Ему опять не нашлось места, как, впрочем, и всегда, но в этот раз вовсе. Октябрь обыкновенно был месяцем сытным: на пороге была Саовина, а вместе с праздником оживал в сердцах страх перед неизведанным. Крестьяне видели в шуме ветвей в безлунную ночь туманника, в брехливой собаке, издохшей на рассвете — баргеста, и кошель ведьмака раздувался, полнел, обещая протянуть и эту зиму. Первый раз, что ли? Справишься, Кот.

Но в первой таверне не оказалось места, не было его и во второй, а в третью Брэен уже не стал соваться. Содрал с доски лист, где говорилось о какой-то твари с кладбища, и он провел там холодную, стылую ночь на сером надгробии, и заработал бы разве что воспаление лёгких, если бы не был ведьмаком, и не ореном больше.

Брэену не нравилось на кладбищах. Закончилась одна из войн. Вспыхивала чума. Слухи о смерти Геральта из Ривии от рук кметов быстро разносились среди ведьмаков, а вот он, Кот из Йелло, подпирает спиной чьи-то кости, живёхонек.

Да толку.

Мысли роились осами; сейчас бы выпить так, чтобы отупеть ненадолго, и в путь. На завтрак у него был сочный стебелек осоки, ещё не сбитый морозами, и остатки содденской медовухи, начавшие бродить в кожаной фляге.

Рядом раскинулся куст берберки; её красные плоды, издалека смахивающие на боярышник, созрели и легко резонировали в ведьмака. Чтобы хоть как-то оправдать прорву потерянного времени в Вызиме, Брэен решил собрать их. Поднялся с нагробия, с долгим вздохом потянулся, хрустнув суставами. Услышал шаги. Напружинил ноги. Медальон, раскачивающийся под поставленным воротником, дрогнул и закрутился на цепочке, стягивая петлю на шее.

Он отвел колючие ветви рукой, и увидел в наползшем предрассветном тумане девушку с охапкой трав в руках. А девушка увидела его.

Отредактировано Брэен (30.12.19 11:28)

Травы были подобраны с умом. Вереск, барвинок, очиток — высушить, заварить, сладковатый взвар успокоит нервы одним лишь своим запахом. С медом дают детям в плохие ночи. Детей у Брэена не было и быть не могло, но он откуда-то помнил это, как после Трансмутаций помнил, за что держать меч.

Он обошел берберку и слегка кивнул травнице. Откинул волосы с лица, попутно сняв высушенную ветвь вьюнка, растер пыльный побег меж пальцев.

Кроме ведьмака с травницей народу на кладбище не было. Кметский род, напуганный чьими-то сказками про кладбищенское чудище (бабу, вернее, как ожидал всю ночь Брэен), не совался к погосту, пусть он и смотрял памятниками на лечебницу Святого Лебеды.

- А ты разве не слышала о монстре, что, - Брэен достал из кармана жилета сложенный вдвое листок и зачитал с неуловимо изменившимся тоном, - "могилы роет, посреди ночи на лунном свете кости разбрасывает, и средь честного народа чуму множит"?

Девушка спокойно глядела, уложив подбородок на вереск в руках.

- Очевидно, не слышала. Значит, заказ - очередная пустышка.

Ведьмак скомкал лист и устало потер глаза. Сил, чтобы злиться, не было; да и привык уже к тому, что из пяти взятых заказов четыре оказываются на соседского ребенка, который щиплет кур, балуется на чердаке или помидорами мажет окна.

С наёмничьей работой было проще. Всегда находился человек, которого нужно было убить.

Начинало светать, и головная боль уже пускала жало в висок. Впору самому вскрывать какой склеп и пережидать день.

Разве что...

- Не знаешь, случаем, кого, кто комнату сдает? Плачу кроной, и долго не задержусь.

Брэен был стар. Он понял это внезапно, стоя на вызимском кладбище под спокойным взглядом травницы, в глазах которой он читал... сочувствие?

Он много видел, многое чувствовал, многих убил: бестий эпохи Сопряжения Сфер и тех, что плодятся в селах, деревнях, городах, а порой и в чистом поле.

За всё это время можно было по пальцам пересчитать людей, которые не смотрели на него без предубеждения; и никто не смотрел так, чтобы Брэен опустил острые плечи, тихо выдохнул, по-человечески зевнул в кулак.

"Как будто Аксием оглушили".

Ведьмак шагнул вперед. Девушка оказалась больше чем на голову ниже ведьмака, она была молодой и хорошенькой. Когда он коснулся её рук, подхватывая охапку трав, пальцы кольнуло слабым током, едва заметным резонансом магической наполненности; а ещё Кот ощутил запах розы.

