Мой отец был моим героем. И это никогда не изменится.

   Отец ушел, видимо, ещё до рассвета и хоть на душе Рыски с того дня поселилась тревога, она не винила его в подобном поступке, как и всегда прежде, пытаясь отыскать оправдание поступкам любимого человека. «Он просто не хотел причинять мне лишнюю боль!» — Про себя думала Рысья, перебирая свои заготовки, дабы чем-то занять руки, — «аль боялся, что не сможет уйти!» — Слёзы, помимо её воли наполнили её глаза, скатываясь по губам и капая на засушенные травы.  — «Да... он просто не хотел уходить и...» — она не слушала слова Виславы, мол охотнику, что груз с плеч.
   Веры в мать больше не было, она обманывала Рыску все эти годы, а потому вполне могла обмануть и сейчас. Кметка качнула головой. «Нет», её ждала встреча с отцом уже этой весной, и только эта мысль, грела девочку, позволяя ей жить дальше. Отчим рассудил отдать её в жены и она подчиниться его воле, но не только потому, что жаждет обрести свободу, навсегда покинув душные застенки деревни под названием “Нижний Яр”, нет, а ещё и потому, что Рыска обязательно сбежит от своего суженого, прекрасно понимая, что жизни с нелюбимым ей никогда не будет. 
   — И чего он тебе наплел? Явился тут, понимаешь, тень на плетень навёл, а мне теперь что?  — Бушевала Вислава, но кметка все также молчала. Суждения её матери были такими же ложными, как и её лживые слова. Она не сказала даже родной матери о том, что её дочка родилась не от законного супруга.
   — И что? Пусть и казал, да не только ведь, делал тоже! А ты только врешь и врешь! Всё, что тебя волнует — это пьяных хряк, коего зовешь мужем! — Пощечина была звонкой и больной. Аж голова дернулась. Прикрывая рукой пылающую щеку, Рыска как могла боролась со слезами обиды и боли. Она словно примерзла к месту, не решаясь уйти, оставляя мать наедине с её мыслями.
   — Рыска...я... я не хотела, милая, я... — увернувшись от материнской руки, под гогот несносного младшего брата, она стрелой вылетела наружу, бегом направляясь в сторону единственного места, где чувствовала себя своей. Рыска бежала в лес, размазывая по щекам злые слёзы. Ещё никогда в жизни, она не чувствовала себя настолько здесь лишней, ненужной, и даже ненавистной. Даже тогда, когда мать её была на сносях, а саму Рыску выгнали в хлев, она не чувствовала себя такой чуждой собственной родительнице!
Вдох. Выдох. Рыска остановилась на небольшой поляне, где летом собирала травы, а сейчас...
   «Успокойся... ты всегда это знала», у Виславы другая семья, счастливая с правильным ребенком и любящим мужем солтысом. У Рыски тоже теперь есть семья, самая правильная для той, коя слыла для деревенских чудовищем. Она так скучала по своему отцу, что обрела его вновь, пусть и в ином обличье. Вислава же так боялась позора, что её страх привлек беду на белокурую голову женщины.
   «Я тоже была неправа», ей стоило поговорить со своей матерью откровенно, посмотреть ей в глаза, а не делать из Виславы врага, уже на первой минуте разговора. «Лучше вернуться, пока ещё есть возможность исправить сказанные слова», а уж до деревни Рыска добралась быстро, лишь на секунду замедляясь у третьего дома на околице, в двери коего настойчиво барабанил мужчина подозрительной наружности. Дверь отворилась, и на пороге возник стройные девичий силуэт. Милица — девчонка отдаленно напоминающую Рыску, если не считать глаз и округлость достаточно пышных форм — причину зависти со стороны всех кметочек.
   — Скажи-ка мне девица, где у вас здесь двор постоялый? — В голубоглазых очах девицы, зажглись коварные огоньки, как и большинство местных девиц, Милица просто бредила желанием сбежать под венец к какому-нибудь рыцарю.
   — А вы надолго в наши края? — Тоненьким голоском пропела она, отчего Рыска помимо воли скривилась, — на пару дней. — Сказал, словно отрезал незнакомец, поблагодарив Милицу и направляясь в сторону единственного на две деревни постоялого двора. «Хм...», Рысья хмыкнула, провожая взглядом односельчанку, да едва не сдержавшись дабы не скрутить ей шиш. Гость забытой всеми богами деревеньки, сразу не понравился прозорливой травнице.

Рыска хмыкнула. Чутье твердило ей, что от незнакомца стоило ждать беды. Нет, разумеется, что она знала — беды стоит ждать от мужчины любого, да вот только от этого, беды стоило ждать неминуемой! «Эх, лихо-лишенько! И что же теперь делать нам всем надобно?», защитников ведь в Яру Нижнем и днём с огнём не сыскать! Добрыми молодцами только сыновья кузнеца слыли, да куда им одним, на вояку удалого? Впрочем, может и действительно просто путник? Да вот только на душе так негоже скребли кошки.
