, яркую, обжигающую. Изо рта рычание вырвалось. Хорошо, что уже почти до берега дошла, дома далеко позади остались. Будь рядом кметы – в ужасе разбежались бы, слишком уж громко получилось. Не по-человечески совсем. Впрочем, чего еще от зверя можно ждать? А тот внутри заметался, разогревая, подначивая. Вызывал желание вернуться, разорвать ту кметку, которая семейную постель делила с любовником. И посетителей таверны, что пили, не зная меры. И любого, кто на глаза попадется. Знала тварь, на что давить надо… Только вот и Льена на нее управу имела. Остановилась, глубоко вдохнула смазанный воздух, наполненный мешаниной ароматов, слившихся настолько, что разобрать их невозможно было.
— Блат, - выплюнула коротко и четко. Будто заклинание сказала, что успокоиться позволяло получше настоек всяких. Сама рукой к мешочку на поясе висевшему потянулась. Чтобы припугнуть.
Помогло.
По крайней мере в этот раз.

Мокрая трава хлестала по сапогам и штанинам. Ноги оплетала, будто удержать желая. А Ильена продолжала упрямо брести вперед, туда, где капли дождя разбивались о воду, воссоединяясь с рекой. Где все началось.
Ни тени, ни шороха, ни следа. Зелень да грязь. Девка у самой кромки воды застыла, глядя на ее темную гладь. Руками себя обхватила, хотя холода почти не ощущала, пускай одежда и вымокла до нитки. Здесь, в отдалении от людей, спокойно было… только вот не покоя охотница искала. Не тишины и не уединения – их в ее жизни и без того слишком много. Настолько, что ночи бывали, когда просто выть хотелось с тоски. Как сейчас, к примеру.
И когда волки поют свою песню, время протекает незаметно.

Вернулась в деревню, когда почти все пьяницы по домам уже разошлись. Не учуяла запаха крови, зато крик, что с противоположной стороны раздавался, услышала вполне отчетливо. Для того не надо было волколаком быть – ужас человеческому голосу силы придавал.
Опоздала.
Снова.
Девка на звук метнулась. Тенью мимо домов, ступая по земле будто не среди людей находилась, а в лесу, на охоте. К избе не первой подбежала – там уже собирались люди, что вокруг жили. Сон отпустил женщин, опьянение ускользнуло от мужчин. Все смотрели на дом у порога которого стоял мужик, бледный, словно смерть. На руках какой-то ком ткани красной держал. Соскальзывали с края тяжелые темные капли, на землю падали. Но не исчезали мгновенно, в лужицу собирались.
— Как так то? – в голосе мужичка растерянность была. И лицо такое недоуменное, непонимающее. Даже коли знаешь, что беда совсем рядом, а все равно не ждешь ее в доме своем. Думаешь всегда «со мной то такого точно не случиться». Только вот перед горем все равны. К каждому прийти может, без приглашения и стука. Зверь же.
— Что произошло? – спрашивали подошедшие слишком поздно, не успевшие мест хороших занять. Переглядывались удивленно, привставали на носочки, чтобы через головы другим заглянуть.
— У Якима женку убили… и сына егоного, - откликались им, и постепенно осознание этого факта до людей доходить начинало. Неуверенно бабы причитать начали, но плач их постепенно все громче становился, будто на базаре, где с самой смертью торговаться приходилось. Дождь заглушали.
— Уже и в дома тварь лезет. Спасу нигде нет, - пощипывая редкую бороденку, один из мужиков сказал.
— Так далеко не убежит. Коли вместе соберемся… — начал было какой-то парниша, на забор залезая, да его бабка за штанину дернула, вниз стаскивая, зашипев будто змея подколодная. Ишь, молоко на губах не обсохло, а собираться удумал.
— Теперь не одного уже уносит. Всех перебьет, дайте время, - предрекал старик со странной улыбкой. Словно ждал того момента, когда деревня опустеет, пусть и знал, что не сможет увидеть того.
— А ведьмак то где был? Он нам пошто, коли и при нем убивают наших? – вспомнил пьяница, который беловолосому по шее дать предлагал. Всколыхнул людей, новую волну гвалта понял. Действительно, они ж монстробойца ждали, чтобы тот защитил. А как пришел, так только хуже стало. Раньше тварь то по одному человеку уносила за ночь. Все оглядываться начали в поисках пришлого. Не для того, чтобы о спасении молить, а возмущение свое желая высказать. Знали ведь, не бывает проку от мутантов никакого.
На людей Ильена не смотрела – что в них интересного. Вперед чуть выдвинулась, двор изучая, пока дождь от следов не избавился. Вон дощечка на заборе сломанная, вон лапы отпечаток. А вон на стене пятно размазано, что вниз стекает. Никто внимания не обратил, как в сторону метнулась, скрылась среди домов. Не было им дела никакого до незнакомой девки, что уйти решила. Добыча то иная была.
Хоть деревня и не слишком велика, а путь много времени занял. В отличии от Льены, зверь то на земле не долго задерживался. Путал след, будто знал, что охотник за ним вышел, искать будет. Неужто кто из местных? Про ведьмака прознал, решил подобным образом тому в лицо плюнуть… Оставляя за собой отчетливую цепочку следов, дошла Льенка до окраины самой, где уже трава к домам подступала. Дождем прибитая, трудно то следы искать, неизвестно куда ведут. А рядом – сарай. Внутрь заглянула – пусть. Зашла, огляделась. Солома раскидана по земле, будто метался кто-то неосторожно, задевал сложенные у стен тюки.

