Очередная светлая полоса в жизни Фортрейна продлилась куда меньше первой. За лесом в баронских угодьях присматривал около шестнадцати лет, а в Альдерсберге всего на четыре года удалось задержаться. Но и то хлеб. В этот раз его с обжитого места никто не сгонял, угрожая расправой, - сам ушёл. Армия "чёрных", сметая всё на своём пути, в считанные дни достигла города, в котором служил Майнхард. Войска Севера, вышедшие навстречу, были наголову разбиты - солдат и рыцарей было в два раза меньше, чем нильфов. Но Альдерсберг был спасён, а вот в столице Аэдирна, как оборотень потом слышал, "чёрные" устроили ад. Но Майно больше не мог там оставаться - в бою под стенами города он едва удержался от превращения. Хоть и старался оставаться хладнокровным, но инстинктивное желание перекинуться неумолимо накатывало волнами. Кровь, крики, стоны раненых - от всего, что раздражало звериную сущность, невозможно было отгородиться. Удалось уйти в последний момент, переждать в подлеске, пока зверь успокоится, а потом, пробравшись в дом, где снимал комнатушку, покидать немногочисленные пожитки в сумку и сбежать от войны под покровом ночи. Бывший рыцарь клял потом себя последними словами из-за того, что подверг соратников опасности. Но то было уже почти год назад.
*   *   *
Майнхард задрал голову, приставляя ладонь козырьком ко лбу, и тяжело выдохнул. Солнце висело в зените, немилосердно опаляя своими лучами всё, до чего только могло дотянуться. Сейчас бы бросить сумку под каким-нибудь раскидистым деревом, да самому растянуться в его тени, пережидая полуденный зной, но на лугу, через который шёл оборотень, как назло не было ни деревца, ни кустарника. Он облизнул пересохшие губы и, нахлобучив обратно сползший на плечи шарф, повязанный на манер капюшона, побрёл дальше. Кажется, впереди маячили крыши домов, и, не дай боги, это будет мираж!
Покоящийся в ножнах меч при каждом шаге стучал по бедру. Правая рука неподвижно лежала в перекинутой через голову перевязи, наскоро сделанной из того же отреза тёмной льняной ткани, что и импровизированный шарф. Широкая, как платок на голову, перевязь обхватывала раненую руку от запястья до локтя, позволяя той довольствоваться хоть каким-то комфортом. Не повезло около полутора месяцев назад столкнуться то ли с дезертирами, то ли чёрт знает с кем - Фортрейн ни слова не понял из нильфгаардской речи. Но отбился, выжил. Правда, чуть руку не потерял, как назло, ведущую правую. Рана была серьёзной и заживала плохо - потеряв возможность охотиться, Майнхард перебивался чем придётся, не брезгуя остатками пиршеств лесных зверей, люди тут ему помощниками практически не были. Один раз даже нагло отогнал простого волка от едва тронутой косули. Положения оборотня это существенно не поправило, но помогло протянуть ещё несколько дней. Окружающий пейзаж был до тошноты однообразен: разруха, сожжённые поля и спаленные избы, висельники, падальщики... Там, где когда-то кипела жизнь, стало убийственно тихо. И при этом Майно всё ещё смел надеяться на лучшее - слышал вести о победе под Бренной и о подписанном мире. После всего, что было, не хотелось вот так бесславно подохнуть.
Вблизи деревенька была даже больше похожа на зыбкий мираж. Отвратительно приторный запах гнили резанул по чувствительному нюху, заставив Майнхарда собрать в ладонь свисающую на грудь полу шарфа и закрыть нижнюю часть лица. После этого волколак решился осмотреть ближайшие к околице дома. Да уж, повезло так повезло. Кажется, здесь не было ни одной живой души, все от чумной хвори погибли. Нет уж, жару он переждёт в другом месте, хоть и едва волочит ноги, наверняка где-то рядом должен быть ручей или речка. А тут он, скорее, от вони сознание потеряет, чем от зноя или голода. Так и ушёл бы, если бы не расслышал среди гула насекомых потрескивание костра. Затем молодого человека приметил, замершего на пороге, и решил к нему направиться, чтобы перекинуться хоть парой слов. На солдата он был не похож, а его положение, кажется, было ещё более бедственным, чем у Майнхарда - тот совсем уж в обносках был, видно, давно война дом отняла.
- Один здесь? - спросил Фортрейн, щурясь от дыма и не отнимая ладони от лица, а сам украдкой рассматривал встречного. Красноречиво остановился взглядом на сжимаемом в руках охотничьем луке. Вроде не бандит - бандиты хватают, что не приколочено, и бегом бегут из таких деревень, а не костры погребальные жгут. А в том, что такой же пришлый, не было сомнений - был бы последним из выживших, костры бы уже давно отгорели.