   Кметы-то в этой деревне были простые, работящие. В поле работали, хлеб насущный добывали, детей растили. В будние дни работали, а в праздники песни пели, да плясали. Всё шло своим чередом. А тут – на тебе. Сначала Уршулка — девка глупая, со своим суженым сбежать собиралась, да в лапы к монстролюбам угодила. Теперь вот беда в иную избу постучала. Так, поди, и забудут кметы скоро про радость! Будут ухо своё востро держать, да на всех, аки собаки цепные бросаться! А мужик-то тот был неприятный такой. Глаз навыкате. Взгляд недобрый. Нос тонкий, острый — птице хищной подобный.  Не краше того монстра, коему отец её родный, голову давеча оторвал.
   Рыска выглянула из-за крыльца, обошла дом, прошмыгнула в соседскую калитку, да выскочила с другой стороны. Выскочила и обмерла — недалече притаился знакомый высокий силуэт, не узнать кой она не попросту не могла. «Папенька!», она хотела прыгать от радости. Налететь на него сзади и повиснуть на родной шее — именно так Рысья любила делать, когда был жив солтыс, коего девочка считала своим отцом. «Вернулся! За мной! Но...», он говорил, что не может забрать девочку с собой сейчас, а потому Рыска замешкалась, растерявшись от возможных причин его возвращения, но все же решив отложить оные на потом. «Не сейчас...», тихо, незаметно, как ей казалось, подкрадывалась она шажочками аленькими к цели своей неподвижной, намереваясь поймать отца, кой бдел непонятно за кем.
   А почему это, собственно, непонятно? Сложилось всё в голове кметской, словно после разгрома по своим местам. Не просто так отец в деревню их воротился, не просто так притаился в кустах на околице, да поглядывает в сторону дома Милицы! «Никак праведными мысли мои оказались? Никак действительно зло в деревню ногами своими пришло, да в дверь двора постоялого постучалось?», это точно был не тот разбойник, кой сбежал позорно после смерти ужасной твари. Нет. Ту морду Рыска на век свой долгий запомнила! Ту морду, она бы узнала даже из тысячи лиц!
   «А это кто-то другой, такой же недобрый!», иначе зачем ещё её отцу сидя в кустах кого-то караулить? «С топором!» — подсказал внутренний голос. «С топором...» — согласилась Рыска. Однако топор для её папеньки, он же как боевая сковородка для самой Рыски! Бережно хранимая в особом месте, после её приключений в деревне Буки.
   Пока думала Рысья — гадала, так к отцу незаметно и приблизилась, хоть и догадывалась где-то в глубине души, что приближение её не осталось незамеченным. Не глупой девицей была Рыска - травница из деревни Нижний Яр, да вот только странности предпочитала не замечать, стараясь не придавать значения, тем особенностям, кои так и бросались в глаза. Нет, она предпочитала ничего не замечать. Делать вид, что так и должно быть и люди тоже порой открывают чудовищам головы, и оправляются от тяжелых ранений, быстрее, чем иные коты.
   — Ты вернулся! — Она стояла за его спиной и при этом в голосе Рыски звучала такая неприкрытая радость, такой щенячий задор, что услышать его доводилось далеко не каждому. — Я так надеялась! Я... я уже соскучилась! — Пусть он вернулся ненадолго, пусть его путь в деревню лежал из-за того человека, но он был здесь и Рыска была счастлива.

Отредактировано Рыска (21.03.20 00:40)

Она была счастлива вновь его видеть, даже если после этого ему придется уйти вновь. В душе Рыски было немало сожалений, однако об одном она не жалела ни капли. О том, что встретила своего отца. Впрочем, кажется, что Ульвар был удивлен и растерян, видимо считая, что кметочка будет злиться. Наверное, и должна бы, да вот только Рыска зла никогда не держала, не помнила и оного не ведала. Особенно, когда рядом был её родный отец. Осебенно рядом с ним.
   — Я всё понимаю, конечно же понимаю, — она обнимала его так крепко, как уже очень давно никого не обнимала. Будь на то воля Рыски и девчонка сбежала бы с отцом, да хоть на самый край света, только вот воле его перечить не могла, а потому должна была остаться здесь. В деревне, дабы дожидаться спасительной весны и бежать от всего в сторону реки Понтар. — Я не злюсь, правда, папочка, совсем не злюсь... — да и разве могла она на него злиться? Скорее уж на себя, что не придумала способа избежать разлуки.
   — Это хорошо, он ведь нас видел, помнил. — Рыска была доброй, а сердце её чистым, да вот только лишь глупость могла позволить кметке считать, что коль единственный разбойник выжил, то больше он никогда не объявится. Вот что-что, а глупой рыска никогда не была. Коль уж жизнь свою спас — так и отомстить труда не составит. К счастью, уже никогда.
   — Я думала о том человеке намедни, гадала, куда же держать он свой путь станет. Предполагала, что в деревню нашу наведаться пожелает, да вот только надеялась, что убережет нас судьба-злодейка, а уберег ты. — Довольно уткнувшись в него носом, Рыска отвлеклась лишь тогда, когда заслышала стук кованных копыт.
   — Люди едут... — тихо отозвалась она, скорее даже для самой себя, чем для своего отца, — на двор наш постоялый, поди.  — Только вот что люду честному, да в пору не торговую в деревне столь отдаленной делать? — дальше Яра Нижнего, только заброшенный Яр Верхний, а там и до гор уж совсем малость, рукой подать. Разумеется, были деревни и дальше, там, за рекой Гвинлех, да вот только в такое время даже обозы ходили не всегда, а торговцы если и бороздили бесконечные леса Каэдвена, останавливаться предпочитали в местах защищенных, за высокими каменными стенами, да спинами городской стражи.