Крыша защищала от дождя самое ценное. Запахи. Земля, дерево, солома, сырость, шерсть, кровь, пот… Льена смотрела на темные пятна влажной почвы. Поворочалась тварь здесь знатно. Ее даже жалко стало – потому что охотнице знакомы были те чувства, которые приходится испытывать, когда тело меняется. Не важно, становишься ты человеком или волком. Каждый раз приходится терпеть, каждый раз как первый. И это почти оправдывает. Льена подошла к оставленным следам ближе, села на корточки, прикасаясь пальцами, пытаясь понять, давно ли ушел. Только вот слишком холодно для того, чтобы земля сохла нормально. Девка подниматься не спешила, наоборот, сильнее рукой оперлась, на колени встала, совершенно не волнуясь о том, что штаны мгновенно покрылись слоем грязи. Наклонилась, едва ли носом в землю не тыкаясь. Нюхая. Хоть и в человеческом облике обоняние не столь острым было, да все-таки обращаться лишний раз не хотелось. Но, наверное, придется. Не удавалось никак найти место, где одежда лежала. Если вообще здесь ее оставлял. А если нет? Только вот не было на взгляд охотницы иных причин, чтобы в сарай этот заходить.
Отчаявшись, встала все-таки. Уже начала было верхнюю одежду расстегивать, а позади, снаружи сарая, шаги чужие раздались. Девка обернулась как раз в тот момент, когда мужчина уже внутрь помещения заходил. Мокрая, грязная – даже кончик носа в земле перепачкан все-таки, — в куртке, расстегнутой на половину. И смотрит так… растерянно.
Ведьмак.
Для кого-то – спаситель.
Для кого-то – разбойник.
Для кого-то – монстр.
Для нее – смерть.
Потому что байки разные рассказывают, но все в одном сходятся. Ведьмаки убивают тварей. А она тварь. И абсолютно не важно, что на человека похожа. Даже запах выдает. Мокрые волосы, что в растрепанный хвост убраны — лишь несколько прядей к лицу липнут, — воняют псиной. Льена отчетливо ощущает его. Ей кажется, что все вокруг тоже должны чувствовать. И всякий раз, будто в первый, удивляется, что люди не обращают внимания, не отшатываются, не гонят прочь. Заметит ли беловолосый мужчина?
— Я… Это не то, чем кажется.
А чем это кажется?
Могут ли чувствовать ведьмаки тварей. Могут ли они видеть истинную сущность. Или убивают лишь тех, по кому сразу видно, будто чудовище. А по ней – видно? Или она в глазах мутанта обычная девчонка, которая почему-то оказалась не в том месте, где надо. Льена не знала ответов на эти вопросы. Зато прекрасно знала, что не хочет умирать.
— Ильена. Охотница.

Снаружи шел дождь.
Смывал следы и кровь. Но не мог смыть страх, терзающий душу, порождающий все остальные эмоции. Они разгорались только ярче, подобно огням, которые лишь по нелепой прихоти Предназначения не могут осветить собой дома.
Снаружи.
А здесь было почти сухо. Почти тепло. Только ледяная рука сжимала девичье сердце цепкими пальцами, и то, подобно быстрой перепуганной птичке, металось в этой клетке, билось о нее, желая выбраться наружу.
От ведьмака пахло кровью. Не людей – тварей. Этот запах отравлял почти также, как аромат рябин в тех краях, которые пришлось покинуть целую вечность назад. Он пропитал мокрую одежду, покрытую шрамами кожу, светлые волосы, сливаясь с этим мужчиной в единое целое, навеки определяя его суть. Даже если мутант доживет до старости, поселится в маленьком домике, спрячет меч в сундук, истина от того не изменится. Он останется убийцей. Это было его проклятие. Куда более милосердное, чем участь, что ждала укушенных в полнолуние, но от того не менее безнадежное.
Он сделал шаг вперед. Она – шаг назад. Слегка вжимая голову в плечи, словно псина, на которую замахивается пустой бутылкой пьяный хозяин. Резко выдыхая, и вместе с этим выдохом издавая короткий рык. Натренированное стройное тело напряглось в предвкушении и ужасе – желая изменения, несущего с собой свободу, и боясь боли, которая придет вместе со сломанными костями, разрывающейся кожей. Светлые глаза – прекрасное полотно. В них так легко заметить отблеск чего-то звериного, хищного…
Невозможно победить того врага, который является неотъемлемой частью тебя самого. Это бой был проигран в ту секунду, когда чужие клыки вонзились в кожу. Куда проще сдаться, плыть по течению…
Капли дождя били по траве, заставляя ее гнуться вниз, прижиматься к земле. Лаял пес – не испуганно, но раздраженно. Раздавались крики крестьян. Ночная песня звучала оглушающе громко.
— Блат, - новое рычание, а глаза снова стали по-человечески пустыми. Девка отшатнулась назад, обхватывая себя руками. Опуская взгляд на землю, вобравшую в себя воду и кровь. – Человеческие зубы плохо приспособлены для того, чтобы вцепляться кому-то в глотку. Тебе придется подождать, пока я сбегаю за клыком. Как раз недавно наточила.
Льена неожиданно резко поднимает голову. Она улыбается – широко и открыто. Почти дружелюбно. Но пальцы продолжают с силой впиваться в плечи, так что кожа куртки собирается складками под этими грубыми прикосновениями. Волчица ищет в лице ведьмака хоть какой-то отблеск чувств. Хоть намек на обещание, что не обратит против нее своей серебряный меч. По край ней мере, сейчас, пока она выглядит как человек. Как обычная девка, который бы в доме сидеть, покачивая спящего младенца и дожидаясь мужа из трактира, а не по миру таскаться без права на прошлое и надежды на будущее.
Новый вдох, слегка раздувая ноздри. Пытаясь понять…
— Надеюсь, что знаю, — ее улыбка становится шире. Но полностью утрачивает некую теплоту, намек на шутку, теперь отдавая горечью, будто полынная настойка.  И шрамы, спрятанные под одеждой, будто вспыхивают от этих слов. Ноют, шепчут, мол недоброе дело задумала, не по зубам будет. – Я пришла сюда днем. С местными поговорила, да немногое дало. Каждый свое описывает. В одном уверена – не из-за голода пришел он.
Девка не может заставить себя сказать «волколак», «оборотень», «мне подобный». Эти слова звучат как приговор – не той твари, что сбежала, а ей самой, стоящей напротив ведьмака и не пытающейся ни удрать, ни убить его, как велит инстинкт. Лишь морщится слегка, недовольно и зло, взгляд отводит в сторону, закусывая нижнюю губу.
— Но тебе до того не должно быть дела… я первая пришла сюда, Геральт из Ривии. Это моя добыча.

