Aen Hanse. Мир ведьмака |
|
|
Приветствуем вас на ролевой игре "Aen Hanse. Мир ведьмака"!
Рейтинг игры 18+ Осень 1272. У Хиппиры развернулось одно из самых масштабных сражений Третьей Северной войны. Несмотря на то, что обе стороны не собирались уступать, главнокомандующие обеих армий приняли решение трубить отступление и сесть за стол переговоров, итогом которых стало объявленное перемирие. Вспышка болезни сделала военные действия невозможными. Нильфгаарду и Северным Королевствам пришлось срочно отводить войска. Не сразу, но короли пришли к соглашению по поводу деления территорий.
Поддержите нас на ТОПах! Будем рады увидеть ваши отзывы.
Наша цель — сделать этот проект активным, живым и уютным, чтоб даже через много лет от него оставались приятные воспоминания. Нам нужны вы! Игроки, полные идей, любящие мир "Ведьмака" так же, как и мы. Приходите к нам и оставайтесь с нами! |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » Эхо минувших дней » [декабрь, 1262] — Найдется свой однажды волкодав
Время: Декабрь 1262 года
Место: Небольшая деревня в Каэдвене
Участники: Януш, Льена
Предисловие: В очередную деревню полная луна лишь горе, пропахшее смертью, принесла. Ведьмака бы позвали, да денег нету. Вот и продолжает чудище безнаказанно в окрестностях бродить, страх нагонять.
Отредактировано Льена (18.11.19 23:25)
Радомир не помнил, как впервые пришел во Всегодичи. Казалось, это был даже не он сам, а Зверь, что в ночь полнолуния искал очередную добычу, однако, дорогу к приземистым домикам разум бережно сохранил, чтобы позже подсунуть ее человеку и привести свирепого хищника в пропитавшийся кровью и болью край; в чужую избу, любовно накрытую для миловидного заезжего гостя. Местный солтыс, признаться, даже был рад своему везению, никак не связав одного с другим, и всячески сватал гостю старшую дочку, покуда не растерзало ее объявившееся в округе чудовище. Какое, мужик, конечно, не знал, но зато понимал, что деревню нужно спасать, а, вместе с тем, кликать и ведьмака, чтобы мутант страховидлу и задавил. Бирон слушал, улыбался, кивал и охотно пользовался гостеприимством, считая его чем-то само собой разумеющимся. Девица только пришлась ему не по вкусу, но до новой луны обещала вполне сгодиться. Зверь внутри ликовал и довольно урчал, радуясь изобретательности и находчивости больного человечьего разума. Действительно, мыслимо ли, поселиться аккурат среди подлунной добычи?
Радомир это, разумеется, понимал, но в ту пору кровожадности своей не чурался и унимать ее нужным не считал. Верил только, что в последний момент сумеет сбежать куда-нибудь в чащу и не найти дороги обратно. А еще ничего не помнил. Не помнил, как врывался в деревню и как разрывал людей на части; не видел окровавленных тел, не закрывал мертвецам глаза и не собирал покойников. Порой ему и вовсе начинало казаться, будто убивает людей кто-то третий, не имеющий к нему, баронскому сынку, никакого отношения, однако, время от времени в сознании вспыхивали картины охоты, и тогда мужчине делалось жутко и страшно, но… От ужаса его неплохо спасал алкоголь, а за приятной беседой все забывалось и успокаивалось. По крайней мере, до определенной поры, что тянулась вот уже третий месяц.
Пожалуй, тянулась бы она и еще дольше, но и на старуху нашлась проруха. Оборвало очередное полнолуние жизнь солтысовой дочки. Никто не знал, на кой ляд выскочила Златка из избы на улицу, но нашли ее бездыханной недалеко от сарая, и отец горемычный заверений Радомира тварь изловить слушать больше не захотел. Верил он своему гостю, да закралось в душу сомнение нехорошее. Мужик-то он, конечно, был не большого ума, но все же смекнул, что гость его только и может, что говорить красиво да сладко, и стоило бы ему, несчастному, в тот же день ведьмака позвать, но денег во всей деревне не отыскалось. Если бы лето было, продали бы кметы последнее, чтобы извести кровавую бестию, а так только и осталось, что ждать чуда какого-нибудь. Старый Михал уж думал и сам за топор схватиться, да слаб он стал и дряхл. Только и сделал, что нацарапал пару табличек да еще пару послал до ближайшего села. Писал, что очень нужен в их краю окаянный ведьмак, что завелась меж них тварь поганая, и что молят люди о милости и все отдать готовы, что мутант оный от них потребует. Одну из этих табличек Бирон лично прочел. Посмотрел, подумал и решил через день-другой сорвать непременно, а заодно и в село то наведаться, но задержался на похороны. Судьба кметкина его, конечно, не беспокоила, а вот сытного места да крыши над головой лишаться не хотелось. «Побуду сыном тебе несчастному», - хладнокровно рассудил он, - «до новой луны. А потом посмотрим. По-хорошему, надо бы уходить, да больно бы хотелось в такой мороз таскаться через леса и гоняться за полудохлыми зайцами! Успею еще пожить впроголодь, а пока и здесь неплохо живется. Ты, к тому же, совсем раскис».
И все бы ничего, да только таблички те, увезенные в село солтысовым дружком, службу свою хорошо сослужили, дойдя до падких на золото и охочих до чужого добра. Парочка душегубов следующим же утром приехала, но, поняв, что награды хорошей не будет, с тем и укатила прочь, изрядно успокоив Радомира и притупив его осторожность.
[icon]https://i.imgur.com/DfvoM4s.jpg[/icon]
Отредактировано Януш (05.12.19 14:11)
Таблички, неровным почерком украшенные, быстро в селе шумиху подняли. Вечер одними разговорами о твари, во Всегодичах поселившейся, полнился. Замужние девки охали перепугано, причитали, боялись: близко ж совсем деревенька та, а вдруг и к ним напасть эта нагрянет. Особо пугливые от каждого шороха, раздававшегося за дверями корчмы, вздрагивали, будто вот-вот зверь обсуждаемый в двери ворвется, всех растерзает. Мужья на них шикали раздраженно: совсем подурели бабы, уже от тени собственной напустить готовы. Многие и вовсе твердили, что не тварь эта никакая - медведь, посеред зимы очнувшийся, оголодать успевший, но силы еще не растерявший. Некоторые старики на то головами покачивали, байки свои заводили, еще сильнее девок пугая. А те, кто помоложе, в хваставство пускались, говоря, мол будь то хоть медведь, хоть тварь действительно - так все равно управу на нее найти смогут. Кто-то из парней, что поученей был - в город с тятькой ездил часто, - "вспомнил" сколько ведьмакам платят... Мечтания в иное русло пошли - думали, на что такую прорву денег потратить можно.
Льена в углу сидела. Прислушивалась, присматривалась, хмыкала выразительно, да только никто не замечал негодования девичьего. На нее - пришлую, молчаливую, диковатую, - вообще внимания не обращали. Сидит молча, пиво пьет медленно, сама тощая, что жердь, с щеками впалыми. Самое красивое, что было в ней - плащик яркий, да только девки сейчас о таком думать не могли, а мужикам обычно куда интереснее то, что под плащом скрывается. С нее же взять явно нечего было, вот и не трогали. Охотницу то устраивало вполне: после полнолуний не то, что говорить - жить не хотелось.
Как тема себя исчерпала, а другая на ум никому не пришла - расходиться по-тихоньку начали люди. Жонки благоверных своих утаскивали насильно, кто силой, а кто нытьем о том, что снаружи темно да страшно. Будто пьяница пошатывающийся спасти сможет... Разве что запахом перегара отпугнет кого. В конце трое парней молодых остались. Их пустые беседы уже давно перешли в деловой разговор: обсуждали, что лучше сейчас выехать, а то вдруг другие охотники набегут. Льена к речам их прислушивалась, что к колыбельным на ночь - столь же глупыми и бессмысленными казались. А как закончили они говорить, покинули корму, к мужичку, носом на табуретке низенькой клевавшему подошла.
- Чего тебе, девка? - покосился корчмарь на нее сонными глазами.
- Мне б, батька, переночевать где.
- А деньги то у тебя есть?
Охотница головой отрицательно мотнула. Кружку пива купила, на том и опустел кошелек. В сумку полезла, достала из той шкуру заячью.
- Таких еще две есть. Хорошие шкуры, - тихо сказала. Будто оправдаться пыталась. Корчмарь одежонку, с зайца снятую, взял, растянул, пальцами потеребил.
- Ну и на что оно мне?
- Да хоть на шапку, - волчица плечом дернула. Но уже по глазам видела - не примет такой оплаты мужик. Действительно, зачем ему шкура звериная? С ней же возиться надо, прежде чем пользоваться сможешь. А монету только получишь - добавишь таких же и тут же себе и шапку, и варежки, и сапоги купить можешь. Она руку протянула, собираясь забрать добычу.
Корчмарь на девки снизу вверх внимательно посмотрел. Затем - в окно, за которым темень непроглядная стояла.
- Охотница, значится? - поинтересовался, продолжая зверье в пальцах теребить. Как кивка дождался, поднялся с табуреточки своей. А все равно смотрел снизу вверх - на голову ниже оборотницы оказался. - Что ж, девка, не в темень же тебя гнать. На лавке переночуешь, утром зайца или перепелку притащишь - на том и разойдемся. Добро?
***
Быстро ночь закончилась. Проснулась волчица рано - даже расталкивать ее не пришлось. Умылась, вещи за стойкой с чужого позволения оставила, в лес ушла. Не с пустыми руками в корчму вернулась, не с пустым животом ее покинула - корчмарь каши целую миску навалил. Давиться той пришлось, чтобы старика не обидеть.
После завтрака Льена деревню покинула. Поинтересовалась у выловленного снаружи мужичка, где деревня Всегодичи находится. Тот и отправил... по дороге, следами колес отмеченной - действительно, рванул кто-то ночью за добычей призрачной.
Охотников этих Льена приметила уже к полудню ближе - ехали недовольные, мрачные, только переругивались злобно. Волчица то подальше от дороги отошла, в кустах залегла. Но кобылка все равно звериный дух почуяла. Заржала перепугано, на дыбы встать попыталась, да лишь слегка передние копыта от дороги оторвала, тут же грузно их назад опуская. Развернуться тогда вздумала, но под ударом вожжей, на бока опустившихся, все-таки вперед рванула. Зато споров больше не слышно было - только крики перепуганные затихали. Льена бы посмеялась над этим, но пасть волчья не слишком для того подходила. Да и вещи, что в ней удерживала, звуки все приглушали.
До деревеньки к закату добралась, когда небо потемнело уже, солнце с порога гнать стало. Обратно обернулась, оделась быстро, и в Всегодичи уже нормальным человеком ступила.
***
В доме солтыса только ужинать сели, как стук из сеней раздался. Ответа не дожидаясь, приоткрыли дверь, в комнату, где староста деревенский с жильцом своим сидели, голова мужицкая сунулась, почти вся бородой закрытая.