[raceah]Раса: волколак[/raceah][ageah]Возраст: 51 год[/ageah][actah]Деятельность: бродяга[/actah]

Отредактировано Майнхард (04.01.20 18:41)

Бежать, впрочем, и не понадобилось. Равно как и отпор давать. Если чужак и жаждал чего дурного, намерений своих подлых не выдавал и выглядел вполне себе миролюбиво и добродушно даже. Радомиру, во всяком случае, так подумалось. «Желал бы прикончить, не стал бы болтать-церемониться», - так рассудил, опуская лук да отправляя его обратно за спину, - «а может и хотел да раздумал. Увидел, что взять с меня нечего, кроме мешка заплечного. Да и тот, признаться, богатым не выглядит. Все, что есть, лук да меч, но уж их не отдам без боя. И не мечтай». Бирон фыркнул, опустил голову и отвернулся было, не желая время терять да думая поскорее с делом своим покончить, но чужак, как на зло, поволокся следом и так до самого костра и доплюхал, точно привязанный. Тут уж пришлось и охотнику остановиться, приглядеться, прислушаться.
- Один, - подтвердил он, не видя смысла скрывать то, что и так для любого мыслящего очевидно, - а ты что же? Тоже набрел случайно? Если так, то мне здесь помощь не помешает, но уж лучше уйди подобру-поздорову. Там, где смерть да хворь разгулялись, живым не место.
Волколак усмехнулся, подмечая, что вроде и сам пока на этом свете, а не на том, но добавлять ничего не стал, решив, что и сам путник поймет, что случилось в несчастной деревне. О чуме-то многие знали, а те, кто сначала не верил, теперь боялись, как бы до них не дошло. Это Зверю болезни были неведомы, а человечье тело родилось слабым да пред напастями беззащитным. Потому за себя Радомир не слишком-то беспокоился. Как огонь разгорелся поярче, подхватил тело, что поближе лежало, да отдал во власть пламени. Не мешало бы, конечно, и избы спалить, но уж это скверное дело баронский сынок на потом предпочел оставить. «Вам-то добро былое точно без надобности, а я, глядишь, и отыщу чего ценного. Повезет, так и сапоги, может, найдутся моих поновее». Прервался Бирон, искоса глянул на путника, что стоял пока безучастно, и еще пару бревен в костер подбросил. На том бы, пожалуй, и закончилась встреча, да вот только среди треска пламени да жужжанья мушиного вдруг послышался охотнику волчий рык. Замер он, остановился и палец вверх поднял упреждающе.
- Стой на месте! Не дергайся!
Так скомандовал, а затем снова лук свой достал и принялся осторожно оглядываться, по-охотничьи и по-звериному одновременно. Из-за дыма да марева волка толком не разглядеть было, но в одном Радомир точно не сомневался – видит их Зверь, а если не видит, то чует, и, раз выйти к деревне не побоялся, значит, больной, а раз больной, то и ждать хорошего не приходится. За себя-то Бирон, конечно, не переживал, не страшился, а вот человеку незваному незачем помирать было в клыкастой пасти бешеной твари.
- Отступай к дому, но медленно. И резких движений не делай. Обойдемся без героизма.
Зверь внутри вскинулся, заворчал, заурчал утробно. Умей охотник оборачиваться по собственной воле, сейчас предпочел бы не человеком остаться, а бестией и вот так разобраться с собратом бешеным, но увы, Волк хоть наружу и рвался, а никак не мог выбраться. Только и осталось, что верить инстинктам да полагаться на обретенные за годы охоты навыки. Шаг, другой, третий. Двигался Бирон неторопливо, а как из плена дыма выбрался, приметил, что зверь стоит смирно, да не просто стоит, а еще и хвостом виляет приветливо. А там уж приметил и вещи, на землю брошенные, и окрас знакомый, рыжий такой. Улыбнулся, да покачал головой, глазам собственным не желая верить. И лука не опустил, чтоб не пугать человека и не удивлять неожиданными явлениями. «Не скажешь ведь, что то не волчара, а собака моя. Да и для волка-то великовата ты». Радомир хмыкнул и, все также, жестом, наказав человеку стоять на месте, подступил еще ближе к давней знакомице. А уж там и заговорить с ней решился.
- Вот уж нашли место встретиться… И что делать думаешь? Я, как видишь, нашел себе непростое занятие и все бы ничего, да вон только, смотри, человек подобрался. Пристал, что репей к хвосту. Ты бы это… Ну ты поняла меня.
Волколак ухмыльнулся, радуясь встрече нежданной да знакомой морде в этом чужом краю, а потом вдруг обернулся на Чужака да принюхался. Трупно-дымный запах все остальные, конечно, перебивал, но почудилось Бирону вдруг что-то странное. А еще то чудным показалось, что Льена на мужика не скалилась.

