Вход в город преграждали стражники – недовольные, уставшие и свирепые, – отчего подле врат скопилась толпа таких же недовольных, уставших и свирепых путников. Они топтались на месте, толкались и крепким словцом подбадривали и солдат, и тех, кто стоял в очереди перед ними, как если бы это могло ускорить процесс.
Рядом с Висенной заблеяла овца и боднула ее заплечную сумку рожками, недовольная и теснотой, и людским гомоном.
— Тише ты, стирва рогатая! – прикрикнула на нее кругленькая щекастая старушка-хозяйка и пнула скотинку ногой. Та же понуро опустила голову и снова заблеяла.
— Проходим! Проходим по очереди! – закричал стражник. Толпа заволновалась.
Потянув лошадь за узду, Висенна прошла вперед – коза со старушкой остались позади, а прямо перед ней образовался тучный мужчина в доспехе и шлеме с открытым забралом. Смотрел он на нее оценивающе и строго – как на городского воришку, пойманного за руку на краже яблок у лоточника.
— По какой нужде в наш город, милсдарыня? – после продолжительного молчания и внимательного изучения гулко произнес стражник.
— Проездом. Держу путь в Темерию, – спокойно ответила Висенна и погладила лошадь по бархатным губам, которыми та норовила ущипнуть хозяйку за плечо.
Стражник вновь принялся рассматривать ее с ног до головы, хмуря брови и почесывая подбородок, а толпа вновь заволновалась. Он что-то подозревал, но все никак не решался высказать догадку.
— Чародейка? – начал он нейтрально, но в конце решил показать себя суровым и грозным. – Говори правду, коль чародейка.
— Знахарка. Травница, – ничуть не смущаясь и легко выдерживая и суровый взгляд, и изменившийся голос, ответила она.
Толпа заволновалась вновь. Заблеяла коза, послышался крепкий матерок. А стражник забеспокоился и крикнул товарища подойти.
— Ну-ка, сведи-ка эту к капитану. Пущай сам посмотрит чо там – чародейка аль знахарка. Поди их разбери.
«К капитану, так к капитану», – молчаливо согласилась Висенна и, потянув лошадь за узду, пошла следом за вторым, более складным в теле стражником.

Налог с чародеев в Ринде брали с давних пор, а после столь памятных событий, когда выпущенный на волю джинн, одна чародейка и один ведьмак стали причиной больших разрушений, власти города ожесточились против чародеев еще сильнее – теперь свободно творить чары запрещалось не только постоянно проживающим здесь, но и пришлым чародеям. Именно по этой причине въезд в город извечно был затруднен, и именно поэтому Висенна стояла в яблоневом саду при Ратуше и пыталась удержать лошадь от бесчинств – от расхищения городской собственности.
— Так ведь друид – один хрен чародейка, – морщился капитан стражи, продолжая настаивать.
Висенна читала в его мыслях, что эта возня с чародеями была ему не по душе. В родном Корво никаких ограничений не было и он занимался ловлей преступников и защитой мирных граждан от реальных бед, а в Ринде вынужден был заниматься поборами, которых не понимал и которые ему совсем не нравились. Висенна капитану Ранье ничего не ответила – стояла молча и прислушивалась к мыслям его подчиненного. Тот был куда проще и прозаичнее – волновался о том, как бы норовистая кляча не нагадила прямо в подъездном дворике Ратуши и как бы ему не пришлось потом все это дерьмо убирать.
— Ну хорошо. Коль не совсем и чародейка, то плата за пребывание в городе будет в два раза меньше, – почесывая подбородок, объявил Кристоф, считая это достойным компромиссом.
— Но и таких денег у меня тоже нет, – словно не боясь вновь оказаться за городскими воротами, спокойно ответила Висенна. Быть чародеем в Ринде стоило очень дорого.
Капитан Ранье нахмурился сильнее прежнего. Ему вовсе не хотелось выставлять за ворота  женщину, которая в городе лишь проездом – завтра сядет на лодку и отбудет в свою эту Темерию, – но закон, правила да и, что греха таить, собственный карман, протестовали против всех его сострадательных помыслов.
Висенна буквально чувствовала эту внутреннюю борьбу капитана, которая на время прекратилась лишь, когда к ним подошла улыбающаяся женщина.
— Аннушка, рад тебя видеть, – пробасил Кристоф, обрадованный тем, что можно хотя бы временно забыть про чародейку, друидку, травницу и бес ее знает кого-то еще.
«Бес ее знает кто еще» была немедленно брошена на поруки второго стражника, который продолжал оценивать лошадь куда серьезнее, чем женщину, за коей ему было велено присматривать.
— Не волнуйся, она потерпит, – притягивая к себе удила, с улыбкой успокоила его Висенна.
Но судя по лицу стражника он тот час же квалифицировал ее как полноценную чародейку и теперь смотрел настороженно и внимательно.