Она была безоружна. Лук и меч остались среди вещей в комнате. С собой — лишь нож. Не для боя, для разделывания мертвых зверей ради шкур и мяса. Совершенно бесполезный.
Она не успела бы обратиться. Даже если бы перед ней стоял не ведьмак — человек.
Даже если бы хотела.
Льена повторила движения беловолосого: наклонила голову, сделала шаг назад.
Волчица смотрела на него. Изучала его. Усталое лицо, неестественно белые волосы, чудовищные глаза. Пыталась поймать малейшее изменение мимики, самые короткие движения. Прислушивалась к его дыханию. К биению сердца. К равнодушным словам. Она хотела запомнить этого мужчину. С тем же рвением, которое могло бы руководить какой-нибудь романтичной дурочкой, прекрасно знавшей, что не будет ничего, кроме одной ночи. Только у подобных девиц короткая встреча оставила бы лишь приятные воспоминания, оттененные некоторой печалью расставания. Для дочери псаря же у Предназначения не было заготовлено чего-то хорошего. Только горечь. Вне зависимости от того, что произойдет здесь и сейчас.
— Тебя не заботят их жизни. Лишь деньги, которые они заплатят. Так в чем разница? — снова улыбка, похожая на оскал. Руки продолжали сдавливать собственное тело в грубых объятиях. Зверь внутри окончательно смирился, поддался, затих. Льена никогда не знала, куда девать руки, особенно если те были пусты. Она была неловким ребенком, и стала неловким взрослым. Слишком потерянным на первый взгляд, запутавшимся. — Плох тот охотник, который, выбрав своей жертвой зайца, не подстрелит тетерева. Это может быть не то существо, которое я ищу. Но я уже здесь. А оно уже моя добыча. Если я не справлюсь — что же, люди продолжат дохнуть до тех пор, пока ему не наскучит. Или пока деревня не опустеет. Точно также, как они продолжили бы дохнуть, если бы ушел или не справился ты.
Девка чуть пожала плечами. Разжала пальцы, выпуская саму себя из бесполезной клетки собственных рук. Убрала за ухо прядь мокрых волос, выбившуюся из небрежного хвоста.
— Я не намерена бежать, Геральт из Ривии. Но мне не нужна плата. Хочешь — оставайся. Возьми заказ, получи аванс. Пей, ешь, спи, периодически гуляй подальше от деревни. Если в течение недели никого не убьют — заяви, что зверь мертв, забери деньги и иди куда хочешь. А продолжатся — что же... могу обещать, что хотя бы погрызен будет, уже всяко проще, — Льена на секунду задумалась, опуская глаза на землю. Вновь взглянула на мужчину. — И что двух тварей здесь точно не останется.