Волколак нахмурился в замешательстве, а потом вспомнил. Льена рассказывала, что хотела познакомить его с “волчонком”. К сожалению, ничего не вышло, так как вместо дома лесника оборотни увидели пепелище. Предназначение это или нет, чёрт его знает, но встреча, наконец, состоялась.
- Да, я… Ты правильно понял, - Майнхард кивнул и, замешкавшись, всё-таки протянул собрату левую руку, - Рад знакомству, Радомир. Знаю, оно должно было случиться раньше, но обстоятельства сложились против меня.
Знал также, что в тот день не посчастливилось ближайшей деревеньке принять на себя волколачий гнев, потому опустил голову, выдыхая, а после улыбнулся через силу. Получилось виновато. Не стоило последнего говорить. Но собрат уже спешил отойти, оставляя его наедине с Льеной.
- Спасибо, - тихо сказал Майно уже в спину охотнику, а потом перевёл взгляд на волчицу.
Майнхард едва заметно изменился в лице: совсем чуть-чуть приподнялись брови, губы дрогнули, стали тоньше, а взгляд как будто потускнел. Иногда он совсем не понимал Льену. Его брала оторопь, когда волчица злилась или раздражалась на него, а уж когда в ту встречу в Альдерсберге она бросилась на него с кулаками, он совсем растерялся. Может, это испуг? Льена боялась за своего старого друга, но это чувство ей было слишком невыносимо и она тут же хотела избавиться от него, делая это так, как умела? Но эта попытка добить, даже если она не всерьёз… То раздражение, которое лилось на него в её голосе и взгляде, вызывали у Майнхарда удивление и странное чувство вины. Он настолько ей неприятен, что выразить это можно было только причинённой болью? Ничего, до полнолуния осталось немного. Для волка в его состоянии оно, скорее всего, станет последним, надо только подождать. Слабакам здесь не место. У волков ведь так?
- Мне немного не повезло, - спокойно ответил он Льене, - Ты сердишься?

Волчица отвернула голову, глядя перед собой. По спине да затылку немного эмоций угадать можно было - только руки скользнули вверх, обхватывая ребра, будто прикрыться пыталась. Или удержать себя…
Плечи чуть дрогнули.
- Сержусь, Мин. Но не на тебя. На себя, - спустя недолгого томительного молчания сказала охотница. Казалось, не закончила, хотела еще что-то добавить, но так и не сделала этого. Вместо того снова на землю опустилась, начала в сумке рыться, одежду доставая.

Майнхард выждал паузу на случай, если волчица продолжит говорить. И, не дождавшись, едва слышно вздохнул.
- Почему? - поинтересовался он, невольно отводя взгляд в сторону.

Добравшись до рубахи, ту на себя сразу накинула, а с остальным уже после того возиться начала.
- Уже которую встречу подряд ты влипаешь в неприятности, и все - без меня, - натягивая сапог, произнесла волчица. Оглянулась на Мина вновь, улыбнулась чуть - как улыбалась, когда только познакомились. Неловко, осторожно… по-человечески. А потом выдохнула, также, как и он, взгляд в сторону отвела.
- И всякий раз, когда я чувствую твой запах, но еще не вижу, мне становится… Впрочем, забудь.

Волколак поджал губы, но, вернувшись взглядом к Льене, улыбнулся ей в ответ искренне и немного устало.
- Становится как? - всё-таки спросил он, не особенно надеясь на ответ.
- Ты, конечно, любишь приключения, но не думаю, что тебе бы понравилось, - Фортрейн пожал плечами, - Мне вот совсем не понравилось. Да и последствия не очень.
Он подошёл ближе и протянул волчице ладонь, желая взять её за руку.
- Пойдём в дом?

Льена глянула на него снизу вверх. Так и не ответив на вопрос, уцепила ремешок сумки, а после взяла мужчину за руку. Стараясь не тянуть его вниз, поднялась на ноги.
- Думаю, да. Но я все равно жажду услышать эту историю. Хотя, думаю, волчонку тоже будет интересно.
Девушка чуть подступила, хотела было обнять Мина, но не решилась - побоялась задеть раненую руку. А потому лишь кивнула.
- Пойдем, Мин.

