Это был самый обычный день. Лечебница, как и всегда, работала допоздна, принимая пациентов со случаями сложными или же банальными; город жил и дышал, приходя в себя после недавних праздников. Эрика пребывала в приподнятом настроении. Сегодня ей удалось грамотно поставить диагноз одному господину, и, получив похвалу от Шани, девушка была горда и довольна собой. «Непременно загляну в булочную и куплю себе расписной пряник», - твердо решила она, выпархивая из лечебницы на улицу и притворяя за собой дверь, - «А, может быть, даже два. Как жаль, что мне не с кем отпраздновать свой успех и некому рассказать о работе. Тетушка точно не пожелает слушать, а Приси... Приси это попросту не интересно. Однако нужно все-таки с ней помириться. Значит, придется купить еще и помадку к чаю».
Беглянка так увлеклась своими мыслями и подсчетами, что не сразу заметила экипаж, стоящий практически возле входа в лечебницу, а когда, наконец, подняла глаза, то практически нос к носу столкнулась с неким господином, облаченным в нильфгаардскую форму. Сказать, что Милорадович в этот момент испугалась, это не сказать ничего, однако, эмоции не нашли выхода, потерявшись за легкой растерянностью и вымуштрованной за годы жизни аристократической сдержанностью.
- Простите, милсдарь. Я слишком задумалась и не заметила Вас. Лечебница уже закрылась, но, если у Вас что-то срочное, я могла бы Вас проводить и лично поговорить с Шани.
«Например о том, чтобы всех вас за раз сразила диарея или чего похуже. Гром и молнии на головы того, кто Вас отправил сюда!» Вопреки своим мыслям, Эрика улыбнулась и даже присела в книксене, всем видом изображая услужливую покорность и напоминая самой себе, что лечебница ее подруги не делает разницы между простолюдинами и господами, северянами и южанами.
- Если что-то нужно, я могла бы…
- Могли бы. К примеру, проехать с нами, Ваше Сиятельство. Это ведь Вы Эрика-Фелиция Милорадович, верно?
Нильфгаардец самодовольно ухмыльнулся, искренне наслаждаясь произведенным впечатлением, а затем услужливо распахнул дверцу кареты, давая понять, что отказы и возражения не принимаются. Однако, несмотря на этот прискорбный факт, графиня замешкалась, предпочтя не делать резких движений и не поступать опрометчиво. Сейчас ей следовало думать и принимать решение, от которого, зависело не только ее будущее, но и, возможно, жизнь. Невольно пронеслись перед глазами недавние встречи и разговоры. Вспомнились люди, что попадались в последние дни. Никто не выглядел странно и не вызывал подозрений. «Никто, но вы, тем не менее, здесь. И что я могу? Сказать, будто я не я? О! Едва ли вы останавливаете всех выходящих девиц подобным вопросом. Значит, знаете. Значит, кто-то обо мне рассказал. Сбегу – расскажет и дважды. Да и вы не будете столь любезны с преступницей. Те, кому нечего скрывать, не сбегают. Ну что же…»
Милорадович выдохнула, унимая бешеный стук сердца и, гордо расправив плечи, шагнула на ступеньку кареты.
- Едем, - распорядилась она, не желая рассыпаться в излишних любезностях и объяснениях.

Карета остановилась возле двухэтажного особняка. На первый взгляд в нем не было ничего особенного, однако, при более детальном рассмотрении можно было заметить и декоративные украшения фасада и роскошные занавески, виднеющиеся сквозь тщательно вымытое оконное стекло. Эрика тихо хмыкнула и подала руку, чтобы ей помогли спуститься. Остановилась, огляделась по сторонам, пытаясь понять, где находится, и запомнить расположение домов и подходящих под укрытие мест. «Конечно, спасться бегством мне, едва ли, придется, но кто знает, как сложится разговор? И кто знает, кем именно окажется собеседник… Вы-то явно простое сопровождение». Девушка заправила за ухо выбившуюся из прически прядку и, перекинув косу на правое плечо неторопливо проследовала за господами в черном, что, к слову, довольно скоро передали ее в руки некоего мужчины, вероятно, совмещающего обязанности слуги и управляющего имением.
- Прошу за мной, Ваше Сиятельство.
Милорадович кивнула и по коридору прошла наверх, в комнату, где ее уже ждала ванна и несколько комплектов одежды. Признаться, это было оскорбительно, о чем графиня тотчас же и сказала, скрасив неприязнь изяществом фразы.
- Ваш господин, похоже, убежден, что впустил в особняк замарашку? Что же… В таком случае, извольте позвать еще и лекаря, чтобы проверил, не заразна ли я ненароком и, непременно, церковника, дабы изгнать из души моей бесов. Нет? Тогда сделайте милость, уйдите с глаз моих и велите унести отсюда эту срамную посудину. Зайдите за мной через четверть часа. Я буду вполне готова.
Дверь открылась и с характерным звуком захлопнулась. Эрика, стоящая к ней спиной, не могла того видеть, но прекрасно все услышала, а потому, стоило смутному ощущению безопасности опуститься на плечи, в волнении сцепила пальцы и озадаченно прикусила губу. «Плохо. Все очень и очень плохо. Похоже, сегодня мне сделают предложение, от которого я не смогу отказаться. Или, если смогу, то лишь заплатив очень высокую цену. Возможно я просто исчезну? Мне следует быть осторожной. Успокойся, Лиси. Успокойся. Ты графиня. Тебя научили не только острить, но и вовремя прикусывать свой язык. Ты справишься. В конце концов, хотели бы просто убить, уже давно бы именно так и сделали».
