Времена менялись, а жизнь в Белом Яру шла своим чередом. Села, казалось, не коснулись ни война, ни голод, ни иные беды, постигшие Север. Работа здесь спорилась, люди жили зажиточно, а под канун наступления нового года, как повелось, раскинулась-разгулялась широкая ярмарка. Кто-то издалека прибыл и товары привез диковинные, кто-то достал местные наливки на можжевельнике да морошке и торговал теперь ими, а кто-то только-только лотки свои ставил, ругаясь да на то матерясь, что все лучшие места давно уж другие торговцы заняли. Конечно, не обходилось и без ворья да пройдох, норовивших чужое добро аккуратно сбагрить из-под полы. За ними, правда, следила стража, что в дни ярмарки барон Бирон предпочитал усиливать, но разве приметишь каждого? Да и о каком порядке речь, коли кругом предлагают яства да выпивку, а на площади нет-нет да устроят какое гулянье с песнями, прибаутками и боями кулачными.
В прошлом Радомир частенько бывал на подобных ярмарках. Гулял, кутил, пробовал сахарные яблоки в меду да горячий сбитень, но прошло с той поры десять лет, и былые радости перестали казаться такими уж соблазнительными. «Что они мне, эти яблоки?» - рассуждал баронский сынок, пропихиваясь сквозь толпу к угощению, да надеясь на то, что припасенных денег хватит на баловство и цацки для Рыски. Конечно, там, в заплечном мешке, лежало кое-что на продажу, но, чтобы продать, следовало сыскать покупателя, а всякие нечестные на руку люди на глаза, как на зло, попасть не спешили. Да и, признаться, не больно хотелось сбывать добро перекупщикам. «Они и не заплатят по-человечески! Правда, что ли, сходить к корчмарю? Поди и не протолкнешься». Выпрямившись, Бирон глянул на двери заведения знакомого, но тут же и отвернулся, сообразив, что и помышлять не стоит. «Значит потом. Может быть, в другой день. Ну или, хотя бы, позже». Обернулся охотник на голос очередного зазывальщика, приметил, куда пошел, а там уж и очередь его подошла. Купил яблоко, прикрыл ладонью да и протолкался обратно к Вольской.
- На вот, держи, - так произнес, вручая подарок, - да, смотри, не обляпайся. И за добром своим следи лучше. Я сейчас еще отойду, а ты здесь меня подожди, хорошо? Я быстро вернусь.
Потрепав девицу по волосам, развернулся Бирон да и скрылся в толпе. Рыска только и могла видеть, что волколачью макушку да его смоляные кудри. А потом и те скрылись – наклонился Радомир, отвлекся на свои дела ярмарочные. К кметке же, что одиноко стояла, подъехал молдодец-удалец на статном белом жеребце. Да и ладно бы один – свита за ним подтянулась. Первый – в шапке собольей, со взглядом хищным, второй и третий – видно, что воины, но и те непростые, с гербами, со знаменем. Кметы, что процессию приметили, так и замерли, дела свои побросали, принялись кланяться, одной желтоглазой невдомек было, что делать следует. Как стояла с прямой спиной, так и осталась стоять. Мужик, что молодца сопровождал, замахнулся на нее плетью, проучить желая, да только кнут лишь по воздуху щелкнул, ибо возник между Рыскою и обидчиком волколак.
- Не тронь ее!!
Глаза сузились, выражение лица злобно-волчьим сделалось. Напрягся Бирон, оскалился внутренне. Продолжи мужик, и точно стянул бы его с коня, но хмырь знатный от наглости такой растерялся немного, опешил, а после уж и господинчик молоденький обернулся, решив вмешаться.
- Оставь их, Войцек! – улыбнулся и распорядился, руку подняв, - Пусть празднуют! А нам некогда здесь задерживаться.
Пришпорил коня да и был таков. Следом же и свита его исчезла, и лишь названный Войцеком напоследок так посмотрел на охотника, точно проклясть пытался или лицо запомнить. Радомир потупился и поспешил отвернуться.
- Вот курва! – выругался, стоило господам отъехать, - Что ты им сказала такого? Знаешь хоть, кто это? Это Бронислав. Третий сын барона Бирона, а с ним псы его верные. Войцек - главный над челядью. Вот если есть звери с лицом человеческим, то он среди них едва ли не первый. Ну да ладно, пронесло, вроде бы. Бронислав зла держать не привык да с людьми обычно по-доброму. Не на наследника, чай, напоролись. Ну пошли. Заглянем в трактир, поспрашиваем, что слышно в округе. Или хочешь еще по ярмарке походить?
Сунул Бирон в карман какой-то маленький сверток, а после развернулся да направился прочь от дороги. Вот только, пока шел, все оборачивался, надеясь снова увидеть баронского сына. «Вырос ты, братец. Совсем взрослый стал».