- Вечер добрый. Михал, там охотник до добычи новый приперся. Я говорил, что денег мало, а она - все равно, мол. Помочь хочет.
Солтыс, в то время вяли в тарелке ковырявшийся, голову поднял, ошарашенно на мужка поглядел.
- Что же ты, гузно пустоголовое, сюда его не ведешь?!
- Так энто самое... это девка.
- В смысле девка?
- В прямом. Девка. Чуть старше твоей... - оборвал мужичок себя, глядя на то, как лицо Солтыса поменялась. Кашлянул виновато, глаза перевел на гостя дома этого, будто поддержки у него ища. Да не дождавшись, продолжил: - Ну, молодая совсем. А все твердит, как юродивая, что пришла о твари говорить.
- Впускай, - мрачно Михал сказал, тарелку от себя отставляя. Мужик за дверями скрылся быстро. - Поглядим на девку эту.
И минуты не прошло, как стук каблучков в сенях раздался. Затих ненадолго, а после куда более тихими шагами сменился. В комнату Льена вошла. Босая, растрепанная после дороги. В мужских штанах, да рубахе, меховой жилеткой прикрытой. Замерла у порога, глаза сощурив. Рык в груди удержала с трудом, а все равно носом дернула, запах звериный чуя. Все здесь пропитал, в мебель и стены въелся...
- Ну здравствуй, девка. Сдается мне, не близкий путь ты проделала. Садись, поешь с нами, да расскажи, зачем пришла все-таки. Не за тварью же...
Она усмехнулась. Подошла к столу, взглядом в темноволосого парня впилась. И, сев на лавку, кивнула.
- Как раз за тварью.
Радомир не думал, что выйдет с овчинки выделка. Знавал он «охотников», что могли на просьбу несчастного солтыса отозваться. Такие, если волка какого больного изловят, уже хорошо, а всего скорее, их самих потом придется в лесу искать, да тащить до дому окалевших толи от холода, толи от страха. Бирон и сам таким был. По юности верил в свою ловкость, силу да исключительность. Будь поумнее да посмирнее, сидел бы сейчас в отцовском доме да растил первенца, но нет же, поволокло геройствовать. «Вот таких же и принесет. А еще охочих до золота. Но платить тебе нечем, так что один молодняк безусый и останется. Тоже мне – ведьмаки недобитые! С какой стороны не взгляни – смешно!» Словом, за свою безопасность оборотень не беспокоился. Думал, конечно, что лучше бы поостеречься и от табличек на всякий случай избавиться, но дело это вполне терпело, да и Радомир верил в себя, охотно подкармливая дремавшего внутри Зверя. Ему, чудовищу, нравилось в доме солтыса и среди людей неплохо жилось. Только и делай, что иногда заметай следы да делай большие глаза. «Потом, правда, все равно придется отправиться дальше. Но, может, хоть до весны дотяну».
С такими мыслями Бирон остался жить, где жилось, а потом, поутру, с паскудным выражением лица наблюдал за тем, как плюются охотники. По виду молодчики были даже вполне себе ничего, да только хотели столько, сколько все Всегодичи стоили бы, если их распродать по бревнышку. Одеты были опрятно, говорили складно да грамотно, вопросы задавали довольно дельные. «Быть бы беде, да все уперлось в проклятые гроши. Ну теперь-то точно никаких проблем и напастей. Эти, обиженные, быстро раструбят, что солтыс жадный попался, и что ему помогать себе дороже и выйдет. Катитесь, катитесь!» Волчья ухмылка вспорола губы, когда волколак выбрался на крыльцо, гостей проводить глазами, но тут же стекла, стоило Михалу оборотиться да поволочься в дом.
- Не приняли… - только и буркнул старик, - и пообещать-то им было нечего.
- Так давайте я сам схожу! Соберу тех, что покрепче да помоложе! А с ними и в лес! Надо же отомстить за Златку! А ну эта тварь снова в деревню сунется!
- Ааа… Твои разговоры…
Михал устало махнул рукой, давая понять, что не верит пустым обещаниям, но настаивать и запрещать ничего не стал. Мол, коли хочешь, иди, а не хочешь, так и нечего языком трепать.
- Пойдем, что ли, в дом. Златки нету, а щи-то стоят. Куда их девать? Да и пирог тот мясной стоит… Эх, Златка, Златка… Как теперь жить-то будем.
Радомир, идущий позади солтыса, скривился и закатил глаза. Ему от такого нытья делалось тошно, а где тоска, там и злость, а где злость, там и Зверь, и хорошо, что обернуться – это не как захлопать в ладоши. Будь все просто да безболезненно, давно бы Бирон всю деревню прикончил, а так держался, не желая подлунный опыт повторять до известного срока. Остановился, бросил, что на кладбище сходит, да и убрался восвояси, воротившись лишь тогда, когда на улице стемнело уже, а день к ночи склонился. Михал как раз собирался ужинать. На стол накрыл, тарелки поставил, но еду трогать не спешил, все глядел куда-то перед собой. «Не иначе, как опять вспоминает. Да что б тебя!»
- Знахарь говорит, завтра по утру похороны, - порадовал хозяина Бирон, усаживаясь за стол и бесцеремонно притягивая к себе душистый пирог, - как схороним, так я и займусь. Найдем мы его, Михал! Точно найдем. А то он и сам сбежит, испугается!
Волколак улыбнулся, отмечая иронию момента, и было приступил к трапезе, но тут в дверь всунулась мужицкая голова, а откуда-то с улицы повеяло волчьим духом. Не крепким, но таким, характерным. Встречай парень оборотниц раньше, точно бы понял, что самку почуял, а так, решил, что почудилось. Зверь только «поднялся на лапы, настороженно заводил ушами да заворочался». Ему, хищнику, не хотелось с подобной тварью угодья делить, а потому он и человеку нашептывал всячески, что другую бестию надобно извести, коли нос свой страховидла покажет. И ведь показала, не испугалась! Вплыла тихой поступью, устроилась смирно, но это человека обмануть можно, а Чудище-то так просто не обвести вокруг пальца. «И думать нечего, ты знаешь, кто я, а я знаю, кто ты». И вот вроде разговаривал с гостьей солтыс, а страховидлы знай друг на друга таращились. Михал в какой-то момент не выдержал даже.
- Вы знакомы, что ли, между собой? – непонимающе уточнил, но Радомир в ответ лишь отрицательно качнул головой.
- Нет, не знакомы. Значит, за тварью приехала… А не тонка ли у тебя, у девки, кишка на тварей всяких охотиться?
И надо бы было промолчать, а еще подумать, что раз не ушла, значит, не так проста, но мысль эта для Бирона была слишком сложной, да и не простил бы он самому себе, если бы не принялся зубоскалить да «отвоевывать территорию».
[icon]https://i.imgur.com/DfvoM4s.jpg[/icon]
Отредактировано Януш (11.12.19 17:25)
Взгляд Солтыса Льена кожей чувствовала. Узнавала его - удивленный, недоверчивый, насмешливый. Это где же видно, чтобы баба - да какая тут баба, девка молодая, - за тварями то гонялась? По правде говоря, то совсем уж нечеловеческое дело. Для тварей то ведьмаки паршивые есть. Одна беда - берут дорого, мутанты кошкоглазые. И ценами своими всяких остолопов привлекают, что мнят себя не хуже охотников на чудовищ. Вон совсем как те, утрешние...
- Ты ж слыхала, что платить нам нечем особо? Деревня у нас маленькая, а год больно дурной выдался, - попытался отпугнуть незваную гостью теми же самыми словами, которыми дуралеев спровадил. А она лишь кивнула в ответ, даже головы к нему не поворачивая - все приемыша разглядывала. - Двадцать дукатов уплатить можем.
Тут Льена на него глаза перевела. Тяжелый взгляд у девки был, дикий. Будто не просто смотрела, а клыками в горло впивалась...
- Тридцать, - сказала тихо. Знала, что есть такие деньги в деревне - именно такая цена в разговорах на пути услышанных звучала. При иных обстоятельствах промолчала бы - не ради платы охоту ведь вела. Да только разница в плате девичье самолюбие задело сильно. Это что же выходит. Не первый год за тварями охотится, а ей предлагают меньше, чем кметам, которые, наверняка, даже за лук не знают с какой стороны браться? Не пойдет так дело. Даже при учете того, что их трое было - за голову жертвы, а не охотников платить то должны были.
- Дорого, девка, - отрезал солтыс, выдерживая взгляд. А потом добавил осторожно: - Но позволю у себя остаться и кормить буду. Кровать лишняя теперь уж есть. Коли откажешься, так все равно оставайся. Нечего на улице в подобные ночи делать...
- Идет, - кивнула вдруг Льена. К радости старика, вновь на гостя его уставилась - можно было бы подумать, будто приглянулся ей молодой красивый парень, да уж слишком пристально смотрела. - Сколько жертв было? Как давно люди поды... умирать начали? Тому ночи особые предшествовали али без разбору нападения случались? Мертвых в каком виде находили: в клочья разорванных и раскиданных, или тела аккуратные были?
Пускай и знала, кто виновник бед деревеньки этой - за тем же столом сидел, мрачный, молчаливый, да ее в ответ рассматривал недовольно, - а все равно спрашивала. По словам чужим оценить пыталась, насколько "собрат" потерян. Хотя по виду вроде и не скажешь, что собрат тот совсем уж разума лишился. Видала Льена монстров в человеческом обличье, которые на грани застыли, ни в одну сторону переступить неспособные. А этот... Вроде, к человеку ближе, пускай и несет от него зверем. Может, по молодости себя контролировать не способен. А может свыкся, начал удовольствие от чужой смерти получать. Сложно было сказать.
- Вы знакомы, что ли, между собой? - прервал мужик свой рассказ резко.
Тут впервые и третий присутствующий голос подал.
- А у тебя-то, видно, кишка с руку толщиной. Тяжелая больно, жопу от лавки оторвать не дает, чтобы самому на охоту выйти, за сестру отомстить, да деревню защитить, - усмехнулась волчица. - Или, хотя бы, на ведьмака заработать, коли думаешь, что сам с тварью совладать не сможешь.
Слишком сильно слова последние выделила, поздно себя одернула. За речами то следить надо было - опасно собрата выдавать кметам. Ответить тем же может, а кметы, пускай и дураки в большинстве своем, к обвинениям охотно прислушаться могут. Тем более, что не на пустом месте... Но хуже будет, если перепугается парень, зверя наружу выпустит... Нет, надо его подальше отогнать, и тогда уже прикончить. Сказать легко, а сделать то посложнее будет.
- Не сестра ему Златка была, - мрачно солтыс сказал. Бороду свою огладил и добавил задумчиво: - Но так-то девка права. Ты то все говоришь да говоришь, а проку никакого. Так и сходил бы с девкой тварь поискать. Логово найдете - там и мужиков позовем. А то что их просто так по округе гонять.