- Это из-за "чёрных", - уклончиво ответил оборотень, памятуя, что Льена родом откуда-то с юга. Очень яркий акцент у неё был на то время, когда они только познакомились, сейчас вроде сгладился, или Майнхард уже просто привык к её манере разговора и не замечал.
Он подошёл к дому, что был самым ближним из тех, что упомянул Радомир, замер на крыльце, оглядев через открытую дверь единственную комнату, да прошёл внутрь. Уже и не понятно было, мерещится повсюду тяжёлый смрад или нет, но хотелось верить, что, в конечном счёте, в брошенном доме дела с этим обстоят получше, чем снаружи. Обстановка здесь была под стать дому: минимум мебели, которую нет смысла везти с собой; никаких личных вещей, которые создавали бы впечатление, что хозяева лишь вышли на минутку и скоро вернутся; пыль, из-за которой так и тянуло чихнуть.
Волколак развернулся к Льене, выпустил её ладонь из своих пальцев лишь затем, чтобы всё же обнять девушку за плечи. Не рассчитал движение, тут же болезненно шикнув и чертыхнувшись, но, зарывшись носом в её волосы и вдохнув родной волчий запах, притих.

[raceah]Раса: волколак[/raceah][ageah]Возраст: 51 год[/ageah][actah]Деятельность: бродяга[/actah]

Отозвалась первой, конечно Льена. Да не просто отозвалась, а сунула в руку знакомый бурдюк, очередной кислятиной пахнущий. То, конечно, дрянь была – не пойло, но зато была, тогда как воду или что повкуснее следовало еще поискать и, вряд ли, в этой конкретной избе. «Больно нище!», - заметил Радомир, лениво водя глазами по сторонам, - «и укатили отсюда похоже еще до чумы. Не эпидемия этих людей прогнала. Бандиты, может, или еще чего. А может и Катриону на себе утащили. Ляд его разберет! Сжечь бы здесь все по-хорошему». Зевнул охотник, отфыркался, желая запах поганый из носа вычихать, а затем к бурдюку приник да сделал пару больших глотков, поморщился, подумал, еще один сделал да и вернул оборотнице ее добычу.
- Спасибо, Льенка, - так отозвался, прикрывая глаза устало, - не дашь помереть от жажды. И от голоду тоже не дашь. Я, как отдохну, пройдусь по домам еще раз, погляжу, где чего есть съестного. Что-то, может, с собой потом заберем, как уходить соберемся. А что падальщики… А что им здесь делать? Чай не одна такая деревня на всю округу. Тут же вон и погоста нет. Твари эти поближе к норам своим, поди, и засели. Но твоя правда! Леший их знает… Вот так зазеваешься, и останешься без головы да с одной ногой. Так что ты и сама держи ухо востро!
На том и затих Бирон. Сунул руки под голову, смежил веки, решив, что пустое то дело – в потолок грязный таращиться – однако, сон к нему все не шел. Ворочался Зверь внутри, рычал беспокойно, точно чуял беду какую, сопел недовольно, скалился. «Понять бы еще, на что или уж на кого…» Повернул голову Бирон, покосился на Майнхарда, принюхался. Пахло от старшего волком, кровью и еще чем-то этаким, непонятным. Да только ничем опасным, ужасающим или уж отвратительным. «Странное дело», - заметил охотник, - «не спится, что ли, на новом месте? Тоже новость! Казалось бы, лезь под бок и сопи в две дырки! То-то Льена удивится, как назад обернется!» Вздохнул Радомир, повозился на лавке да и уселся, спиной к стене привалившись.
- Повезло ей, Льене, - проговорил задумчиво, - когда захотела, тогда в волка и перекинулась. И пошла гоняться за зайцами или еще за кем. Да и в пути так гораздо быстрее и безопаснее. Знай себе, труси по лесу, рви дичь, что на зуб попадает, пей из ручья, мойся в речке, а я… Все от полнолуния к полнолунию. Вот, если права она, и принесет каких падальщиков, что мы делать-то будем: неумеха да раненый? А ведь точно права… До нашего появления тут смрадом несло да болезнью, а мы с собой притащили аромат крови и теплого мяса. Дым еще, поди, по всей округе разнесся. Если бродит кто рядом, точно на огонек пожалует. Вот зараза!
Нехотя Бирон поднялся да поволокся к своему луку да колчану, посчитать, сколько стрел осталось, да подобрать, которые попрочнее. Против гулей то, конечно, был комариный укус, но так принести-то могло и кого угодно. «А может быть и никого вовсе, если мы везучие».
- Ты, Майнхард, кстати, не чуешь здесь ничего? – поинтересовался сынок баронский, - А то мне не спокойно как-то, и, бес его разберет, что не так. Не нравится Зверю что-то в окрестностях. Спать не дает, мразь такая.
Фыркнул Радомир да и затих на этом.