Она дала выбор.
Махнуть рукой, мол «черт с тобой, девка», последовать совету, воспользоваться неожиданным отдыхом. Или следить за ней, слишком явно, заметно, вызывающе. Но создавая иллюзию самостоятельности.
Достать меч. Ударить без предупреждения, подло, неотвратимо, не оставляя волчице никаких шансов на спасение. Или благородно, но глупо разрешить ей обратиться, превращая убийство слабого в подобие честного поединка. Для кого честного? Для молодой неопытной твари, слишком цепляющейся за остатки собственной человечности и от того слишком слабой? Или для ведьмака, достаточно долго охотившегося за тварями, чтобы душа загрубела, а взгляд стал равнодушным?
Она дала выбор.
И он выбрал.
— Пойдем, Ильена. В такую дрянную погоду нужно сидеть в тепле и пить что-то теплое и терпкое. А наш приятель, пока мы болтали, успел сбегать до Скеллиге и обратно.
«Ты не чудовище»
Волчица слишком долго была одна...
Враз дождь, продолжавший яростно бить по земле, пригибая траву, разгоняя живых, стирая следы, стал оглушающе громким. А фигура мужчины, что рискнул повернуться спиной несмотря на то, кто стоял позади — и несмотря на то, что он знал об этом, — стала единственным четким и ясным силуэтом в этой сгущающейся темноте.
— А утром мы отправимся на поиски.
Льена замерла, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, лишая дара речи.
До последнего не веря в происходящее.
— Я и ты. Вместе.
«Я буду с тобой»
И она пошла за ним. Неуверенно. Осторожно. Чувствуя себя уличной псиной, которую когда-то давно выгнали из дома, а после этого только шпыняли. Поверившей, будто люди несут одно лишь зло. Легко предавшей эту веру ради пары добрых слов и поглаживания по лохматой голове. Отвратительное ощущение.
Уже на улице, почувствовав, как мокнет рубаха, льня к телу, Льена застегнула куртку. Она молчала всю дорогу, держась на некотором расстоянии от ведьмака, рассматривая его спину, все также изучая его движения. Размышляя о том, все ли убийцы тварей такие, или же ей просто повезло. Но понимая, что никогда не решиться спросить об этом.
Таверна действительно опустела — лишь один мужик дремал в углу. Сейчас все хотели побыть со своими семьями. Чтобы отпраздновать миновавшее их горе. Насладиться обществом родных. Вспомнить, насколько это ценно — быть вместе с любимыми. А через несколько дней забыть об этом, меняя семью на выпивку с друзьями.
Льена тряхнула головой, разбрызгивая вокруг холодные капли. Убрала назад мокрую прядь, липнущую к щеке. Стянула потрепанную куртку, слегка повела плечами, будто пытаясь стряхнуть с себя пропитавшую все вокруг сырость. И юркнула за стол, с которого уже успели убрать тяжелые кружки да протереть сухой тряпкой, избавляясь от лужиц, но не от запаха пива. Только вот аромат горелой колбасы перебивал его. Одежонку рядом на скамью положила, огляделась. Взгляд на корчмаре задержала, который заметно помрачнел с последней их встречи. Впрочем, что ей до чужих печалей. Снова внимание свое ведьмаку вернула — наблюдала за ним до тех пор, пока к ней за столом не присоединился. Но лишь сел — сразу глаза отвела, делая вид, будто таверну изучает.
— Дождь совсем уж некстати. Все следы смоет, — задумчиво сказала Льена, при том стягивая с волос ремешок, что в хвосте их удерживал, позволяя тем свободно по плечам рассыпаться. В тусклом свете они казались серыми, что шерсть волчья — золото осталось лету и солнцу.
К ним сам хозяин подошел — девиц то отпустил уже. На охотницу без особо интереса посмотрел, ведьмаку же достался взгляд, полный некоторой грусти. Да только возмущения мужчина не высказывал. Понимал, что бесполезно то будет. И что без ведьмака теперь уж ни за что не обойтись — ни один зверь к домам бы не сунулся, только тварь то быть могла.
— Пива и мяса, - попросила девка, при том пальцы в волосы запустив, перебирая их, чтобы просохли быстрее.
— Сгорело все. Может лучше каши?
— Это еще на улице понятно было. Мяса, - настояла Льена. Даже горелая колбаса лучше каши была.

Охотник и жертва сидели за одним столом. Не убегая, не нападая, не доверяя. Не зная, кто из них кем являлся.
Волчица старалась не смотреть на беловолосого. Спасалась в корчмаре, похожем на кота, в мужичке, спавшем на лавке, в принесенной ей тарелке, содержимое которой пахло углями куда сильнее, чем мясом. Она не чувствовала голода, но ела быстро, почти не разжевывая. Топила привкус горькой гари в пиве. Она не хотела пьянеть, но пила. В напитке воды, отдававшей колодезной затхлостью, больше было, чем хмеля. От такого не опьянеешь. Не потеряешься.
С тихим стуком опустилась кружка на полочку под прилавком. Судя по звуку — полная, судя по запаху — чего-то покрепче пива. Каждый со страхом по своему справлялся. Льена взгляд от корчмаря отвела, не желая того смущать. Осталась только тарелка, что уже опустела. И пьяница, что на стол завалился. Девка глаза прикрыла, а затем на Геральта все-таки посмотрела. Снова цепляясь за каждую его черту, будто запомнить пыталась.
— Слышала, будто монстры не трогают сильно пьяных. Запах, мол, отталкивает, — вместо ответа сказала. Неаккуратные губы в улыбке изогнулись, веселой и озорной, слишком непосредственной для твари. Волки же не улыбаться должны — скалиться. Усмехаться, в лучшем случае. Чтобы хищно и опасно.
Почувствовав, что слишком долго смотрит в желтые глаза, рассеченные вертикалями зрачков, голову повернула, на дверь уставилась, прислушиваясь. Но за дождем, с новой силой хлынувшем, не слышно было ничего больше. Льена поежилась чуть, представляя, как придется к старухе, на окраине живущей, тащиться под этим ливнем. Снова погружаясь в запах мокрой псины. Но до этого было далеко — целых пол кружки пива.
— Не за ними, ведьмак. За ним, - пальцы ее ударили по столешнице несколько раз, отбивая неровный ритм. — Лет пять, наверное. Может, чуть меньше. Или чуть больше. За временем не так уж легко следить, когда... — она замолчала. Снова удар, куда более громкий. Пальцы поджать попыталась, руку в кулак складывая. Да только шикнула недовольно раньше, чем те с ладонью соприкоснулись. руку подняла.
За временем не так уж легко следить, когда часть из него проводишь в забытьи, себе не принадлежа.
В указательном пальце щепка длинная торчала. Льена ее без труда вытащила, в сторону откинула. На коже светлой капля крови выступила. Девица ее слизнула, не оставляя ни следа, ни намека. Будто и не было занозы этой дурацкой.
— А потом он оказывается слишком умен. Или удачлив. Или просто не тем, - прядь волос мокрую за ухо убрала. Вновь внимание свое на ведьмака обратила. Как давно она просто сидела с кем-то рядом и так просто говорила о важном? Слишком давно. Лучше бы, конечно, никогда. Девица сделала новый глоток пива. Слегка поморщилось — без контраста оно было даже для совершенно непривередливой волчицы слишком уж мерзким. — Если не тот — умирает. Я ведь хороший охотник...
И, охотясь на зайца, даже тетерева не упустит.
Она перевела взгляд на руки. Их покрывала невидимая кровь нескольких собратьев. Слишком мало, чтобы забыть их. Мертвых лишь потому, что она оказалась удачливее, опытнее и, быть может, умнее. Точно также как тот, кто был избран жертвой, целью, спасением, оказывался удачливее, опытнее и умнее ее. Три волколака за пять лет. Молодых, глупых, потерявших себя в этой борьбе. Новая улыбка девки отдавала горечью куда сильнее, чем сгоревшее мясо.
— А ты? Как часто вместо того, чтобы выполнить свою работу — убить тварь, — ты пьешь с ними? - в очередной раз серые глаза вонзились в ведьмака. Сейчас одно из запретных слов сорвалось с языка на удивление легко. Видно, пиво все-таки пьянило...