   — Тот мужчина, который пришел до тебя... странно, что он путешествует совсем один, да ещё и пешим ходом. — Многие не имели своих лошадей, даже её отец предпочитал уверенность собственных ног, но... что-то в этом человеке казалось Рыске слишком уж странным.
   — Пап, а когда ты нашел его, ну того, то желал смерти Уршуле, он был один? — Слишком уж все совпало, а, может быть, в Рыске просто никак не желал уняться любить отчаянных приключений? — В это время года, наша деревня редко привечает гостей, а потому и непонятно мне совсем, откуда все эти люди съехали и чего они, собственно, желают.
   Пока Рыска думала, да рассуждала, незаметно до самой себя дошла до постоялого двора, где остановился неприятный мужчина, и теперь находилась лошадь второго, оставленная хозяином у коновязи, подъедая четвертинку тюка сена. — А, может, и придумалось все мне. Товарищи старые встретиться здесь решили, а я уже в разбойники их записала, в помощники к тому, кто людей чудовищу скармливал! — Только вот чутьё, пусть и не наёмничье, а то до приключений охочее, подсказывало Рыске, что не просто так в Нижний Яр мужичьё незнакомое потянулось. Что не просто так, все странно совпало, а отец вернулся.
   — Пойдём? Хозяин двора постоялого должен мне за помощь мной оказанную, а ты, верно, голоден с дороги?  — Она была уверена, что всё так и есть, а ещё это будет поводом подслушать чужой разговор, что не будет лишним в столь странное стечение обстоятельств.

Отец её поверил и это стало для Рыски настоящим откровением. Сколько лет она жила в мире сплошной неприязни и недоверия, сколько раз пыталась уберечь деревенских от проблем, сколько раз спасала им жизнь... только вот паршивая овца все стадо портит, и этой паршивой овцой была она.
   «Раньше...», — отозвалось в мозгу навязчивая мысль, «так было раньше», а теперь она больше не было одна. Теперь у неё был отец и семья, пусть и где-то там, далеко, но семья... Её семья. Их с отцом семья. Рыска прекрасно понимала — она может не увидеть их никогда, однако сама мысль тешила уставший от всеобщей неприязни разум.
   В таверне на них смотрели во все глаза. Подавальщица, девка деревенская и Рыску хорошо знающая, даже поднос свой обронила, пиво пенное на пол расплескав. Один из завсегдатаев таверны, равнодушно поскреб щетину на своей щеке, хотя на самом деле внимательно прислушивался к разговору за соседним столом, кой облюбовал неместный.
Недавно прибывший же мужчина, попивал разбавленное пиво, сидя в одиночестве в темном углу таверны, он время от времени демонстративно поправлял перевязь с небольшим клинком. За соседним столом расположились кметы, которые обсуждали волнующую для всей деревни новость: вот-вот должен был пожаловать сам барон. Весть о его скором прибытии разнеслась два дня тому назад, и гостя ожидали через несколько дней, о чем повсюду и болтали.
   В Нижнем Яру и двор постоялый был соответствующий. Деревянные стены уже потрескались и покоробились, в воздухе стоял острый запах пота, плесени, застарелого табака и пролитого пива. Однако Рыске все одно нравилось это особенное место, собственно, как и люди его посещающие.
   Люди приезжие, как эти странные мужчины, почему-то сидящие по разные стороны разных столов. Предположения травницы не оказались верны, а вот слухи, кои после поползут по деревне — будут. Малиша — подавальщица, уже во всю крутилась рядом, то и дело норовя задать какой-нибудь невежественный вопрос. Глупая девица, да что она могла знать? Впрочем, здесь и без провидиц все было ясно — родственники они.
   Отец оставил свой щит у стены, Рыска привычно забилась в угол. Хозяин трактира присвистнул, да скрылся в дверном проеме, явно ведущем на кухню. — Не бывает в сем мире мяса вкуснее, нежели в нашем трактире. — Отозвалась Рыска, — при дворе постоялом хозяйство своё есть, вот и свежее всё всегда, ещё никто не жаловался. — А коль и бывали желающие, так на том заду и садились — почитаемым человеком был хозяин постоялого двора. Заказав жаркое, да медовуху с элем, кой для себя, Рыска прислушалась к чужим разговорам. Правда, мужики те и отвечали неохотно, словно лениво, словно не до вопросом им было.
   — Товарища из Куряк я жду, — отозвался тот, кой прискакал намедни, — обещал он мне работу, да вот только... — Рыска дёрнула плечом, мол чего не в Куряках свиделись, а на территории нейтральной? Такиеё стало быть, друзья. А что же второй? — Не местный я, мимо проезжал, да лошадь моя захромала. Вот и жду, покуда коваль ваш местный с подковами новыми совладает. — Ничего из этого не казалось ей подозрительным, да вот только оружие, кое при себе держали, на мысли иные наводило.