Дурное было место. Проклятое, скверное. Несло от него болезнью, смертью да смрадом, и ощущения этого не мог перебить ни стойкий запах собрата, ни привкус пыли, ни аромат начинающейся грозы. В другой деревеньке или, скажем, в лесу, Радомир запрокинул бы голову, подставляя лицо крупным могучим каплям, а потом, опосля всего, пробежался бы по сырой траве, дыша полной грудью, но теперь, если о чем и подумал, то лишь о том, что гром заглушит звуки, молнии испоганят видимость, а ливень остатки костра затушит. Оно, конечно, было и к лучшему, не разнесется вонь по ближайшей округе, но, с другой стороны, ежели падла какая подобралась, то не составит ей сложности в золе покопаться да растащить человеческие останки и кости. «И собирай потом! Будем надеяться, что повезет!» Бирон фыркнул, тряхнул волосами да, вернувшись к столу, поднял глаза на собрата.
- Да ничего странного, - так поделился, хмурясь да припоминая округу, по которой до проклятой обескровленной деревни тащился, - здесь окрест одно и тоже творится. Не успели еще слететься. Нажрались у соседей да и пока затихли. Как оголодали бы, так и сюда бы явились. Я, пока добирался, слыхал характерные звуки да чуял запахи падали. Ты, видно, с другой стороны явился. Если отсюда пойти на юг, наткнешься на пару селец. Так от них так несет, что даже я не рискнул забираться. Да и сюда бы не рискнул, кабы не оголодал в конец. Зверья – ни одной мразюшки на всю округу. Все растащили, все разогнали. Не представляю даже, чего там Льена поймает. Ну да она охотница знатная. Помню, в давнюю пору меня учила.
Хмыкнул сынок баронский, вдохнул глубоко, вспоминая дела минувшие. Неплохо им с волчицей дружилось, мысли о Красной теплом отзывались да нежностью. Будь не такой разборчивый Радомир, глядишь бы и вышло чего любопытное, но да сердце его биться чаще не стало, а сознание сопливым бредом не заплелось. Не влюбился охотник в Льену и ни в какую другую девицу тоже. Впрочем, других-то поблизости и не водилось после одного прескверного случая, о котором и вспоминать не хотелось. Да вот – поди ж ты – упомнилось. «Тепло, что ли, на меня так влияет? Али дождь меланхолию нагоняет? Вот только ее и не хватало еще!»
- Жаль, что не чуешь, - откликнулся оборотень, вновь отвлекаясь на Майнхарда да за тем наблюдая, как собрат дверь комнатную на засов запирает, - но оно и не удивительно. Я и сам-то не уверен, что именно чую. Так, неспокойно как-то, да на то десяток причин наберется. Взять хоть эту деревню. Жили себе кметы. Судя по всему, не больно паршиво даже, а пришла чума сраная, и никого не пощадила: ни молодых, ни старых. Все здесь и полегли. Тошно, знаешь. Как посмотришь на это все, так становится мерзко! Собственно потому я и двигаю прочь из Темерии. Куда – сам не знаю пока, но уж где-нибудь обретусь. Может даже в родной Каэдвен стопы свои направлю. Ты-то, кстати, откуда будешь? Льенка как-то мне про тебя говорила, но так, без подробностей. А нам с тобой делать, один ляд, нечего, так чего бы и не поболтать. И давай-ка я сам растопкой займусь. Ты сиди пока. Не свезет, силы твои еще пригодятся.
Отодвинул Бирон болезного да и принялся сам ковыряться, позволяя собрату сидеть спокойно да делиться умными мыслями. «В конце концов, должен же хоть кто из нас быть мудрее. Мы-то с Льенкой так, щенки бестолковые». Фыркнул оборотень, чихнул, потер нос пальцами да и снова к работе вернулся.
- Мин, значит Мин, - легко согласился он, - понимаю… Я и сам-то от своего отвык. Много лет уже зовусь Янушем. Льенка просто в ту пору меня повстречала, когда я еще только-только бестией обернулся. Так и сказал ей правду, ну и теперь особо не брезгую. Мало ли Радомиров на свете! Как минимум, еще один есть и вполне себе здравствует… А отчего, кстати, везения мало? Я, можно сказать, ей завидую. Проку в этом порядочно и никаких тебе кровавых провалов. Все помнишь, сам себе подчиняешься, а я… Семь лет уж прошло считай, а все туда же. Каждый раз как первый раз, разве что, не так больно. Памяти же как не было, так и нет. Там знаю, здесь не знаю, но так, по клочкам покойничков догадаться можно, а иной раз и вообще ничего в голове – сплошной белый лист. Устал я от этого, но… Это все так, сопли. Недаром льет, вот и меня прорвало похоже. А вы с Льеной, значит, давно знакомы? Сам ее всему научил? Или как дело-то было? Эх… Жалко Льенка вино с собой утащила. Под такие разговоры только и пить!
Усмехнулся Радомир сокрушенно, а там, огонь разведя, вернулся на лавку да устроил перед собой руки, слушая, как громыхает на улице и как стучат в стекла тяжелые дождевые капли.