Радомир и правда думал в трактир пойти. Ему, чтобы про шайку убитую разузнать, требовалось слухи собрать, а где еще их искать, как не там, где народ подвыпивший собирается? По уму-то еще чего заподозрят местные, коли начнешь расспрашивать, а за кружкой эля, что в голове крутится, то и на язык просится. Главное только слушать да направлять в русло нужное. Правда, в подобном деле баба – человек лишний, но после случившегося охотник Рыску одну не хотел оставлять. И отпускать не хотел, признаться. Так следом и поволокся, покуда девка его не одернула да не наказала на месте стоять. Впрочем, даже оставшись на площади, Бирон видел, куда завернула Вольская и, случись задержаться ей или в беду попасть, успел бы прийти на выручку. Вот только в этот раз обошлось. Воротилась кметка, не успел оборотень и забеспокоиться. Воротилась да сумку с собой притащила набитую. Радомир первым делом подумал помощь свою предложить, но, сложив одно и другое, рассудил, что тут подарок готовится. Улыбнулся довольно, фыркнул и на том отвернулся, радость пряча незваную. Тогда лишь снова поймал взгляд девичий, когда Рыска заговорила про травника.
- Ну пойдем сходим, - так отозвался Бирон, осматриваясь да пытаясь разглядеть над головами гуляющих заветную вывеску. Помнилось ему, что где-то рядом должны быть лавочка, но, как на зло, если что в глаза и бросалось, то только флигели, на крышах стоящие, да цветастые платки бабские, по случаю праздника из сундуков вытащенные, - направо нам вроде. Дай-ка руку, а то в толпе потеряешься, и ищи тебя потом до заката. Что насупилась? – Правду же говорю! Смотри, сколько людей, и все прибывают. Как знал, раньше надо было идти!
Тут уж сынок баронский недовольно скривился, но раздражение свое ни на ком срывать не стал. Во-первых, рано поутру они вышли и лишь потому застряли, что он, охотник, не рискнул оборачиваться да нести Вольскую на спине; а во-вторых, невелика была и проблема. «Ну люди, ну ходят. И что?» Вспомнил Бирон, как в прежние времена сам кметов плетьми разгонял, когда хотел чего получить поперек других, но теперь мысли эти ничего, кроме неудовольствия и не вызвали. «Молодой был, дурной, да никакого умельца на меня не нашлось. Войцек и тот только перед слугами зубоскалить может, а как барина видит, так сразу хвост поджимает. Мразь лицемерная!» Фыркнул Радомир да, поймав ладошку своей попутчицы, потянул кметку в сторону лавочек, но, не добравшись до травника, остановился возле лотка с платками пуховыми да изделиями вязаными. В основном, конечно, носки продавала баба, но попались среди всего прочего прелестные рукавички. Белые, точно первый снег, маленькие, как на младенца, и на ощупь такие мягкие. Можжевельник еще был вышит на них. Не будь это ярмарка, так бы мужчина и мимо прошел, но, раз уж взгляд упал, надо брать, пока другой кто не расхватил. Благо, кое-что продать удалось из трофеев охотничьих, а потому и деньжата имелись.
- Эй, мать! Почем рукавички?
Мнение Рыски Бирон, конечно, не спрашивал. Итак знал – понравятся. Видел, как загорелись глаза желтые, ясные. Может, конечно, не на рукавички а на платок какой, но уж в этом деле оборотень не смыслил. Ленты вот мог подобрать. В кружевах понимал немного. А в платках… В платках нет. Ничего не смыслил. Ну да девица и не просила. Молча стояла, да в мыслях своих витала. Как купил Радомир рукавички, так и пришлось даже одернуть Вольскую.
- Раз уж видела, все равно сюрприза не выйдет, - произнес охотник и, поймав ладошку кметкину, натянул на нее свой подарок, - вторую сама наденешь. А то пальцы-то заледенели совсем. И к тулупчику твоему, смотри, в самый раз.
Рыска аж растерялась, и в растерянности своей такой показалась невинно-хорошенькой, что Бирон не удержался, наклонился да и поцеловал девушку в сахарные уста. Легко, невесомо, торопливо, точно украдкой, а там уж, смутившись, обругал себя на чем свет стоит да и зашагал прямиком к лавке травника. «Глядишь, и мне чего сыщется, чтобы лапы не распускал да пасть не тянул. А то ишь! Обрадовался да размечтался!»