   «И чего бы это, коль времена неспокойные? Человеку честному, да на дороге тёмной всякое встретиться может!», и всё же на душе девичьей было до черта рогатого неспокойно. Заёрзала Рыска на дощатой лавке, да так, что чуть все занозы в места мягкие не собрала!
   — Думаешь, говорят они правду? — Спросила шепотом, взглядом подавальщицу наглую отгоняя. Нечего здесь уши свои греть! А то не знает её рыска и язык длинный такой, что сплетни аж до самого села доходят нередко. И дарма стараться будет Вислава, схожесть девчонки и наёмника - островитянина не заметит лишь слепой. — А эль у них все такой же гадкий... — вот что-то, а с выпивкой в трактире не везло, а потому своё приносить надо было.
   — Дерьмо! — Высказался один из приезжих, с такой силой чаркой грюкнув, что она едва не развалилась, — что за пойло у тебя, хозяин, что за мочу ослиную ты нам подаешь? — Посетители согласно загалдели, хозяин трактира нервно оттянул заляпанный передник. — Неси чего нам стоящего, покуда я тебе здесь все не разгромил! — Рыска усмехнулась на такую странную общность деревенских мужиков, что поддержать приезжего решили, а может и просто напиться.

Отредактировано Рыска (17.04.20 16:35)

В глубине души родилось сомнение. Похоже, что её отец абсолютно прав. Эти люди не были разбойниками, но и простыми путниками они тоже не являлись. Кто же вы тогда? — Этот вопрос пока ещё оставался без ответа, пусть Рыска и понимала прекрасно, что ничего хорошего сие явление её деревне родненькой не сулит. Мужчины чего-то выжидали. Люди подчинены единственной цели, стали рабами и поклонниками звона монет. Готовыми на все, ради получения выгоды собственной. 
   Зал трактира казался ей слишком маленьким для такой толпы. На заплеванном и замусоренном земляном полу практически не осталось свободного места, когда в таверну повалил люд, охочий до склок и шумных выяснений отношений. Скромная мебель, сделанная из грубо оструганных и сбитых наспех досок, затрещала под весом одного из мужчин, когда оный поднялся из-за своего стола, с вывозом глядя на её отца. Рыска спрятала взгляд в своей чарке, морщась от действительно ужасного эля, кой не стол и ломанного гроша.
   Гвалт притих, многие с удивлением уставились на незнакомца. Несколько слабонервных пареньков из тех, кто не являлся местными, поспешили убраться прочь, дабы не огрести лишнего, случайно попав под горячую руку. Слишком уж жутковат на их взгляд был пришлый выходец с островов, да и другие мужики не отличались мягкостью черт. — Сейчас ты не на островах, — отозвался тот самый приезжий, разводя руки в стороны, словно чувствуя поддержку со стороны, — а у нас в деревнях, за пойло поганое и метлой поганой погнать могут. Особенно, коль уж трактирщик совести своей не имеет, да  за подобную гадость в три дорого дерет! — Второй, ждущий товарища из Куряк, влез в разговор внезапно.
   — Оставь ты его, ну! Не видишь, что ли? С девкой он пришел, из местных, не портить людям вечер, мож и уберутся побыстрее, в сторону ближайшего сеновала. — Рыска поперхнулась, закашлявшись и заалев словно маков цвет. Будь её воля и визг “это мой отец” слышали бы даже в Яру Верхнем, да вот только имела ли она право выдавать материнскую тайну? Местные мужики похуже иных сплетниц будут, а сказанное здесь моментально станет достоянием всех деревни. Она качнула головой, потупив свой взор и все-таки промолчав, коль уж и суждено всем узнать, так пусть не из её уст.
   Подавальщица, до этого старательно имитирующая собой часть местного антуража, притащила очередной поднос: миска жидкой похлебки, пшеничная каша с жареным салом и луком, свиная рулька в пиве. Рыска открыла было рот, дабы возмутиться, она просила жаркое, но все же промолчала. Принесенное бестолковой девкой её вполне устраивало. Тем более что страсти в трактире накалялись, а она внимательно рассматривала второго участника некрасивой сцены.
   Слишком скользкий и внимательный взгляд, одежда достаточно комфортная для длительных верховых переходов, и сапоги. О, какие это были сапоги! Не иначе как шились под заказ, да аккурат для верховой езды! Рыска мечтательно вздохнула, у неё таких отродясь не было, да и незачем, коль уж ездила девка лишь для развлечения собственного, да и то покуда старая кляча мельника не издохла на исходе лета.
   — Коль не нравится вам моё пойло, так ищите себе другой трактир! — Трактирщик даже тряпку нервно бросил, сложив руки на груди, даже несмотря на то, что большинство мужиков смотрели на него без одобрения.  — Понаедут сюды отовсюду, а потом ещё умничают! — Толпы вновь загудела, а Рыска сделала очередной вывод: толпе неважно было кто прав, а кто виноват. Главное гудеть погромче, да надеяться на бесплатную выпивку. Впрочем, она не заставила себя ждать, трактирщик смычно сплюнул и во весь голос заявил: — бесплатное пиво всем местным! — Ждущий товарища из Куряк, да по совместительству обладатель сапог Рыскиной мечты, усмехнулся и покачал головой, в то время как второй, явно не собирался усмирять свой пыл.