Ответы Радомир слушал внимательно. Не перебивал, не переспрашивал, уточняющих вопросов не задавал, так мотал на ус да обдумывал, есть ли что в словах интересного или так уж они болтают, покуда болтается, и покуда не вернулась с охоты Льена. В конце концов, заняться-то и впрямь было больше нечем. «На боковую и то не отправишься. Не спится, да и какой сон, когда не все дома?» Сверкнуло, озаряя окрестности, громыхнуло протяжно. Совсем близко гроза подошла. Висела аккурат над деревней, отпевала ушедших. Бирон, правда, не склонен был в подобные вещи верить, но отчего-то подумалось ему, что Боги приняли жертву, и что теперь усопшие и впрямь обретут покой. Впрочем, быть может, в это просто хотелось верить, потому как иное смотрелось и звучало слишком погано. Баронский сынок вот точно не хотел бы валяться падалью да кормить собой трупоедов, но да еще сильнее не желал бы оборотиться бесплотным духом и парить над землей. С того не много бы вышло радости. «Хотя и так-то ее не густо. Ой, ладно! К лешему!» Провел волколак по лицу ладонью, вздохнул протяжно, и тогда только в монолог сородича вклинился, когда речь зашла об обращении да прочих прелестях волчьей натуры.
- Да… У Льенки другая дорога, - поддержал Радомир, вспоминая рассказ подруги про аконит, - ей, видимо, проще так, а я как-то попробовал раз да на том и оставил, рассудил, что коли уж чем обратился, то так тому и бывать. Сила, ловкость, ощущения – все это не только во вред, но еще и во благо. Зверь – тварь живучая. Вешаться, к слову, тоже пытался, и закончилось то в волчьей шкуре среди растерзанных трупов. Не дает эта тварь с собой совладать, а принять, как не стараюсь – все без толку. Не могу я поверить, что Зверь и я сам – это одно и тоже, что нет никакого человека и подлунного чудища, а есть только лишь волколак. И разум у нас с ним один, и инстинкты с желаниями тоже. Не могу… Как подумаю, сколько эта мразь людей переубивала, так и становится тошно и мерзко, а да ведь все через это проходят. Кто-то смиряется, кто-то на клинки лезет, а кто-то просто из ума выживает. Вот ко мне аккурат последнее. Скоро, глядишь, начну сам с собой разговаривать да и заговариваться, однако, и этого не бери в голову, не твоя забота… Вот только скажи, это кто ж такой умный нашелся, что смог тебя с собой примирить? И чего такого этот кто-то сделал аль обронил? Только не рассказывай, что то любовь была неземная. Один ляд, не поверю. Не бывает такого чувства. Место ему на страницах легенд, а не в жизни.
Фыркнул Бирон, потянулся было к плошке, стоящей на столе, но вспомнив, что нет в доме этом съестного, отдернул руку да снова пальцы сцепил в замок, думая о том, что сказал да услышал. Вот вроде и не любил советы чужие принимать к сердцу, да речи Майнхарда показались уж больно умными, а тон ровным. Успокаивал он, усмиряя порывы души. Таким бы только проповеди читать, али какие молитвы, но сидел бывший рыцарь за столом с чудищем и болтал про звериную сущность. «Паскудство, не жизнь».
- Слушай, а как так случилось, что ты обратился зверем? – поинтересовался охотник, поворачиваясь к мужчине да ловя его взгляд, - Мы-то с Льенкой, вестимо, два дурака малолетних, но а ты-то как? Тоже по молодости и глупости? Погнался за славой, а нашел волколака? Вот уж не удивлюсь, коли так и было. Или ты из благородства какого клыки поймал? Так, пожалуй, тоже бывает. Глядишь, вернусь я в родной Белый Яр, а там и пара-другая героев отыщется. У барона-то еще трое сынков осталось… Вот интересно, хватит ли младшим ума и смелости судьбы старшего не повторить? То есть меня… Меня-то понесло за шкурой Кровавого Зверя. Ну вот и унесло… Так унесло, что до сих пор по лесам мытарюсь. А еще повезло не сдохнуть ни от ран, ни после при обращении. Говорят, не все доживают, а тут, стало быть, судьба. Вот уж судьба так судьба, ничего не скажешь!
На том и затих Радомир. Усмехнулся только пренебрежительно, горько, выдавая за злость да презрение собственные обиды с переживаниями, и хотел было еще кой-чего рассказать, про отца, например, и про то, что не больно его искали, но прервался, заслышав шум за дверью на улице. Напрягся, принюхался, насторожился.
- Не иначе, как у нас гости, - так обронил, прислушиваясь да воздух носом потягивая, - осталось только понять, званые или непрошенные. Ты сиди пока тихо, я посмотрю.
Поднялся да и пошлепал к окну, дождем залитому.