Лавка травника встретила Радомира с Рыской теплом да всевозможными ароматами. От обилия оных мужчина даже зафыркал по-волчьи, закашлялся, но быстро взял себя в руки, натягивая на нос массивный шарф, кметкой вывязанный. «Вот зарраза! Этак и помощи с меня никакой не будет! Но уж пришел». Хмыкнул оборотень, от двери отклеился да поволокся по лавке, рассматривая товар. Небольшая она была, да и выбором щедрым не отличалась, но кое-что любопытное Бирон все же приметил. Продавал мужик не только мяту да зверобой с иван-чаем, но еще и то, что против Зверя работало. Может, конечно, всегда аконит держал для целей каких врачевательных, но раньше баронский сынок отличался беспечностью, а теперь вдруг сделался подозрительным – чудным ему ассортимент показался. Отойдя подальше от корня злосчастного, наклонился он было к Рыске, чтобы ее о траве порасспрашивать, но тут уж торговец в дело вмешался, да так, что обоим его покупателям пришлось покраснеть. Радомир даже выругался себе под нос, не зная, что и сказать. Он-то думал, что идет за снадобьем от простуды, а на деле вон оно как! Усмехнулся мужчина, качнул головой.
- Ты бы хоть предупредила, что ли, - беззлобно обронил он, стоило мужику скрыться в подсобке да зашуршать мешками, - я бы хоть за дверь вышел. А теперь буду знать. Тьфу ты, курва!
В чем, в чем, а в таких вот вопросах Бирон истинным был мужем. Знал, конечно, откуда дети берутся, но почитал, что это дело сугубо женское: рожать да беременеть. Понимал, что есть специальные снадобья, чтобы плод вывести, да про заговоры ведьмины слыхивал, но одно дело просто знать, а другое самому становиться свидетелем. Тут как-то неловко делалось, неудобно. Да и не думал охотник с желтоглазой девкой в постель ложиться! «Да, да. Индюк тоже не думал, а в щи попал…» - Радомир нахмурился да покачал головой, тряся смоляными кудрями, - «Но да права ты, Рыска. Где один поцелуй, там и два. А где два, там и до койки недолго. А с моими страстями и вовсе рукой подать. Вот только не будет с того добра, и травки твои тебе не помогут. Не нуждаются покойники в снадобьях, а мертвецы детей не рожают». Вздохнул волколак, стянул шарф свой да принял из пальцев Вольской пахучую веточку. Принюхался, сосредоточился. В лавке травника то дело, конечно, было нелегкое, но да Бирон управился – почувствовал мятный шлейф, едва уловимый, да тот аромат эфирный, что лишь у годных припасов мог сохраниться.
- Хорошая, - так объявил, возвращая девке ее добычу, - вон та трава тоже хорошая. Это я и глазами вижу. А вон те листья… Дай-ка парочку мне сюда.
Ткнул мужчина пальцем в мешочек, что ему показался смущающим, да, подхватив тройку листиков, долго крутил их в пальцах, разминал, нюхал, присматривался. Не был он, конечно, толковым травником, да вот только торгаш сам парочку сладкую выручил – отобрал мешочек у Бирона, заворчал да другой в руки сунул.
- Вот, берите! Да убирайтесь! Всю торговлю мне отобьете! А ты, мамаша, чего это роешься там, куда руки совать не положено?!
Радомир фыркнул, дал Рыске за «добычу» ее заплатить, да, выйдя, поплелся к трактиру, где народу было не продохнуть. Поначалу охотник подумал, что это в холоде дело, но, как подошел ближе, услышал, как музыка разливается, и так девица сладко пела, что заныло что-то в баронской душе, заплясало, отозвалось. Притянул Бирон к себе свою Рыску да и обнял, прижимая спиной к груди.
- Не пробьемся, - так рассудил, утыкаясь носом в кметкину шапку, - а и пробьемся, ничего не получим. Тут на выезде из села еще один есть. Туда потом и направимся, но пока давай постоим, послушаем. Али в конец околела да не жалуешь такой музыки?
Ответила Вольская, улыбнулся ей волколак. Замер, застыл, закрывая кметку от ветра, от мороза да от людей и долго бы так стоял, наслаждаясь, если бы из трактира вдруг не выкатилась все та же компания с Войцеком во главе. Разве что, Бронислава не было с ними, ну да легче-то оттого не делалось. Бесцеремонно отпихнув какую-то бабу, баронский служка спустился с крыльца да прошелся глазами по всем присутствующим. Не желая вновь разговор сводить, поймал Бирон ладошку Рыскину да повел несчастную прочь от трактира да музыки.
- Принесло урода! Не иначе, как глаза наливать ходил! Будь не ладен! Ну да ладно, леший с ним, заходи, - отворил Радомир дверь корчмы, как до нее добрался, да и следом за кметкой внутрь вошел, - садись вон иди за стол, я нам сейчас поесть чего принесу да выпить. Ты хоть пьешь чего алкогольное или не крепче чая?

Усмехнулся Радомир в ответ на слова Рыскины. Понравилось ему, как девица на вопрос про выпивку отреагировала. Сразу вскинулась да приосанилась. Кабы шапку свою снять не успела, так бы и натянул охотник ее девице по самый нос, но в раздевании Вольская прытче его оказалось, а оттого так и ушел Бирон к стойке трактирной, ничего не сделав. Бросил только несколько слов необидных.
- А мне-то откуда знать? Мы с тобой и знакомы-то пару недель всего.
