За окном плакала непогода. Ведьмак слышал протяжный стон ветра. Видел как медленно ползут по стеклу гостиного дома частые крупные капли, как дрожат от резких порывов деревья за окном.

Но здесь, внутри, впервые за долгое время, проведенные от поиска собственной памяти до прибытия в Горс Велен, Геральт чувствовал себя спокойным. Ни вкусный ужин, ни крепкий эль не послужили тому причиной. Но вот неожиданно теплый, несказанно родной взгляд фиалковых глаз - пожалуй.

Впрочем, в этом Геральт сознаваться не спешил. Слишком много его связывало с бывшей советницей ныне покойного короля. Слишком много они пережили. Слишком много повидали. И даже умерли в один день. Как в дурацкой сказке.

Ведьмака, чародейку и ведьмачку за непростительное отношение с величественным, но заколдованным деревом не возвели в ранг врагов народа. Но и за спасение от кровожадной поросли грибов не спешили записывать в герои. Узнай, например, Неннэке, что они сделали, что уничтожили и во имя какой цели - быть бы беде. Но для города событие оказалось само собой разумеющееся. За исключением, пожалуй, поспешившей вслед за этим непогодой.

Они молчали. Поглядывали на зажженной в центральной зале камин, чей жар достигал даже их алькова. На редких посетителей, которые заинтересовано бросали косые взгляды, но не решались подойти. На снующих взад-вперед подавальщиц, виночерпия, самого корчмаря - дородного милсдаря с пышными усами. Но не друг на друга.

Первым не выдержал ведьмак.
- Я позабыл, - признался Геральт, - каково это - быть рядом. Поиск нужных слов. Неловкое молчание. Неумелые комплименты. Кажется, я позабыл, как это было тогда.
Белый Волк отыскал взглядом её глаза. Усмехнулся по-доброму.
- Но я с радостью научусь снова. Как ты нашла меня?

Слова чародейки, оброненные будто бы невзначай, вцепились в сердце острыми когтями.

У Геральта из Ривии был насыщенный год. Он воскрес из мертвых, чтобы на его руках умер последний из учеников Весемира. Он вершил страшный суд над предместьями старого города, ввязывался в чужие игры и выходил из них победителем. Он прошел сквозь огонь Вызимы, чтобы повстречаться с презрением тех, кого считал друзьями; чтобы в очередной раз столкнуться с черной неблагодарностью. Он в один час из героя и спасителя короля стал главным подозреваемым в его гибели. Он прошел через морок войны, едва не погиб, но выжил, чтобы стать свидетелем разделения мира.

Он собирал себя по крупицам, восстанавливал память из обрывков воспоминаний и снов, чтобы услышать невысказанный ледяной упрек.

У Геральта из Ривии был насыщенный год. Но он никогда не посмеет спросить, каким насыщенным был город Йеннифэр из Венгерберга.

- Лучше и не скажешь. Наверстывал упущенное, лез не в свое дело и становился козлом отпущения раз в пять больше обычного, - ведьмак кисло усмехнулся. - Зато какие у Лютика будут темы для баллад - обзавидуешься!

Не спрашивая, он долил вина в кубки. Ведьмак привык предугадывать Йеннифэр, а она никогда не смела отказывать ему в этом удовольствии. Ни до событий Ривии, ни, что самое приятное, сейчас.

- За нашу удивительно насыщенную жизнь.

У вина было приятное, немного вяжущее послевкусие. Йеннифэр как никто другой умела выбирать достойные напитки к трапезе.

Отставив кубок в сторону, ведьмак потянулся за утиным крылышком.

- И где ты теперь? При чьем дворе?

Какой бы хаос не происходил вокруг, чтобы не творилось в этом мире, но в одном можно быть уверенным точно: Йеннифэр из Венгерберга найдет достойное применение своим многочисленным талантам. В этом Геральт не сомневался.

Она лукавит. И не важно, сколько лет они проведут в разлуке, как далеко будут друг от друга, ведьмак почувствует, когда Йеннифэр из Венгерберга говорит не всю правду. И не важно, сколько минет урочищ и жальников, как часто кровь будет пачкать сталь, чародейка будет знать, когда Геральт из Ривии врет.

Она остается одна. И это значит, что она не находит себе покоя. Одиночество внутреннее не означает одиночество физическое. Но тем оно и страшнее: те, кто рядом, не могут заполнить пустоту, и вот неприступная крепкая стена становится хрупкой, уязвимой для точечного удара. И остается надеяться, что никто не посмеет его нанести.

Вино карминовыми каплями медленно стекало на самое дно. Терпкое, дурманящее, словно кровь для вампира. Ведьмак отыскал взглядом фиалковое море, утонул в нем, растворился без остатка.