Люди. Чудовища.
Велика ли разница?
Есть мужчины, которые насилуют женин.
Есть женщины, которые отравляю мужей.
Есть те, кто избивают, кто грабят, кто отбирают жизнь, ни на секунду не задумываясь о правильности своих поступков.
Чем они отличаются от чудовищ?
Свободой. Они могут контролировать себя, они могут сами выбирать, как жить и что делать. Поэтому они не чудовища. Поэтому Льена - тварь. Возможно поэтому ведьмак, сидящий напротив нее, не достал свой меч, не прикончил ее в сарае, а позвал с собой.  И выложил несколько монет на стол перед корчмарем, что пах алкоголем сильнее, чем положено. Волчица нахмурилась. В глазах ее мелькнул странный отблеск - игра света. Или зверь, взбудораженный резкой злостью, которую приходилось удерживать в себе. По край ней мере до тех пор, пока владелец сего заведения не смахнет деньги, пряча их в карман фартука, и не отойдет.
- За меня не надо платить, ведьмак, - она старалась говорить спокойно, но рычащие нотки все равно пробивались в ее речи, делали и без того не самый нежный голос еще грубее и резче. - И мне есть, где ночевать.
Снова глоток пива, и почти опустевшая кружка с глухим стуком опустилась обратно на стол. Волчица терпеть не могла, когда за нее платили. Сразу появлялось глупое чувство, будто обязана кому-то. Продается - за еду, за выпивку, за ночлег. Даже если человеку ничего подобного не надо было, даже если он не думал об этом.
- Или ты боишься, что я просто не появлюсь утром? Моя ночевка в комнате от этого не убережет - там окна есть, удрать не проблема. Так что тебе разве что вместе со мной ночевать, -  сказала это раньше, чем поняла, что предлагает. Кожа у девицы вспыхнула мгновенно, а взгляд сам по себе вниз опустился, утрачивая всякий намек на злость - смущение перебило. - В общем, предлагаю тебе не выделываться и в комнату пойти. Завтра утром встретимся у сарая, где все началось. Будем надеяться, что следы какие-нибудь сохранятся не смотря на дождь.

Отредактировано Льена (30.06.19 17:56)

И она ушла.
Не смотря на дождь, который уже после нескольких шагов пропитал нехитрую одежонку.
Не смотря на ощущение, что это неправильно и глупо - расходиться вот так, пусть даже утром будет новая встреча.
Не смотря на острое чувство одиночества, которое пихает мужчин в кровати к проституткам, женщин в объятия к нелюбимым, а оборотней в жажду смерти.

Старуха дремала в кресле-качалке, накрыв колени пледом. Морщины, искажавшие ее лицо во время бодрствования, почти разгладились, являя миру лицо, полное странного умиротворения. Если бы не едва различимое похрапывание, можно было бы подумать, будто она мертва, и все заботы этого мира больше не волнуют ее. Льена прошла мимо. К маленькой комнатке, которая когда-то принадлежала хозяйской дочери. Только вот она умудрилась выйти замуж, перебраться в другую деревню и больше никогда не возвращаться в родной дом. А тот сохранил ее запах, блеклый, невыразительный и от того нагоняющий некую тоску.
Хотя, в подобные ночи, пронизанные дождем, печаль была обычным спутником людей.

Утро стерло все тревоги прошлого дня, на память оставляя лишь так и не успевшую высохнуть одежду. Мокрое на себя натягивать Льена не стала, чистую и сухую взяла. А еще меч да лук со стрелами. Если уж не волколака, то пару зайцев подстрелить очень даже неплохо будет. Ибо есть после ночи хотелось, только вот не прельщала каша, что на печи у старухи стояла.

Девка легкой походкой к сараю направилась, по дороге деревню оглядывая. А та будто бы и вовсе позабыла про вчерашнее убийство, жить продолжала как ни в чем не бывало. Сарайчик впереди показался, пусто у него было. Льена воздух прохладный втянула, пытаясь понять, был ли здесь ведьмак. Ничего. Может, не пришел еще. Может сам решил охоту устроить. Несовершенен нюх в облике подобном, упустить запах можно. Но волчице верить ведьмаку хотелось. И потому вместо того, чтобы пойти в сторону леса, осматриваться начала.

Сначала охотница почуяла его.
Затем - услышала.
Лишь потом себе оглянуться позволила, слегка недоверчиво, слегка задумчиво. Но в улыбке мягкой снова расплываясь на несколько секунд.
- Здравствуй, ведьмак. В любом случае, пока я тебя ждала, так найти смогла кое что. Погляди, - она кивнула себе под ноги. Там трава примята была в форме следа ноги человеческой. Носок в сторону леса повернут был. - Может, деревню обошел и с другой стороны в нее вернулся. Или, может в лесу прячется, - задумчиво охотница сказала, голову на бок склоняя. - Думаю, в лесу. Про пришлого говорили бы. А будь местным, что обратился недавно, так выдал себя бы уже. Да и убил бы впервые на полнолуние все-таки. Пойдем?
На ведьмака коротко глянула, ответа не дожидаясь, вперед направилась.

