— Хозяйка, лютый холод же, – шмыгнул носом, смахивая с пышных усов мелкие сосульки, уже немолодой, но еще в силе мужичок. Он служил учетчиком в Новиградской швейной лавке, но ехал ныне в Оксенфурт из Корво и мерз от холода. Мерз и жаловался. – Дай хушь руки-то согреть.
Хозяйка сидела тут же – рядом с ним на козлах, – мурлыкала себе что-то под нос и время от время шлепала мужичка по руке, когда тот норовил подсунуть ту под ейную тужурку, шитою замысловатой стежкой по бирюзовой ткани и подбитую кроличьим мехом.
— Правь повозкой, черт плешивый, – весело хохотнула Анна и вновь хлопнула учетчика Петро по шершавой ладони.
Лошадь всхрапнула, мотнула головой и забила копытами. Петро крепче ухватился за вожжи, но кобылка все равно показывала норов и углублялась в лес по тракту с очевидной неохотой.
— Хей-хей! – вдруг воскликнула Анна и выхватив из рук Петро вожжи, дернула их на себя.
Кобыла заржала, невысоко поднялась на дыбы – копыта едва оторвались от рыхлого снега, – и остановилась едва-едва не наскочив на сваленный на дороге бревно; непонятно откуда взявшееся.
— Глаз лишился? – бойко прикрикнула Анна, кидая поводья в руки учетчика и спрыгивая с козел прямо на горочку снега у самой обочины.
Ноги утопли в сугробе по колено, добротная, темно-зеленая ткань ее подола расстелилась широким шлейфом, но Аннушка резво подобрала юбки и выскочила на дорогу, где снега было поменьше и он лежал плотно сбитым.
— Аннушка… Хозяюшка, – жалостливо заскрипел Петро, буквально сползая с повозки. – Как быть-то теперь? Как быть!
Он утер шапкой лицо и снова напялил ее на макушку. Подступился к бревну то так, то эдак. Попытался пнуть, толкнуть, но то не поддавалось.
— Ой-ё, дай-ка вместе возьмемся, – хлопнув по рукам, предложила Анна.
Она уже наклонилась, поднатужилась…
И тут в чащобе завыло. Завыло отчаянно, громко и по-звериному. Так, что по спине побежал холодок.
Про бревно сразу забыли. Петро ринулся к повозке, выпростал из-под тяжелой грубой ткани, накрывавшей воз, длинную рогатину и вооружился ею как храбрый пикинер. Храбрый пикинер с дрожащими коленками. Анна тоже отступила к возку и вынула из-за пояса острые портняжные ножницы.
— Волки небось, Петро, – негромко проговорила она; успокаивала своего попутчика, хотя и он, и она прекрасно понимали, что не волчий это вой. Да и уроднивые, слюнявые морды, выбиравшиеся из заснеженных кустов на дорогу тоже не были похожи на волчьи.
— Нахеры, – едва дыша произнес Петро.
«Лешаки?» – подумала Анна.
И оба оказались неправы. Ведь по характерным шипам на спине даже самый неопытный ведьмак опознал бы в выбравшихся на дорогу чудищах злобных альгулей, которые, к своей удаче, только что уничтожили разбойников, вздумавших учинить на дороге засаду и хорониться по ближайшим кустам. И вот теперь еда пожаловала к ним снова.

Отредактировано Анна из Корво (14.12.19 22:48)