Сказал да и скрылся с глаз. Протолкался через толпу, устроился возле трактирщика. О чем, они говорили, Рыска слышать, конечно же, не могла, да только воротился волколак быстро да принес на подносе парочку кружек эля, рыбку к ним вяленую да сухари чесночные.
- Нету у них вина, - так объяснил, ставя свою добычу перед девицей да скидывая на лавку дорожный плащ с сумками, - было да сплыло, а тем, что осталось, только свиней поить, и то наверно срыгнут. Так что пей, что есть. Скоро картошку еще принесут да тушеные овощи. Поедим, с трактирщиком потолкуем да и пойдем назад. К ночи как раз доберемся.
Радомир прервался. Сделал пару глотков напитка своего пенного, а потом потянулся к рыбе, принимаясь с нее чешую счищать да отрывать провяленные кусочки. Будь он один, предпочел бы сразу в рот отправлять добытое, а так все больше Рыске под нос совал, чтобы не приходилось девице ковыряться с делом неблагодарным. Ему-то оно попривычнее было, а старостина дочка на то и старостина дочка, чтобы сидеть, красоваться да соловьем заливаться. Благо, болтать желтоглазая завсегда гораздо была. Вот и сейчас не подвела. Только начали пить, а она сразу взялась прошлое поминать. Улыбнулся Бирон себе под нос, усмехнулся.
- Не так уж и часто, - проговорил, на вопрос отвечая, - обычно летом или по осени, когда ярмарки разгораются урожайные. Зимой да весной все больше со шкурами, если добыть чего удается. А раньше часто бывал, конечно. Сбежал я отсюда лет десять тому назад, и вот вернулся зимой шестьдесят девятого. Повезло в лесах местных избушку сыскать пустующую. Не знаю, кто до меня был ее хозяином, и почему прочь убрался, тоже не знаю. Может охотник какой со зверем не совладал – сгинул, может лесник, а может и проклятый кто. Сама знаешь, родился в деревне не таким, как все остальные, так и будешь жить на отшибе, и местные от тебя будут шарахаться, как один, если, конечно, забить не решат.
Мужчина вздохнул, прервался, глотнул еще эля да и замолчал. Помнил он те времена, о которых теперь говорила Вольская. Помнил и матушку ее, славную вязальщицу, и отца-солтыса. Обоих знал поименно да на лицо. С обоими лично общался, хоть и не близко. Как-то даже платок покупал сестрице в подарок. Из-за того платка чуть ли не драка тогда приключилась и кабы не титул, так бы и увели у Радомира его добычу. Но он уперся, забравадился, как всегда.
- Да… Хорошее было время, - отозвался с мыслями собеседницы своей соглашаясь, - веселое, безбедное, лихое в какой-то мере. Мне тогда было столько, сколько тебе сейчас, ну… когда случилось то, что случилось. Ярмарки я больше всего любил. Как-то раз даже в кулачные бои увязался! И противник мне тогда еще такой достался… Гора, а не человек. Выше меня головы на четыре, в плечах шире на треть, а уж о кулаках и говорить не приходится. Думал я, признаться, что конец мне придет, но пронесло. Как-то выстоял. Проиграл, конечно, да зато выжил. История, правда, закончилась очень погано. Не повезло тому мужику… Войцек – падла – его потом отыскал да приволок к моему отцу, а отец… Отец с него три шкуры спустил за то, что тот посмел руку поднять на баронского-то наследника. Я возражал, конечно, но мне потом объяснили, что да к чему… Что не так?
Чего ляпнул, Радомир как-то не сразу понял. Заметил только, что напряглась Рыска, и что выражение лица ее изменилось, а уж как осознал, так и задумался, а покумекав, сообразил, в чем дело.
- Курва!!!
Прошипел, точно змей, да и отвернулся, потому как слов других вот так сходу и не нашлось.

Язык он завсегда враг. Это Радомир с самого детства знал, а потому, когда кутить принимался, старался рта понапрасну не раскрывать, а тут вот, в трактире сидя знакомом да в обществе, сердцу милом, расслабился, забылся да и вытрепал все, что надлежало лишь в собственной голове хранить. Выругался охотник, скривился недовольно, самого себя презирая, да только что с того проку? Что сказано, того не воротишь; что сделано – не исправишь. Только и осталось Бирону, что поднять на Рыску глаза свои бесстыжие да завести очередной разговор. Он даже рот раскрыл, объясниться намереваясь, но девица и тут оказалась шустрее – вскочила с места, в проход меж столами дернулась.
- Куда ты?! - Стой!!