Заставив себя успокоиться, девушка отошла к зеркалу и, вытащив из сумки гребень, прошлась им по распущенным волосам. Хмыкнула, переоделась в приготовленное черно-белое платье, удивительно подошедшее по размеру. Рассмотрела себя со всех сторон и, оставшись вполне удовлетворенной, заколола волосы гребнем, оставив у висков несколько прядей, что, к счастью, вились и потому вполне походили на локоны.
Теперь Милорадович оставалось только спуститься вниз и, наконец, познакомиться с хозяином особняка.

Внизу никого не было. Тяжелые шторы не шевелились, половицы не скрипели от тяжести чужих шагов, бумаги не шелестели и, если что и говорило о том, что встреча состоится именно здесь, так это слуга, замерший возле входа и напоминающий скорее манекен, нежели живого человека. Он стоял выпрямившись и подобрав руки, смотрел строго вперед и не отвлекался ни на что постороннее. Ни один мускул на его лице не дрогнул, когда графиня вошла в помещение, а в глазах не зажглось ни искорки любопытства или же интереса. Возможно, суждение это было ошибочным, однако, Эрике, предпочитавшей выражать свои эмоции открыто и прямо, подобное поведение показалось несколько странным. «Не иначе, как мой будущий собеседник исключительный педант», - с некоторым недовольством заметила девушка, - «или, что еще хуже, солдафон, который и у себя дома ведет себя как на поле брани. Впрочем, вряд ли. Скорее уж дело в любви к порядку». Милорадович тихо вздохнула и, немного пройдясь по комнате, отошла к окну, устремляя взор на улицу, медленно погружающуюся во мрак и изредка освещаемую тусклыми факелами следящей за порядком стражи. «Как интересно», - подумала она, - «Вы пригласили меня сюда, но не торопитесь выйти. Это часть плана? Или же Вы, тем самым, даете мне понять, что я ничуть не важнее прочих Ваших обязанностей?» Фонарь, висящий, вероятно, где-то под крышей, моргнул и качнулся от порыва ветра, оставляя на земле причудливый узор. По мощеной улице гулко простучали копыта нескольких лошадей. Входная дверь тихо скрипнула. Из коридора донесся звук быстрых легких шагов. Эрика обернулась за мгновение до того, как слуга распахнул дверь перед своим господином. Зачем-то дернула платье и изобразила вежливую улыбку.
- Эрика-Фелиция Милорадович. Помощница местной медички, - представилась беглянка, не отнимая руки, но и не удерживая ее дольше положенного, - приятно познакомиться с Вами. Как я могу обращаться к Вам?
Улыбка стала немного фальшивее, но так и не стекла с лица, будучи некой данью хорошему воспитанию, прекрасному образованию и прошлому положению, что теперь вдруг вновь стало важным. Признаться, Эрика догадывалась, ради чего ее пригласили на ужин, и предполагала, что беседа не окажется дружелюбной или, хотя бы, приятной, однако, в ее силах было создать атмосферу располагающую и чуть более доверительную, нежели она предполагалась. Безусловно, это было не просто, но за то время, что господин де Аэдрас ей выделил, девушка успела не только совладать с чувствами, но и собраться с мыслями. Она обдумала несколько вариантов, остановившись на самом удобном и самом простом – прикинуться понимающей, несколько заинтересованной и… бесполезной. «В конце концов, это будет даже похоже на правду», - рассудила беглянка, - «а в мире нет оружия более страшного, чем правда. Не сомневаюсь, Вы ждете от меня чего угодно, но только не прямоты и откровенности. Кем бы Вы ни были, господин посол, и что бы не представляли из себя, я не позволю Вам завертеть интригу вокруг моей персоны. По крайней мере, попробую не позволить». Милорадович вдохнула и сложила руки поверх юбки.
- Вы хотели о чем-то со мной поговорить. Я Вас слушаю.
Вот теперь можно было и поднять взгляд, изучая собеседника ненавязчиво, но, вместе с тем, открыто и с интересом, как равного, что случайно или намеренно оказался на пути и завязал разговор. Да, безусловно, это выглядело чуть более дерзко, чем полагалось, но унижаться и показывать страх Эрика не хотела, предпочтя демонстрировать гордый и непокорный нрав. «В конце концов, Вы собирались общаться с беглой аристократкой, а не с помощницей местной медички», - подумала она, - «вот и терпите, хотя, едва ли, это Вас задевает. Большее, на что я могу рассчитывать – это удивление и уважение, но и то, и другое получить будет сложно. Вы явно избалованы вниманием и не страдаете избытком скромности. Скорее всего, Вы несказанно самоуверенны. Что ж, повод у Вас действительно есть». Нильфгаардец был привлекательным мужчиной. Не юн, но и не стар. Прекрасно сложен, с четко очерченными чертами лица. Миловиден, изящен, обворожителен. Его взгляд, казалось, мог сразить любую девицу, однако, опальная графиня сочла его неприятным и равнодушно-пустым. Таким, что обычно появляется у человека, убежденного в собственной победе и потому скучающего. Ей подумалось, будто в образе мужчины прослеживается даже что-то надменно-высокомерное, но преждевременных выводов Эрика делать не стала, памятуя о собственной предвзятости и крайней нерасположенности. «Осторожно, Лиси. Ненавистью тоже легко обмануться». Улыбка исчезла, придав девичьему лицу выражение спокойное и почти бесстрастное.

Отредактировано Эрика (06.04.20 16:59)

Нильфгаардец ответил, и Эрика коротко кивнула, давая мужчине понять, что все запомнила и усвоила. «Господин Посол, господин Аэдрас», - мысленно повторила она, - «Черта с два ты мне господин! Однако, любезность на то и любезность, чтобы не отражать действительности. Вам, похоже, нравится ощущать свое превосходство… Что ж, наслаждайтесь, а я побуду просто Эрикой. Видит Мелитэле, с просто Эрики меньше спрос. Не то, что с Ее Сиятельства». Девушка улыбнулась и опустилась на предложенный стул.