Отредактировано Льена (06.12.19 11:47)
Солтыс Бирону удружил. Вот вроде и не совсем дурной был мужик, и время от времени вещи говорил дельные, но как во что упирался, так становился тупее барана, что на новые ворота таращится, и ни в одну сторону не идет, ни в другую. «Одно слово, кмет!» - от негодования парень даже пирог на тарелку швырнул, да так, что мясо из теста вылетело и рассыпалось во все стороны, - «Шваль тупорылая недобитая! Далась тебя эта девка! Ладно бы был в силе, я бы, глядишь, и понял, но нет же, все доброта, забота и милосердие. Еще начни припевать, что она на Златку похожа, такая вся разнесчастная! Похожа, как же! У Златки-то хоть сиськи на месте были, а у этой где? Ищи-свищи, днем с огнем не отыщешь!» Радомир выдохнул, недовольно, совсем по-волчьи, наморщил нос, но после все-таки отвернулся и снова уткнулся в тарелку, принимаясь разрывать тесто пальцами и отправлять в рот сочные промасленные кусочки. «Повезет, сама уберешься…»
Но нет же. Не тут-то было. Девка, если и хотела с Михала больше стрясти, как про еду да кров услышала, так сразу и передумала. Будь она погрязнее да похуже одета, парень решил бы, что перед ним бродяжка, решившая прибиться к чужому столу, но оборотница держалась с достоинством и так смотрела, точно знала, за чем или, вернее, за кем явилась в неприметную деревеньку. Ей будто дело было до местных кметов. «А, может, просто так уж сложилось. Поди, не я один такой умный. Кто не любит жить припеваючи? Да вот только угодья заняты, так что проваливай!» Не сиди рядом солтыс, Бирон прямо так девке и возразил бы, но Михал все еще оставался за столом, и не просто сидел, а знай себе думал да о невзгодах трепался.
- Поначалу-то люди в лесу пропадать начали, - так говаривал, с равнодушным видом крутя в ладонях старую побитую кружку, - думали, это медведь-шатун тепла не дождался, но потом тварь в деревню явилась. Ночью то дело было. Такой крик-визг да ор стоял, что мужики из домов повыскакивали, и вот, кто выскочил, те там и остались. Наутро потом собирали их по всей деревне да по окрестностям, и то не всех отыскали. Растерзала их страховидла, ох растерзала. Кто целее был, а кто… по кусочкам не соберешь. Это случилось, стало быть, три месяца назад, что ли… Он вон лучше знает. Сколько ты уже здесь обретаешься?
- Четвертый месяц пошел.
Отозвался Радомир неохотно. Рассказы солтыса ему, признаться, не нравились, но еще больше то раздражало, что старый дурак в девке, похоже, толк разглядел, и толи совсем отчаялся, толи решил все, что знал, выпалить как на духу от тоски своей неизбывной. «Надо было, пожалуй, с тебя начинать. Больше бы проку было, а так сплошное дерьмо. Пошел ты к черту, проклятый смерд! Не поесть с тобой, не выспаться толком! И дочь твоя дура была набитая! Ну да быстрее начнем, быстрее все и закончится».
- Три месяца назад это началось, - бесцеремонно заткнув Михала заговорил волколак, - и ночи тому предшествовали полнолунные, а сколько было покойников… В своем ли ты, девка, уме? Кто здесь считать умеет? Да и тебе-то не все ли равно? Не за покойников солтыс платит, а за живых и за избавление, правда, дед? И так торопится, что готов за первого встречного ухватиться как за соломинку! Ну так раз торопится, так чего и время терять?! Вот прям сейчас и пошли! Тварь-то она по ночам нападает, глядишь, как раз и найдем!
Разозлила парня оборотница. Ох разозлила! Ему бы смолчать, забраться на печь, а поутру придумать, как извести чужачку, но для этого-то следовало умом шевельнуть, а у Радомира в ту пору ярость вперед рассудка летела, потому и легко было Зверю с ним справиться. Волк внутри аж вскинулся, предчувствуя скорую охоту. В висках застучало. Взгляд юнца сделался диким и каким-то безумным. Вновь отшвырнув несчастный пирог, Бирон вскочил на ноги и выпрямился во весь рост, да так резво, что хлипкий стол едва не перевернул. Устоял страдалец, зато лавка покачнулась, да с грохотом завалилась на бок.
- Что вытаращилась? Пошли, раз пришла! Посмотрим, так ли ты хороша, как сама о себе мнишь, а то… все туда же!
Тут уж Михал вмешался. Не считал он поход такой делом разумным. Тоже поднялся, заблеял что-то про то, что девица – его гостья, да только парень того не слушал и слушать не желал. Глаза его так и сверлили оборотницу, обнажая все то, что в душе таилось. Впрочем, на ответ старосте слова-то нашлись.
- Заткнись уже! - повелительно бросил баронов сын, - Дочери своей приказывал бы, раз такой умный. А теперь рот закрой свой поганый, а лучше в угол забейся да заливайся слезами. У тебя это все лучше выходит, чем башкой думать!
[icon]https://i.imgur.com/DfvoM4s.jpg[/icon]
Отредактировано Януш (23.12.19 13:16)
Наблюдала Льена за волком, что в человечью шкуру принарядился, глаза щурила. Видела, как ноздри его раздуваются от злости, как за черными дырами зрачков ярость первозданная мечется, наружу вырваться пытается. Того и глядишь, не выдержит оболочка, треснет по швам, разлетится в стороны, выпуская наружу тварь дикую.
Гадство.
И меч ведь в сенях оставила, не решилась кметов с нахрапу пугать. Чуяла же, что собрат тут водится, знала, что людей разрывает на части, а все равно с пустыми руками заявилась. Ну не дура ли? И солтыс то хорош, на ноги поднялся, образумить парня попытался. Да только с каждым новым резким словом, в ответ старику брошенным, понимала Льена, что не матерый зверь перед ней, который ради удовольствия убивает. Щенок годовалый, силы набравший, а мозгов не заимевший. Совершенно не умеет тьму контролировать, которая в сердце его поселилась... А только что это меняет? Коли бы жалость к людям испытывал, так в деревне бы не засиживался ведь...
Солтыс, пораженный резкими словами парня, глаза распахнул удивленно. А после, как осознал сказанное, покраснел, рот раскрыл, воздуха для ругани набирая... Только в этот момент скрипнула вторая скамейка тихонько. Охотница на ноги поднялась, головой мотнула, круг делая, шею потянула, рукой себе помогая. И на парня глянула внимательно. Жаль его было. Казалось бы, не первый проклятый, что на пути встречен был, а все равно жаль. Не сам ведь судьбу свою выбирал. И, видно, бороться еще продолжает - раз прямо тут не обратился, чужака разорвать норовя. Да только глаза серые по обыкновению пусты были - не прочитать ничего.
- Ну пошли, коли не шутишь.
Отвернулась, не дожидаясь, в сени вышла. Там вещи сложены кучкой были: сумка, сапоги, куртка теплая, налучь с стареньким луком, древко которого отполирована была множеством прикосновений, да колчан со стрелами. Ножны с мечом у стены стояли. К ним первым делом Льенка потянулась, на пояс повесила, да на всякий случай проверила, как оружие в своем убежище сидит, легко ли выскальзывает. Кивнула удовлетворенно, лишь после того одеваться начала. А все прислушивалась - не струсил ли собрат. Не взбесился ли, не начал ли с обликом человеческим прощаться. Но нет, вроде тихо было. Только дышал громко, зло.
- Учти: коли сдержаться не сможешь и лапы распускать начнешь, так мечом я быстро машу. Вмиг их лишишься, - предупредила, усмехаясь. И даже дураку понятно быть должно, что вовсе не о приставаниях речь ведет девка. По край ней мере, если дурак знает, кто за лицами людскими скрывается.
Неуверенно на вещи свои покосилась, а после все-таки забрать решила. Пускай и лишний груз, да мешаться может, а кто знает, как повернется все. Может и одежда новая понадобиться - не голой же в деревню потом возвращаться... Все забрав, на парня глянула.
- Не струсил? Ну так давай вперед. Я ж девка с тонкой кишкой, вот и буду сзади держаться, - произнесла, губы в усмешке, оскал напоминавшей, растягивая. Пускать оборотня себе за спину желания никакого не было - иногда и та секунда, что на поворот тратиться, жизни стоить может.
Отредактировано Льена (23.12.19 12:37)
Радомир злился, и злости той не было видно конца и края. Не пожелай девка сама пойти, он бы ее за патлы из-за стола вытянул да выкинул в сени, но охотница толи смелая оказалась, толи дерзкая, а толи просто не большого ума да хорошей такой уверенности. В другое время юнец, быть может, и понял бы, кого именно ему зверица эта напоминает, но сейчас все мысли злость притупила, а потому и сам Бирон вышел не оборачиваясь. Раздеться и так не успел толком, а меч да лук как раз у двери стояли. Старый Михал на оружие все покушался, понять пытаясь, где видывал такое навершие с можжевеловыми ягодами в узоре, но гость к мечу его близко не подпускал, а на вопросы все отвечал уклончиво. Стоило ему за порог уйти, дед как раз крепко так призадумался, да много ли проку с заднего-то ума? Ушел человек, увел с собой Зверя, и легенды свои унес. Только и осталось солтысу, что волосы на себе рвать, кусать локти, да надеяться, что вернутся гости его. Он за ними даже на улицу выскочил, как был, в одном носке, но никого уже не увидел – исчезли, как в воду канули.
Шел же Радомир быстро. Места здешние успел уже выучить, а потому знал, куда направляется, и куда сестрицу по волколачеству ведет. Там, в самой чаще, медвежья берлога имелась. Теплая, глубокая. Яма, не яма, а пещера в земляном склоне. Кем вырыта, оборотень не знал, конечно, но однажды ее отыскал, и теперь каждое полнолуние именно туда и возвращался, пряча одежду, вещи да самого себя. Будь кметы поумнее да похрабрее, давно бы уже убежище страховидлино заприметили, но их с кровавых расправ лес до жути пугал, и ходили они только лишь по окраине, с единственной целью насобирать хвороста на растопку. Бирон же в мирную пору тоже в сей край не заглядывал, а теперь вот вел на погибель зверицу, что посмела в его угодья явиться и все испортить. Понимал он, что после резких слов не будет ему возврата, и злился, злился безудержно. Зверь от этого так наружу и рвался и потому лишь таился, что и сам человек был тем еще чудищем. Как известно, не родилось в мире твари опаснее, вероломнее и кровожаднее человека. Тут уж и шкуру незачем скидывать. Волк-то знай себе упивался яростной ненавистью.