- Отведешь меня? Если не хочешь ещё пособирать трав. Вечером я побеседую с гробовщиком, и все узнают, что на кладбище безопасно. Я подожду.

Не "Аксий" — ленный рассвет, персиково-розовый, почему-то уже почти зимний, усталость, тишина и запах розы.

- Меня зовут Брэен из Школы Кота. А ты?

Так устал, что дорога в пути прошла туманом. Солнце поднималось, радостное, резкое, и Брэен держал глаза опущенными, стараясь не спотыкаться от боли, пронзающей взгляд. В благодатном сумраке хаты он выдохнул будто с облегчением, которое вмиг исчезло, стоило из-за печки высунуться стрыжьему рылу домовладелицы.
Вот как оно выходило: из года в год всё меньше оставалось ведьмаков, да и заказы были всё однотипнее (Брэен уже забыл, когда видел заказ на реликта), а народ всё узнает их с первого взгляда. Всё обсуждает, какие бы грешки ещё повесить, окромя похоти и корысти. Не смущал бабу и очевидно голодный вид ведьмака, и старые сапоги, почти жрущие подошвами грязь, и дешевая кожаная куртка будто с чужого плеча, висящая на худых плечах.
Ведьмак тихо стоял за Нэсой Эдельвейс, тихо скрежетал зубами, тихо сжимал кулак вокруг кошачьего медальона на шее. Бабка была мерзкой, от реденького волоса своего до визгливого голоса. Нужно было быть благодарным хотя бы за то, что его пустили на порог, что не ткнули вилами, не вылили помои на голову.
Но когда она озвучила цену, Брэен представил, как она кричит, когда её режут, и этот визг показался музыкой. Он стряхнул наваждение запахом розы: Нэса снимала свои серьги.
Почему?
Он так растерялся этому жесту, что злость слетела с него, как с гуся вода.  Уж кто-кто, а девушка точно не была ему ничем обязана. Теперь только он ей. И пока лучшей оплатой такой доброты было бы не казать когтей и заплатить.
Ведьмак заплатил, оставив деньги на столе. Побоялся, что если коснется руки этой стервы, не избежать замаранного кровью порожка, а ведьмак так устал, что не хотел бы учинять сейчас резню, тем более на глазах Нэсы.
К нему давно не были добры.
Брэен неслышно прокрался за девушкой наверх. На пороге помедлил, озираясь, всё ещё не веря в бескорыстную доброту, но закрыл за собой дверь, скинул у входа сумки и прошел по комнатке. Охапку цветов положил на кровать, сняв с шерстяной рубахи налипший на неё очиток. Он долго подбирал слова прежде, чем заговорил. Когда девушка говорила про то, что можно попробовать устроиться у Миры, он подумал, что это будет чья-то чужая хата, возможно, её подруги, но никак не её спальня.
- Хочешь, - прочистив горло, ведьмак обратился к травнице, - Я отрежу ей уши до того, как она наденет твои серьги? И язык, до того, как распустит о тебе слухи?
Он улыбнулся, будто уместной и крайне смешной шутке, и тут же стал серьезным.
- Как я могу отплатить тебе за доброту? Я… не люблю быть обязанным.

Отредактировано Брэен (08.01.20 20:03)

Когда девушка покинула комнату, он внимательно оглядывался, пытаясь будто нарочно найти хоть намек на злой умысел, которым бы могла руководствоваться девушка, но находил: умывальник, цветы, какие-то женские безделушки вроде гребня. Брэен умылся и, вспомнив о собственной нечесаной гриве, кое-как пригладил седеющие волосы мокрой ладонью.

Девушка вернулась с едой, отчего у Брэена свело желудок. Нэса была добра и спокойна, фактически, наверно, не от мира сего, так же сейчас говорят о людях, что так отличны от своего окружения?
Он ел молча и быстро — то ли от голода, то ли просто увлекшись мыслями. Успокаивающий запах расслаблял. Веки наливались усталостью, в тепле оказались ноги, с поясницы сползли мурашки. 

"Ну же, расслабься наконец, - проговорил про себя Брэен, - Она явно не желает никому зла".

- Спасибо, - Брэен скинул куртку, наконец согревшись, - Приятно, что в мире ещё есть добрые люди. Но, кажется, тебе теперь не обойтись без слухов.

Он красноречиво перевёл жёлто-рыжие глаза на заткнутую замочную скважину. Кажется, он уже слышал, как скрипели ступени под чьими-то крадущимися шагами.

- Ещё и без сережек осталась.