Чего только не видывала Анна в своей кметской жизни, вот только не таких уродов, кои перли из кустов – даже соседка Фимка и ейный муж-алкаш не смотрелись так тошно. Слюни, зубы, кривые тела и морды стервецкие. Благо было их лишь двое, но и того хватало, чтобы под юбкой, упрятанные в теплые, светлой овечьей шерсти валенки, ноги Анны начали подрагивать.
«Ой, святой Лебеда. Святой Лебеда», – мысленно охнула Анна и слегка попятилась назад, упираясь спиной в телегу.
«Лешаки» нападать не торопились. Злобно рычали и то подступали на пару шагов, то снова отходили назад, гарцуя как кони на королевских парадах, коих Анна не видела, но живо себе представляла.
— За телегу, Петро, – негромко скомандовала Анна и начала медленно отступать вдоль дощатого бортика.
— Ой, помрем же здесь, Аннушка. Снигем с этими чертями во болотах, – тихо завыл Петро, но распоряжение выполнил четко. Тоже двинулся за хозяйкой, водя рогатиной перед носами чудищ. Правда до носов было еще приличное расстояние, по учетчик был твердо уверен, что тычет рогатиной аккурат в ихние морды.
Зайдя за повозку, Анна попыталась оттеснить и успокоить лошадь. Родная Вечорка волновалась и давно бы уже понесла по дороге, не прегради ей путь злосчастное бревно. Но долго ль они протянут-то так.
Сосредоточенные на альгулях, ни Петро, ни Анна не заметили, как из-за поворота, стряхнув с мохнатых еловых веток снег, выехали всадники, посланные им не иначе как самим пророком Лебедой.
— Спасайте, голубчики, – откинув с плеча за спину тяжелую косу, взмолилась Анна. Она все еще косила туда, за край телеги, откуда вот прямо сейчас послышалось злобное рычание. – Лешаки там. Из чащобы повылезли.
— Нахеры енто! Нахеры, вам говорю, – потрясая рогатиной вставил Петро. Он, было дело, пил как-то в кабаке с ведьмаком и теперь считал себя специалистом по сей специфической части.
И тут с утробным ревом на путников выскочил крупный альгуль. С одного маху он ударился головой в бок лошади и клацнул зубами в погоне за ногой одного из всадников. Вечорка остервенело заржала, почуяв испуг своих сородичей – рыцарских лошадей, – и дернулась. Но никуда телега не поехала, а только натужно заскрипела и из-под нее полез второй альгуль, капая грязной слюной на чистый снег. Анна не сдержалась и коротко вскрикнула, но Петро не растерялся – ткнул рогатиной злополучного нахера. Быстро сунув ножницы обратно за пояс, Анна навалилась на древко рогатины, помогая Перто толкать альгуля под телегу. Или, по крайней мере, не дать ему вылезти, пока всадники не справятся с первым.