- Пришли! – бросил Радомир, вдруг останавливаясь и резко оборачиваясь на сто восемьдесят градусов, - Место здесь тихое и неприметное. До деревни не близко, так что никто не заметит. Рассказывай, какого ляда в этих краях забыла?! Только не говори, что тебе вдруг кметов несчастных сделалось жалко, и что ты само милосердие невинное во плоти! Жрешь себе лягушек с кореньями и никого не трогаешь! Все равно же не поверю. Ухмылка вполне себе волчья, и пахнешь ты отнюдь не молочным поросеночком или козочкой. Так что, рассказывай, а нет, так проваливай! Или, если уж так не терпится, можем проверить, кто кого. Не думаешь же ты, что я тебя, девки-кметки подзаборной буду слабее? Покуда ты курей училась щипать да мужиков ублажать, меня-то наставники обучали владеть оружием. Я тебе не шваль какая безродная!
С этими словами волколак вытащил меч из ножен, но первым не стал нападать, предлагая девке самой решать, какая участь придется ей по сердцу. Что-что, а с бабами Бирон прежде не дрался, а потому и считал себя ученее да толковее, а еще, где-то глубоко в душе, на то надеялся, что охотница не оплошает и удар нанесет четкий и правильный, и что с этим ударом все для него закончится. Что не будет больше кровавой подлунной жатвы, не будет страшного зверя, а он, баронский сынок не от того сдохнет, что кметы его затравили или мутант кошкоглазый нашел управу, а потому, что сыскался воин более опытный, толковый и… справедливый в какой-то мере. Как не крути, а человеческого в Радомире было еще не мало, и вот сейчас, стоя перед лицом сестрицы, он об этом вдруг вспомнил, и с памятью такая тоска пришла неизбывная, что в пору было самому в омут броситься или, вон, на суку вздернуться.
[icon]https://i.imgur.com/DfvoM4s.jpg[/icon]
Отредактировано Януш (31.12.19 00:39)
Застонали петли - открылась где-то дверь позади. Тусклый свет из сеней в ночь проник, да расстворился, неспособный с темнотой справиться, одни лишь отблески на покрывало холодное упали. Не обернулась Льена, не поглядела на дом, который покинула, едва зайти успев. Не он первый. А если Предназначение милостиво будет, то не он и последний.
Поскрипывал снег под ногами, выдавал шаги волчьи.
По привычке Льена шла тихо, осторожно. И ни одна ветка не треснула... Будто на охоту собиралась, а не за смертью. Молчала, слушала - дыхание чужое, порывистое, яростное. Пялилась на затылок паренька, глядела как ветер треплет пряди темных вьющихся волос, как на них снежинки вкраплениями седины оседают. И руки с меча, в ножнах пока дремавшего, не убирала, хотя, признаться, вспыхивала назойливая мысль о том, чтобы в спину ударить. Закончить все быстро, к теплу вернуться, в доказательство победы один из клыков страховидлы, что в Велене добыты были, принося. Кметы то разбираться не будут, чей - поглядят, что длинный да острый, сразу поймут, что твари какой... Просто бы это было. И подло. По отношению к волчонку, впереди идущему, да к самой себе тоже. Слишком уж много зла на плечах висит, чтобы их еще больше отягащать.
Он остановился, обернулся резко, порывисто. Льена еще шаг сделала, да замерла также, глядя на лицо, ненавистью искаженное. Горячие речи девку задели. Была бы младше - в жизни бы не простила оскорбления подобного, налетела бы мигом дикой кошкой, стараясь глупому мальчишке и самой себе доказать неправоту его. Сейчас - лишь покраснела, да руки в кулаки сжала. Зверь внутри встрепенулся, коротким рыком, в груди заклокотавшим, свое пробуждение обозначив, да в глазах светлых промелькнул, на мир и сородича глянув. И пускай волчий запах, с приглушенными ароматами леса сплетенный, тварь будоражил, та отступила, затихла внутри, подчиняясь безмолвному приказу.Пустота в глаза ее вернулась.
- Дивно брешешь волчонок. Только вот чем чаще псина лает, тем меньше толку от нее, - усмехнулась Льена, плечом повела, сумку да налучь скинула на землю. И меч из ножен достала - скользнул тот легко, будто по маслу.
Надеялась, что слова резкие парня заденут, контроля лишат. Хоть и несет смерть облик звериный, но тварь убить проще, чем человека. А он - Льена чуяла это, - пускай озлобленный, пускай диковатый, но еще противился природе своей, не желал ей отдаваться ей.
Первый волчонок, которого смерть ждет от рук охотницы.
Если Предназначение милостиво будет...
Эхом по лесу пронесся звон мечей.
Странно то было - два волка по поляне кружили, людьми притворяясь. Нелепое человеческое оружие вместо клыков и когтей. Песня стали вместо рыка и скулежа. Скованность движений вместо кровожадности, которую, коли волю дать, никто сдержать не сможет.
Сородич не врал, действиетльно обучен оказался. Только вот зверь, внутри него живущий, не помощником был. Как сближались, продавить друг друга пытаясь, видела Льена его глаза, борьбу в них бушующую. И вспоминала... как сама, впервые на тракт выйдя, впервые на мечах схлестнувшись - всерьез, ради жизни и смерти, - пыталась твари противиться. Проиграла. И тогда, и потом... раз за разом предаваясь блаженному забвению, чтобы проснуться в окружении разорванных трупов, среди которых своих от чужих было невозможно отличить. Не с одной волчицей братец дрался - с двумя тварями.
А она... ступала неправильно. И взмахи ее меча не были заученными движениями умелого фехтовальщика, пускай и чувствовалось, что оружие не в первый раз держит. Всякий раз подставляла клинок, не давая чужому "клыку" задеть себя - также, как в детстве не давала незаточенному мечу Ренара ужалить. И будь на месте обортня человек, так клинок давно бы торчал из его груди. Но собрат был почти столь же быстр, и уж точно куда сильнее - всякий раз Льена не выдерживала натиска, отступала назад.
Подступила - неосторожно.
Очередное движение. Самоуверенное, неосторожное, глупое...
Кончик чужого меча впился в щеку, скользнул по переносице, оставляя глубокий порез.
Кровь потекла - красная, будто обычным человеком была, а не тварью.
Отредактировано Льена (24.12.19 01:32)
Отозвалась волчица. В другое время Радомир бы уже заставил ее об оброненных словах пожалеть, да взялся бы доказывать свою удаль, но теперь прикусил язык и глянул лишь исподлобья, принимая одну из известных боевых стоек. «Драться так драться», - рассудил он, - «раз решили, то и нечего время терять!» А первым нападать все равно не стал. Дождался, когда девица надежность его обороны испробует. Только потом в атаку кинулся. Уверенно, просто, привычно. Прошло, конечно, немало времени с последнего занятия с наставником, но руки свое дело помнили, а потому лезвие так и сверкало, отражая тусклый лунный свет да бросая под ноги блики. Двигался Бирон, скользил над землей, переставляя ноги, и быть бы ему победителем, да вот только ярость звериная не давала сосредоточиться да нанести удар выверенный. Все выходило как-то не так. Нелепо, смазано, дергано. Не хотелось Зверю дикому играть в человечьи игры. Ему, чудищу, клыки и когти были куда привычнее, а близость твари подобной лишь сильнее распаляла инстинкты, пробуждая нечто первозданное, страшное, неодолимое. Одно лишь держало – мысль, что с обращением придет и конец. Догадывался юнец, что не станет девка его жалеть, что не упустит такого шанса. «Хер тебе, гадина! Не дождешься!»
И снова кружение. Снова лязг стали, скрип снега да веток треск. Никто не хотел сдаваться, никто не спешил отступать, никто и не уставал. Равны противники были по силе, а потому обещал бой до самого утра затянуться. «Или до той поры, пока кто-то из нас не допустит фатальной ошибки». Радомир усмехнулся. Острие чужого клинка просвистело аккурат мимо уха, хватанув смоляной вихор. Не успей он уклониться, быть бы волколаку покойником, но сноровка с выучкой не подвели – уберегли, спасли, отвели погибель, а еще добавили понимания да осторожности. Перестал Бирон считать кметку бестолочью, примирился с ее талантами. Сосредоточился, как мог, сконцентрировался. Забыл о лесе да собственных мыслях, и до того увлекся сражением, что при первом же недочете нанес врагу своему удар. Сверкнуло точеное лезвие, оставило след на девичьем лице, и тут бы юнцу порадоваться, да вот только успех оборотился против него. Пахнуло кровью. Горячей, вполне себе человечьей. Смешался аромат с хвоей, коснулся чувствительного обоняния. Встрепенулся Зверь. Поднялся на лапы и зарычал утробно, разрывая границы, ломая волю, кромсая сознание. Как ни старался баронский сынок вернуть себе самоконтроль да власть над ситуацией, ничего у него не вышло. Все смешалось, спуталось, переплелось, и там, где было двое, остался один. Осталось. Одно. Чудище ненасытное и беспощадное.
Бирон опустил меч и резко отшвырнул его в сторону. Последним усилием, последними крохами выгорающего разума. А потом началось… Тело стремительно стало меняться, чувства обострились, рассудительность растворилась за липким маревом нестерпимой боли. Юнец упал на колени и, кажется, закричал. Остро пахнуло кровью, горечью и чем-то странным, казалось, знакомым с самого детства. Мир поплыл, меняя свои очертания и цвет, и вдруг вспыхнул алым сполохом. Вспыхнул, а после померк. Пришла спасительная темнота, тишина, покой. Радомир закрыл глаза, понимая, что вряд ли когда-то откроет их снова. Искаженное болью и яростью лицо на мгновение сделалось безмятежным, а на губах застыла странная расслабленно-счастливая улыбка. Оборотню почудилось, будто он даже пробормотал слова благодарности, но уверенности в том у «щенка» не было, как не было и осознания собственной смерти. Все просто закончилось, а бой оказался проигран.
[icon]https://i.imgur.com/DfvoM4s.jpg[/icon]
Отредактировано Януш (01.01.20 16:56)
Хрусть...
Ветка под легкой ногой треснула.
Кап...
Красная капля вниз сорвалась, затерялась в снегу.
Рррр....
Перепугались несколько птиц, среди ветвей затаившихся, рыка резкого и дикого, в небо взвились.
Жалобно меч звякнул, падая на притоптанный снег.
А потом все звуки потонуло в хрусте, в хрипе, в крике... Волчице уши к голове прижать хотелось, от шума знакмого спасаясь. Сколько бы не слышала эту какафонию боли - чаще от себя, но порою и от других, - только привыкнуть к тому не могла все равно. И только один способ мучения прекратить она знала.
Бесшумно ветер по земле скользил, в спину подгонял да запахи отдаленные, смазанные, приносил. Неслышно снег под легким сапомогом сминался еще сильнее, коротку цепочку из следов обозначая. Песья дочь меч подняла, намереваясь оборвать крик чужой... Но тот и сам затих. Как затихли и остальные звуки, мир наполнявшие. Морда, искаженная прикосновениями зверя, в темнице своей бьющегося, изменилась. Боль ушла и злость ушла, впуская спокойствие, тишину, пустоту, будто он - вот так, за одну секунду, - с судьбой своей примирился. Острое лезвие, уже много раз заляпанное кровью, алчущее ее со страстью пьяницы, желающего приложиться к новой бутылке, коснулось чужой шеи. И, когда дрогнули его губы, обозначая беззвучные слова благодарности, отпрянуло от нее.