- Я польщена Вашим вниманием к моей персоне, господин Посол, - легко, без какой-либо заминки, произнесла она, - полагаю, позже Вы мне расскажете, чем вызван такой интерес, и почему именно я, по Вашему мнению, заслуживаю Вашей дружбы, однако, эта тема и правда скучна, и почему бы нам не вернуться к ней тогда, когда темы более интересные останутся позади?
Любезный кивок головы, легкая полуулыбка, немного кокетливый взгляд. Беглянка, определенно, еще помнила, что значит быть графиней, и как надлежит вести себя в свете, но навыки эти и в прошлые времена не доставляли ей удовольствия, а теперь, ко всему прочему, не помогали даже вернуть уверенность в собственных силах. Милорадович вдруг задумалась, что не слишком внимательно слушала менторов, и что истинного интригана и заговорщика ей не одолеть, но… возможности отступить и исчезнуть у нее не было, а значит, стоило немедленно взять себя в руки и сохранить хотя бы остатки чести и самоуважения. Эрика выдохнула, протяжно моргнула и подняла наполненный вином бокал.
- За знакомство, - расслабленно и вполне дружелюбно предложила девушка, - «Каким бы оно не оказалось, и чего бы мне не посулило. Любопытно, есть ли в выпивке яд или же он появится после? Убьете ли Вы меня, если наша беседа пойдет не так, как Вам бы того хотелось? Это будет очень легко устроить. Я исчезну и, едва ли, кто станет меня искать. Если только Шани, но и ей легко заткнуть рот. С Вашей-то властью, господин Аэдрас».
Графиня немного помедлила, покрутив бокал в пальцах, но после приложила его к губам и сделала небольшой глоток, ощущая приятное послевкусие действительно изысканного и дорогого напитка.
- Вино из Туссента? – поинтересовалась она, прежде чем нильфгаардец заговорил на тему серьезную и неприятную, - Если да, это весьма предупредительно с Вашей стороны, господин Посол. В Редании, равно как и в Темерии, довольно сложно найти хорошее вино. Вы, определенно, балуете меня.
Пауза. Милорадович облизнула губы и на мгновение отвела взор, делая вид, будто заинтересовалась слугами и поданным блюдом. Впрочем, доля искреннего любопытства в этом поступке и правда была. Опальная дворянка любила трапезы и застолья, а к изыскам относилась с большим воодушевлением. В другое время и в другом месте она, вполне вероятно, захлопала бы в ладоши от предвкушения, но эта беседа не располагала к открытой демонстрации чувств, а потому Эрика вела себя сдержанно, предпочитая не производить неверного впечатления. «В конце концов, пока я всего лишь гостья», - напомнила себе девушка, - «И вовсе не варвар, коих Вы только что упомянули, господин Аэдрас». Милорадович подняла глаза на своего собеседника и встретила его пьяняще-изучающий взгляд строгим внимательным взором.
- Я попросила бы Вас выбирать выражения, господин Посол, - неожиданно твердо проговорила девушка, - не думаю, что Вы хотите назвать «варварами» несчастных обездоленных, лишившихся дома и средств к существованию, и, уж тем более, не думаю, то Вы готовы отзываться так о собственных согражданах. Весьма опрометчиво судить о том, чего Вы не знаете наверняка, господин Аэдрас, однако, я понимаю, Вы никоим образом не хотели задеть мои чувства и были, вероятно, введены в заблуждение, и потому я с удовольствием помогу Вам изжить их. Смута в Темерии началась после убийства короля Фольтеста, как Вам известно. Люди пытались выжить. Знать принялась сражаться за власть. Весьма обыденно и предсказуемо, и нет ничего удивительного, что и Элландера это коснулось. Кто-то решил, что моя семья стоит не на той стороне. Кто-то явился в поместье перед рассветом и напал на замок, уничтожая его защитников. Кто-то расправился с графом, отправляя его к праотцам. Кто-то. Я не знаю, кто это был. У них не было знамен, и они ничего не требовали. Не призывали встать под стяги Великого Солнца, не клеймили предателями и не призывали помочь неким лицам взойти на пустующий престол Темерии. Они пришли убивать, и я не знаю, с чьим именем на устах. Не уверена, что оно вообще было, то имя. Может быть их господина звали Голод, а госпожу Зависть? Как бы то ни было, граф выслал меня из поместья, и я уехала прочь, лишь после узнав о том, что именно произошло. Спустя пару месяцев я переехала в Оксенфурт, стремясь сбежать от войны и терзающих воспоминаний. Что же до моего выбора, то людям нашего с Вами круга стоит почаще вспоминать о том, что власть – это, в первую очередь, обязанности и лишь во вторую права. Я помогала больным Элландера во время Катрионы и помогаю теперь, потому что лечить, это все, что я могу делать. Вы не находите, что это справедливо: помогать тем, кто нуждается в помощи? Не знаю, как Вы, господин Аэдрас, а на мой взгляд лечить людей куда вернее, чем вышивать наволочки и плести кружевные платочки.
Эрика фыркнула и на том затихла, рассудив, что сказала уже достаточно и даже чуть больше, чем собиралась сказать.