Древко рогатины скользило в руках, удержать его было непросто. Проклятущий «лешак» бесновался под телегой едва не поднимая ту своей шипастой спиной.
«Ну все, пропали мои ткани», – мысленно огорчилась Анна и сильнее нажала на рогатину.
Петро с толканием злой морды справлялся лучше хозяйки. Он и правил рогатиной ловчее и держал ее крепче – с силой еще не потерявшего удали мужика.
— Взад вертай, морда скотская. Взад, кому говорят! – приправлял словцом он свои действия, хотя альгулю на брань простого мужика было откровенно наплевать.
Он и плевал – воротя мордой, чтобы обойти острия рогатины, он разбрызгивал буро-зеленую слюну по снегу. Зрелище сие было преотвратным.
«Долго ль ещё простоим-то?» – от потуги и волнения Анна аж раскраснелась.
— Поторопитесь, касатики. Поторопитесь, родненькие, – отчего-то совсем уж по-сельски причитая, взмолилась она.
Рыцари же времени зря не теряли – мечами и пиками они рубали моровую тварь, а та рычала и щерилась, с каждой секундой становясь лишь злее и упорнее. Но куда уж ей было тягаться с такими молодцами? И если не борьба за собственную жизнь, сейчас бы Анна по достоинству оценила удаль встреченных на пути молодцов.
А тварь под телегой не унималась. Рыкнув, она шире распустила шипы, а когда конец рогатины угодил меж ними, самым подлым образом извернулась и выбила ту из рук кметов. Анна охнула и упала в снег, Петро крякнул и беспомощно развел руками. Только рыцари не растерялись, хвала Лебеде – взялись за тварь немедля и кто-то из них даже крикнул кметам попрятаться. Уговаривать их не пришлось.
Обычно вялый и словно бы нескончаемо пьяный, в критической ситуации Петро мигом молодел и оживлялся. Он спешно подал Анне руку, помогая подняться с дороги; успел подсадить ее на телегу, не преминув щупануть за зад, и резвым козликом сам забрался повыше следом за ней.
За бойней кметы наблюдали из повозки. Охали, ахали, болели за своих и желали твари издохнуть поскорее. Что та и сделала – скоропостижно скончалась под мечами рыцарьков. А рыцарьки-то оказались не простые. И если поначалу Анна приняла их за эскорт какого-нибудь графа, то едва один из храбрецов открыл рот, а из-за угла выехала коадъюторская карета – о, не узнать ее было просто невозможно, – все встало на свои места. Радость встречи сразу слегка померкла – рыцарей Пылающей Розы она не любила.
— Как же в путь отправиться , коль полено на дороге брошено? – спускаясь с повозки, спросила Анна.
Карета коадъютора остановилась, алая шторка, заслонявшая окошко, отовинулась, а затем и приоткрылась дверь. Был виден край сутаны и резкий, сухой профиль старика, жаждавшего узнать что случилось на дороге, справились ли его рыцари с проблемой и когда процессия двинется дальше. Ибо на улице мороз, путь не близкий, а горячих печей в карете не предусмотрено.
— Благодарствую за спасение. Кабы не вы, эти твари проглотили нас и не подавились, – Анна поблагодарила раненного рыцаря, когда его соратник поспешил к карете держать ответ перед наместником Иерарха. – И если рана твоя тяжела, мы может определить тебе место в нашей повозке. Люд простой помнит добро и завсегда помочь готов.

Отредактировано Анна из Корво (23.02.20 11:49)

Высокопарные похвалы рыцарей-культистов  не льстили Анне – она не была нецелованной девицей, чтобы зардеться от комплиментов мужчины в латах. И она была торговкой, а не сельской бабой, чтобы не знать о том, как эти рыцари обходятся с женщинами, буде они чародейками. Но сейчас, на дороге, где за поворотом их вновь могли встретить слюнявые страховидлы, они гребли с Орденом в одной лодке, а потом нужно было сохранять радушие – Анна  весело улыбнулась и ограничилась в ответ бойким «хех!».
— Ну-к, давай руку, подыму, – сухая, мозолистая лапа Петро была протянута сначала пострадавшему рыцарю, а затем и хозяйке.
Легким рывком он поочередно помог им подняться на возок, и тронулся в путь, ибо пара бойких рыцарьков уже стащило полено с дороги, и милая Вечерка нетерпеливо била копытами, спеша убраться с сего проклятущего места куда подальше.
— Но! Пошла, родимая! – подгонял он лошадь, но ту и не нужно было просить дважды.
Втягивая морозный воздух и пуская из ноздрей облачка пара, Вечерка торопливо бежала по утоптанной дорожке, почти не качая повозку, в который удобно устроился и новый пассажир. Петро правил, а Анна сидела рядом с ним – на козлах, – но то и дело поворачивалась к рыцарю, который нашел место в телеге совсем недалеко от них. Он без посторонней помощи справился с раной – сразу видно, что бывалый вояка, – и теперь кутался в полушубок, выше поднимая воротник, чтобы, вероятно, защититься от мороза.
— Меня Анною звать, – представилась она, когда рыцарь назвался сам и спросил их имена, не преминув снабдить свой вопрос парой красочных эпитетов. – Анна из Корво. Портниха я. А это помощник мой – учетчик Петро. Едем мы до Оксенфурта; там справим наши торговые дела и дальше уж до Новиграда двинемся.
Беседа в повозке велась непринужденная, но скоро поднялся ветер и с затянутого мрачными тучами неба повалил снег. Надвигалась снежная буря, и после оклика одног из конных рыцарей, Петро посильнее стегнул лошадь, торопясь добраться до ближайшего постоя прежде, чем пурга разыграется настолько, что ни зги не видать будет.

