Говорят, что у страха глаза велики. Что он сковывает по рукам и ногам, что отнимает языки без ножа, что сжимает сердце когтистыми лапами. Каждый, кто с ним повстречался, кто познакомился с ним поближе, навсегда позабудет звук собственного смеха, а каждый даже самый тихий шорох будет заставлять волосы шевелиться на затылке.
Рыска была из другого теста. Повстречав на своем веку и гулей, увидев кладбищенскую бабу, она лишь интересовалась на тему того, кто перед ней, подзуживала несчастного кметенка и рассказывала страшные небылицы про соседнюю деревеньку.
Геральт слушал и не перебивал. В их ведьмачьем ремесле было полезно уметь слушать, слышать и выделять для себя самое необходимое, самое значимое. И сейчас из беззаботного трепа солтысовой падчерицы, он запомнил Верхний Яр и ужасное событие, которое перебило всех жителей в деревне.
— Так что же, — Геральт медленно достал нож с широким лезвием и уселся у трупа кладбищенской бабы, — местный господин не пожелал узнать куда подевалась целая деревня его кметов?
Ловким движением он отсек у трупа язык с ядовитой железой, вырезал защечные желчные пазухи. Затем перевернул тело на спину, одним ударом вспорол живот. Беззаботно запустил руку внутрь.
Были некоторые вещи в его ремесле, которые не пристало видеть заказчикам. Или же тем, кто возводил ведьмачье ремесло в ранг добродетелей и рыцарства. И вивисекция была одной из них.
— То, что тревожило вашу деревню, зовется кладбищенской бабой, — лезвие ножа с хирургической точностью отыскало видоизмененную печень. — В простонародье — ягой. Поумнее гуля и опасна не меньше.
Расправившись с трупом, ведьмак заботливо сложил полученные ингредиенты в заплечную торбу, до этого сложенную в подкладке куртки.
Послышался шум: то возвращался Драгош и поднятые на уши кметы. Впереди всей братии бежала зареванная женщина. Увидав Рыску и ведьмака, она взревела ещё больше, бросилась к трупу кметенка, которому повезло куда меньше, чем его товарищу.
— Не сберегла! — рыдала несчастная. — На кого же ты меня оста-а-авил!
Ведьмак не смотрел в её сторону. Знал, что для кметки он навсегда останется паскудой, который не уберег её сыночка. Знал, что ни одно его доброе дело не сделает его героем в глазах жителей Нижнего Яра. Знал, что человеческая благодарность и лютая злоба сидят по одну сторону скамьи. Знал и читал в глазах простого мужичья, что ему тут не рады.
Староста испуганно пнул порубленное тело яги.
— Так это же не гуль!
— Верно заметил, — кисло усмехнулся ведьмак. — Гули остались выше, к жальнику. А это то, что тех самых гулей беспокоило и вынуждало отходить подальше от могильника на поиски пищи.
Староста поморщился.
— Уговор токмо на гулей был. За энту хреновину мы платить не будем!
В этом ведьмак не сомневался. И спорить даже не спешил. Понимал, что всполошенные среди ночи, поднятые на ноги кметы — не лучший собеседник. А убитая горем баба в любой момент может повернуть дело против него.
— Твоя правда. Плата только за гулей.
Староста скис, словно трехдневное молоко. Проснувшаяся жадность подсказывала мужику, что можно было и вовсе не платить.
Всё испортила убитая горем мать. Едва не захлебнувшись слезами, ища причину собственных бед, она, подняв голову, отыскала взглядом Рыску. И пошла на таран.
— Всё из-за тебя, ведьма ебучая! Всё из-за тебя, змеюка подколодная! Извела моего сыночку! Мою кровиночку! Во век тебя не прощу, курва драная!
Геральт скрипнул зубами. Добела сжал кулаки и промолчал. Смолчал и староста, нехотя отсчитывая монеты. А кметка не унималась.
— Заговорила моего глупого, да? А теперь погляди, погляди, коза! Вот, лежит мой Тавин! Мертвый! По твоей вине!
Ведьмак повернулся. Подошел к обезумевшей от горя кметке, сел рядом. Желтые змеиные глаза вонзились в бледное дряблое женское лицо.
— Твой сын умер, потому что ему не повезло. Потому что он оказался не в том месте, не в то время. Будь я здесь или в самом Нильфгаарде — я бы не смог ему помочь. И вины этой девчонки тут нет. И не было.
Лицо бабы дрогнуло. Кметка взвыла пуще прежнего, тихонько поскуливая обиженной собачонкой.
Ведьмак поднялся. Окинул собравшихся кметов взглядом.
— В Рыске нет и капли магии. Нет и капли колдовства. И все беды, которые вы приписываете ей — всего лишь поиск козла отпущения.
— Ты, ведьмак, говори да не...
— Заткнись, — прервал ведьмак старосту. — Если хоть еще одна мразь позволит себе меня перебить сегодня, то я не ручаюсь за свои действия. Хотите винить девку — вините. Но знайте, что тогда ни один из вас не лучше этой погони, что питается трупами ваших близких.
Честно заработанные монеты он подобрал с земли: староста выронил их от испуга.