Сложно сказать, когда она поняла, что все поменялось. Тогда ли, в последнюю встречу, когда они вновь разошлись своими дорогами? Или в день, когда она открыла глаза, и поняла, что не видела его годами? Или тогда, в госпитале, когда впервые задумалась, узнает ли он о том, жива ли она?
Когда Йеннифэр осознала, что больше Геральту не нужна?
Возможно, в моменты слабости, в темные одинокие вечера, которые уже не хотелось разделять со случайными мужчинами и женщинами, Йеннифэр впервые стала задумываться о том, что конец их нелегких, больных, засевших в сердцах и душах невидимыми стрелами, отношений уже близок. Что не встретятся они вновь - как обычно, случайно, а если и встретятся, то пройдут мимо, не уделив даже друг другу случайного взгляда. Что не разделят ни блюда, ни постели; она не услышит его историй, а он не узнает ее новостей.
Никогда разочарование не подступало к ее горлу так мучительно. Ранее, всегда было что-то другое: злость, наверное, которая твердила: "Ну и не надо!"; надежда, тлевшая, что однажды их пути пересекутся вновь. Предчувствие: слабое, бледное, трясущееся на морозе посреди ночной темноты, что однажды из-за высоких крон леса выйдет, наконец-то, солнце.
Согреет.
Спасет.
Йеннифэр смотрела на Риту, ожидая, что та отчитает, обругает - кого, не важно, - или просто нальет вина, и таяла на дне фиалковых глаз со вкусом вина ее вера в лучшее будущее. Пусть их пути встретились вновь, и пусть скоро начнется лето, обида терзала ее изнутри: хитрой змеей обвивала внутренности, сжимая все сильнее, кусая все больнее.
Она никогда не хотела быть второй.
- Помогу.
Йеннифэр отвернулась. Слабость ли это, всегда идти на зов туда, где тебя не ждут. Чувствовать себя жалкой, безвольной - по кому потоптаться не преступление - было для нее невероятной новостью, от чего становилось еще больнее. Но она не могла не помочь, не могла оставить другого человека в беде. Не Геральта, он тут был почти не при чем. Ту, другую. Никого все подвели, и у кого не осталось больше надежды.
Она не знала ее, но не могла бросить даже не видев ни разу. Путанные слова размашистого почерка ведьмака - не в счет. Он ведь совсем о другом.
Рита понимала ее без слов. Они выпили, еще больше заливая гнев и злобу, которая, как броня прикрывала Йеннифэр безотказной защитой, и теперь распадалась на кусочки на глазах у госпожи ректора. Она чувствовала себя голой посреди целого мира, бросавшего в нее камни, и ничего не могла сделать, потому что даже у самых сильных женщин есть свои уязвимые точки.
Но Рита не стала ее осуждать, как и не стала оправдывать. Говорят, мы все стелим себе постель, и Йеннифэр свою уложила давно. Когда хотела сделать из ведьмака человека; когда не могла отказаться от стабильности в угоду неизвестности; когда не захотела, да и не могла, признавать ошибок. Она все решила сама.
- Джианкарди всегда отличался, кхм... - Йеннифэр на мгновение задумалась, подбирая слова, но опьяненный и расстроенный мозг отказывался генерировать искрометный юмор и уморительные аналогии. - ...хм, странненьким.
И, тем не менее, она поднялась, покачнулась с такой амплитудой, что едва не улетела обратно на подушки. Подойдя к письменному столу, она тяжело на него облокотилась, понимая, что тот прыгает у нее под руками.
Прочитав послание Риты вездесущей Трисс, которая к сожалению, или счастью, никогда его не прочитает, Йеннифэр рассмеялась, и со всей оставшейся грацией скользнула в освободившееся ректорское кресло. Перо, привычное и удобное, норовило то и дело выскочить из рук, а в чернильницу наконечником чародейка попала только на четвертый раз.
- Госпожа Меригольд, - диктовала она вслух, пока Рита добывала вино для продолжения банкета, - прошу прекратить все, что Вы делаете, и немедленно отправиться на прием к королю помойных крыс. - Йеннифэр пыхтела, закручивая очередную букву смешной закорючкой. - Ему, как доносит разведка, требуются сотрудники на мойку сточных канав, и Ваши таланты предательства, подлизывания и всеобщей мразотности подойдут как нигде более. Не забудьте нож для удара в спину, потому что у Вас это так прекрасно получается, что ему хочется придушить вас прямо на месте.
Чародейка выдохнула, вдохновляясь, и даже улыбнулась написанному, хоть и понимала, что чуши, которую она переносила на бумагу, мог бы позавидовать даже Лютик, пытавшийся оправдаться перед мужем очередной пассии.
- Господин Геральт. - голос чародейки не дрогнул, а лишь напрягся, будто она уже прекрасно видела перед собой его лицо, и готова была высказать ему все, что у нее накипело в душе, но неожиданно осеклась. Безлико посмотрев на бумагу несколько долгих минут, она мотнула головой, сбрасывая наваждение. - А Вам, господин Геральт, мой дорогой, любезный друг, - Йеннифэр оборвала себя, - нет. Не так. Мой. До-ро-гой, лю-без-ный дружище! - она зачеркнуло предыдущее слово, и вырисовала новое, более, по ее мнению, подходящее. - Желаю отморозить себе яйца! Да и башку твою дурную тоже! Да и член пусть у тебя отсохнет, чтобы перестал трахать все, что движется, и начал думать головой, а не мошонкой!
В сердцах Йеннифэр даже забыла записать последние слова на бумагу, и сунув перо в держатель, скомкала пергамент, подбросила в воздух, и подожгла прицельным фаэрболлом размером с ноготь мизинца, в удивлению, даже не начав пожар.
- Знаешь, - сказала она, повернувшись к подруге, когда пепел крупными лохмотьями приземлился на стол, - а ведь помогло. Возможно, после сегодняшнего вечера мне захочется прибить этих двух чуточку меньше.
Йеннифэр сделала большой глоток прямо из горла бутылки, которую ей протягивала Маргарита. То, насколько глупо и странно она выглядела, какую бессмысленницу несла, и какой злой и жалкой одновременно выглядела, заставило чародейку хоть немного собрать себя в кучу. По крайней мере, свои мысли.
- За друзей. - Йеннифэр подняла бутылку в воздух, салютуя Маргарите. - Тех, кто не предает.
Отпив, она протянула вино обратно подруге. Йеннифэр знала, что никогда и ни на кого не променяла бы Риту после стольких лет дружбы, и пришло время ей тоже об этом знать. И не потому что Трисс поступила по-свински, и не оттого, что все летело к черту. Рита была той, к кому Йеннифэр не боялась прийти в любом виде. Даже таком, в котором находилась сейчас.