Когда Льена вернулась в избу окончательно, Майнхард подтянул здоровой рукой лавку поближе к печи да скинул куртку, чтобы опустить её на плечи вымокшей волчице. Тут бы от одеяла какого больше проку было или отрез шерсти сгодился бы, но волк с самого побега из Адельсберга путешествовал налегке, так ничем и не разжившись за год. Сменные вещи давно ждали стирки. А в этой избе и не было ничего такого, всё хозяева увезли с собой.
- Садись, погрейся, - сказал он девушке и, положив ладонь ей на плечо, легонько сжал пальцы. После глянул на Радомира. Тот со своей работой справлялся отлично и помощь ему предлагать вроде бы и не нужно было. Да и знал Майнхард уже, как молодой сородич отреагирует: отмахнётся от "однорукого", мол, сам всё сделаю, сиди себе. Так что волк не стал мешать, только вполголоса поинтересовался у Льены, как прошла охота да поблагодарил за добычу, не попадались ли на пути какие-нибудь дрянные падальщики, которые могу доставить проблем в дальнейшем, и о других мелочах, чтобы было не скучно. Да и отвлечься хотелось. От своей тревоги, что водила мысли по кругу, и от щекотавшего ноздри запаха мяса, на который голодное брюхо отзывалось уже чуть ли не болью. Был бы один, так, наверное, и набросился бы на добычу, никак не готовя, а тут ждать пришлось. Благо сготовилось скоро.
Ел Фортрейн торопливо, хоть и старался себя одёргивать, чтобы худо не стало. Да и вина ему никакого было не надо, вот уж точно. В животе потеплело и словно бы раненой руке тут же лучше стало, пусть и дёргало её иногда неприятно.
А когда начал Радомир о себе говорить, так вновь тревога внутри подняла голову и оскалила острые зубы. Неспокойно Майнхарду было. Волчонку ведь не больше тридцати на вид, даже меньше. Снова оборотень вспомнил ту хмурую весну и тот день, когда наутро выветрился хмель из головы и от самого себя противно было. Нет, не может же совпасть вот так... То всё домыслы и чувство вины. Долго бы, наверное, Майно сидел над недоеденным куском, замерев с напряжённым взглядом, но, услышав своё имя, нервно вскинул голову, поглядев на сородичей. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул, чтобы поскорее освободиться от мрачных мыслей и убрать с лица соответствующее выражение, совершенно неподходящее для мирного вечера в кругу волков.
- Скрывать не буду, мне нужна помощь, чтобы поскорее оправиться и снова начать охотиться. Так что от компании не откажусь, - Фортрейн едва заметно улыбнулся, приподняв уголки губ, - Сам я никуда особо не стремился, лишь бы от войны подальше.
Надеялся, конечно, на то, что Льена не бросит. И так был в долгу перед ней, а сейчас стал куда большим должником. Ну ничего, если выкарабкается, то уж как-нибудь расплатится. Вот только в Белый Яр Майнхарду совсем не хотелось наведываться. Чёрт его знает, что там за призраки прошлого водятся.