Рыска надеялась, что ругань сойдет на нет. Она всегда надеялась именно на это, когда забивалась в самый дальний угол своего хлева, дабы не слышать, как её матушка до потери чувств грызется со своим новым мужем. Она не любила ссоры и конфликты и снова начала сомневаться в себе. Что она сделала не так, и почему этот человек так на неё злится? Каждый раз, когда отчим кричал на неё, срывая свой голос, единственным желанием Рыски было спрятаться и просто переждать бурю. Хоть под порожком, хоть в собачьей конуре, но...
   Сейчас всё было совсем иначе, сейчас с ней рядом был её настоящий отец, готовый вступиться за Рыску, по привычке втянувшую голову в плечи. Она не желала видеть как он дерется, но не потому, что боялась драк. Нет, кметка боялась, что ему причинят вред, ведь её отец наверняка ещё не оправился от страшных ран. Чудом было то, что он остался жив и двигался столь плавно, словно и не было ничего там в лесу. Словно это не он сражался с ужасающей тварью, а потом истекал кровью на её руках.
   Сейчас против Ульвара были двое и пусть всего лишь люди, однако оные тоже были способны на многое. — Не надо... — тихо прошептала Рыска, когда отец отошел от облюбованного ими стола. — Папа... — она злилась на себя за собственную трусость, злилась на мать за эту паутину лжи. Она могла бы всё объяснить этим людям, если бы не понимала, насколько сильно это навредить Виславе. Рыска молчала и ненавидела себя за это молчание, а потому произошло то, что произошло.
   Когда лицо говорившего поцеловалась с далеко не гладкой поверхностью стола, она вздрогнула. Отец травницы был зол, и Рыска вполне разделяла его чувства, сполна смешанные с ещё детской обидой. Когда же к разборками присоединился второй, девочка и вовсе взвизгнула от накатившего страха, однако мужчина в сапогах её мечты, оказался куда умнее, чем тот, кого силой удерживал Ульвар. — Оставь это, мужик, — проговорил он, одним глазом косясь в сторону немалого ножа, — выпил, взболтнул лишнего, да и будете тебе. — Первый же продолжал свои попытки. Он желал вырваться, но все его старания были тщетными.
   — Отпусти его. Никто и никому не желает зла. Мы просто решим свои дела и разойдемся... — отчего-то Рыска ему совсем не верила. Может, потому, что глаза его бегали в поисках решения, а, может быть, из-за того, что рука то и дела тянулась к своему клинку. Вполне возможно, что Рыску насторожили взгляды в сторону двери и окна, словно вот-вот в оную должен был войти кто-то, кто разрешит все проблемы попавших в беду мужиков.
   — Мы приносим своим изменения тебе и твоей...эээ... этой милейшей барышне. — Первый затих, видимо наконец-то понимая, что вырваться он сможет разве что по частям. — Отпусти его и мы проставимся. — Рыска хмыкнула, хозяин постоялого двора заподозрил неладное, сузив свои глаза, да задавая вполне понятный вопрос. — А чего это ты за него так впрягаешься, ась, коль не знаете вы друг друга, да пусть в разные стороны держите? — Присутствующие в таверне мужики согласно загалдели, они не заступились бы даже за соседа по улице, будь ситуация столь неоднозначной.
   — Взаимовыручка наёмничья и не иначе! — Донеслось откуда-то из толпы, и было тут же поддержано очередной волной голосов. — Да вы гляньте на них, ворюги подколодные и не иначе! — Донеслось из угла, где сидел тощий мужик в шапке из кролика, собственно местным заводчиком он и был, обитающим в соседней деревне. — Белки! — Высказался ещё один из местных, получив в награду хороший пинок под зад.
   — Ну, ты и остолоп, белки - это же ёльфы, а ёльфы они с ушами! — С ушами в таверне были все, не считая одного безухого конюха пострадавшего от зубов жеребца. Спор начался с новой силой, и продолжался покуда на улице не послышался топот конских копыт. Мужик в сапогах довольно улыбнулся, заметно успокоившись и вальяжно опустив руку на рукоять своего клинка.

Она слышала, как стучат копыта и судорожно пыталась подсчитать лошадей. Рыска боялась, но вовсе не за себя, а за своего отца, который оказался втянут в дела нехорошие из-за своей шилопопой дочери. Он уже успел схлестнуться с заезжими наёмниками, а теперь ему грозила куда большая опасность. Под рукой у Рыски не было даже сковородки, которой, в своё время, она весьма неплохо оборонялась.
   Впрочем, оставаться на своём месте девочка, всё же, не собиралась. Хотя бы потому, что привыкла защищать тех, кто был ей подлинно дорог. Ножи в трактире были старые, но добротные — иных здесь просто не водилось, коль уж имелся кузнец собственный, умелый, да рукастый. Именно он всю утварь односельчанам делал, а потому в добротности оных Рыска совсем не сомневалась. А вот в том, что сумеет его применить — да.