Молчание Висенну не тяготило. Но вот молодой стражник, которого заботила чистота мощеных камнем дорожек при Ратуше, уже стер до дыр сапоги, переминаясь с ноги на ног, осмотрел каждое яблочко на дереве, не зная чем занять взгляд и мысленно на все лады полил матерком своего капитана, бросившего его здесь наедине с проклятой ведьмой, которой все нипочем.
Когда ж те двое – капитан и некая Аннушка, – вновь показались в яблоневом саду, молодой стражник засиял, как новенький орен, только что выпущенный с Темерского монетного двора. Почувствовал долгожданный миг свободы. Лошадка же поняла, что в скорости с яблонями придется проститься и, несмотря на молчаливые протесты хозяйки – Висенна дергала ее за удила, – таки урвала с дерева одно из спелых осенних яблок.
— Ясно. Без фокусов, – спокойно подтвердила Висенна, вызвав у простодушной женщины дружелюбную улыбку.
— Ну все, теперь ступайте отседова, – капитан беззлобно заворчал и замахал руками, выпроваживая дам. – Бывай, Аннушка. Петро мои приветы передавай. Пусть заходит, как покажется в Ринде.
К великой радости молодого стражника они покинули двор при Ратуше не удобрив его навозом и не подпалив каким-нибудь чародейскими колдунствами. И направились в портовую часть города, куда, к слову, надобно было и Висенне – поискать переправу на тот берег Понтара, прямиком в Темерию. По пути женщины познакомились и завели простой житейский разговор «откуда и куда», как водится у тех, кому предстоит путешествовать вместе.
В порту их встретили недружелюбно, но полученная от капитана грамота, кою портниха Анна не замедлила предъявить, быстро решила дело в ее пользу. Висенна лишь подивилась сноровистости этой женщины, устроившей свои дела быстро и без материальных затрат. Когда они подошли к парому и выгрузка товара началась, оказалась, что разгрузочный документ, подписанный капитаном стражи, способствует договоренностям любого рода – для Висенны тут же нашлось место на пароме, отбывающем завтра в полдень в Темерию. Причем по сходной цене. Как ни крути, а знакомство с Анной уже обернулось для Висенны и приятным соседством, и прибылью. А веселый нрав этой бойкой женщины еще больше располагал к себе.
Когда же товары Анны были сняты с парома и погружены в повозку, крыши высоких домишек в Ринде уже окрасились в теплые цвета заката. Нужно было искать место для ночлега, благо деньги в кошеле Висенны еще имелись.