Отредактировано Льена (05.07.19 17:54)

По осеннему сухая трава по ногам хлестнуть пыталась, только не ощутимо то было за плотной кожей сапог.
Под легкими девичьими шагами чуть потрескивали веточки, ветром у деревьев отобранные.
Желудь, сапогом задетый, покатился по земле, едва слышным стуком и шелестом путь свой выдавая.
Этот лес был незнаком охотнице, но она уверенно шла вперед, будто всю свою жизнь здесь провела, каждый куст, каждую ямку запомнила. Взглядом цеплялась за следы явные - вон на мхе отпечаток ноги, вон ветви обломанные, вон куст примятый, будто шатался. Шел, не скрываясь совершенно, не боясь, не прячась. Настораживало это. Даже дикие звери, что разумом не обладали, путь свой прятали лучше. А этот... а этот отвлекал! Дорогу специально отмечал, чтобы в тупик завести, что леший какой. И ельник знакомый лишь догадку подтвердил.
Оглянулась она на ведьмака, который в сторону пошел. Хмыкнула задумчиво.
- Может, себя боялся потерять. Человеку облик звериный - чужой, контролировать себя сложнее становится. А перед нами человек все-таки. Хоть и тварь порядочная, - взглядом обвела деревья, которые вокруг них столпились, вверх росли. - Следы путает - значит знает, что за ним пойдут. Кметов бы не боялся. Меня почуял наверняка, да только скрываться смысла нету. Наоборот показался бы. За территорию подраться или еще за чем, - инстинкты у зверей все-таки сильны. Даже у тех, что за личиной человеческой скрываются. И запах сородича для них - что красная тряпка для быка. Нельзя ни игнорировать, не сбежать. К встречи все равно тянуть будет. Искали ее предыдущие, жаждали рядом увидеть, не понимая, что смерть вместе с волчицей придет к ним. А тут... пусть и умен, но вдруг тоже поддастся? - Значит, от тебя прячется.
В кустах в стороне шорох раздался. Не дергалась Льена, не волновалась - зайца чуяла. Рука уже сама по себе к луку потянулась, высвобождая его из налуча. Стрелу наложила, тетиву оттянула, глаз один прищуривая. А после - зарычала. Громко, резко. Шелест громче стал, послышался звук ломающихся веток. Выскочил заяц, деру дал. Да только стрела, со свистом воздух разрезавшая, быстрее оказалась. Впилась в тело, опрокидывая его на бок.   
- Пока ты не уйдешь - не сунется он в деревню, - продолжила девка спокойно, к зверю со смертью борющемуся, направляясь. - Так что на живца поймать не удастся. Разве что...
Охотница на корточки присела. Когда-то предсмертные судороги, сотрясающие добычу, вызывали у нее острую жалость, чувство вины, желание как можно быстрее с мучениями жертвы покончить. Сейчас внутри пусто было. Ни сожаления, ни милосердия. Даже радости не было. Когда затих заяц, а взгляд его покинула искра жизни, высвободила волчица стрелу. Осмотрела ее внимательно, затем о серую шкуру вытерла и в колчан вернула. Тушу за задние лапы ухватив, поднялась, глянула на ведьмака.
- Разве что он не знает о том, что мы с тобой связались. Следы вчерашние, в деревню не возвращался. Был бы рядом - я бы почуяла. А так... может решится выйти к... собрату, - неприятно слово резануло. Да только перед кем здесь юлить? Перед ведьмаком? Смысла нет. И перед собой нет.
Тело зайца висело у ее бедра. Из небольшой дырки, оставленной стрелой, стекала кровь, капала вниз, на землю.
- Не ахти план. Но, пожалуй, лучше, чем по всему лесу за ним гоняться, - Волчица плечом дернула, голову повернула, на беловолосого не глядя. - Только вот, Геральт, если ты присутствовать хочешь, твой запах забить надо будет.

Отредактировано Льена (05.07.19 20:15)

Серый дым в небо поднялся, густой, сладковатый. Пламя ветки обвило, заиграло на них причудливую песенку, что хорошо знакома была каждому страннику, которых ночь хоть раз в дороге заставала. В темноте идти - себе дороже. Даже если сумеешь встречи со зверем опасным или человеком недобрым избежать, так упустишь самую восхитительную вещь на свете: спокойствие у костра. Время, когда частью мира становишься, с лесом на языке одном говорить начинаешь, сказки древние слышишь и прошлое вспоминаешь. Если один, так свое лишь, а если со спутником идешь - так и чужое.
Только вот колдовство подобное лишь в темноте приходит. Днем же костер остается обычным костром. Лишь запах лесной, смолой отдающий, о магии, доступной каждому, шепчет, будто приглашает позже прийти, когда солнце за горизонт опустится. Льена улыбается, слегка печально, слегка задумчиво. Знает, что сегодня с тварью покончат, разойдутся в стороны разные, совершенно чужие друг другу люди. Он дальше пойдет, Предназначением своим ведомый. Встретит на пути еще не одного монстра. Кого-то убьет, с кем-то выпьет, кого-то спасет. И не вспомнит ни разу о глупой Охотнице, что встретилась однажды на пути. Не она первая, не она последняя. Ей же достанется дорога, на которую сама себя обрекла, из собственной гордости, упрямства, дурости. В погоне за тварью, следов которой не было в этом лесу.