Волчица выругалась - тихо, хрипло, грубо, как пристало какому-нибудь сапожнику или наемнику, а не юной кметке. Отскочила назад, резко развернулась и отошла подальше, к нетронутому глубокому снегу. Его, сев на коточки, в ладонь набрала, начиная лицо протирать от крови. Холод щипал кожу, но охотница все равно упрямо смывала кровь с лица, едва ли не вбивала ледяной комочек в открытую рану. И откидывала его в сторону, набирая новую порцию. До тех пор, пока снег, сминяющийся в пальцах, не перестал окрашиваться красным.
Она оглянулась на мальчишку через плечо.
- Неплохо, волчонок. Я на твоем месте не смогла бы сдержаться.
Легкая усмешка тронула губы. Льена поднялась на ноги, снова к нему повернулась, одновременно с тем пряча меч в ножны. Он ждал нападения сам, он не набросился со спины, пользуясь удачной возможностью. Он не лгал, как могла бы солгать другая тварь, надеясь обмануть охотницу, жаждувшую волчьей смерти.
- Прав ты. Я не добро во плоти, которое лягушками питается и всякому гаду оправдание выискивает, убеждая себя в том, что жрать его не надо. Только и ты, как погляжу, не зло, - ни одна тварь ведь на смерть не согласиться добровольно. И коли думать так, то сама Льена куда ближе к монстрам была, чем тот парнишка, который перед ней стоял. Пускай убивал, но то суть волчья, природа, коли не знаешь как - не пойдешь против нее. - Только вот все равно отпустить просто так я тебя не могу... И что мне с тобой делать, волчонок?
В голосе девки растерянность промелькнула. Раньше все просто было: видишь тварь - убиваешь тварь. Видишь собрата - не трогаешь собрата. А коли встретился с тем, кто на грани застыл, и в любую из сторон перешагнуть может?
Не такого конца ожидал Радомир. Признаться, и вовсе не ждал никакого, однако, думалось ему, что там, за гранью, если и есть что, то только лишь тишина и покой, да вот только на смену боли и ярости пришло не забвение, а все тот же холодный снег под лопатками, высокое небо, да блики звезд. В нос ударил запах хвои, смешанный с ароматом крови и пота. Глаза распахнулись, отражая зрачками тусклые полосы света. Бирон кашлянул, приподнялся на локтях и, подтянув себя к ближайшему дереву, прижался спиной и затылком к стволу. Вздохнул глубоко и протяжно выдохнул.
- Могла бы уже и добить, - бросил небрежно, сплевывая на чистый снег скопившуюся во рту кровь, - всем было бы легче!
Усмешка за усмешку и взгляд за взгляд. Не боялся парнишка в глаза сестрице смотреть, не стеснялся и своего положения. «Не твоя победа. Мое решение», - так рассудил, а после вдруг отвернулся и посмотрел в никуда. Тошно ему сделалось от себя. Тошно, противно и до того скверно, что от бессилия рванул оборотень на себе рубаху да так с клочком ткани в пальцах и остался. Сжал кулак, покачал головой устало.
- Не утруждай себя мыслями, - обратился Радомир к девке, - сам уйду. Мне теперь после моих слов, один ляд, к Михалу в дом не вернуться. И в чужие избы на постой проситься не стану. Хотела услужить кметам, считай, услужила. Скажешь солтысу, что меня Тварь загрызла. Он поохает, тебя приголубит, на печке, где Златка спала, постелет. Глядишь и заживете счастливой жизнью до первого полнолуния. Но с этим уже сама разбирайся. Я куда-нибудь уберусь. И никакой я тебе не волчонок!
Промолчать, пожалуй, умнее бы было, но в себе гнев держать баронский сынок никогда не умел. Молодой он был, импульсивный, заносчивый, вспыльчивый. И в человеческом виде норов имел тяжелый, а уж с волчьей натурой слившись и вовсе сделался агрессивным, несдержанным, злобным. Так его и штормило, точно океан в непогоду, и от припадка нового только усталость и охраняла. Не смог Зверь вырваться, напрасно потратил силы, измотав и самого себя, и человека несчастного.
- Меня Радомир зовут, - представился волколак, чуть присмирев да пару раз моргнув отрешенно, - огонь бы нам развести да сожрать что-нибудь. У меня в сумке найдется парочка чистых тряпок, а у тебя, наверняка, котелок отыщется. Я, так и быть, займусь хворостом и дровами, а ты оправляйся в лес за добычей. Время сейчас как раз самое то для охоты. Зверье, правда, поразбежалось с моим появлением. Что вытаращилась? После драки-то кулаками не машут. Не прирезала, когда могла, второго шанса не предоставлю. Сама знаешь, как Тварь эта за жизнь цепляется.
«Тварь. Эта». Бирон презрительно фыркнул от неприязни к самому себе, а после оттолкнулся и кое-как поднялся на ноги. Обращение, конечно, не завершилось, но ощущал себя юнец отвратительно. Кости ныли, тело болело, лоб покрылся липкой испариной, волосы и те немного намокли от пота, однако, все это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось в душе кровожадной бестии. Кто-то другой сказал бы, что и нет ее, оной души, но Радомир хорошо ее чувствовал, как знал и то, что не первый месяц сам с собой мается. Вот вроде и осознал, кем стал, а примириться так и не смог. Даже в речи отделял себя от чудовища, точно баронский сынок так баронским сынком и остался, а страховидла лесная к нему отношения никакого и не имела.
Не мудрено было, что так на перепутии и застыл звереныш. Ни волк и ни человек. Ни добро, ни зло. «И помочь с этим некому, да и псу под хвост подобную помощь! Просить о милости, вот еще! Однако ты ведь как-то с собой ужилась, раз не страшишься по деревням шататься да на себе подобных охотиться». Парнишка обернулся через плечо, пытаясь поймать взгляд поганой оборотницы, но вместо этого выхватил лишь стылый мрак и поспешил отвернуться, принимаясь собирать с земли промерзлые ветки. На растопку они, конечно, не очень годились, но лучше-то все равно не было. «Разве что в пещере что-то осталось?» - этого Бирон не помнил, но рассудил, что скоро так или иначе узнает, - «Не ночевать же здесь, под открытым небом!»
[icon]https://i.imgur.com/DfvoM4s.jpg[/icon]
Отредактировано Януш (02.01.20 20:54)
- Могла бы, - отозвалась Льена спокойно, волчьей усмешки не скрывая. Без насмешки, без злобы всякой... Скорее уж горечью наполненной, будто корень ядовитый. - Решишь мою ошибку исправить - вешаться не пытайся. Сразу вряд ли помрешь, а обращаться с веревкой на шее - то еще удовольствие.
Со знанием дела говорила девка, будто сама уже пробовала от проклятия столь постыдным образом избавиться. Да не в характере Льены то было - коли уж дохнуть, то в драке, а не на суку, будто шавка негодная. Только вот "ошейник" на шею себе и без попыток повеситься заполучить можно было. Охотница головой мотнула, воспоминания летние от себя отгоняя. Хмыкнула от того, как рубаху на себе паренек рванул. Вот уж ребенок неразумный, так глупо одеждой хорошей разбрасываться. Видно, недолго голым по лесу бегал, не краснел, к кметам выходя и с запинкой заученную историю про разбойников повторяя... Впрочем, мужик - не девка. Ему и прикрыться проще, и опасности от случайной встречи меньше... Да и не Льене то о чужом добре переживать.
- Ага. А через месяц или через год мне снова незнамо куда тащиться, чтобы очередную деревню от твари избавить, только там вместо добычи желанной на рожу твою глядеть. Оно мне надо? - фыркнула девица, подбородок упрямо задирая. И без этого звереныша слишком уж часто по ложному следу шла.
Хотя, признаться, заманчивым совет показался... как из Велена удрала - передышки себе не давала совсем, все металась по дорогам, пускай никто и не гнался. А от себя то не убежишь, и с тем смириться бы пора уже было. Только вот знала Льена: остановится сейчас, выдохнет - следующая встреча уже не с человеком может быть. Для того, чтобы зверю отдаться, немного времени надо, особенно коли на перепутье стоишь, ориентира не имеешь.
Волчонок то говорить продолжил, и советы его как-то неожиданно приказами сменились. Наемница так и уставилась на паренька, глаза широко распахнув и брови приподнимая удивленно. Надо же, сам потрепанный, зверем измученный, а командовать рвется будто посреди какого-нибудь тронного зала уселся в короне и шутовском, - то есть, разумеется, знатном, - наряде. Да припомнила волчица прошлые речи паренька этого. Поняла, что не простак перед ней с характером дурным, а задница именитая. Сынок графский али княжеский, а может даже королевич какой...
Только вот перед Проклятием Волчьего Солнца все равны - и кмет и импеатор будут одинаково шерстью обрастать.
- Вот уж спасибо за доверие оказанное, - насмешливо волчица протянула, глаза прищурила, добавила дразняще: - ваша светлость. Прикажете кролика али тетерева поймать? А может вам оленя отведать угодно?
Кривлялась, задеть откровенно пыталась, вспоминая о том, как бесился Ренар, когда с ним говорить так начинала... А ведь этот паренек на старого друга похож был. Внешне, но не по характеру. Пускай и старше был, но ведь позади не одна луна осталась. Волчица губу изнутри прикусила, а после к вещам своим подошла. Тетиву на лук надела проворно, колчан со стрелами забрала.
- Слишком хорошо знаю, волчонок. Надеюсь, как вернусь - ты здесь будешь. Я Льена, кстати, - напоследок бросила, прежде чем с поляны уйти.
Скоро шаги ее затихли среди деревьев.
Долго не было охотницы. Вернулась - хмурая, мокрая, будто в снегу валялась, растрепанная еще пуще прежнего. Только что рана, мечом оставленная, затянуться успела, будто не первый день ей был. На землю двух глухарей кинула, тощих да потрепанных. Сама к вещам отошла.
- Разделывать умеешь или графских сынков тому не учат? - поинтересовалась, возясь озябшими непослушными пальцами с тетивой, да на Радомира не глядя.
Отредактировано Льена (02.01.20 18:02)
Как ушла оборотница, Радомир принялся над словами ее раздумывать да над обращениями. Вот вроде и кметка кметкой она была, а все равно не глупая. В жизни смыслила, в натурах волчьих, а еще, похоже, в человечьих законах. Бирон себя никогда образчиком местных дворян не считал, однако, Льена с нескольких слов догадалась, какого он рода, и мысли эти пришлись баронскому сыну не по сердцу. Не забыл он отцовский дом, не отказался еще от имени, а все же не хотел, чтобы кто сравнил одного и другого. Наследнику Радомирову не пристало по лесам шататься и волком выть в полнолуние, а чудовищу дикому не следовало прежних требовать прав. «Хватит мечтать. Что ушло, то уже закончилось!» Волколак фыркнул, наклонился за очередной веткой, а после, обернувшись через плечо, рассудил, что непременно с сестрицей поговорит, как только та с добычей вернется.