Отредактировано Эрика (17.04.20 18:06)

Беседа текла неспешно. Эрика была молода, в чем-то резка и категорична, а говорила с неподдельным душевным жаром, однако, холодность собеседника остудила ее пыл, вынудив вспомнить о манерах и собственном положении. Здесь, в Оксенфурте, девушка не имела ни друзей, ни власти, а потому не имела права командовать, распоряжаться и требовать даже такой малости, как понимание. «Впрочем, искать оного у нильфгаардца глупо в любой ситуации», - заметила Милорадович, поймав равнодушный взгляд имперского посла, - «Вы не поймете. Потому как речь идет не о Вашей стране. Темерия для Вас – вражеская страна, а для меня Родина, и этим, пожалуй, все сказано». Графиня вздохнула и мягко качнула головой, отвлекаясь от тягостных мыслей и принимаясь беспечно рассматривать поданное вино.
Это было удивительно, но она ошиблась. Может быть, сказалась строгость последних лет, может быть, подвела память, может быть, что-то еще, однако, факт оставался фактом – напиток доставили не из Туссента. Он не томился в погребах небезызвестного княжества, не принадлежал кому-то из тамошних торгашей… Его доставили из Империи, вручив наследнику земель, на которых выросло сырье, послужившее основой вычурного напитка. Это было не просто угощение, но еще один маленький факт, призванный подчеркнуть превосходство господина де Аэдраса. Эрика мысленно фыркнула и коротко холодно улыбнулась, отмечая про себя, что именно таких людей презирает больше, чем остальных.
- Я читала про Рован, - сухо произнесла она, - на одном из уроков по землеописанию и истории. И помню, что это герцогство с рябиной на флаге. Мне стоило догадаться, что Вы предпочтете увидеть на столе что-то из известных с детства напитков. Как я уже сказала, Элландер никогда не славился виноделием, равно как и иными плантациями. Слишком жесткий и непримиримый климат. Наши кметы, по большей части, разводили рогатый скот, но те времена давно уже миновали, вынуждая народ голодать. Боюсь, мне просто нечем похвастаться, а от моего имения не осталось ничего, что можно было бы унаследовать.
Девушка тихо вздохнула и стерла с лицу улыбку. Это было удобно и даже приятно говорить о вине и достоинствах тех или иных земель, однако, в разговоре с господином послом каждая фраза имела несколько смыслов и вела к чему-то определенному. «Например, к предложению, от которого я не смогу отказаться», - подумала Милорадович, - «Я была права, Вы легко переиграли меня в лицемерии и красноречии, но переиграете ли в правде? Такие люди, как Вы, как правило, очень боятся правды. Боятся сорванных масок. Боятся вдруг оказаться обнаженными. Боятся самих себя, наконец. Самое время проверить, боитесь ли Вы». Графиня улыбнулась открыто и ненаигранно и, глубоко вдохнув, продолжила разговор, нарушив тем самым было повисшую паузу.
- А в чем же разница? – качнув головой, поинтересовалась она, - Что Их Величества Радовид и Хенсельт, что Император Эмгыр желают одного – получить как можно больше ресурсов для продолжения войны. Ресурсов человеческих, финансовых, продовольственных. И тем и другим одинаково выгодно поскорее положить конец междоусобице и получить не разоренные земли, которые нужно кормить и содержать, но владения, способные что-то дать. Вы говорите о спасении и дружбе, но разве есть спасение в зависимости и утрате суверенитета? Или же Вы хотите сказать, что Нильфгаард милостиво подарит Темерии свободу, лишь усадив на ее трон удобного человека? Что провинция Нильфгаарда и действительно свободная независимая страна – это одно и то же? Вы предлагаете не дружбу, а способ выжить и сохранить положение, и взамен хотите вовсе не дружбу, но безусловную преданность Императору и Великому Солнцу. Однако Вы просчитались, господин посол. Я не та, чье слово значит хоть что-то. У меня больше нет дома, как нет и армии. Нет Родины, нет верных людей. Вы говорите с обездоленной женщиной, сбежавшей от тягот и ужасов войны, и женщина эта не поведет за собой людей и, едва ли, поможет удержаться у власти определенному человеку. Я не княгиня и даже не герцогиня, господин Аэдрас. За мной нет, ровным счетом, ничего, и все, что я могу обрести, приняв Вашу дружбу, – это клеймо ненавистной местным предательницы. Тем, кто отважится меня защищать, вреда выйдет больше, чем пользы.
Эрика прервалась и, передав слово своему собеседнику, приступила к трапезе, наслаждаясь добротным вкусом поданного изысканного блюда. В этот момент она представила, что было бы просто чудесно вдруг попасть на прием и, скажем, пуститься в пляс, однако, мысли эти истаяли также быстро, как и явились.

Господин посол заговорил вновь, и Эрика прислушалась, утопая в его речах и пытаясь уловить суть, таящуюся за ними. Ей вспомнилось, какой испуганной девчонкой она вошла в особняк нильфгаардца, однако, теперь от былого страха не осталось и крохи. Сомнения сменились уверенностью, а подозрения и дурные предчувствия потерялись за горделивостью северной дворянки. Девушка точно очнулась от долгого сна и, стряхнув тяжелую негу, обратилось самой собой: способной не только прятаться, но и держать удар, спокойно расправив плечи.
- Я не говорила о прошлом, - произнесла Милорадович, подхватив замечание своего собеседника, - я говорила о том, что происходит сейчас. Покуда Ваши земли процветают и плодородят, мои лежат в упадке и разорении. Кметы пытаются выжить, дворяне – сохранить свое положение за счет тех, кому больше нечего им отдать. Я говорила Вам о войне, господин Аэдрас. О той ее стороне, что лежит за пределами военных карт и тактических выкладок. Но, не сомневаюсь, Вы не на столько слепы, чтобы не замечать очевидного.