Льена лук с себя сняла, на траву положила. Меч рядом воткнула. Легко тот в темную землю вошел, да и застыл в ней, будто каменное изваяние, не пытаясь даже на бок завалиться. Плащ сняла, у своего оружия села, в сторону ведьмака не глядя. Чтобы время скоротать, с тушей заячьей разбираться начала. Если обращаться придется, так жрать захочется. А шкуры жалко, хорошая шкура. И стрела вошла удачно, лишь слегка повредив ее.
Пусть руки делом занимались, а сама к миру прислушивалась. Головы Льена не поднимала, дышала через раз - запах крови да можжевельника, которым себя ведьмак окурил, перебивали все остальное. Потому на слух лишь полагаться приходилось. Слышала волчица, как сердце мутанта бьется, ничем от человеческого по стуку своему не отличаясь. Разве что слишком спокоен он был в ожидании твари, что кровавое месиво после себя оставляла.
Нескоро шаги чужие, траву приминающие, раздались. Льенка только и успела, что на ноги подняться, как женщина на поляне показалась. Старая - не по лицу, по глазам видно, что старая. Недобрая. Пусть другого кого улыбка бы обманула, только вот не Охотницу. Сама она точно также улыбаться умела, а доброй себя в жизни не назвала бы. По край ней мере, в этой жизни. Волчица смотрела на другую Проклятую. Без интереса. Без жалости. Лишь с вопросом - кто окажется сильнее в этот раз.
- Баба бабе зла не пожелает, - повторила она спокойно. - Только вот в нашем положении...
Рука к мечу потянулась.
- Ушел. Да только не о нем тебе волноваться надо, - сжались пальцы на рукояти, отполированной десятками, сотнями прикосновений. Пусть лезвие и не серебряное, да только есть ли разница, когда голову отрубаешь?
- Сразу к делу? - хмыкнула волколачка. Усмешка продолжала искривлять ее лицо, слишком простое и неаккуратное, чтобы посчитать его красивым. - А поговорить? Неужо не интересно ничего?
Льена не ответила. Смерила взглядом травницу. Оружия у нее при себе никакого не было, разве что нож для трав - совсем ничего по меркам волчицы. Чего ждала кметка, вот так легко навстречу своей смерти выходя? Или задумала чего?
- А ты, я погляжу, та еще молчунья. Зря. Коли не спрашивать, так ничего и узнать не сможешь. Но тебе ведь не надо. Уверена, что сама все знаешь, верно? - продолжала оборотница, в ответ за Льеной наблюдая. Только на секунду взгляд ее в сторону, за плечо волчицы соскользнул.
Порыв ветра донес до поляны звук ломающихся ветвей. Будто медведь на всех порах к ним несся. Или не медведь... Волчица ругнулась. Выпустила меч, что уже вытащен из объятий земли был, тот на траву упал. А после - и она. На колени грохнулась, округляя спину так, что под рубахой отчетливо лопатки выделились, затем и позвонки. Раздался треск - то ли ткани, то ли кожи. Обратиться до конца не успела, а темная крупная тень уже вылетела на прогалину. Не разбирая ничего, на доламывающуся волчицу налетела, повалив ее на землю, сплетаясь в визжащий клубок.
Травница, что все это время с усмешкой на происходящее смотрела, взгляд на дерево, где среди ветвей ведьмак притаился, подняла.
- Спускайся, милок. Надеюсь, ты более разговорчив будешь, чем эта девка.

Снова как в первый раз.
Крик где-то внутри груди, что ребрами разрывалась, затаился, свободы себе не находя. Запахи становились острее, пьянящее, резче. Мир превращался в ослепляюще яркие пятна. А звуки наоборот исчезли, утонули в треске ломающихся костей, раздирающих кожу изнутри.
Но все эти ощущения отступали на задний план перед той болью, что испытывала волчица в подобные моменты. От нее невозможно было отрешиться, невозможно было отвлечься. Лишь ждать. Лишь пытаться привыкнуть - бесполезно и сразу обреченно. Разве можно привыкнуть к тому, что тебя ломает, выворачивает наизнанку? Девка заскулила. Как раненая псина, беспомощно, отчаянно, вымученно, но даже это было не слышно: захлебнулось в шуме изменяющегося тела.
И когда, казалось, все затихло, когда эти терзания почти закончились, оставляя после себя лишь волны судорог, сотрясающих поджарое, покрытое светлой шерстью тело, в ее бок врезалось что-то острое, резкое, угловатое. Сбило с лап, на которых Льена и без того стояла не слишком крепко, пошатываясь, повалило на землю.
Они сминали под собой траву, ломали кусты. Рычали. Визжали. Зверь был меньше ее. Слабее - потому что еще щенок, еще не окреп, не набрал силу. Но сейчас это не имело значения. Не отошла волчица от превращения, не могла ему ответить достойно. Извивалась в попытках укусов и ударов лап избежать.
Не обучен был звереныш против себе подобных сражаться, как обычную волчицу драл ее. Слишком долго, слишком слабо. Не знал, что лучше в горло впиваться сразу, рвать его в попытках голову оторвать. Вместо того царапины длинные, но неглубокие оставлял. Зубы смыкал там, куда дотянуться мог, тут же выпуская. Глупый был. Лапой окрепшей получил, отлетел назад, кустами объятый. Хотел было броситься снова, да только заметил, что на поляне творится. Сразу волчица интерес для него всякий утратила. Бросился к ведьмаку, что меч поднял. Не по звериному бросился, не инстинктов послушался.
Рев, полный боли, по ушам ударил, заставляя их голове прижаться. Только не было у нее для эмоций времени. Вторая волчица уже к ведьмаку ринулась, одержимая жаждой отомстить за детеныша, который все еще продолжал содрагаться, каждый раз кровь свою буквально выплевывая на зеленую траву. Хлестнули гибкие ветви кустов по поцарапанным бокам, несколько из них сломались с тихим хрустом, на землю упали. Льена между оборотницей и беловолосым выскочила. Рявкнула громко настолько, что где-то в глубине леса раздалось хлопанье крыльев перепуганных птиц.
Противница ниже да массивнее была. Рычанием ответила, вперед ринулась, про всякую осторожность забывая. Может и знала, как с зверем своим управляться, да только от эмоций, переполнявших изнутри, позабыла все, всякий разум потеряла. По глазам ее это видно было. Льена выждала долю секунды, а затем в сторону отскочила. Да тут же на спине волчицы зубы сжала, при том еще и лапами передними ее драть начиная. Взвыла оборотница, извернулась, цапнуть саму охотницу попыталась - щелкнула пастью несколько раз, воздух ловя, пока под клыками плоть не оказалась.
Выпустили друг друга почти одновременно, в стороны отскочили. Травница тяжело дышала. Бок ее когтями распорот был, по спине кровь текла, шерсть пачкая. Не знала она, на кого бросаться - ведьмака, что сердце материнском рану незаживающую оставил, или же на охотницу рычащую. А Льена то задержкой этой воспользовалась, набросилась вновь. Волчица только и успела на заднице лапы подняться, передние высвобождая, когтями охотницу встречая, а та уже в шею впилась. Головой мотать начала, норовя кусок мяса выдрать, не обращая внимания на царапины новые.
Сплелись визг да рычанье сдавленное воедино. Упала травница на землю, а охотница на нее навалилась, выпустила на  секунду шею чужую, но лишь для того, чтобы снова вгрызться в нее. Сошлись вскоре клыки вместе - перекушено горло чужое оказалось. Только мало этого казалось. Продолжала Льена тело чужое рвать, позабыв вовсе о том, что свидетель происходящему был.
Да и в целом, обо всем позабыла, кровью чужой упиваясь, зверю своему отдавшись, человека теряя...
[icon]https://sun9-47.userapi.com/c855020/v855020740/b8c4e/DqqFD3yxA1o.jpg[/icon]