Волколак подскочил было, чтоб следом кинуться, да только бежать никуда не пришлось – остановил Вольскую стол и, если что и пострадало, то один лишь эль, по столешнице расплескавшийся. Ну пьяницы еще местные головы свои поповорачивали, думая, не будет ли какой веселой потехи. «Хрен вам с маслом, псы подзаборные!» Зыркнул на них Радомир со злобой во взгляде искренней, рыкнул, потянулся якобы за оружием. Кто потрусливее был, сразу вернулись к болтовне прежней, кто понаглее, еще потаращились, да и те быстро заскучали. На что глазеть-то, коли баба села на место? Вот кабы мужик ее решил прям при всех оприходовать, это да, это дело другое… Но таких покуда не находилось – не набрался еще народ гуляющий. Бирону же и вовсе пить расхотелось. Ему теперь предстоял разговор серьезный.
- Рысь, послушай…
Но куда там было, послушать. Глаза кметкины налились слезами, лицо побелело, губы задрожали, а на ум если что и шло, то одни извинения. Причитала она, лепетала, бормотала всякую ересь и наверняка мыслила, будто пары из них не выйдет теперь. «А что изменилось-то? Что?!» Как по Бирону, так ничего, но он мужиком родился и баронским сынком, а вот дочке старосты до того, видимо, дело было. Да и не просто дело, а прямой интерес.
- Рыска, прекрати, в самом деле. Чего ты завела?
Не слушала девка, а если и слушала, то явно не слышала. Как затихла, так и уставилась в одну точку, явно больше в собственной голове пребывая больше, чем в мире вокруг. Из такого-то состояния, чтобы вытряхнуть, требовалось побольше, чем тихий голос да мягкое обращение. Вздохнул охотник, покачал головой.
- Рыска!! - так гаркнул, что те, кто рядом сидел, обернулись снова, а подавальщица, что с подносом как раз подходила, подскочила на месте испуганно, - Извини… Да ты ставь, ставь. Я не кусаюсь. «Без полной луны». А ты слушай, Рыска. Слушай, да не затыкай себе уши и голову не забивай дурацкими мыслями.
Подавальщица заказ на столешницу водрузила да скрылась с глаз, а Радомир к беседе вернулся, собирая в кучку все умные слова, которые помнил, и ту душевность, что в сердце его поселилась в последние дни. Не знал он, как будет лучше сказать, да только молчать было куда противнее. А еще стыд, как на зло, привязался, будто и правда он, баронский сынок, подлость какую замыслил.
- Слушай, Рысь. Думал я тебе рассказать, - так начал, вновь грубость на мягкость меняя, - и, рано или поздно, непременно сказал бы, да вот только, какая теперь-то разница? Что было, то десять лет назад уже сгинуло. Нет больше на свете Радомира Бирона-младшего. Имя его забыто, да на камне могильном выбито. Видел я ту могилу. Сам возле нее стоял. Не знаю, чье там тело гниет. Может быть, и ничье, но вот уж точно закопаны в яме той все мои мечты и надежды, а вместе с ними и человечность с титулом. Я теперь просто охотник, и звать меня Януш. Не дают чудовищам править баронствами, не дают и среди людей безнаказанно обретаться. Да, родился я барских кровей, но вот уже десять лет как течет во мне кровь звериная, и от проклятия этого мне уже никуда не деться. Не придумали еще лекарство от ликантропии, да и я, пожалуй, уже не готов возвращаться к потерянному. Слишком много с той поры воды утекло. Что было когда-то, все оборвалось, все закончилось. Ныне я не то, что братьям своим, но и тебе не ровня. Так, страховидла проклятая! Потому от тебя и хотел избавиться. Это не ты меня, это я тебя не достоин. Ни заботы, ни доброго обращения. Так что не возводи напраслину. Но, коли и правда хочешь уйти, я тебя не держу. Только помни, ты не от баронского сына уходишь, а от Кровавого Зверя, коему и имени-то иного не подобрать.
На этом Бирон свой монолог закончил. Многое мог бы еще сказать да поведать, но вдруг решил, что, может, оно и правда так лучше. Останется Рыска в селе. На работу какую пристроится, а он… Вернется в свои избу, соберется да и отправится в странствия одинокие.

Молодая Рыска была. Наивная, милая, недалекая. Как заговорила она, Радомир не удержался даже, рассмеялся себе под нос. «Вот душа-то кметская!» Покачал головой, потряс смоляными кудрями. Думалось ему, что девица на подлость обиделась, а она, оказалось, глупость себе удумала. Решила, точно он, лесной охотник да одинокий волк, чурается ее общества, почитая оное за недостойное. «Вот уж вздор в чистом виде!»
- Какое общество? Какие женки? Ты в своем ли, девка, уме?! – так сказал, не зная, толи радоваться, что из пустомельства беды не вышло, толи печалиться оттого, что не смог старостиной дочке обеспечить лучшую жизнь, и что шанс свой упустил, быть может, последний, - Я десять лет прожил бобылем. Возмужал, повзрослел, поумнел. Воспитал меня лес и тому выучил, чему не сумели люди. Я теперь сам себе отвратителен за то, что сказано было, да сделано. Если в прошлой жизни я к чему и привык, привычки те переменились давно. Баронскому сыну, может, и не пристало знаться с тобой, а вот охотнику в самый раз. Если кое-кого не поминать, конечно.