О том, чтобы прочь сбежать, у юнца и помыслов не было. Не знал он пока, куда ему путь держать, а потому и не сочинил ничего более подходящего, чем вернуться в неприметного вида пещерку, что рядом с поляной как раз находилась. Незнаючи, трудно было ее обнаружить, но Бирон-то хорошо помнил, где в полнолуния обретался, и направление выбрал безошибочно. Пособирал еще немного валежника, отбросил в сторону лапник да и залез под землистый склон. Признаться, ничего ценного там не обнаружилось, но кое-какие запасы дровишек остались, а еще подстилка да костровище. Повозившись какое-то время, Радомир запалил огонь, а там уж и Льена вернулась, швырнув под ноги глухарей. «Не деликатес, конечно, но сойдет как-нибудь». Оборотень кивнул, предлагая устроиться рядом, как с делами личными будет покончено, а после подтянул к себе птицу да принялся ее ощипывать.
- Графских может быть и не учат, - недовольно проворчал он, - а меня обучали. Чай не первый раз на охоте. Готовить вот не умею толком, но, с голодухи вполне сойдет и моя стряпня.
Бирон хмыкнул, посмотрел в спину новой знакомой и, рассудив, что не время еще донимать девицу разговорами и пустой похвальбой, замолчал, утыкаясь в несчастную тушку. Долго ли, коротко ли, с первой птицей оказалось покончено. Теперь ее следовало в котелок отправить или на вертел какой нанизать, но ни того, ни другого у оборотня под руками не наблюдалось. «Знал бы, прихватил бы с собой посуду, а так, снова ищи, где взять да у кого стырить. Как же все это мне настоебенило! Не жизнь, а сплошное дерьмо собачье! Хотя твоя-то кажется, не многим лучше». Радомир облизнул губы задумчиво да снова поднял глаза на сестрицу по положению.
- А ты, значит, на страховидл охотишься? – так поинтересовался, выдирая очередное птичье перо, - И давно? А на всех или только на нашего брата? И как, хорошо платят? Или это уже дело личное? Что, ищешь своего прародителя?
Юнец усмехнулся и покачал головой. Сам он своего Кровавого Зверя даже не думал искать. Знал, что тот где-то поблизости обретается, но знакомиться не спешил, не желая со шкурой своей прощаться. Может, конечно, уродец был и не так силен, но у страха-то, как известно, глаза велики, а потому и рисовала память тварь огромную, злобную и проворную. Казалось, на такую и не сыскать управы. «Хоть в самом деле зови ведьмака, но куда уж мне!» Бирон скривился и тяжело вздохнул.
- Я вот своего почти и не помню, - ни с того ни с сего решил поделиться, подбрасывая в огонь дровишек, - помню только, что местные прозвали его Кровавым Зверем, а еще помню огромную пасть, полную острых клыков, да черную шкуру. И то не уверен, что помню. Ночь была такая, что сходу и не понять. Толи и вправду черная, толи просто так уж мерещилось. И все на этом. Не велики приметы! Обреталось Оно под Белым Яром. Да только с того момента уже больше полугода прошло. Бес его знает, куда теперь унесло. Может барон таки позвал к себе ведьмака, а может и само Чудище убралось куда подальше. Я, как очнулся, искать его не пошел, разумеется. Схоронился в какой-то деревне, покуда лекарь меня выхаживал, а потом… Потом перебил там всех в свое первое полнолуние. Этого, впрочем, я тоже не помню. Просто знаю, что было так. А еще знаю, что не хочу со Зверем в себе мириться. Ну а ты что же? Каково тебе в волчьей шкуре?
И вот вроде простой был вопрос, да только несло от него тягостью да полынной горечью.
[icon]https://i.imgur.com/DfvoM4s.jpg[/icon]
Отредактировано Януш (03.01.20 23:07)
Поддалась тетива все-таки, соскользнула с древка, змеей тонкой на снегу изогнулась. Льена осторожно, придерживая будто зверя дикого, лук выпрямила, пальцами по нему провела, каждую неровность ощупывая. А затем в налчь убрала бережно. Оружие старше охотницы было, а служить продолжала верой и правдой, взамен почтения к себе требуя. Только вот в детстве не так аккуратна песья дочка была, и кинуть могла на землю, и пса им стукнуть по голове, когда слушаться отказывался. От того на древке полосы светлые остались вечными шрамами, но не мешали ничуть, лишь улыбаться заставляли, воспоминания навевая.
Но и после того не время для отдыха была. Сначала Льена деревья оглядела, поискала веток витиеватых. Приметила две подходящие, их от ствола отломала легко. Третью нашла, помоложе, потоньше - чтобы птичью тушку выдержала, но не слишком разворотила ее. Лишь после того сумку на плечо накинув, в сторону Януша направилась, к берлоге им найденной, костерком витиеватым освещенной. Выбрав место посуше, вещи на него сложила, даже от меча избавилась, чтобы не мешался. Подумав, в сумку полезла, от туда небольшой холщовый извлекла и флягу.
Разветвленные ветки волчица в землю по бокам от костра воткнула, ногой на них по очереди надавила, чтобы вошли глубже. А последнюю рядом, чтобы не вставая дотянуться можно было, положила. И лишь после того, посчитав свой долг выполненным, к Радомиру подсела.
- С голодухи и сырое сойдет, - усмехнулась волчица. Чего только не сойдет... Перегнулась через собрата, уже ощипанного да выпотрошенного тетерева забирая. Из фляги вином облила, затем на ладонь сыпанула пряности из мешочка - травы да соль, а еще каплю острого перца, - и втирать в мясо начала старательно, да еще и внутрь слегка засыпала. На холоде кровь быстро свернулась, кожи не пачкала почти. Морозила зима и аромат потрохов, не давая ему сильно уж зверя будоражить. А вот твари, рядом сидящей, не могла природа скрыть. Только собрат спокоен стал, и волчица, также присмиревшая, не пытаась больше на свободу вырваться. Как закончила Льена нехитрые приготовления, сразу на палку тушку насадила и повесила между рогатинами. Зашипело пламя, жадно капли вина слизывая с птичьих боков.
- Значит, охочусь. Почти с тех самых пор, как сама такою стала, - охотница глаза прикрыла, губами шевельнула, подсчитать пытаясь, сколько лет с тех пор прошло. Да не смогла - сплелось время в тугую нить, с узелками не годы, а события отмечающими. Много зарубок этих было - некоторые люди столько не живут, сколько волчица за проклятую жизнь испытать успела. - Лет пять уже, кажется... На нашего брата больше, но тут как повезет. Доводилось и у ведьмаков работу отбирать. А платят все равно херово. Видел же - двадцать дукатов предлагают, с видом, будто последнее отдают. И того обычно не платят - кто ж поверит, что девка обычная чудовище может завалить, - Льенка усмехнулась. Ладонь облизнула, крупицы свеций да вино слизывая. Себе проще готовила, но коли уж со знатной задницей берлогу делит - чего бы не разориться на специи. - Так что, считай, личное. Для души, так сказать. С нам подобными то вообще сложно. После смерти облик истинный принимают, потом доказывай, что страхолюдину зарубил, а не человека обычного.
Осеклась волчица, поняла, что лишнего сболтнула. Да и вопрос паренька слегка оторопеть заставил. Рискнула на него все-таки поглядеть, удивленно, недоверчиво. Казалось бы, остолоп остолопом, а точно в цель ведь попал.
- Ищу, - кивнула осторожно, сдержано. Снова на костер взгляд перевела и, подумав, вперед подалась. Снова за флягу взялась, но теперь уже глоток сделала небольшой. Дешевое вино отдавало кислыми ягодами, а все равно грело изнутри получше пива.
Вслушивалась Льена в рассказ паренька, выуживала из него осколки важные. Больше полугода назад... Весна или лето, значится. Коли прозвище дали - громкими те убийства должны были быть. Как упустить могла? Или уже в Велене была... там ведь не до чужих жизней было то... А под луной то многие темнеют, шерстью черной, что смоль или пепел, обрастая. Ничего то не значит. Другую примету охотница искала. Может, не заметил мальчишка того, но скорее всего иной зверь по душу его пришел. А все равно зависть обожгла, что отца своего не помнил- значит, короткой встреча была, легкой. Она то волка обратившего никогда позабыть не сможет. Долго, слишком долго на него глядела, пока рвал наживую... Охотница головой мотнула упрямо, снова глоток вина сделала, а потом флягу пареньку предложила.
В ответ на вопрос его плечом дернула. Будь перед ней иной оборотень, тем бы и ограничилась. Да только себя на место детеныша подставила, подумала, что за молчание убить бы старшего товарища непременно захотел.
- Странно, - задумчиво волчица сказала, правильные слова подобрать пытаясь. - Я тоже поначалу примириться не могла. До сих, наверное, не могу. Есть он. Есть я. Мы разные, пускай и делим одно тело на двоих. Каждый на себя тянет. Только вот зверь - он и есть зверь. Не разумом, инстинктами живет. И дрессировке поддается, - Льена под себя ногу одну поджала, садясь поудобнее. Ремешок сдернула, волосы из хвоста растрепанного высвобождая, да пальцами в них зарываясь, расчесывая пряди. - Ну я и выдрессировала почти. Не скажу, что совсем присмирел... но уже слушается получше.
То ядовитому корню сказать надо было, что в сумке лежал. И, как ни странно, чародею, позади оставленному. Поначалу казалось, что обучение все псу под хвост пошло, что тварь снова одичала, дергалась от каждого звука резкого, сорваться пыталась... Но то лишь страх был снова в клетке оказаться, игрушкой в руках чужих стать. Как исчез он, как понял зверь, что не грозит больше опасности - присмирел внезапно. Хоть и дергался от эмоций ярких, но без прежней ярости, не пытаясь сломать, подавить. Пожалуй, стоило бы сказать Веранцу Гейе спасибо, только к чему мертвецам благодарности?
- А ты что же? Зачем в полнолуние в лес потащился, волчонок? - поинтересовалась охотница, птицу переорачивая другим боком к огню, хотя шкурка еще даже пропечься как следует не успела.
Спрашивал Радомир наугад. Не задумывался он, что за беда такая заставила Льену с мечом на собрата пойти, а как ответ получил, так и усмехнулся, смекая. «Несешь справедливость, значит», - так рассудил, - «в том виде, в каком ее понимаешь. Это, пожалуй, дело хорошее. Мне бы тоже таким заняться да только кишка тонка! Вернуться бы в окрестности Яра. Разузнать бы, чем дело кончилось». Бирон фыркнул, потер грудину, будто этот короткий жест мог боль сердечную вытравить да унять, а после отвернулся, принимаясь на пламя таращиться, да на птицу, что над костром жарилась. Признаться, аппетитно выглядела и пахла вкусно, вот только есть баронскому сынку расхотелось. Силен был в нем Зверь, проклятием порожденный, но и человек от своего отступаться не торопился. Крепко держал. Хорошо помнил.