Ведьмак поднялся, помогая убрать посуду. Он посмотрел в глаза девушки, и понял, что изумруд и вправду замечательно их оттенял. Что-то кольнуло его под рубашкой, словно острая грань медальоны: Брэену показалось, что это могла быть вина.

У него появилась небольшая идея. Нужно потом пересчитать монеты.

- Нэса Эдельвейс, верно? Та вредная грымза снизу ведь не твоя матушка, да? - "Иначе предложение отрезать ей уши могло навлечь на мою голову местную стражу", - Не расскажешь мне о себе?

Отредактировано Брэен (14.01.20 22:48)

Брэен смотрел на тазик с ароматной водой, что помешивала девушка, и всё более ощутимой становилась иллюзия того, будто попал он в некую сказку из тех, что рассказывали в Школе совсем маленьким ведьмакам: про русалок-принцесс, что оказывались сиренами, про Джека с бобовыми ростками, что оказывались архиспорами, про трех медведей и забредшую к ним девочку, чья судьбы была понятна, даже если медведи оказались бы просто медведями. Все сказки заканчивались плохо. Всегда.
Жил-был ведьмак, злой и обездоленный. Встретил он ворожею. Накормила она его, напоила, ноги умыла и спать уложила.
Ведьмак не знал, что следовало дальше. Неприятное, стертое воспоминание о детстве в Повиссе вновь скрутило в спираль головную боль. Тугая пружина, возводящяя арбалет. Наклонясь, он снял один сапог, затем другой, стянул войлочные чулки и откинул обувь прочь. Опустил  узловатые худые стопы в таз так осторожно, как в прорубь. Недоверчиво посмотрел на девушку, увлеченную своим ремеслом.
- Про шмелей и ромашек ты говорила более живым голосом, - заметил ведьмак, - Я думал, ворожеи водятся только в деревнях. Там, где ромашки, шмели, босоногие дети, коты и собаки. А здесь только помои, шлюхи и жульё.

Отредактировано Брэен (11.01.20 22:10)

“Ножницы у гробовщика?”
Брэен хмыкнул, скривив губы в улыбке. И вдруг зевнул, широко, открыто.
“Ничего подозрительного.”
Он поднялся, утерев ноги, но всё равно оставляя на дощатом полу влажные следы, подошел к Нэсе и протянул руку за ключом.
- Стучи громко, - девушка вложила ему в руку ключ. Снова мелкая вибрация. Он сжал ладонь, слишком уставший, чтобы ещё хоть как-то реагировать, кроме звякнувшего в пазах замка, кроме его тела, упавшего на кровать, зарывшегося, о Богиня, в одеяла, кроме того, что он вслушился, как легкий девичий шаг скользнул прочь, как раздались шаги старой грымзы, и Брэен, понявший, что не заткнул замочную скважину тряпицей, вскинул из-под пледа руку с оттопыренным средним пальцем.
И уснул.

***

Ему снился Повисс, его серые стены, на которых сверкали огненные блики; старый ведьмак, который стал Брэену наставником, читал толстую книгу о трупоедах, и детишки, среди которых был и будущий Кот из Йелло, дремали от усталости. Потом пришел тот, что помоложе, и начал рассказывать сказки.
- Жил-был ведьмак, - блестя горящими в полумраке глазами, вещал он, - И встретилась ему ворожея. Накормила она его, напоила, и...
Дальше шум. Кажется, что-то похожее на скрип половиц. Чей-то шёпот: Глашко, а они точно не услышат? Енто же мутанты… Тиш-тиш, ты взял? И я взял… Главное, быстро.
- ...влюбились в друг друга, - молодой ведьмак берет иссеченную голову старого в руки, и у неё глаза Брэена, и голова продолжает сказку, вперившись узкими щелочками зрачков в ведьмака:
- Но есть дары, которые можешь принять, лишь сам можешь ответить чем-то ценным, выродок.
- Мутант!
- Бей кошаков!
- Жгииии!
Грохот обвалившихся балок.
“Это снится. Меня там не было!”
Детский крик, и стук маленьких кулачков в двери изнутри подожженной лаборатории.