Отвернулся Бирон, потянулся к пузатой кружке, делая за глотком глоток. Скверно на душе у него было, гадко. Много бед натворило кровавое чудище, да вот только человек-то сделал не меньше. Зверь он добычу искал, пропитание, а человек, если и обижал кого, то только из удовольствия да ради забавы. Нравилось Радомиру чувствовать свое превосходство и окружающим его демонстрировать, нравилось и за титулом прятаться. Как бестией стал, быстро от того отучился, а еще выучился руки держать при себе да на окружающих не кидаться на пустом месте. Всякое, конечно, случалось, но уж тут дело крови да волчьей натуры.
- Как не назови, сути ты не изменишь, - добавил оборотень, отлипая от кружки да оправляя в рот кусочек вяленой рыбы, - страховидла я, Рыска, по всем местным справочникам. Да не простая, а самая среди прочих опасная. Помню, в детстве читал, что нет никого отвратительнее волколаков, потому что сочетают они звериные инстинкты и человечий разум да еще и нрав имеют дурной. Можешь не верить, но я тебе так скажу: правда это. Только в сказках чудовища все такие хорошие, а в жизни все по-другому. Сожрут – не подавятся, и никакими чувствами ты инстинкт животный не вытравишь. Все, что помочь может – это самоконтроль, а он, сука такая, не больно легко тренируется. А еще и на старуху бывает проруха. Слыхала поговорку такую? – То-то же!
Охотник хмыкул, вновь припал к кружке, да, вытерев рот от пены, потянулся к картошке жареной и овощам тушеным. Зверь-то, конечно, мяса какого требовал, но то в избе ждало, а в трактире стоило пожрать чего повкуснее да понеобычнее. Вот овощи, например. Сам Бирон в доме подобного не держал. Так, пару морковок да мешок луку, ну да и все на том. Рыска как раз жаловалась, что ей провизии не хватает. «Надо будет, конечно, поправить, если чего отыскать сумеем», - рассудил Радомир, вспоминая о доме да прошлых беседах, - «ну а пока и без этого есть, чем заняться».
- Я же сказал, что тебя не гоню, - произнес мужчина, новую тему подхватывая, - хочешь жить со мной – оставайся. Только не говори потом, что я тебя не предупреждал. Если помнишь, мы и сюда-то пришли не за тем, чтоб на ярмарке погулять, а с единственной целью – узнать кое-что полезное. Может статься, тебе не просто в дом предстоит вернуться, но и бежать со мной подальше из этих мест, а дело то неблагодарное. Случалось мне и на снегу ночевать, и голодать, и в обносках ходить. Да в таких, что похуже, чем у последнего пьяницы. Но мне, Зверю, на то плевать, а вот тебе, девке, придется тяжко. Вот уж точно не такой ты жизни себе искала…. Но да ладно, может, и обойдется. Рано пока причитать да с домом прощаться.
Ополовинив кружку, Бирон вернул посудину на столешницу, а сам обернулся через плечо да уставился на стойку трактирную. Людей за ней, конечно, полно сидело, но сам трактирщик ничем был не занят. Болтал поначалу с недотепой каким-то, а потом и от него отстал, принимаясь ногти свои рассматривать. «Заскучал, бедолага, но ничего, сейчас развлечем тебя. Лучше время-то вряд ли будет». Вздохнул волколак, подхватил свою сумку да и глянул на Рыску внимательно.
- Посиди пока здесь одна, пообедай, - так наказал, поднимаясь с места насиженного, - я к трактирщику и назад. Будут обижать – кричи. Сейчас к тебе подавальщицу подошлю с новым элем.
Кивнув местной девке, чтобы заказ повторила, подмигнул Бирон Вольской да и отправился по своим делам, выспрашивать не слышал ли господинчик чего интересного о разбойничьих шайках да об объявившихся в здешних краях страховидлах.

Недолго Радомир с трактирщиком говорил. Мужик-то хоть и оказался словоохотливый да на гроши чужие падкий, а все равно ничего толкового рассказать не смог. Припомнил дела страшные давние, перебрал и шайки разбойничьи, кои сынок баронский еще в прошлой жизни застал, а про последнее время если что и твердил, то только то, что эльфы в округе шастают проклятущие, и уж, коли вышло чего, значит точно их работа паскудная. «Вот курва! Заладил! Не знаешь, так и скажи: не знаю, не разумею, не ведаю!» Скривился мужчина от негодования, уткнулся в кружку, сделал пару-другую больших глотков, а после поднялся да, кинув пару монет за эль, вернулся к спутнице своей белобрысой.