Графиня тихо хмыкнула и, сделав пару глотков изысканного напитка, прервалась, вновь обратившись в слух. Признаться, нильфгаардец говорил разумные вещи и во многом был прав и даже весьма соблазнителен, однако, презрение и ненависть сделали свое дело, вынудив Эрику смотреть под другим углом и воспринимать слова через призму оскорбленных чувств сестры героя проклятой Бренны. Если бы не рассказы Феликса, если бы не смерть отца, дворянка, вероятно, смогла бы прислушаться и оценить предложение, но сейчас откровения нильфгаардца породили лишь душевный протест и скептическую улыбку.
- Его Величество самонадеян, - заметила Милорадович, не думая оскорбить монарха, но и не стремясь выказать ему почтение, - Большие Империи имеют обыкновение распадаться на составляющие, стоит лишь показать слабину. Это не просто – удерживать под своей рукой так много земель и, если уж мы говорим о власти как таковой, то у Радовида или же Хенсельта куда больше шансов удержать и подчинить Темерию. Едва ли я открою Вам тайну, господин Посол, но дворяне и граждане моей Родину куда охотнее примут кабалу от других северных государств, чем поддержку и дружбу Нильфгаарда. Затянувшаяся война не способствует дружбе. Равно как и воспоминания о страшных битвах. Люди помнят, кто стоял за смертями их отцов, братьев, дедов и сыновей. Они видели, как Ваша армия прошлась по их землям, опустошив дома и уничтожив урожаи, и, даже, если бы я пожелала, я не смогла бы объяснить им, что все это было ради великого светлого будущего. Оставим политику, господин Аэдрас; забудем общее и перейдем к частному. Я всего лишь графиня по праву, и это ничтожно мало, чтобы достичь чего-либо. Вы ошибаетесь, говоря, что никто не посмеет напасть на находящихся под защитой Империи. Вы, вероятно, просто не видели отчаявшихся и обездоленных. Иногда всего один человек с верой в сердце и ворохом потерь за спиной может оказаться серьезным противником. Страшен тот, кому больше нечего терять. Таким людям нечем угрожать, и их бесстрашие… Впрочем, я увлеклась. Мы говорим о куда более простых и приземленных вещах.
Графиня облизнула губы и, промочив горло, внимательно посмотрела на своего собеседника, все такого же надменного, хладнокровного и равнодушного к чужой судьбе. Он предлагал помощь, но, вместе с тем, давал понять, что в случае отказа без труда найдет более подходящую кандидатуру. «Возможно, Присциллу или даже Витольда». Эрика вздохнула и прикусила губу изнутри. Ей, беглянке, все еще было, что терять и о ком тревожиться, а потому она не имела права ответить резко и гордо, напомнив проклятому нильфу о своем истинном отношении. «К тому же, это было бы невероятно глупо. Нелепая смерть без попытки сделать хоть что-то». Девушка отвлеклась, поправила волосы и, лишь помолчав немного, вернулась к беседе.
- Скажу Вам прямо, господин Посол, стоит мне принять Ваше предложение и заявить о своих правах из-за спины подданных Императора, меня убьют, - сдержанно произнесла Милорадович, - вы же, ко всему прочему, просто не сможете выделить мне столько людей, чтобы я смогла беспрепятственно вернуться в поместье и обосноваться в нем. Это не выгодно, потому как Элландер расположен не слишком удачно. Чтобы помочь мне, Вам для начала придется занять Вызиму и прилегающие к Элландеру территории, но даже тогда надо мной останутся князь и герцог, которые примут либо ту, либо другую сторону. Все, что я могу, это озвучить мнение, когда придет время. Возможно, тогда мой голос окажется и решающим.
Эрика глубоко вдохнула и одарила мужчину строгим серьезным взглядом. «Поговорим конкретнее», - решила она.

Нильфгаардец говорил, и Эрика внимательно слушала, как и прежде не желая вдаваться в пространные рассуждения о размытых и далеких вещах. Да, она многое могла бы сказать господину Послу, напомнив историю и кое-какие закономерности, но решила, что для подобных тем компания уж слишком неподходящая. «Слишком… Вам мои доводы, едва ли, интересны; да и встретились мы, разумеется, не за тем. В моих интересах покончить с беседой и реверансами».
Девушка подняла голову и легко улыбнулась. Не тепло и не живо, как улыбалась людям приятным, надежным и верным, но довольно искренне, открыто и даже немного заботливо. Посмотрев на сидящего напротив мужчину, графиня вдруг подумала, что он довольно молод, решителен и амбициозен, а потому, всего скорее, опрометчив, самоуверен и не слишком-то осмотрителен. «Впрочем, как и положено дворянину, политику и интригану. Феликс…» Милорадович выдохнула и, подняв со столешницы свой бокал, мягко качнула головой.
- Будьте осторожны, господин Аэдрас, - тихо, но уверенно и твердо произнесла она, - не позволяйте патриотизму затмить Вам глаза. Я не игрок, но скажу Вам, что иногда фавориты сходят с дистанции даже не успев начать свой забег, а некая «темная лошадка» вдруг вырывается вперед и забирает лавры.
Улыбка, пауза, пара глотков терпкой сладковатой настойки. Графиня отвернулась, сделав вид, что изучает принесенное слугами блюдо. «Кто я?» - задалась она странным, но таким важным сейчас вопросом, - «Кто я для Вас? Козырь? Удобная пленница? Арбалет, что однажды выстрелит и поразит сердце Вашего Врага? Зачем я здесь? И, наконец, почему я? Размениваетесь на десятки, не имея возможности получить, хотя бы, валета?» Эрика прикусила губу с внутренней стороны, неторопливо моргнула, прогоняя прочь неудобные тяжелые мысли. Вновь посмотрела на нильфгаардца, постаравшись увидеть в нем не союзника, не врага, но обычного дипломата, что пришел, чтобы предложить лучшее, а не требовать, угрожая действительным. Под этим углом он, признаться, выглядел даже милым, и беглянка вновь улыбнулась, найдя забавными свои сомнения и страхи.