«Подозрительная корова» удивила своей чистотой, опрятностью и, по большей части, запахами еды, а не перегара и крепкого мужского пота. Трактир был купеческий, под вечер шумный. Здесь даже играла приятный музыка и миловидная девушка напевала незатейливую лирическую песенку о юной пастушке.
Усевшись в уголке, подле оконца, в которое сквозь недорогие, мутные стекла пробивались лучи закатного осеннего солнца, Висенна с интересом перевела взгляд на Анну, которой не понравился запах в опрятном трактире. Еще днем она заметила, что у этой молодой и не объемной в теле женщины порой возникала одышка, а бледность ее лица еще более усилилась, когда они со свежего воздуха вошли в душный от обилия народу трактир. Заметила, но промолчала. Тем более, что читая мысли Анны, она за весь день не заметила ни единого намека на ее нынешнее состояние – в голове ее были лишь плащи, перчатки, приемщики пограничной службы и некий Петро, которого портниха кликала «плешивым чертом». Неунывающая и добродушная женщина.
— За лошадь не волнуюсь – если и потеряется, то как-нибудь и сыщется, – уверила ее Висенна. Ей не впервой было не обнаружить свою лошадь на нужном месте, но на тот счет было припасено надежное поисковое заклинание.
Когда удалось дозваться трактирщицы, Висенна доверилась выбору Анны и попросила принести ей ту же луковую похлебку с краюхой хлеба, но вместо кваса – кружку воды, которая не потребовала дополнительной платы. Принимая заказ, худая женщина удивленно хмыкнула – просто воду в «Подозрительной корове», как и в любом кабаке, пили не часто.
«Поди денег нет», – настороженно подумала она, поглядывая на Висенну. И если бы не Анна, которую тут хорошо принимали, наверняка взяла бы эту посетительницу под бдительный надзор. А ну как отведает похлебки, а потом вывернет наружу пустые карманы?
Разубеждать трактирщицу не было смысла, тем более, что Висенну куда более беспокоила бледненькая Анна. Улучив момент, она порылась в своей наплечной сумке, разыскивая нужный пузырек с выжимкой подходящих трав. Он может пригодиться.
Похлебку подали ароматную и горячую, хлеб свежий, а воду чистую, но как и ожидалось – Анна есть не смогла, выронила ложку и зажала ладонью рот, борясь с приступом тошноты.
— Водицы испей, – Висенна придвинула к бедняжке свою кружку, а затем толкнула створку окна, чтобы впустить сквознячок. – Делай глубокие вдохи. Сейчас пройдет.
Она тоже глубоко вдохнула, показывая как надо и приободряя, пока наконец Анна не перестала переживать, что ее выворотит прямо на полированный сотнями локтей местных завсегдатаев стол. Тут все было ясно и так, но Висенна все же поймала ее запястье и ощупала пульс.
— Это не от качки на пароме. Тяжелая ты. Шесть или семь недель уже. Чтобы сказать точнее, нужно будет тебя лучше осмотреть.

Новость была встречена неподдельным удивлением – Висенна прочла это в мыслях, – Анна до того о своем положении не знала. Догадывалась, как любая женщина, в чреве которой уже начало расти дитя, меняя ее саму, но гнала мысли прочь. Потому, что вдова. Потому, что ребенок у нее от любовника, который едва ли станет ее мужем раньше, чем дитя появится на свет.
Висенна вместе с доброй женщиной искренне горевала – она не имела привычки судить подобные связи, особенно, когда те были продиктованы настоящими чувствами, – но в ней так же теплилась и толика счастья. Кметы часто были злобливы, завистливы и беспринципны; были заложниками своих же предрассудков и мнения толпы. Анна вполне могла захотеть выкинуть дитя и попросить помочь с этим, – молодые кметки часто отдавались горячим юнцам в полях, а потом тайно пробирались к знахаркам и умоляли тех избавить их от нежеланного ребенка, – но она этого не сделала.
— Будет тебе горевать, – негромко утешала ее Висенна. – В жизни случается всякое, но Судьба посылает нам лишь те испытания, которые мы можем пережить. И ты не отчаивайся раньше времени. Ведь для женщины, которая думала, что бесплодна, дитя – это подарок Небес.
Утешит ли это Анну? Едва ли. Слова не подействуют на нее так быстро, но со временем она смирится и примет свою долю. А пока ей нужно было выносить и родить. Незаметно, чтобы не попасться на глаза ни хозяевам трактира, ни его посетителям, Висенна влила в кружку с водой настойку с выжимкой из трав.
— Тебе нужно хорошо поесть. Выпей сначала это, – она вновь придвинула кружку с водой ближе к Анне. – Настойка поможет унять тошноту и понизит восприимчивость к раздражающим запахам.
«Пока это все, что я могу для тебя сделать».
Ели они в молчании – Анна была погружена в собственные мысли, вяло ворочала ложкой и часто вздыхала; Висенна не тревожила ее, с аппетитом управилась с луковым супом, оказавшимся вкуснее, чем можно было думать, и даже отпила пару глотков кваса. Сумерки уже начали спускаться на Ринду. Теперь в трактир из окон проникало не так много света и хозяева заведения зажгли свечи на большом подъемном подсвечнике по центру зала. Музыка стала живее, голоса громче. Веселье в трактире лишь только набирало оборот, но женщины уплатили за обед и поднялись наверх в снятую одну на двоих комнату. Здесь уже была заготовлена пара свеч – входили в стоимость комнаты, – но Висенна зажгла магический огонек, который поднялся под потолок и дал больше света, чем от десятка свечей.
— Не бойся, – ласково обратилась она к Анне. – Да, я чародейка, но я уже много лет занимаюсь только целительством и ты можешь довериться мне.
Огонек нужен был ей для осмотра, да и выдать в себе чародейку Висенна тоже не боялась. Возможно, так даже лучше – скрывать от Анны свою натуру она не хотела. От огонька под потолком отделилась небольшая, но не менее яркая искорка и повисла за плечом у Висенны, обмывавшей руки в тазу – вода, тара и даже ночной горшок здесь тоже входили в плату за комнату.
— Ложись на кровать. Постарайся расслабиться и ничего не бояться.
Храбрая кметка оказалась терпеливым пациентом – доверилась ей, стоически перебарывала страх и не издала ни звука. В ее мыслях Висенна читала, что она уже готова пойти на многое ради ребенка. О, как она ее понимала.
— Шесть недель, – завершив осмотр, объявила Висенна. – Плод закрепился хорошо и сейчас никакой угрозы для него нет.