[raceah]Раса: волколак[/raceah][ageah]Возраст: 51 год[/ageah][actah]Деятельность: бродяга[/actah]

Полилось винище рекой, заходили сильные челюсти, разнеслись по избе звуки грызни да чавканья и, покуда не насытились страховидлы, так и не стихли, мешая беседам да трезвым мыслям. Оголодали кровавые чудища, одичали за время дорог, кажущихся почти бесконечными. Не знал Радомир, что довелось пережить сородичам, однако, мыслил, что не выпало всем им хорошей доли. «Да и с чего бы вдруг? – Оглядись по сторонам… Кругом война, разор да болезни. Вот и были мирные деревеньки, а обратились неухоженными могильниками». Скорбно то было, паршиво, да только он, волколак, ничего изменить не мог, а раз так, то и нечего делать, кроме как двигаться дальше, уходя на Север и забираясь в самые дебри. Казалось, лучше-то и не придумать исхода, а потому и вспомнился родной Белый Яр, окруженный бескрайним лесом. Не сегодня, и не вчера, признаться. С месяц уже поди, а теперь просто попал на язык.
- Вместе лучше да безопаснее, - откликнулся Бирон, наконец ощущая сытость и пожевывая мясо уже не так жадно, как до того, - права Льенка. В Темерии нам не место. Нечего здесь искать. Не на что и надеяться. Денег не заработать, охотой не разжиться. Здесь и зверье-то точно повывелось!
Фыркнул охотник, ухмыльнулся недобро, вспоминая голодные дни. Будь он таким же, как сестра по несчастью, мог бы двигаться быстро да нападать ловчее, но не свезло. До полной луны ходил простым человеком, пытаясь охотиться да выслеживать. Иногда удавалось, однако, куда как чаще убегали пугливые звери, вынуждая переходить на подножный корм. Радость только, что лето было, да дни стояли не самые скверные. «Но то лето, а до осени хорошо бы добраться до знатной кормушки. Как снег ляжет, уже ничего не получишь, кроме верной гибели. Тут уж даже Зверь не спасет. Разве что, окончательно человека вытеснит». Вздохнул Радомир, помрачнел заметно да и, чтоб не сидеть за столом с гнусной рожей, уткнулся в кружку, тогда лишь выпивку оставляя, когда заговорила Льна про Зверя да путешествие. Скривился, прищурился злобно.
- А ты как думаешь? – спросил ядовито, насмешливо, сразу давая понять, что тема остра да болезненна, - Стал бы я по этому мертвому краю шататься да переходить от селения к селению, кабы не это блядство? – Как было, так все и остается! Не умею я по собственному желанию перекидываться и, если вдруг смогу волком сделаться, то уж человека точно назад не верну. Если вместе пойдем, придется на своих двоих добираться. Хорошо бы, конечно, телегу поймать, но, сама понимаешь, их в краю этом днем с огнем не сыскать.
Прервался, баронский сынок, задумался, прикидывая, как оно лучше будет, надежнее да вернее, а как вспомнил былые свои рассуждения, снова к беседе вернулся.
- Я сам думал дойти до Понтара, а дальше уж двинуться по реке. Там хоть рыбу можно поймать, коли настряпать сетей да удочек. К осени как раз до деревень доберемся. Устроимся да приладимся. В Белом Яру по осени много ярмарок, никто и не удивится пришлым. Заодно, если наловим зверья, сможем задорого продать шкуры и, заодно, лошаденку тебе сторгуем. Знаю я одного коневода. Коли он жив, пройдоха, то лучшего продавца тебе не сыскать. Дело свое хорошо знает и не дерет с три шкуры. Помнится, даже отец у него жеребят покупал. Из его была и первая моя кобылица. Красивая, крепкая, умная. Жаль, вместе со мной и сгинула. Хотя, может, и выжила, кто ее разберет. Я первое обращение совсем, почитай, не помню. Но да ладно! Хватит на том. Довольно соплей намазался. Слово я свое вам сказал: иду в Каэдвен, а вы думайте да решайте по пути нам али снова по разные стороны. С утра пообсудим да и отправимся. Незачем время терять напрасно.
На том мужчина речь свою оборвал и, поднявшись из-за стола, поволокся к ближайшей широкой лавке, для сна подходящей. Была в доме, конечно, и койка, да только ее Бирон для Мина оставил и Льенки. Им она явно была понужнее, а с него и на лавке поспать не убудет. Молодой еще, крепкий. Отоспится, если только уснуть сумеет.
- Ну… Доброй ночи всем, - сказал Бирон да и плюхнулся на лавку, на бок переворачиваясь, - пихните утром меня, коли решу разоспаться.