- Война одинаково обременительна для обеих сторон, - со знанием дела поделилась с Послом Милорадович, - другое дело, что у Империи ресурсов больше, но… и они конечны. Более того, не думаете же Вы, что простых граждан, владетелей и торговцев удовлетворяет сложившийся ход вещей? Жизнь человека коротка, и он хочет получать сейчас, а не когда-нибудь в будущем. Пока народ терпит, находя объяснения, но однажды чаша терпения переполнится, и тогда вы получите врага более страшного, чем монархи Севера. Скажу больше, вы просто не имеете права проигрывать и делать неверные ставки – подданные Императора ему этого не простят. Победа стоит лишений затяжной войны, но вот поражение…
Эрика хмыкнула и загадочно улыбнулась своему собеседнику. На сей раз, одними глазами, как делала всякий раз, когда переходила к темам интересным, в коих считала себя достаточно осведомленной. В этом даже была толика самодовольства и самолюбования, однако, выражение лица девушки сменилось на сосредоточенное, едва господин Аэдрас заговорил о вещах более конкретных, простых и понятных.
- Что Вы предлагаете? – поинтересовалась графиня, стоило мужчине закончить свой монолог, - Армию? Бумаги? Безопасность? Притом, что по сути, ни того, ни другого, ни третьего Вы обещать не можете. Герцог, потерявший поддержку короля, возможно, и правда находится в большей опасности, чем девица в гарнизоне солдат, однако, у герцога есть верноподданные, есть армия, и есть люди, на которых он может положиться, чтобы, хотя бы, сбежать и спастись, тогда как у девицы нет ничего. Она остается в безопасности ровно до тех пор, пока ничего не делает. С самого начала нашей встречи я пытаюсь понять, почему же именно я, и чего Вы от меня хотите, но теперь, кажется, начинаю догадываться. Вы хотите предложить мне убежище, верно? Убежище, где я могла бы находиться, покуда у Вас не возникнет во мне нужды. Безопасность в обмен на верность и эфемерную поддержку, которая, быть может, и не понадобится. Я права? Мы говорим об этом, господин Аэдрас? Поправьте меня, если я ошибаюсь.
Милорадович вопросительно подняла одну бровь и замолчала, ожидая ответа от своего собеседника.

Нильфгаардец не ответил. Нет, он отозвался практически сразу, не позволяя разговору прерваться и остановиться, однако, в словах его истины и откровений было ничуть не больше, чем, скажем, в любовном романе ненаигранных чувств. Господин Аэдрас говорил загадками, путал и задавал вопросы, позволяя Эрике домысливать самостоятельно и теряться в предположениях, ощущениях и собственных мыслях. Вероятно, в том и был смысл беседы, а сама встреча вовсе не предполагала очевидного исхода и конкретной договоренности, однако, беглянке казалось, что собеседник пытается заманить ее в западню и каждым словом и жестом лишь угрожает, кичась превосходством собственным и разницей положений. «Как хорошо, что наш мир переменчив, и, быть может, однажды мы с Вами еще поменяемся местами». Милорадович тихо хмыкнула и попыталась освободить руку.
- Вы делаете мне больно, господин Посол, - уверенно, жестко и горделиво произнесла она, - и я вынуждена напомнить Вам, что я пока еще не Ваша пленница, а значит, распоряжаться мной Вы не можете. Будьте добры, отпустите мою руку.
Холодная улыбка тронула губы, и Эрика замерла, глядя в зеленые глаза собеседника. Кажущиеся колдовскими, они, должно быть, завораживали и притягивали неопытных девиц, однако, графиня видела в их блеске только лишь лицемерие, равнодушие и жестокость. Ей вдруг подумалось, что господин Аэдрас не станет щадить ее, случись им действительно оказаться по разные стороны баррикад, но вида не подала, предпочтя сохранить выдержку и все ту же сосредоточенную серьезность.
- Я желаю вернуться в прошлое и изменить историю, - без лишних слов, реверансов и пустых любезностей парировала Милорадович, - однако, это невозможно, а потому, вынуждена признать, что я, в первую очередь, предпочту остаться в живых и сохранить жизни своих близких. Не сомневаюсь, Вы знаете и о них и уже дали мне понять, что будете не прочь воспользоваться ими, если не подойду я. У меня не так и много вариантов, господин Аэдрас, но я по-прежнему не понимаю, чего именно Вы от меня хотите. Скажите прямо, и я дам Вам такой же прямой ответ. Оставьте красивые слова для дипломатических миссий, придворных интриг и светских бесед. Я слишком устала, чтобы отвечать Вам тем же, да и к тому же так мы оба лишь тратим время, отнимая его у самих же себя. Переходите к делу и считайте, что это моя небольшая просьба.
Девушка закончила свой монолог и протяжно вздохнула, как-то сразу обмякнув и «сдавшись». Нет, разумеется, она не приняла позицию своего врага и не выразила согласие, но четко обозначила готовность сотрудничать, а не только спорить. «В конце концов, много ли прока в полемике?» - рассудила беглянка, - «Спорить мы можем и бесконечно. Куда вернее дать Вам то, что Вы желаете получить или же изобразить готовность. А потом… Потом я решу, что мне делать». Эрика моргнула и вновь поймала взгляд Аэдраса.

Отредактировано Эрика (09.06.20 17:01)

Господин Аэдрас ответил усталостью. Эрика видела, как опустились его плечи и как померк взгляд, на миг обнажив душу и чувства мужчины. Конечно – беглянка не сомневалась – то была всего лишь игра, чтобы запутать ее и сбить с толку, но все же о покойниках нильфгаардец рассказывал искренне, и боль свою не выдумывал. Ему и впрямь непросто далось поражение, а потому, стоило Послу сделать паузу, Милорадович подошла ближе и легко коснулась ладонью его плеча.