Отредактировано Висенна (30.03.20 17:08)

Огонек под потолком медленно начал гаснуть – словно таять, – пока создавшая его чародейка скидывала обувь и подсумки с пояса, а затем истлел вовсе, просто исчезнув без следа. В комнате совсем потемнело – только свет уже вышедшей на ночное небо луны проникал сюда и позволял разобрать где кровать со свернувшейся на ней кметкой. Висенна легла рядом – кровать предупреждающе скрипнула, – и за неимением места, пристроилась вплотную. В тесноте, да не в обиде.
Из-за плеча Анны она смотрела в окно, где среди невысоких крыш проглядывался кусочек звездного неба. Портниха была лишь одной из тысяч людей, которые повстречались на ее пути за долгую столетнюю жизнь, но Висенне близки были ее чувства – и то, когда ты узнаешь о даре, которого не ждала, и растерянность от того, что не знаешь, как тебе быть дальше. Она повернулась на бок и погладила Анну по плечу, затем по голове, касаясь не по-кметски мягких и чистых волос; зашептала ей в затылок:
— Когда ты шила необычные платья, ты не боялась людской молвы. Ты сможешь пережить ее и теперь. Поэтому не теряй силы и смелости, которые всегда были в тебе. Ради него.
Ее ласковые, утешающие слова перешли в тихое бормотание на неизвестном кметке языке, и прежде, чем там успела заволноваться, Висенна прочла до конца усыпляющее заклинание и вновь погладила Анну по голове, погружая ее в сон.

***

Утро в конце лета было уже прохладным, поэтому, стоя на пристани, обе женщины зябко кутались в плащи, прощаясь и ожидая, когда на пароме прозвонит сигнальный колокол, призывающий всех пассажиров вернуться на борт. Лошадь ее уже была погружена в стойла на пароме, поэтому Висенна стояла налегке с одной лишь заплечной сумкой. Она уже отдала Анне небольшой холщовый мешочек с парой пузырьков – настойки, которые ей пригодятся на первых порах беременности, и инструкции, как оберечь плод, – по душа просила сделать для нее чуточку больше, чем для других. За ее доброту, отзывчивость и смелость. Висенна порылась в подсумке и достала оттуда кожаный шнурок, на котором сквозь проделанную дырочку был привешен плоский кусочек молочно-белого халцедона.
— Носи его пока не разрешишься, – она повязала подарок на шее Анна, крепко затянув узелок. – Он убережет и тебя, и дитя от бед.
На пароме звонко ударил медный колокол. Стоявшие на пристани поспешили взойти на борт.
— Прощай, Анна, – Висенна крепко обняла ее и, не удержавшись, по-матерински поцеловала в лоб.