- Ничего не выведал. Ничего не узнал, - так откликнулся, осматривая остатки былого обеда, - не знает он ничего. Говорит, ведьмаков давненько не видывал, а еще говорит, что и объявлений в селе никто не давал. На досках пусто, пусто, значит, и у местных набитых сумок. Разве что, не отсюда клич, а прямиком из Нижнего Яра, но туда-то уж я не поеду. И тебя с собой не потащу. Ляд с ними! С бандитами этими. Будем считать, что мне повезло налететь на стрелу серебряную. Может, она у него и была-то на весь колчан единственная от какой-нибудь падали или от трупоеда. Или и вовсе трофей какой. Таскал с собой на удачу, да только удача не улыбнулась. К тому же, коли все на зверье спихнули да лиходеев, то и ладно. Сделаем вид, что и мы ничего не слышали и не видели. А мне теперь все равно в такую глушь забираться, чтобы не только людей, но и тебя не найти! Хотя, может, на пару дней я тебя здесь и спрячу, в селе, а там, как очнусь, приду. Не верю я, Рыска, в сказки. И тебе бы лучше не верить.
Фыркнул Бирон, подцепил последний кусочек вяленой рыбы, что кметка оставила, прожевал его, элем запил, остатками, поднялся неторопливо да и поднял девице ее тулупчик, помогая одеться. Подавальщица одна аж позеленела от зависти, и так отвлеклась, что подноса не удержала. Полетели на пол кружки пузатые, зазвенела битая глина. Пьянчуга какой-то кинулся на пол подлизывать, трактирщик пузатый из-за стойки своей выскочил да замахал охраннику. Радомир же Вольскую ухватил за руку да и вывел на улицу.
- Идем, Рыска. Нам с тобой здесь точно делать больше и ничего. Давай еще пройдемся по ярмарке, купим какой провизии: хлеба, масла, муки, может, коли печь из нее умеешь, да и пойдем обратно, пока совсем не стемнело. Послушать бы, правда, еще ту музыку, но да бесы с ней. Пошли, покажу, где лучше здесь закупаться. На базаре дерут втридорога – тем более ярмарка – а вот есть у меня здесь одна знакомица. Коли не все продала, то можно будет и еще чем разжиться.
Проверил охотник карман, где подарок лежал для Рыски, убедился, что все на месте, да и, поймав ладошку девичью, повел за собой желтоглазую. Сквозь толпу да через чужие заборы. Подумалось ему, что так побыстрее будет добраться, а собаки-то они и за версту волчий дух чуяли. Брехали, пытаясь с цепи сорваться, выли, скулили, потявкивали. Но зато на Вольскую ни одна шавка не бросилась. Так и дошла она с Бироном до нужной лавочки, а там уж и принялась за дело. Баба-торговка, охотника знавшая, все улыбалась, на девку глядучи, головой качала обрадованно да, знай, своему чему-то причмокивала. Радомир, конечно, смекнул чему, но, покуда не спрашивали, не отвечал, а там и вовсе ватага шумная набежала – пришлось распрощаться да прочь пойти с ярмарки, где как раз гуляния начинались. Плясали девки, хороводы водили. С ними и удальцы-молодцы. Вспомнилось волколаку, что когда-то и сам подобно отплясывал, и такая тоска за сердце взяла, что захотелось уйти поскорее и больше не слышать-не видеть. Потянул мужчина за собой и Вольскую. Быстро повел, молча, точно хотел от собственных страхов бежать, и так бы и правда увел прочь из Белого Яра, да только у самых ворот попался парочке Войцек со своими людьми, коих было теперь не двое, а добрый десяток. На первый взгляд, охотник шестерых насчитал, но, стоило псу баронскому свистнуть, еще несколько подтянулись. «Курва, ебаная!» Выругался Бирон мысленно, нахмурился, брови сдвинул, а что толку-то? Понял, что не просто так Войцек у лотка с платками толчется. Ждет, поджидает. Да не кого-то, а ту самую девку, что баронского сына обидела. «И ведь знал же, что ты не простишь. Сразу нужно было и убираться». Вздохнул, покачал головой, девчонку за спину спрятал.
- Что Вам надобно, милсдарь? – так спросил, опуская голову, - Ничего не украли мы. Бед каких не наделали.
Ответом же Радомиру стал удар кнутом по лицу.
- Я с тобой, собакой, и говорить не стану! - сплюнул Войцек себе под ноги, развернулся да и кивнул головой приятелям, - Девку хватайте да тяните к столбу, чтобы другой раз знала, перед кем на колени плюхаться, а кому и подола хватит задранного! И этого держите, а то горазд руки-то распускать!
Навалились на охотника четверо, накинулись с кулаками, другие же на девицу набросились.