***

Брэен с криком подхватывается с ложа. Путается в одеялах, пугается, опрокидывает таз с остывшей водой, бросается к двери, чтобы увидеть перед собой девушку, и понять, что в руках у него стальной меч, что смотрит ей прямо ей в грудь голодным острым клинком.
Глаза у Брэена дикие.
- Ты, ты…

Отредактировано Брэен (12.01.20 17:11)

Пока ребенок был слишком увлечен пережевыванием сладости, Брэен взял девушку под локоть, втащил в комнату и запер за собой дверь. Он спрятал меч, сел на кровать и провел по лицу дрогнувшей рукой. Спросонок кости ломило, но момент для сладких потягиваний и мурчания под нос был безнадежно упущен, растоптан, убит.
“Как могла бы быть она. Клянусь, ещё бы секунда!”
- Я должен… - он поднялся, подхватил сапоги, не глядя и мимо вдевая ноги, словно пятки ему жгло Гееной, - Мне пора, я не должен был оставаться, я… Я ничего не могу дать взамен.
Он тяжело уронил голос, накинул на плечи рубашку и начал спешно её застегивать.
Ворожея подошла к ведьмаку и взяла его руки в свои, убирая дрожащие пальцы от пуговиц на рубахе.
- Ты ничего не сделал. Перестань убегать от себя и от других.
Брэен поднял на девушку глаза и ухмыльнулся. Грустно, некрасиво, скривив лицо: в общем, так, как умел. Она стояла так близко, что он видел ресницы на её глазах. Крапинки зелени в радужках. Изумруды, что она отдала за едва знакомого-то мужика, который мог бы и хату обнести, и... пророк знает, что ещё сделать.
- Ты не знаешь, о чем говоришь. И хвала всем божкам. Тебе лучше держаться от такого подальше, ты добрая, и светлая, и…
“Что я вообще тут делаю?”
Он не отпускает её руки. Оглаживает тонкую кожу кисти большими пальцами.

Её “не смогу удержать” кольнуло Брэена. Действительно, свободен, как ветер, куда только не прибьет, где не остановится, “Жизнь ведьмака — большак”, и прочая. Ему хотелось бы по-иному, но он уже и не мог, и страшно, до зло сведенной челюсти завидовал тем, кто смог остановиться, взрастить в себе что-то, что может пустить корни.
Глядя, как Нэса целует его руки, он тоже ощутил что-то. Здесь происходило то, чему не было понятия во всем лексиконе, что ранее знал Кот из Йелло.
Ему вдруг стало грустно. Близилось зимовье. Девушка, слишком хорошая, чтобы это было правдой, когда она по-настоящему откроет глаза, не хотела, чтобы он уходил.
- Перестань, - он поднял её лицо за подбородок. Кожа Нэсы мягко светилась в синеватом сумраке комнаты; на Вызиму надвигалась холодная октябрьская ночь, в которую Кот собирался покинуть город.
Нэсе не нужно было повторять, а Брэен не внял предупреждению сна, ведь это всего лишь был сон. Нагнувшись к девушке, он накрыл её губы своими, взял за плечи и прижал к груди. Поцелуй был спокоен и долог. И пах розой.

Она вздрогнула как совсем ещё юная девушка, щекотно уткнулась ему в шею. Когда Нэса произнесла “Извини”, он ещё надеялся, что одумается, ступит прочь, хотя чувствовал кожей, что уже нет.
- Не за что извиняться, - он перевел взгляд с её влажных губ на глаза и обратно.
Предназначение идёт странной дорогой, другие ищут его и ждут. Кот из Йелло от судьбы не ждал ничего, кроме возможной смерти, что из года в год становилась всё более вероятной со всеми войнами, что терзали Континент, со скрипом, что селился в его костях.
Но одно их роднило: Брэен был уверен, у верящих в Предназначение такой же растерянный вид, как у него, когда оно стучится в двери. В этот момент Брэен не сомневался: оно. Ни в этот, ни в последующие.
За пределами их комнаты слышался шорох, шаги, и всё то, что совершенно не смущало ведьмака, когда в следующем поцелуе он прижал к двери Нэсу. Сдержал себя. Смягчился, выпустил из сжавшейся в кулак ладони её юбку, вместо этого осторожно коснулся тёплого бедра. Скинул рубашку, пока не слетели оставшиеся пуговицы.
Если было хоть что-то, что он мог дать Нэсе взамен, так хоть это. Не шипеть, не кусаться, быть человеком, каким он хотел бы стать, а не чем пришлось.

Треск, шум, шаги. На лестнице? Нет - он ведет её к кровати. Что-то разбилось? Нет — просто трещит неаккуратно дёрнутый подол. Остальное - их дыхание, сплетающееся в поцелуях. Ощущение взгляда. Нет — это луна, белой полосой лёгшая на их ложе.
Если касаться бёдер изнутри, они горячие, как свечной воск. От глубокого прикосновения Нэса загорается тоже. Он поддерживает этот пламень, как если бы тот был священным.
Шум дома уходит на задний план. Когда ведьмак отрывается от ласк и снимает с неё рубашку, накрывая ладонями грудь, то перестает слышать что-то вообще, кроме стука сердца. Кровь в ушах шумит, холодок от её дыхания на шее ставит волоски дыбом. Освободившись из штанов с портками разом, Брэен швыряет их в сторону двери.
- Кр-р-расивая, - глухо урчит, оглядывая ворожею.  Почти облизывается. Белая, стройная, глаза кажутся почти такими же дикими от расширенных зрачков. Но не только это, что-то ещё есть, на уровне инстинкта. Пойманная добыча? О, нет, ведь откуда тогда это чувство?
Щемит в груди потаенное: моё. Зубами вгрызться, костьми влечь, но пока не отваживается сказать вслух и этого.
Не отрывая взгляда, он отводит её колени.