   В конце концов, человек — не птица, голову просто так не отрубаешь, да и горло резать — рука дрогнет. Тем не менее, нож девочка взяла, пробиваясь сквозь галдящую толпу поближе к своему отцу. Дверь дрогнула, потом ещё и ещё раз. Незнакомцы не особо церемонились с местными, первый же мужчина, который попытался выскочить на улицу, получил удар эфесом в лицо. Удар пришелся точно в левый глаз, рассек бровь и, кажется, даже что-то повредил, но Рыска так и не сумела узреть подробности — друзья быстро оттащили пострадавшего в самую глубь толпы, где вокруг него тут же запорхала подавальщица.
   — Эээ, мужик, ты не дури, а? Отпусти его, и мы поговорим, — кметка осмотрелась, никто из мужчин, стоящих позади первой тройки, не собирался убирать клинки в ножны. К сожалению, никто из присутствующих не был вооружен, не считая пару краснолюдов явно проезжающих по тракту в те самые Куряки. К счастью, в трактире было не настолько много места, дабы успешно развернуть самое настоящее побоище.
   —  Не верь ему! — Рыска оказалась достаточно близко, но все же предпочла оставаться за спиной своего отца. — Никто из них так и не сложил своего оружия! — Она была уверена, что все слова отца так и останутся для них просто словами, никто не спешил выполнять просьбы взятого в заложники наёмника.
   — А ну умолкни, ветрогонка! Без твоего ума разберемся! — Рявкнул тот, кто явно был у них главным, высокий и плечистый мужик, больше всего напоминающий Рыске медведя, даже бас имел подобно медвежьему реву. — Мы зла никому не желаем, пока... — прозвучало угрожающе, а вперед выступил ещё один, статью, прической, да повадками похожий на её отца.
   — Дай мне слово держать, с ним ты просто так не договоришься. — Рыска держалась ближе к отцу, пряча за своей спиной столовый нож. Толпа тоже зашевелилась, пропуская вперед тех самых краснолюдов, видимо решивших обозначить своё присутствие. — Ээээ... — подал голос трактирщик, — вы мне трактир-то не крушите, господа хорошие! Шли бы на улицу, да там клинками своими мерились!
   —  Впрочем, хватило всего одного взгляда ещё одного выходца с островов, дабы заткнуть трактирщика и вернуть его на место законное, — за стойку, разумеется.
   — Вымесок, не лезь куда не просят. — “Кинул” вдогонку наёмник, выступая вперед так, словно собирался подойти к её отцу вплотную. — Ты ведь понимаешь, что мы с лёгкостью им пожертвуем? — Рыска едва не сжалась в клубок, под этим пристальным взглядом голубых, словно прозрачных, глаз. А по её коже вновь побежали мурашки — А потом устроим здесь резню. — При этом он смотрел на неё так, словно именно с неё должно было начаться это ужасное побоище. От таких разговоров ей делалось страшно. Не зная, куда себя деть, Рыска тихонько всхлипнула, прекрасно понимая, что даже такому умелому воину как её отец не одолеть нескольких противников за один раз.

Рыска боялась, но отчаянно делала вид, что она такая же бесстрашная, как и её отец. Бесстрашная... колени кметки продолжили дрожать, а губы сжались в тонкую полоску. Она не верила в то, что сможет убить человека, и одновременно верила в это всем своим сердцем. Столь внезапно обретя отца, больше всего на свете она боялась вновь его потерять, а потому была способна на многое, даже превозмочь свой страх.
   Мужчина все говорил, и от его предложений девочек делалось дурно. Она понимала, что он играл, она часто видела подобное бахвальство.  Впрочем, тогда Рыска смотрела в окно, а не участвовала в браваде лично, пусть и стоя за спиной своего отца. Сердце отчитывало гулкие удары, которые отдавались у неё в голове, а зубы стучали бы, не стисни она их настолько сильно.
   Обмен любезностями закончился и внезапно начался бой. Она даже не сразу и поняла, так быстро умелые воины перетекли из одного состояние в другое. Отец Рыски вновь сделал практически невозможное, наколов двух взрослых мужчин на свой клинок, подобно тому, как в свое время её бабушка накалывала в блокнот редкие виды растений. Легко, словно мужчины были лепестками, а не телами из плоти и крови.
   Рыска вздрогнула, но от неожиданности, а не страха перед отцом. Она все ещё жалась за его спиной, доколе основная масса незнакомцев не рванула вперед, ведомая желанием стереть Ульвара с лица земли. Кметка взвизгнула, неожиданно для себя оказываясь на дощатом полу. Ушибленные колени отозвались болью, нож вылетел из её рук.
   Драка набирала обороты.
   С криком: “понеслась коса в гору!”, один из краснолюдов сплюнул аккурат перед её носом, ловко подставляя ногу бегущему в “свалку” наёмнику. Рыска поползла под столами, вновь становясь обладательницей своего ножа и пытаясь выбраться из этой кутерьмы живой.
Кто-то опрокинул её стол и кметка от неожиданности завизжала, совсем не по детски воткнув нож в стопу кого-то из дерущихся. — Курва! — Выругался мужчина и вскрикнул, когда нож вернулся к своей хозяйке. Она старалась ползти быстрее, петляя между дерущимися подобно молодому ужу.
   Хозяин постоялого двора, не прекращая, впрочем, причитать, разбил кружку о голову одного из вломившихся, чем заслужил от Рыски восхищенный вздох. Отца она не видела, но прекрасно запомнила его слова.