- Понимаю, - наконец отозвался юнец, - и про охоту, и про себе подобных. Кметы – люди в большинстве своем темные да бестолковые. Коли солтыс али землевладелец с мозгами – считай повезло, а нет, так тут уж хоть угрем крутись в раскаленном масле – а все пустое. Не верят знатные люди в чудовищ, а простые в каждом углу видят призрака. Но уж если ты в чем и права, так это в том, что самых опасных тварей не приметишь так просто, не распознаешь. Взять вот хотя бы меня. Сколько месяцев уже сам на себя охочусь, а так никто и не догадался, что путник случайный да тварь кровожадная – суть одно. А ведь исчезал я на каждое полнолуние, говорил о себе немного, да и успеха никакого не добился. Казалось бы, вот тебе и ответ, а вот скажи сейчас Михалу, что он Златкиного убийцу в доме своем пригрел, не поверит, отмахнется, запричитает про наговор да поклеп. А уж про плату и говорить не приходится. Хочешь жить, убивай, грабь да бери свое. Не жизнь, а сказка!
Радомир усмехнулся горько, принял флягу из рук своей собеседницы да сделал пару больших глотков, после вино возвращая волчице. Гадким оказалось пойло, кислым, настоянным бес его разбери на чем, а все равно показалось годным. Другого-то под рукой не было, а о прошлом вспоминать означало душу терзать напрасно. «Не выйдет с того ни добра, ни толка». Бирон шмыгнул носом, покачал головой.
- Я предложил бы тебе дальше вместе отправиться, но да это затея глупая, - поделился мыслями, думая о своем, - тебе с меня вреда выйдет больше, чем пользы. Справляться с собой не умею. Ночей полнолунных совсем не помню. Этак тебе еще и за меня отвечать, а уж если найдем твоего прародителя, так он, поди, посильнее будет, поопытнее, ну или, на худой конец, просто злее и кровожаднее. Мы оба для него, почитай, щенки. Я так точно. Знаешь… Я думаю, что мой, что твой, не просто так нас оставили. Что вот им, сложно было добить? – Дело-то одного прыжка да пары укусов… Так что, рассудили они по-своему. Может нравится им плодить сородичей да жизни ломать чужие. Люди-то разные, и ждать от них чудес да милостей не приходится.
Оборотень притих на пару минут, посмотрел в высокое небо, прищурился задумчиво. Не был он философом и прежде предпочитал подобные мысли из сознания выдворять, а теперь вот явился странный настрой, а с ним вместе пришло и какое-то понимание. «Не так прост был проклятый Кровавый Зверь», - Радомир прикусил губу, потер переносицу и было уже погрузился в свои рассуждения, но тут Льена снова заговорила да от пустой философии его отвлекла, - «Дрессировке… Чай не пес какой подзаборный!» Тряхнул Бирон смоляными кудрями, головой покачал отрицательно.
- А я сам в своей беде виноват, - помолчал немного, а после признался на выдохе, - жил себе припеваючи баронским первенцем да наследником, жениться был должен, дела перенять и земли, да только объявился под Белым Яром Кровавый Зверь. Звали охотников, посылали в лес удальцов, но никто не вернулся, ну я и решил, что Тварь эта меня дожидается. Пообещал отцу, что к свадьбе достану шкуру проклятого Чудища, снарядил отряд и поехал. Несколько дней искал, по следу бродил, загонял, ну и загнал наконец в ночь полнолунную. Порадовался еще тогда, что ночь такая ясная, а потом и пожалел. Вышел он к нам не смущаясь и не таясь, а что дальше наверно и говорить не стоит… Меня из той бойни кобыла вынесла. Не знаю, толи и правда лошадь оказалась такая толковая, толи Зверя люди мои отвлекли, толи он сам меня бросил, сделав дело свое паскудное… А тебе-то где мразотина эта встретилась? Явно уж ты не на баронскую шла охоту!
Качнул Бирон головой, смеясь над самим собой, да и вновь отвернулся, возвращаясь к несчастной птице недоощипанной.
[icon]https://i.imgur.com/DfvoM4s.jpg[/icon]
Отредактировано Януш (03.01.20 23:07)
Не жизнь, а сказка...
Льена хмыкнула. Не такими она себе сказки в детстве представляла. Думала, будто будет герой - непременно славный охотник, который с луком в обращении умел. И враг будет. Сильный, опасный, много зла принесший. И не важно - человек или чудовище. Будто в схватке сойдутся, долгой, сложной. И герой, разумеется, непременно победит. А потом... потом дальше пойдет, разрешения ни у кого не спрашивая.
Что же по итогу?
Был герой - славный охотник. Был враг - чудовище опасное. И схватка была... а потом герой смог идти дальше, ни у кого разрешения не спрашивая. Только, покидая родные края, слышал слезы, по нему текущие. Только жрать не мог, потому что все сразу обратно лезло - так сильно по обостряющемуся обонянию били приторно-сладкие запахи рябины и мандрагоры. Только благим матом орал и ревел совсем не по геройски всякий раз, когда из-за горизонта выскальзывала луна, круглая будто глаз, радужки и зрачка лишенный. Только герой сам стал врагом, сильным, опасным, несущим с собой горечь и боль.
Фляга вновь в руки вернулась. Льена то вино это брала с собой от того, что пить его много не хотелось - больно уж дрянное пойло. Но отчего-то в эту ночь вкус не казался ей совсем уж дерьмовым. Она к горлышку приложилась, быстрые и щедрые глотки делая. Едва ли не половину фляги осушила прежде чем оторваться смогла. Кислые капли облизнула, после того рот рукавом вытирая.
И слушала дальше, не перебивая, не споря. Только на словах про задумку зверину снова не удержалась, приложилась к выпивке, заглушая рычание тихое, да воспоминания о "причинах" почему выжить смогла утопить пытаясь.
Хмель с непривычки голову захватывать начал, мысли путал. Только Льене хватило разума, чтобы понять - за грань она забралась, в туман, где дороги не видать. Один лишь шаг неверный - вниз полетит, зверю место уступая. Пробку в горлышко вернула, да позади себя положила, чтобы искушения не было.
- Глупый волчонок... - хоть язык и не заплетался, а в речи четче южные нотки звучать стали. И сама заметила это, нахмурилась чуть, губу нижнюю прикусывая.
Снова тетерева перевернула, обратно на бочок уже припеченный. Мясо еще аппетитнее пахнуть стало - так бы и сожрала недопеченным. Но удержалась от того Льена. А вот от разговора сбежать не смогла - пойло то язык ох как развязывало.
- Не на баронскую, но на охоту. Я дочкой псаря графского была, в замке прислуживала. И все верила, будто достойна лучшей участи, чем всю жизнь чужие горшки выносить да детей рожать, - усмехнулась волчица, над собой посмеиваясь. Глаза блеснули, отсвет пламени, взвившегося от новой капли сока, довя. - Охотницей стать хотела. А только шестнадцать исполнилось - возможность появилась. Завелся в наших лесах зверь. Умный, сука, только на одиночек нападал. Трупы их обгрызенные едва ли не каждый день находили. Говории, будто медведь, посеред зимы разбуженный и злой от того... Мне то строго-настрого запретили в лес ходить. Только разве ж в погоне за мечтой будешь советов умных слушать? Сбежала я. С луком отцовским и псом своим... Думала, притащу звериную голову - докажу всем идиотам, что место мое в лесу, а не в спальне.
Снова в горле пересохло, выпить захотелось. Осадила себя Льена - с трудом.
- Не медведь то оказался. Волк. Огромный, будто бык. Пса моего он сразу убил, - на той фразе голос чуть сорвался, дрогнул, но охотница продолжила: - А потом и за меня принялся... В какой-то момент я собаке своей позавидовала - он хотя бы быстро сдох... А я... - она рукой махнула, второй при том себя обвивая по ребрам, будто спрятать их пытаясь. - Брат в итоге спас. Притащил ораву стражников, и пока они тварь отгоняли, утянул попросту. К лекарю оттащил. Помню, что орал громко, как никогда раньше. Будто не меня - его грызли. Еще помню отвар травяной, сладкий... из мандрагоры. И слова лекаря - еще молодого парнишки, что с такими ранами не выжить. Только затянулось все - и двух недель не прошло. И не нужно было учеными быть, чтобы понять причину исцеления подобного. Брат мне лук дал, нож и денег немного. И послал подальше, велев никогда не возвращаться.
Заговорила Льена, и пришла пора Радомиру ответные откровения слушать. Когда спрашивал, не думал он о возможных причинах, а как узнал о них, так и рассмеялся коротко, горько, мучительно, точно в девке чужеземной самого себя угадал. Отсмеявшись же покачал головой, да ковырнул веточкой промерзшую землю.
- Смотрю, и ты меня была не умнее, - так сказал, без злобы, презрения или еще чего-то подобного, - только что тебе тогда шестнадцать едва исполнилось, а мне восемнадцать. Пара лет разницы, а натура все та же. Тоже думал, что удаль свою покажу да докажу, что нет во всем селе никого меня сильнее, умнее, толковее. Думал отца невесты своей удивить и родителя осчастливить. Осчастливил, как же… Поди до самой, мать ее, смерти! Поначалу, как раны заживать начали, думал, вернусь домой, только встану на ноги, а потом так мне стыдно сделалось… Ладно сам едва не подох, ладно лошадь загнал несчастную, еще и людей погубил, что мне поверили да доверились. Если бы ни они, так бы и заявился на отцовский порог, и уж не в деревеньке бы по покойникам голосили, а в бароновом замке. Оно и к лучшему, что не пришел. Не пристало аристократу об одном себе думать. Как не крути, а ты еще и за кметов своих в ответе. Плохо я учился, невнимательно наставников слушал, но, смотри-ка, кое-что все равно привилось.
Тут уж юнец не выдержал и, опустив голову, снова рассмеялся, после чего поднялся да, выбрав местечко получше, глухаря общипанного уложил, чтобы не грелся он от огня да не портился. Сестрица, конечно, может и думала сразу обеих птиц сожрать, но Бирон полагал, что второй на утро останется. «Тем более, сейчас и есть-то не хочется. Если так поразмыслить, то ничего не хочется». Вот вроде и не пил баронский сынок, а все равно такая печаль да тоска в душе поселились, что хоть волком вой, хоть головой в стены бейся, хоть иди да топись в быстрой речке, коли найдешь такую. Думал Радомир, что смерть свою этим вечером встретит, а в итоге наткнулся на неприкаянную волчицу, в коей Зверь с человеком пытались ужиться. И вот вроде радуйся, задавай вопросы, что месяцами мучили, да знания чужие впитывай, а почудилось юноше, что кметка и сама ничего не умеет толкового. «Ну, разве что, контролировать, но в дрессировке я и без нее разберусь. Сказала бы лучше, как с самим собой таким примириться, чтобы жить да жить, а не жалеть о том, что утрачено. Наверняка ведь находятся и подобные. Хотя… Бес их, конечно, знает». Растрепал Бирон волосы да, сходив в пещеру, вернулся к костру, волоча за собой подстилку под задницу. Сам на нее опустился, и знакомице новой предложил поуютней устроиться.