***

До села «Полипье» – ближайшего на их пути, – процессия добралась, когда солнце, прятавшееся за тучами, уже покатило к горизонту. К несчастью село было слишком мало, чтобы обзавестись собственным трактиром или постоялым двором, а потому коадъютора разместили в самой лучшей крестьянской избе, временно выселив жильцов на конюшню. Те получили немало звонких монет за уступку жилища и совсем не были против принять в своей хибаре наместника Иерарха. Там же, с хлеву с лошадьми и овцами, разместился и конвой знатного господина, а с ними и прильнувшие в пути торговцы.
— Хорошо ль укрыл возок наш, Петро? – ворочаясь на соломе, недалече от дремавших уже кметок, шептала помощнику Анна.
— Не изволь беспокоиться, хозяйка, – потирая еще не согревшиеся с мороза ладони, отвечал тот. – Все в лучшем виде.
Хлев освещала лишь небольшая лампада под потолком. Она помещалась у самого входа, а потому порой покачивалась и мигала от проникавшего внутрь сквозняка.
Вьюга выла отчаянно и громко; заносила «Полипье» пушистым снегом.

Анне сон отчего-то не шел. Нет, она не была изнеженной барышней, воротившей нос от стойкого запаха овечьей отары, мужского пота и следов кислого аромата квашеной капусты. Колкая солома, да гулявший на конюшне сквознячок тоже не смущал ее, а соседствовшие кметы были близки и понятны. Но вот рыцари…
Надо сказать, что молитва, которую те взялись возносить перед сном, немало озадачила Анну и изрядно напугала крестьян, которые видели подобное первый раз и теперь к пришлым относились крайне настороженно. И не удивительно – о деяниях Ордена ходили легенды; по большей части страшные и, конечно же, выдуманные.
Повернувшись на бок, Анна в тусклом свете лишь одной лампады у входа видела силуэт Петро – тот уже мирно спал, умаявшись за день и править повозкой, и защищаться от лешаков рогатиной, и кутать хозяйское добро от поднявшейся пурги, – а потому, как сельскую конюшню покидали шустрые тени, она не заметила.
«Ох, лютует же непогода», – закрыв глаза, она прислушалась к вою пурги.
Вздохнула. Было жалко родную Вечорку, вынужденную пережидать метель вместе с остальными ездовыми на улице. Рядом зашевелился Петро – Анна услышала, как он негромко бзднул, поскреб подбородок и сладко зачмокал губами, продолжая мирно спать. А она так и осталась лежать, пока не провалилась наконец-то в сонное забытье.

***

Проснулась Анна не от шороха соломы, а лишь когда кто-то коснулся ее плеча, вынуждая обернуться и сощурить сонные глаза. Она не сразу смогла понять, что добудиться ее пытается именно тот самый рыцарек, что был ранен в битве с лешаками и ехал в повозке. Как бишь его звали-то? Демерк, кажется.
— В чем дело, голубчик? – стряхнув с себя сонную пелену, негромко спросила Анна.
И сам тихий шепот над самым ухом, и слова произнесенные рыцарем вызывали у нее беспокойство. Но нестись куда-то очертя голову да посередь непогоды она не планировала. А потому повернулась к Демерку всем телом, потерла сонные глаза и уж было открыла рот чтобы что-то ответить, как с улицы раздался бабий визг, заглушивший даже вой пурги, уже начавшей терять былую силу.
Все подскочили – Анна тоже села на соломе, взволнованно глядя на поднявшуюся суету; Петро только сонно заворочался и почесал зад, – ближайшие к выходу рыцари бросились на улицу; хлопнула настежь распахнутая дверь. В душный хлев ворвался морозный воздух и предчувствие какой-то беды.
Напуганную, но уже молчаливую кметку рыцари ввели под руки. Она что-то бормотала и скоро по всему сараю побежали тревожные шепочки – кругом все обсуждали происшествие. Та самая визгливая крестьянка, проснувшись от малой нужды, решила выйти наружу и ту самую нужду справить. Отошла за угол конюшни и обнаружила там человека – орденского рыцаря с пробитой головой, тело которого заметало снегом, – испужалась и завизжала, всполошив всех.
— Всем успокоиться. Оставаться на местах, – гаркнул кто-то из рыцарей и кметы настороженно притихли.
Во всем этом волнении Анна совсем забыла о том, что несколькими минутами ранее ей поступило сомнительное предложение, но теперь она покосилась на Демерка с очевидным подозрением.
Петро по-прежнему мирно спал.