   Кто-то из присутствующих учился летать, причем явно не по своей воле. Закончил он свой недолгий полет прямо на столе, под которым пряталась подавальщица. Девица громко завизжала, куда громче, чем визжала Рыска. Кто-то орал неприличное, обвиняя присутствующих в многочисленных и беспорядочных связях, как друг с другом, а также со всеми родственниками до пятого колена, козами, лошадьми, ослами, хозяйственным инвентарем и колюще — режущим оружием. Дальше она уже не слышала, наконец-то выскочив в дверь, и убирая волосы с мокрого, от пота, лба.
   — Хорошая коня... — распутывать узел повода совсем не было времени. Подцепив кожаный ремешок рукой, она ловко оный обрезала, пусть и прикладывая силу, но зато быстро.
   — Скачи, ну же! — За первой лошадью последовала вторая, затем третья и четвертая. Гривы взметнулись, над деревней разнеслось ржание — лошади убегали из незнакомого и явно опасного места. — Ты что творишь, маленькая тварь?  — Рыска вздрогнула, но все равно дорезала повод пятой из лошадей. 
   —  А ну иди сюда, курва! — Мозолистая рука неожиданно схватила её за шиворот. В следующую секунду вторая рука уцепилась несчастной кметке в горло, сжимая оное так, что у Рыски сразу же закатились глаза. Её ноги не доставали до земли, а рука судорожно сжимали нож. Нож... блуждая где-то на грани своего сознания, она ударила напавшего рукой, не сильно, но достаточно для того, чтобы враз оказаться на земле. Рыска всхлипнула и закашлялась, судорожно ощупывала уязвленное горло. 
   — Ах ты, — от удара по лицу голова кметки дёрнулась, из разбитой губы капала кровь. Мир перед глазами поплыл, а весь шум, кой до этого различался четко, превратился в сплошную какофонию звуков.

Отредактировано Рыска (27.05.20 01:29)

Рыска совсем не слышала, как подошел её отец, лишь свернулась комочком, ожидая очередной болезненный удар. Разбитая губа горела огнем, и она плохо понимала, что именно сейчас происходит. Крики в таверне, гул от подков лошадей, шум собственной крови в ушах — всё смешалось, в одну сплошную какофонию боли, от которой было не закрыться и не убежать.
Рыска всхлипнула, отчаянно закрывая голову руками, когда услышала совсем рядом с собой шаги. Тихо пискнула, — прошу, не надо,
   — однако удар жестким носком сапога всё равно прошелся по её ребрам и рукам, — кметка взвизгнула от страха и боли, зажмуривая глаза и не желая оные открывать. Она даже вздрогнула от внезапного хруста, словно это ломались её кости, а не кости обидчика Рыски. Даже отползти в сторону совсем не было сил.
    Мужчина вопил, а Рыска дрожала, от не понимая, от страха разлепить глаза, от ожидания новой боли. Только вот боли не последовало, а крики мучителя лишь продолжались. Кметка не желала знать, что именно там происходит, она всё ещё не могла прийти в себя. Отчаянно пытаясь осознать случившееся и перестать бояться, Рыска разлепила глаза лишь тогда, когда услышала голос своего отца.
    — Папочка? — Она перестала жмуриться, наконец-то разжимая свой клубок и охнув от внезапно боли в руке. — Папочка, это ты? — Вокруг было немало крови, а ещё изувеченное дело её мучителя, чьи мертвые глаза казались рыбьими в свете едва пробивающегося из-за туч солнца. — Я...я...я отпустила лошадей, но он... — она не боялась смотреть на изувеченное тело, а глядя совсем не испытывала жалости. Этот мужчина с легкостью бы отнял её жизнь, не вмешайся отец Рыски вновь.
   — Я ударила его...и... — голос дрожал, совсем не слушаясь, свою юную хозяйку. — Спасибо! — рыска хотела бы повиснуть на его шее, да вот только ребра отозвались резкой болью. — Если бы не ты... — но обнять отца крепко — это совсем не помешало. Вдали послышались голоса — то местное мужичьё, прознав о забавах на дворе постоялом, уже спешило присоединиться к веселью, кто с вилами, кто с дрыном, а кто с топором.
   Внезапно в окно вылетел краснолюд, пролетев ещё добрые пол метра, да на удивление приземляясь аккурат на точку пятую. — Едрить вас паскуды! — Выругался он, шустро поднимаясь на ноги, да вламываясь назад уже через дверь. За ним, словно утята за матерью уткой, косяком повалил остальной народ. Крики в корчме усилились, а потом сменились уже ликованием — то деревенские приветствовали своих. — Пойдём отсюда? — Предложила кметка, не желая возвращаться в корчму после всего случившегося, да и делать там явно будет нечего ещё несколько дней.
   — Вот сюда... — в родной деревне Рыска знала каждую тропку, а потому с легкостью вычислила оную под слоем пожухлой травы. — Там есть родник, я... я хочу смыть кровь, да и тебе не мешало бы умыться. — Появляться в таком виде дома — лишний раз нагнетать обстановку, оная и так была накалена до предела, а после появления отца так, вообще, мать Рыски словно сошла с ума, постоянно напоминая девочке, что её могут забрать. Отчим же был смущенной ситуацией иной, да боялся, что кметка сбежит из дома с каким-нибудь юнцом.