- И теперь, когда она ушла, а я остался... что изменится теперь, Йен?

Куда они поедут? Чем начнут заниматься?

Весть о том, что бывшая советница ныне покойного короля вернулась из мертвых, рано или поздно разлетится по всем северным королевствам, и Радовид, впавший в чародейскую истерию, попробует достать еще одну из чародеек Ложи.

Что им делать теперь? Затаиться? Забиться в крысиный угол, не высовывая носа? Или же отправиться в Ковир? В объединенные земли Хенгфорской лиги, на которую нет-нет, да поглядывает крупный сосед?

Разве можно убежать от собственной судьбы? У них это не получается уже... сколько лет?

- Знаешь, после убийства Фольтеста, - его шепот едва достигал чародейских ушек, - и того, как память ко мне вернулась, я неизменно возвращался к мысли найти тебя. И вместо этого ты нашла меня. Сама. И теперь, когда цель здесь, стоит только протянуть руку, я не знаю, что делать дальше. Не знаю, как мне поступить.

Ведьмак наклонил голову.

- Как думаешь, у нас получится снова?

Они могли держаться натянуто, общаться на ножах, но всё изменилось, стоило Королеве Зимы подняться со своего временного трона.
Словно вечность назад запах сирени и аромат крыжовника задурманили ведьмачью голову, затмили разум. Словно жизнь назад вложенная в его грубую ладонь узкая ручка обожгла сильнее драконьего пламени. И осколок льда, который заменил ему сердце, который креп с каждым часом погрома в Вызиме, который стал прочнее стали в ледяном отражении безумного Якова из Альдесберга, покрыла сеть тонкий трещин, протянувших паучьи лапки к самым сокровенным граням кристалла.
— Ты же знаешь, — прошептал ведьмак чуть слышно, — что из меня дрянной танцор.
Как и целую вечность назад, одно оставалось неизменным: Геральт из Ривии не умел лгать бывшей советнице короля Демавенда.
Там за окном сотрясались от дождя небеса. Здесь под крепкой крышей гостиного дома честной (и не очень) люд забывал во сне тяготы и заботы бренного мира. Здесь, в этот самый миг и час ведьмак прижимал к себе Йеннифэр из Венгерберга, бережно держа невесомую талию.
Сокрытые от чужих глаз в альковой, спрятавшиеся от целого мира, они не смели желать о большем. А этот мир не мог им большее и предложить. Даже музыки: лютнист задремал в углу, надвинув берет на брови, и бесшумный танец ведьмака и чародейки проходил под шелест дождя.
Геральт остановился первым. Но не выпустил, не позволил даже закрасться мысли о разлуке. Он тонул в фиалковом море глаз, и был рад там тонуть впервые за долгие годы.
—Что будет дальше, Йен?
Проснуться ли они в одной постели. Найдут ли друг друга спящими, или смятые холодные простыни будут очередным символом стабильности и расставаний?

Холодным ноябрьским вечером под крышей "Серебряной цапли" слишком жарко, слишком душно. Пропахшая дымом и потом рубаха прилипла к телу, а шнурованный ворот давил на горло удавкой.

Геральт из Ривии, сбивший ноги в кровь в поисках своего предназначения, обломавший клыки и когти о стальные засовы и замки в поисках Королевы Зимы, молчал, растворяясь в фиалковом омуте чародейских глаз. Он не был одурманен этой женщиной, подобно сотням другим глупцов. Он знал, что стоит за словами Йеннифэр из Венгерберга и какой ценой дается каждый день, проведенный бок о бок. Знал, что за маленькую мечту о невинном счастье придется заплатить втридорога. Знал. И не сделал шаг назад.

Ведьмак не был одурманен бывшей советницей ныне покойного короля Демавенда. Словами Лютика — самого большого знатока аспектов любви, Геральт из Ривии отдал чародейке своё сердце. Но это всё ложь: у богомерзких мутантов сердца нет.

Его поцелуй — отчасти неловкий, скомканный, отыскал её губы. С каждым ударом сердца он обретал уверенность, становился всё жарче, всё чувственнее

Закончился он также внезапно. Иссяк, словно хрустальный родник, оставляя после себя приятное чувство прохлады около сердца.

— Потом...

Она смотрела на него сверху вниз. Внимательно, нарочито спокойно, но Геральт знал, что в этом ледяном спокойствии притаился огнедышащий дракон.

— Я никогда не думаю о том, что случается после. Наш век непредсказуемо короток, а дороги переплетаются и разбегаются десятки раз, чтобы вновь сойтись в одной точке.

"Я искал тебя, — думал ведьмак. — после событий в Лок Муинне я искал тебя каждый день. Натыкаясь на обрывки разговоров о тебе, добывая сведения о тебе по крупице, я думал о том, что скажу. И так не нашел правильных слов".