- Мне жаль, - вздохнув проговорила она, - жаль Ваших людей и Вас, как командира, однако, это Ваша страна начала войну, ступив на земли моей Родины и принеся неизбежные жертвы, потери и разрушения. Я могу посочувствовать Вам и отчасти разделить Ваши чувства, но не могу принять всего, что Вы говорите. Моего отца убили под Бренной… Вместе со многими рыцарями и людьми, которых я знала лично. Я знаю, что такое хоронить близких и каково это – закрывать им глаза, провожая в последний путь. Наша победа ничуть не слаще Вашего поражения. Особенно теперь, когда Его Величества больше нет, а оставшееся дворянство готово впиться друг другу в глотки. Чтобы признать, что мы с Вами хотим одного и того же, мне пришлось бы признать, что власть Империи – это именно то, что нужно разоренной стране. Пожалуй, отчасти все так и есть, и я не стану оспаривать то, что Вы только что рассказали мне, однако, Вы не можете обещать этим землям покоя и мира. Не можете утверждать, что война не начнется снова. Впрочем, она ведь и не закончилась. Партизаны, стычки, показательные казни и карательные набеги… Мы с Вами сидим здесь и пьем рябиновую наливку, а люди умирают. Каждый день. Каждый час. Подданные Нильфгаарда и живущие в Темерии. Больше всего на свете я хотела бы остановить это, но… Я не знаю, как.
Графиня закусила губу и, прежде, чем ее собеседник отпрянул, отошла к своему стулу, устроившись строго за ним. Тонкие пальцы с силой сжали резную спинку. Веки медленно опустились и поднялись, спрятав где-то там недопустимые и неуместные чувства. Послу из Империи не нужно было знать, о чем тревожится юная аристократка и, уж тем более, ни к чему было сталкиваться с неравнодушием, несмирением и обостренным чувством справедливости, сейчас полыхавшим в девичьей груди. Против собственной воли Эрика откликнулась на призыв и теперь уже не искала подвоха и не стремилась доказывать мужчине исключительную правоту собственных убеждений. «Может быть, я и правда устала», - с грустью заметила беглянка, - «устала быть сильной, устала от ничегонеделанья. Но что я могу? Что я действительно могу изменить?» От отчаяния хотелось кричать, кусать губы и бить кулаками мрамор, но Милорадович уняла порыв, привычно расправив плечи и посмотрев на Посла уверенно и строго, как смотрела десяток раз до того.
- Один мудрец сказал «хочешь мира – готовься к войне», - сдержанно проговорила она, - как бы мы не хотели благополучия и спокойствия, оно не наступит. Ни сегодня, ни завтра, ни даже через год. Покуда весь Север не склонится перед Великим Солнцем, Ваша армия неизменно будет встречать сопротивление и страдать от действий партизан из завоеванных стран. Покуда Империя не проиграет, Север не перестанет собирать войска и сжигать за собой деревни. И прежде, чем случится что-либо из этого, пройдет значительный срок. Я могу лишь пожелать Вам успеха, господин Аэдрас, и понадеяться, что в будущем мы не встретимся где-то на поле битвы. Видит Мелитэле, я предпочту решать вопросы за столом и жертвовать исключительно чернилами и бумагой. Потому, повторюсь, если у Вас есть конкретное предложение, самое время его озвучить. Не решить за меня, не навязать мне истину, но обсудить те вопросы, в которых я действительно могла бы оказаться полезной и Вам, и самой себе.
На этом Эрика замолчала и, выйдя из-за спинки стула, посмотрела на нильфгаардца в упор. «Странный разговор», - мысленно заключила она, - «и необычный Вы, но… обычные люди и не занимают подобные должности».

Нильфгаардец отозвался гордо, твердо, уверенно. Так, точно не сомневался в победе своей страны, и Эрика невольно восхитилась его упорством и преданностью. Видят Боги, она никогда не любила фанатиков, предпочитая мышление трезвое, здравое и рациональное, однако, солдаты, пусть даже и бывшие, пожалуй что, не имели права сомневаться как в приказах, так и в победе. «В противном случае, армия состояла бы исключительно из дезертиров и праздных мыслителей. Такие не побеждают и не покоряют чужие страны». Милорадович тихо хмыкнула, глянула за окно, где уже вовсю бушевала ночь, подумала, что ей будет ужасно страшно возвращаться одной по спящему городу, но, заметив, что отвлеклась, поймала взгляд господина Посла и мягко ему улыбнулась.
- Вы, как я вижу, прекрасно воспитаны, - довольно добродушно произнесла девушка, - а Ваша преданность Империи заслуживает, как минимум, уважения, однако, будьте осторожны, господин Аэдрас. Люди, как правило, не ведают благодарности и за стойкость убеждений вполне охотно возводят на плаху. Сейчас Вы не в армии, и в этом обществе действуют совершенно иные правила. Считайте мои слова дружеским советом и проявлением милосердия. Мне не хотелось бы вдруг найти Вас в петле или однажды узнать, что Вам отрубили голову.