А дальше завертелось. Надеялся Радомир, что Рыска воспользуется шансом своим да сбежит куда подальше, покуда он с Войцеком и его людьми разбирается, да только не тут-то было! Не сдвинулась девка упрямая с места. Завопила, внимание к себе привлекая. Может, оно, конечно, было и правильно, на других понадеяться, однако, знал баронский сынок, никто в Яру против Войцека не пойдет. Тут одни раз заступишься, по гроб жизни потом не расплатишься, да и поди разбери, кто там так голосит у самых ворот, когда кругом веселье, песни да пляски. «Нет, девка! Нет и не будет нам другого спасения. Сами вляпались, сами и разбираться будем!» Поднатужился Бирон, напрягся, а потом так рванул, что стряхнул с себя всех обидчиков разом. Сильный он был мужик, крепкий, а тут еще и Зверь помогал, делая к боли невосприимчивым да более ловким. Будь проклятых выродков шестеро и не стой над ними баронский служка, так бы и одолел всех по очереди, но, куда уж там, когда десятеро на двоих, а твой второй – малахольная кметка? Не тягаться оной с породой мужицкой, не стоять против них. Вот и конец ее пришел быстро…
Радомир даже не сразу понял, живая Вольская или уж померла. Узрел только, как девица, что рядом где-то все время крутилась, полетела к забору, да обратно уже не встала. Дернулся оборотень, желая, как можно скорее проверить, что там с несчастной кметкой, отвлекся от боя неравного и налетел аккурат на могучий удар. Выбила дух из него чужая ручища, согнуться заставила пополам, а уж там и остальные добавились. Накинулись всей гурьбой, запинали до красной пелены перед глазами. «Бровь похоже разбита», - заметил Бирон, когда смог соображать кой-чего, - «ну и насрать на нее! Рыска… Где Рыска?!» Закрутил головой охотник, заерзал, а после приметил, что следом и девицу волокут. Брыкалась она, конечно, дергалась, да только мужики-то все посильнее были, и Войцек – падла – знал свое дело – все по спинам охаживал кнутом своим проклятущим, норовя не то глаз кому выбить, не то память пришить. Радомир, впрочем, ни того не желал, ни другого, а еще больше не хотел, чтобы старостина дочка на позорный столб угодила. «Сам-то я сечку вынесу как-нибудь, а вот ты… И все из-за какой-то тупоголовой псины! Да чтоб ты сдох, Войцек! Я тебя вскормил, от меня тебе и конец будет. Дай только срок…»
Зарычал баронский сынок низко, утробно, яростно. Вырвался от обидчиков, выпрямился во весь рост, да в один прыжок добрался до Войцека, стаскивая того с кобылы. Мужик, конечно, пытался в седле усидеть, но животина, волка почуяв, на дыбы встала, да седока своего и сбросила. Упал лиходей, шапка соболья с него слетела, в сторону откатилась. Радомир же схватил несчастного за гудки, на ноги поставил да прижал к ближайшему дому. Всего-то пара мгновений на то ушла. Мужики, что Рыску держали, остановились, вытаращились непонимающе. Кто-то даже к мечу потянулся, зарубить проклятого ирода, да только поди кинься на чужака, коли он жизни господина твоего угрожает! Тем более, времени баронский сынок не терял. Как прижал он Войцека, такая злоба его охватила, такая ярость, что разуму человечьему с ней не совладать было. Проснулся Зверь. Сверкнули глаза по-волчьи. Растянулись губы в кривой ухмылке. Стоял перед слугой бароновым уже не простой человек, но тварь кровожадная. Да тварь не простая, хитрая, умная, беспощадная. Волку-то все одно – в лес али за добычей, а вот человеку повеселиться хотелось, раз уж кругом бушевала ярмарка.
- Отпустите ее! – распорядился охотник, сжимая горло обидчика да руку его правую, что к клинку потянулась подлому, - Уходи, девка! И вот это с собой забери.
Вытащил Бирон мешочек маленький, что в кармане своем хранил, сунул его девице в руки, а после, не дожидаясь реакции и ответа, посмотрел на Войцека внимательно да ядовито.
- Не тебе, смерду, руку на меня поднимать, - прошипел тихо, едва ли не в самое ухо, - а что глаза у тебя на заднице, так это оттого, что все мозги ниже пояса. Как псом был, так псом и остался, только вот оборзел за годы преданной службы. Что, падла, узнал теперь? Догадался? А раз догадался, то знаешь, что дальше будет.
Блеснул нож охотничий, вонзился под самые ребра. Схватился ублюдок за сердце да съехал по стене вниз, кровавый след оставляя. Радомир же скинул с себя плащ да верхние вещи теплые и принялся обращаться. Быстро, мучительно, и не смотри, что по собственной воле. Только что не выл во весь голос да не орал. Сцепил зубы да боль нечеловечскую стерпел. А там уж Зверь свое дело сделал. Всех настиг до единого. Хорошо, что как раз вышли в место такое, безлюдное… На том и пришел конец Войцеку и его подзаборной шайке. Да на беду увидели чудище кметы, и понеслась…
Бирон только и успел, что Рыску закинуть на спину, вещи в зубы схватить да и умчаться прочь из села. Ворота, правда, мешали, но чудище забор перемахнуло в один прыжок и унеслось восвояси.