Отредактировано Брэен (15.01.20 15:55)

Ночь сегодня была ясная.
Ярко светили с неба холодным сиянием звезды, покачиваясь в тёмной сини неба. Вздрагивали. Вспыхивали. Кругом шли, как головы влюбленных, откидываясь мокрыми спинами на холодные облака. Луна отворачивалась от них, смущаясь этой пляски, но её свет вылавливал: чью-то улыбку, влагу на губах, вскинутую кверху ножку, гребни лопаток. Небесная бездыханность до поры скрадывала звуки, но слышали их вскидывающие головы псы, прыснувшие во все стороны с подоконника кошки, вторящие вздохам чириканьем птицы, и дом слышал, и половицы, и крыша, и чужие уши, краснеющие от смущения.
Звёзды вспыхнули. Погасли. Набрались обратно сиянием и, как ни в чем не бывало, продолжили холодно и безучастно взирать на Вызиму со своей высоты.
На кровати было тесно вдвоем, и им пришлось лечь лицо к лицу. Брэен шумно дышал полвека назад перебитым носом, пропуская сквозь пальцы длинные девичьи волосы. Следовало встать, одеться, огладить приятный изгиб тела и сказать что-то хорошее, насколько мог придумать Кот, а после уйти, но он не хотел, поэтому притянул девушку к себе. Если бы он сейчас уснул, вдруг понял он совершенно точно, ему бы не снилось ничего, кроме, разве что, покачивающегося неба, словно крышу над ними сняли какие-то высшие силы. 
Завидев, что представление окончено, домоправительница слышимо помянула пророка Лебеду и свою больную спину и, нарочито громко топая, удалилась восвояси. Стучал в стену мячик, отобранный и тайком возвращенный.
Пахло розой и морской солью.
Прикрывая глаза, Брэен подумал, что он мог бы привыкнуть к этому.

Он проснулся от странного: легкого дыхания, щекоткой обдавшего лицо. Это было необычно, но ведьмак не дёрнулся, не шугнулся, не сжал руки сильнее, просто открыл глаза и внимательно поглядел. Хрусталики в темноте отсверкивали, один сильнее, жёлтым, другой - мутной краснотой. Кажется, девушку это не пугало. Впрочем, тяжело бояться того, что не знаешь, верно?
Видение не спешило рассыпаться в руках на звездный свет. Прохладная кожа под рукой покрылась мурашками, когда Брэен неловко заправил прядь русых волос за ухо, пройдясь по шее. Он чуть было не привлек от этого её снова к себе, но сдержался в последний момент: затылком чувствовал, что рассвет близок. Час между собакой и волком.
И он понятия не имел, что делать дальше. Что сказать? Как смотреть? Поэтому молчал до тех пор, пока молчание не стало густым, как горный мед.
А потом молчал ещё.
Девушка следила с кровати за тем, как он, поднявшись, собирается в дорогу. Подштанники, штаны, рубашка, жилет, расправить ворот. Подобрать оружие, прилаживая его ремнями плотнее к телу.
Сборы заняли преступно мало времени.
Девушка поднялась с кровати, нацепив только рубашку, затем села обратно скрестив ноги едва касаясь холодного пола:
- Тебе нравятся маки? Я бы посадила один или два. Может все три, - ни он ни она не знали с чего начать, что сказать, как посмотреть, но молчание кололо больше, чем брошеная невзначай глупая шутка.
Брэен оглянулся на неё, слегка приподняв брови и почти что рассмеялся. Непосредственный вопрос вспорол тишину.
- Посади ласточкину траву. Не ошибешься.
Собственный голос звучал обыденно, словно ничего и не было.
“Хватит вести себя, как гребаная девственница, Брэен. Ты уже совершенно не в том возрасте”.
- Не знаю, что за наваждение нашло на тебя, - осторожно начал он, подойдя к девушке, - И почему эта ночь случилась, но это была хорошая ночь.
Ему пришлось наклониться, чтобы поцеловать сидящую на кровати Нэсу в лоб.