Графиня легонько пожала плечами и замолчала, вслушиваясь в продолжившийся монолог нильфгаардца. Признаться, тот был весьма содержателен и многообещающ. Мужчина сулил не так много, однако, даже эта малость была чем-то большим, нежели то, чего беглянка могла добиться сама. Она не могла вернуться в Элландер. Не могла собрать армию и дать отпор солдатам Империи. Не могла даже открыто заявить о своих правах, не рискуя при этом расстаться с жизнью! А господин Аэдрас обещал, как минимум покой и временную безопасность. Богатое воображение Эрики быстро нарисовало Город Золотых Башен, где она могла бы жить, и Высший Свет, полнящийся красивыми дамами и галантными кавалерами. Там, в Нильфгаарде, ее ждала совершенно иная жизнь и, возможно, тот самый рыцарь без упрека и страха, но… Империя принадлежала врагу, и это все перечеркивало. Как бы не хотелось девушке оказаться в стороне от войны, кровопролитий и бесконечного ужаса, она не могла позволить себе подобного. Это было бы подло, бесчестно, мерзко и пахло бы откровенным предательством. Милорадович стерла с лица улыбку, родившуюся при мыслях о балах, конных прогулках и витиеватых беседах и сдержанно усмехнулась, умело скрывая боль и душевные переживания.
- Мне нужно подумать, - проговорила она, - Ваше предложение, бесспорно, выглядит привлекательно, но я не могу вот так просто принять его. Я должна прежде взвесить все за и против, прочувствовать эту мысль, примерить возможность точно новое платье. Я… Буду готова дать свой ответ, скажем, через неделю. В любом случае, сейчас моя голова занята более простыми и низменными вещами - я приехала в Оксенфурт на свадьбу сестры. Если у Вас есть желание и время, можете помочь мне с выбором платья. Я приглядела несколько вариантов, но мужской взгляд, совершенно точно, не помешает. Впрочем… Простите, это слишком опрометчивое предложение. Мне показалось, что Вам могло бы быть интересно это.
Эрика улыбнулась, кокетливо отвела взор, но довольно скоро посерьезнела, ожидая решения господина Посла точно приговора. Она, конечно, не сомневалась, что мужчина ее отпустит, позволив подумать хотя бы несколько дней, однако, все могло обернуться совершенно иначе, а свобода вполне могла обратиться в добровольное заключение. «В конце концов, думать я могла бы и в Вашем особняке под охраной… Такой расклад, конечно, не способствует дружбе, но Вы и не предлагали мне оную».

Ответ господина Аэдраса оказался вполне корректным. Услышав его, Эрика подумала, что все могло сложиться намного хуже, однако, на лице изобразила некоторое недовольство, приправленное задумчивостью.
- Не думаю, что это так уж необходимо, - легко и ловко парировала она, - я не собираюсь сбегать из Оксенфурта до упомянутой свадьбы. Тем более, что и бежать-то мне некуда.
Грустная улыбка, печальный взгляд, отведенный к окну. Признаться, делясь мыслями с нильфгаардцем, Эрика и сама не знала, как поступит, и что станет делать. С одной стороны, ей не хотелось превращаться в птицу, сидящую в золоченой клетке, но с другой, там, в большом мире, ее и правда никто не ждал. Разве что, маленький брат, нуждающийся в заботе, помощи и безопасной жизни. «Мальчик уж точно не заслужил бесконечных лишений», - заметила Милорадович, - «я, конечно, могла бы оставить Витольда у тетки, но она ясно дала понять, что не желает кормить семью почившей сестры. Да и я не прощу себе, если просто сбегу, бросив остатки семьи. Пробираться же в Новиград, утягивая за собой ребенка… Это неразумно. Неправильно. Недопустимо. Я не могу так тобой рисковать. Жизнь уж точно не стоит гордости». Беглянка вздохнула и, облизнув губы, тихонько хмыкнула, вдруг перейдя от одной темы к совершенно другой.
- У Вас не будет великого множества вариантов, - произнесла Эрика, возвращая приветливо-дружелюбное выражение, - уникальные платья шьют на заказ, а я собираюсь купить то, что продается в местных лавках уже готовым. Конечно, придется повозиться и кое-что поправить, но это сущая ерунда. Что же до моего смущения и неудобства… О! Никакого смущения и никакой неловкости! Мне будет гораздо удобнее в Вашем обществе. Так куда проще сохранить кошелек, не заплатить втридорога и не получить в итоге совсем не то, что было на примерке. Здешние торгаши удивительно вероломны, а я, к сожалению, произвожу впечатление легкой жертвы. Не могу сказать, что не в состоянии осадить хамство, однако, почему бы не избежать его, если оное возможно избежать? К тому же… Я и правда совсем не против оценки более изящной, чем парочка ехидных замечаний и масляные взгляды.
Девушка легко пожала плечами и, поправив юбку, внимательно посмотрела на собеседника. Видит Мелитэле, она не лукавила и не пыталась что-либо изображать, однако, у нильфгаардца могло сложиться совершенно иное мнение. Например, он мог заподозрить в простых словах коварный замысел или отыскать второе дно там, где оного не было вовсе. Милорадович даже догадывалась, что именно так и будет, но как-либо исправлять ситуацию не собиралась, предоставляя господину Послу прекрасную возможность поблуждать в лабиринтах собственного разума. «Чем больше мы участвуем в интригах, тем скорее забываем, что иногда люди действительно говорят правду», - подумала графиня, - «и тем удивительнее вдруг осознать, что с Вами вели себя искренне. Не стану лишать Вас этого откровения». Эрика улыбнулась и, внутренне собравшись и посерьезнев, сложила ладони поверх юбки.
- Полагаю, на этом наш сегодняшний разговор окончен? – поинтересовалась она, сделав упор на слове «сегодняшний», - Если да, то я вынуждена просить Вас о сопровождении. Наша беседа затянулась, и сейчас уже слишком поздно, чтобы возвращаться одной. Тем более, мне далеко идти.
Девушка прервалась и, сохранив на лице все ту же спокойную полуулыбку, выжидающе посмотрела на господина Аэдраса, сейчас казавшегося куда более живым и настоящим, чем в начале беседы.
- Как Вас зовут? – вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, поинтересовалась графиня.

Отредактировано Эрика (22.06.20 14:05)