- Падай рядом, - посоветовал, утерев лицо снегом да повернув глухаря, чтобы получше прожарился, - и скажи, что делать теперь собираешься? Моему совету последуешь и пойдешь Михалу про Зверя рассказывать? Или же дальше отправишься продолжать поиски? Хочешь, можем вместе в окрестности Яра наведаться. Покажу тебе, где с кровавой бестией встретился. Что, что, а место это я хорошо запомнил, а там может и след отыщется. Или еще какие новости. Мне-то в деревне нельзя показываться, но тебя, так и быть, провожу. За пару недель доберемся, а там я куда-нибудь заверну, а ты разбирайся, покуда не надоест. В конце концов, может тот Зверь поганый так среди людей и обретается? У меня-то в ту пору ни острых глаз ни чутья волчьего не имелось! Если окажется, что твой знакомый, передавай ему еще и от меня привет пламенный, а нет, так просто убей, он того заслужил вполне.
На том Радомир прервался, а там уж и мясо поспело, так что самое время пришло рот заткнуть да прервать болтовню бессмысленную. «Успеем еще наболтаться», - рассудил оборотень, - «А и не успеем, ничего не случится. Не велика потеря. Ходить нам обоим волчьими тропами, глядишь, на какой-нибудь снова встретимся». С этими мыслями в голове потянулся Бирон к ополовиненной фляге и только тогда ее на снег опустил, когда осталось вина на пару глотков.
- За пойло это дурацкое заплачу, - пояснил юнец, - удалось кое-чего припасти да с собой из деревни вынести. Так что твое будет. Не пристало кметке баронского сынка содержать.
Усмехнулся Бирон, но более ничего не сказал, предпочтя вцепиться зубами в птицу сочную, аппетитную.
[icon]https://i.imgur.com/DfvoM4s.jpg[/icon]
Отредактировано Януш (05.01.20 18:20)
- Мальчишки всегда медленнее взрослели, - хихикнула Льена, слегка голову при том опуская, глаза жмуря. - Глядишь, пришел бы к каждому из нас зверь года этак на два позже, так может и не сунулся бы ни один... - он то уж к двадцати годам женат был бы, видно, коли шкуру добывать вздумал ради того, чтобы перед отцом невесты выслужиться. А какая девка то согласилась бы супруга в лес ночью лунной отпустить, к твари навстречу? Только та, которой замужем быть опротивело. Да и охотница то в восемнадцать наверняка бы уже не свободной девицей была - слыхала ведь, о чем отец с конюхом говорили то за бутылкой чего покрепче. Не удрала бы - быть ей супругой паренька, которого не раз и не два в грязь опрокидывала. Или, коли повезло бы, женой какого-нибудь из стражников, что косились всякий раз, когда братца проведать приходила. Прислуживала бы в поместье, а вечерами люльку качала и ребенка к титьке прикладывала... И хорошо, если всего одного! Как представила это Льена, аж передернуло. Нет, если у сынка баронского шанс поумнеть то был, сложись обстоятельства иначе, то охотница бы от жизни подобной точно в лес сбежала, с медведем обниматься.
Хотела еще сказать, чтобы о кметах сожранных не жалел, только осеклась вовремя. Говорить то легко, а сделать как? Как себя простить за то, что зло принес тем, кто тебя с добром встретил? Эмоции - они ж те еще дикие звери, их в клетку просто так не загонишь. Убить можно, коли постараться, а только хуже ведь от того станет... Прядку за ухо убрала, вновь пальцами в волосы зарылась, а после, на три части их поделив, в косу сплетать начала, следя за пареньком убежавшим к пещере.
Воротился он быстро - только-только успела ремешком прядки перевязать. Кивнула благодарно, подсела к нему на подстилку, боком все-таки прижавшись, и лишь тогда осознавая, что замерзла куда сильнее, чем думала по началу. Только волку не больно то холод страшен - пускай и кусается, а ничего откусить не сможет. Да и вино грело, но тепло то обманчивое было, фальшивое.
- Двадцать дукатов на дороге не валяются, - задумчиво Льенка сказала, на мальчишку посмотрела. Глаза ее в темноте чуть поблескивали - от костра внутри, от алкоголя снаружи - Так что схожу. Наплету, мол тебя тварь хищная сожрала, деньги заберу и свалю подальше... Коли подождешь немного, и в Белый Яр сходить можем. Сомневаюсь, что он там ждать будет, но вдруг след остался - уже не дурно очень будет. Не поверишь, насколько за бестией этой бегать утомительно...
Особенно когда чаще всего в пустоту приходишь. Или, как сейчас... к зверю, да не тому.
- Ты то сейчас не баронский сынок, волчонок. А я не кметка. Потому забудь. В следующий раз проставишься, - спокойно махнула Льена рукой на его заявление. Верила, что даже если и разойдутся сейчас, так встрется еще... Это кажется, будто мир больной, а начнешь по нему ходить - поймешь, что троп волчьих не так уж много, и знакомых на них куда больше, чем хотелось бы того.
Может паренька то голод и не слишком мучил, а наемница половину птицы без труда умяла. Да еще и на вторую покосилась. Но решила, что уж больно неохота утром по лесу таскаться в поисках дичи беглой. В волчьем теле то быстрее было бы, конечо, но и еды больше понадобилось бы - ни птицей, ни даже зайцем не обошлось бы. А запаха оленьего или кабаньего Льена не чуяла.
Дождавшись, когда костер догорит, в пещеру отправились. Постилку было решено на землю постелить, а покрывалом, которое Льена достала, укрыться. И плащом красным сверху. Спинами друг к другу легли... волчица комочком свернулась по привычке, едва ли не носом в колени утыкаясь. Уже в полудреме, на грани сна и яви, почувствовала, как повернулся парень, рукой по боку скользнул, к себе прижимая плотнее. Промолчала - слишком уж лениво было вырываться обратно в реальность из цепких лапок ночи, да и теплее так было...
Только сон волчий все равно беспокойным был, грубым. Снилось, будто по лесу бежит, а рядом волки другие. Будто охотиться - на добычу, пахнущую сталью и огнем. Будто рвет мясо чужое и крики слышит, слова сбивчивые, перепуганные, а рядом рычание дикое, одобрительное, даже ласковое... снилось, что дерется с волком, огромным, черным, злобным... что драка та заканчивается на том, как его острые зубы на холке смыкаются, давят, к снегу прижимают, а она извернуться пытается...
По пробуждении первое, что Льена почувствовала - это звериный аромат, настолько близко, что даже дышать тяжело было. Чужая рука теперь спины касалась, прогибаться заставляя, а ноги с чужими ногами сплетались. Тепло было. Но все равно волчица выскользнула сначала из тесных обътий, а потом из-под покрывала, беспокойными движениями и Радомира будя.
Отредактировано Льена (05.01.20 20:26)
За ужином поздним пришло время ночлега. Разложились волколаки в пещерке, устроились. Будь в волчьем своем обличии, точно не поместились бы, а в человечьем берлога двоим в самый раз пришлась. Льенка к стенке легла, Радомир поближе к выходу разместился, свернулся в клубок, подтянул к себе ноги, руку под голову сунул, правда, стоило дремоте свое взять, так сразу и перевернулся, утыкаясь носом в девичью шею. Пахло от Льены самкой, манило, воображение будоражило. Юнец, конечно, открыто не приставал да украдкой не пристраивался, но все равно подобрался поближе, прижался, руку на талию положил. Так оно ему привычнее было, да и теплее к тому же. Окажись охотница росточком пониже, так и вообще красота бы вышла, но уж сложилось так, как сложилось, а там и сон оборотня сморил. Беспокойный, тягучий, давящий.
Снилось Бирону, будто он в отчем доме стоит у окна и смотрит на лес, а лес отчего-то под самыми окнами, да вот только до него не добраться, потому что замок такой высокий, что, если выпрыгнешь, костей потом не соберешь. И через дверь не выйти. А кругом голоса, и все кричат, требуют, стучатся безудержно, точно он, Радомир, перед людьми своими повинен. А внизу лес, и в лесу том спасение, да беснующийся ветер. Юнцу дышать бы во всю глубину своих легких, бежать бы по снегу рыхлому, мерить его могучими лапами, а никак, потому что солнце стоит в зените, серебрит поля, красит деревья золотом. За спиной же кошмар и пытки. Распахивается дверь, несутся слуги, кто с топорами, кто с вилами, и все бьют, а кругом кровь… А за окнами лес, и в лесу вся жизнь...
Радомир проснулся, распахнул глаза и было дернулся выбраться из-под плаща, но, вспомнив, что не один ночует, раздумал да перевернулся на другой бок. Натянул одеяло до носа, зевнул и постепенно снова заснул, а там уж и утро настало. В другой раз подняли Бирона не кошмары звериные, а Льенкина возня. Вылезла девка на улицу, покинула объятия теплые. Волколак поначалу просто за ней наблюдал, а потом и сам поднялся да выбрался из пещеры. Потянулся, разминая затекшие за ночь конечности, посмотрел на солнце, прищурившись.
- А хороший сегодня денек, - так сказал, отмечая, что, наконец, распогодилось, - если и дальше будет везти, то за пару недель доберемся до Белого Яра. Ты же это… Не передумала? Если раздумала, скажи. Поедим да и разойдемся, и каждый пойдет своею дорогой.
Бирон зевнул, отошел в кусты, дело свое сделать, а после подошел к костру прогоревшему да снова огонь запалил. Помнил он, что где-то рядом должен был второй глухарь оставаться, а потому и не стал напрасно время терять. Лицо только снегом протер да зубы им же начистил, чтобы не так воняло. Не мешало бы, конечно, и самому вымыться, но где уж теперь? «Не к Михалу же мне идти в самом деле? Найдем где-нибудь речку быструю. Может, выдастся какой-нибудь денек потеплей». Потер Радомир ладони, раскопал птицу да и повесил ее над костром жариться. В этот раз обошлись без вина и специй. С приправой-то, конечно, вкусней получалось, но с голодухи и так сошло. Позавтракали да и занялись каждый делом своим. Льена в деревню пошла, а баронский сынок остался вещи прибрать да себя привести в порядок.
Когда же вернулась девка, встретил Бирон ее и повел прочь из Всегодичьего леса. От одного дома, к другому. От одной беды ко второй да к третьей.
[icon]https://i.imgur.com/DfvoM4s.jpg[/icon]
Отредактировано Януш (06.01.20 22:42)
Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » Эхо минувших дней » [декабрь, 1262] — Найдется свой однажды волкодав