    — Вот сюда, в яр. — Осенью вода была особенно стылой, зато отсюда на версту пахло свежестью и прохладой. — Пущай сами с разбойниками разбираются, главное, чтобы из куряк никто новый не прибыл. Вдруг, они лишь ждали подмоги? — Мужичье деревенское было здоровое духом, да совершенно неумелое в деле военном. Одно дело рубить головы курам, да гусям, а совсем другое человеку — тут и сноровка нужна и сила, да и стоять жертва спокойно не будет.
   — Они только так и могут, толпой, да под конец драки кулаками помахать. — Деревенька у них была тихая, достаточно мирная, да в глуши такой, что не каждый обоз сюда по весне добирался.  — Как дела за важным станет — никто отпор дать не способен. — Разве что кузнец, да сыновья его ладные, да вот только много ли они сделают, когда против них будет толпа с оружием?

Она покачала головой, давая понять своему отцу, что совсем не напугана случившемся. Слишком чутко рыска чувствовала его переживание, слишком хорошо понимала, что именно должно было её напугать. — Я тебя не боюсь, и никогда не буду бояться! — Она видела немало зла в своей жизни и порой оное обретало совсем причудливые, да необычные формы. Только вот её отец — это не зло. Её отец — это внезапно обретенное счастье.
   Вода из родника холодила. Рыска сделала глоток и зажмурилась, когда холод неприятно прошелся по её зубам. — Ты...ты уходишь? — Стоило признаться хотя бы самой себе, Сальдис верила, что её отец наконец-то решился остаться. Остаться с ней, здесь, а потом они бы ушли в море, туда, где его родина и туда, где родина её предков, но... правда была в том, что  все и всегда от неё уходили.
  Сначала бабушка покинула этот свет с миром, потом от болезни слёг названный, как оказалось отец, добрая чародейка оставила её здесь так же, как оставила и другая, к которой Рыска успела уже прикипеть. Теперь же её оставлял он. Склонив голову, дабы Ульвар не видел её слёз, она кивнула, хмурясь изо всех сил. Не плакать. Он говорил, а она запоминала. Улавливала каждое слово, сохраняя в памяти, словно самый великий из всех известных скарбов. Она — дочь Скеллиге и она будет сильно, для того, чтобы выжить.
   — Наш уговор... — непривычно серьёзно говорит Рысья, хмуря темные брови, — я приду. В тот порт на реке Понтар. По весне, как и обещалась. — Совсем скоро её жизнь должна была измениться на совсем, но Рыска ещё о том не знала, а потому переживала девочка искренне, совсем не понимая, пошто эти наказания ей. — Я буду там, чтобы не случилось. Я приду, но и ты приди... — она собиралась сбежать и её побег, в каком-то смысле, будет весьма удачным.
   Рыска Вольская, дочка солтыса Нижнего Яра, желтоглазая ведьма и травница в двух селениях, сгинет в пасти кровавого зверям. Обоз, с коим Рыска будет следовать к своему суженому, будет разорен, а все сопровождающие растерзаны, включая и саму Рыску.  Мать оплачет её и похоронит в пустой могиле, отчим вздохнет с облегчением, а вся деревня, на удивление, будет по ней тосковать. Единственная подруга Уршула возложит на могилку цветы, а после назовет дочку в её честь, да вот только самой Рыске до того уже не будет никакого дела.
   Слишком много она натерпелась за всю свою жизнь, а потому исчезновение, станет для неё освобождением. Возможно, что до наёмника дойдёт печальная весть, а, возможно, что её настоящий отец не будет знать о случившееся с кметкой бедой. В этом мире было возможно всё, кроме спокойной жизни для них прямо здесь и сейчас. — Какая красота... — она понимала, почему именно такая брошь, и почему янтарь в желтом отливе глаз.
   — Я сохраню её и буду всегда помнить... — а расставаться... расставаться, конечно же, не хотелось. — К сожалению, у меня совсем нечего тебе дать... — Рыска не носила кулонов, колец, да украшений прочих. — Но... но я хочу, чтобы ты знал, что бы не случилось, и что бы ты однажды не совершил — я всегда буду на твоей стороне и ты можешь рассчитывать на мою помощь, на мою протянутую тебе руку в любой, даже самой страшной беде. Как говорила мне моя бабка: “родная кровь - не водица”, а мы с тобой люди родные и нет в этом мире для меня никого родней.
    Возможно и не нужны ему были те откровения, однако Рыска понимала — отец должен знать правду. — Я буду тебя ждать, папа, — объятья стали крепкими, а слёзы таки пролились, — а ты обязательно приходи. — Она не просила его возвращаться сюда, как чувствовала, что не быть ей скоро на своём месте. Однако просила Ульвара сдержать данное ей слово, явится по весне в тот самый порт на реке Понтар, в то самое место, где все началось. — Я буду скучать по тебе и помнить... — холодный поцелуй обжег мужскую щёку, Рыска понимала, что лучше уйти сейчас, покуда желание побежать за ним следом не перебороло разум и весь здравый смысл.
   — Я не говорю тебе прощай, но скажу: до встречи. — Зима будет долгой, но она не будет вечной.