Разве после всего произошедшего его слова и мысли имеют хоть какое-то значение?

—Я хочу, чтобы всё было, как раньше. Чтобы мы были вместе так долго, насколько позволит это наша сумбурная жизнь. И чтобы, если нас все же раскидает по разным уголкам, мы неизменно стремились друг к другу.

Ты просто обещай, что всё будет так, как раньше… а как было раньше?
Раньше были развалины дома, усыпанная пылью и крошевом пентаграмма, растворяющийся среди облаков джинн. Раньше были крики и отборная ругань пострадавших и лишившихся крова жителей; бабские причитания и старшая речь; тревожные трели в голосе Лютика. Раньше было бесстыдно задранная юбка и обжигающие бедра, пьянящие поцелуи, облако локонов, темнее воронова крыла, острые ноготки, изучающие ведьмачьи шрамы.
А дальше?
Дальше был осколок льда, больно уколовший в беззащитное. Позабытое. Недоверчивое. Из раза в раз. То в одну, то в другую сторону. Смятая, холодная простыня. Запах сирени и крыжовника на подушке. Горечь потери и очередное разочарование. И пустота.
Дальше были случайные встречи: болезненные, тревожные и обманчивые. Встречи, которые неизменно вели к мучительному расставанию, вызывающие горькое чувство обиды: на этот мир, на самого себя, на проклятые чары, которые не разрушить и не снять.
Дальше было так много, настолько тяжело и трудно, что ни ведьмак, ни чародейка в одиночку этот груз не поднимут. Только вместе. Только сообща у них есть надежда пройти эту дорогу. Маленькая. Хлипкая. Но надежда.
– Что ты, я люблю разнообразие. И если вилы в моей жизни уже были, то я поищу какой-то новый способ, чтобы отправиться на тот свет.
Геральт заглянул в её глаза, растворился в фиалковом море.
– Например, рискну вызвать твоё недовольство. Совсем немножко.
Привычным движением, ведьмак поправил её беспокойный локон. Как раньше.
– Ты уже думала, куда мы отправимся?
Дальше. Вместе. После этих двух слов всё остальное было не важно. Уже не важно. Как и раньше. Геральт отдавал свою жизнь в рассудительные руки чародейки, а Йеннифэр из Венгерберга знала, что может на него положиться в любом своём решении.
– Я бы предложил выехать из города порознь. Выследить беловолосого ведьмака в компании женщины намного легче, чем одинокую женщину, которую вот уже как несколько лет считают пропавшей.

Всё заканчивается. Рано или поздно. Даже жизнь, какая бы она не была бесконечная на первый взгляд, грозила пойти на исход каждый раз, стоило сделать несколько неверных шагов или оглянуться назад.
Всё заканчивается. Рано или поздно закончится и этот долгий вечер. Ведьмак и чародейка, которые обманули саму смерть и вернулись спустя столько лет друг к другу, не смогли обмануть время. Ночь опустится на старый город, зажгутся и погаснут десятки сотен оконцев и окон; мирно чадившие дымом печные трубы замолчат до самого утра, а убийца чудовищ и бывшая королевская советница так и будут молча глядеть на жмурящиеся в печи угли.
Всё заканчивается. Рано или поздно им предстоит покинуть Горс Велен, где они отыскали друг друга спустя долгие годы. Уехать из места, где они нашли такие нужные, такие правильные друг для друга слова. И расстаться. Пусть не надолго, пусть всего на несколько часов - томительных и безжалостных. Только сможет ли Геральт сделать первый шаг? Сможет ли Йеннифэр из Венгерберга решиться на этот поступок?
¬– Однажды, – сказал ведьмак чуть слышно, а его голос, похожий на лязг металла отозвался шепотом в затихающей корчме, – ей придётся остановиться и взглянуть в лицо собственному страху. Ей предстоит поднять свой меч и сделать шаг ему навстречу. Ей предстоит сражаться за свою жизнь. За свою свободу. Но если мы будем рядом, ей будет легче. И она справится.
Слова, слишком громкие, слишком смелые, чтобы быть правдой, ещё не успели затихнуть, а ведьмак, повел плечами, чуть слышно вздохнул. Непростой день умирал, и усталость обняла его за плечи, нашептывала своим едва различимым шепотом что-то невообразимое, тягучее и дремотное.
– Мы уедем завтра. Встретимся на развилке тракта на Оксенфурт. И оттуда начнем свои поиски.
Он запнулся. Попытался отыскать нужные слова и, как обычно, не нашел.
– Йен, с вашим появлением моя жизнь... я снова ощутил себя живым.