Отредактировано Льена (09.08.19 00:09)

[icon]https://sun9-47.userapi.com/c855020/v855020740/b8c4e/DqqFD3yxA1o.jpg[/icon]Чужая кровь отдавала горечью.
Запахом трав полнилась.
Пропиталась болью, страхом, ненавистью. Не за сегодняшний день. За всю жизнь, долгую и несчастливую. Единственной целью которой месть была. Даже детеныш не смог стать достаточно важным для того, чтобы свободу и успокоение дать.
Тело волчицы менялось под натиском острых клыков. Исчезала шерсть, обнажая светлую обветренную кожу. Трещали кости, ломая лапы. Втягивалась морда, в лицо превращаясь. Где-то в траве уже не зверек лежал. Паренек лет двенадцати. Светлокожий и темноволосый. С огромными зелеными глазами, которые невидяще смотрели в небо.
Только Льена не менялась.
Не могла.
Не хотела.
Мясо легко от костей отделялось. Она была голодна, но не ела. Ярость сильнее была. Требовала как можно больше ран нанести, противника разорвать, пусть даже тот уже дух испустил. И волчица не пыталась сопротивляться. С утробным довольным рычанием терзала податливое тело. Кровь блестела на острых зубах. Брызгала в стороны, оседая на светлой взъерошенной шерсти. Заливала траву вокруг.
Ведьмаку стоило сейчас со всем покончить.
Чтобы быстро.
И намного безболезненнее, чем обращение.
Но он не решился. Попытался спасти.
Полыхнуло зеленым, отвлекая, заставляя зарычать коротко, испуганно, взбешенно. Чтобы на смену эмоциям пришла блаженная пустота. Спокойствие. Мир. Чтобы мясо стало мясом, а не врагом.
Волчица подняла перепачканную в крови морду. Уткнулась взглядом в беловолосого. Не пустым, как раньше. В ее глазах, на фоне темной шерсти напоминавших две полные луны, сейчас отчетливо заметен был зверь. Дикий, недоверчивый, опасный. Верхняя губа приподнялась, обнажая острые клыки.
Новый рык, теперь куда более протяжный, предупреждающий.
Осторожный шаг в сторону мужчины.
Уши-лопухи вздрогнули от его шепота. Отдаленно знакомые слова, значение которых остается загадкой, которую не хочется разгадать.
Тон куда важнее.
Еще один шаг.
Спокойный.
Ветка хрустнула под лапой.
Бесчувственный.
Волчица едва заметно припала к земле, собираясь перед прыжком.
С проблеском... надежды?
Ильена была проклятой. И двигалась быстро. На ее клыках блестела кровь и слюна.
Геральт был мутантом. И двигался быстро. В его руках блестело серебро.
Хищница приземлилась на траву, где мгновение назад стоял беловолосый. Раздосадованно щелкнула зубами, отшатнулась в сторону, избегая блеска. Дернула носом, вдыхая запах... леса. Дыма. Можжевельника. Эликсиров. Пива. Дождя. Колбасок.

"- Я и ты. Вместе.
Я буду с тобой..."

"Блат..."
Охотница отскочила назад. Зарычала - не на него, на себя. Мотнула головой, опустила ее, едва ли не утыкаясь в траву носом. Вновь припала к земле. Рычание сменилось на скулеж. Сдавленный, тихий, виноватый.
Все закончилось. Зверь знал, что последовать в случае непослушание может, подчинился простой команде. Ушел, затаился, оставляя человека. И человеку было стыдно поднять голову. Стыдно посмотреть на ведьмака. Не сдержалась, потеряла себя. И, если бы не беловолосый, кто знает, чем закончился бы сегодняшний день. Вряд ли ограничился бы зверь только мертвой сестрой. Свободу обретя, пошел на поиски новых жертв. А деревня ведь не так уж далеко...
Зря ведьмак в тварь поверил.

Отредактировано Льена (09.08.19 00:09)