Сарай быстро превратился в большой и шумный курятник. Поначалу шокированные убийством, кметы просто причитали, поминая незавидную судьбу покойника – шутка ли! насмерть получить по темечку, – но когда стало ясно, что рыцари хотят всех собравшихся допросить, почувствовали опасность и заголосили возмущенно. Шуму в стылом хлеву прибавилось.
Анна держалась тихо. Она спешно растолкала Петро, потормошила того за воротник, чтобы быстрее проснулся, и бегло рассказала о случившемся. Учетчик спал сном младенца и ничего не видел – делу помочь никак не мог. Лишь сонно и немного дурковато поглядывал по сторонах и негромко охал, словно поутру отходил после хмельной браги.
— Экая незадача, – шептала Анну плешивому соне. – Можем так здесь застрять и не поспеть в Оксенфурт к сроку.
— Аль чего доброго – расправу учинят, – почесывая затылок, брякнул Петро и Анна поморщилась.
Она и сама до смерти боялась рыцарей. Хвала Лебеде, что они повстречались на их пути и спасли от зубастых страховидл, но на этом всякое знакомство с ними можно было прекратить и разойтись каждый своей дорогой. А тут еще эта метель, будь она неладна.
«Что ж то делать?» – мучилась раздумьями Анна. И тут в ее голове как щелкнуло.
Она увидела давешнего раненого рыцарька, припомнила, как тот пытался добудиться ее и предлагал бежать. Анна внимательно прищурилась. Быть может он и есть тот самый душегуб, тюкнувший сотоварища по темечку. А может и не он. Люди служивые любили пускать в ход оружие, а покойничек – кметы уже вовсю шептались об этом, – отбыл в другой мир получив чем-то тупым и тяжелым по макушке. Хм-хм.
«Опасно… » – перебирала в голове швейка, но один рыцарь ее пугал все же чуточку меньше, чем целый отряд.
Рыцарь Демерк, как и остальные, опрашивал взволнованных селян. Улучив момент, Анна встретилась с ним взглядом и кивнула в сторону. Демерк ее намек понял и вскоре подошел, сделав вид, что приступил к опросу портнихи и ее плешивенького помощника.
— Коль скоро давешнее предложение еще в силе, – зашептала Анна, – давай сговоримся и подтвердим друг о друге, что конюшен не покидали, – голубые глаза лукаво, словно намекая на некую тайне рыцаря, сощурились.
— Алиби, – вдруг нарушил короткую паузу Петро, вставив какое-то иноземное слово.
— Только мне от тебя еще кое-что потребуется, – продолжила Анна, пока Демерк внимал ее словам. – Уговори вашего сиятельного господина поутру отпустить меня. И скажи, что портнихе требуется сопровождение. Для конвоя раненным ты можешь быть обузой и сражающегося вполсилы солдата вашему церковнику скорее всего будет не жалко отпускать из отряда. Зато ты можешь сослаться, что в Оксенфурте все подготовишь к его приезду.
Рыцарь улыбнулся. Нехорошо, совсем не благородно, а как-то очень уж по-бандитски – Анна видала в своей жизни такие улыбки. Но выбора у них с Петро не было.