В незнакомом ей доме, освещаемым лишь бледным светом полной луны, Рыска невольно куталась в толстую шкуру и дрожала. Ее морозило.  Плохо. Холодно. Тошнит. Перевернувшись на бок, она практически уткнулась носом в белую стену,  различая старые едва заметные трещины и пытаясь силой мысли остановить пляшущую комнату. Вздрагивая от каждого шороха, и, то и дело, выныривая из болезненной дрёмы, она продолжала неистово дрожать. Рыска билась в холодном поту, её лоб и щеки горели огнем, а кожа покрылась мурашками. «Умираю...», - на мгновение мелькнула мысль, а потом она вновь провалилась в темноту, наконец-то забываясь тревожным, но беспробудным сном.
   В своих снах она то и дело убегала от неизвестного монстра, кой прятался в кустах и таился за вековыми деревьями. Все в лесу было против наивной девчонки, посмевшей обмануть судьбу, да избежать смерти, буквально вырвавшись из её лап. Ветви деревьев тянули к ней свои скрюченные ветви-пальцы, путаясь в волосах и превращая одежду в тряпье, земля поглощала босые ступни, мешая двигаться дальше и наконец-то добраться до желанной реки. «Река...», Рыска простонала и плотнее завернулась в шкуру. В беззвездной тьме, где рваные зимние облака затмевали слепое небо, где даже луна сочилась сквозь клубящуюся мглу тощим дрожащим лучиком, синела вдали быстротечная река. Рыска и сама не знала откуда, но была совершенно уверена - вода скроет её запах, собьет зверя с тропы и поможет ей уйти невредимой. Она кружит в темноте. То едва продвигается на ощупь, то, ведомая внезапной уверенностью, почти летит над глубоким снегом. Он почти поймал её. Но только почти. Рыска ускользнула в последний момент.
   Сон это. Сон.
   В реальной жизни все оказалось гораздо суровей. Угли уже дотлевали в печке, когда девушка наконец-то вынырнула из своего кошмара,  резко садясь на печи и с удивлением осматриваясь вокруг. Она все ещё чувствовала ломоту в теле, а жар так и не сошел до конца, но... Ей было уже гораздо лучше, и теперь осталось понять, куда именно она попала. Скупой свет тусклого зимнего солнца, едва-едва пробивался сквозь закрытые ставни большого деревенского окна. Рыска прищурилась, пытаясь осмотреть обстановку. «Не густо», дом явно был жилой, ведь кто-то же растопил печь, однако здесь не ощущалась теплота семейного уюта. Тот, кто здесь жил, явно был одинок. «Никаких ярких красок, цветастых занавесок или, хотя бы, скатерти на столе. Мужчина?», если - да, то где сам хозяин этого дома? «Неужели зверь погубил и его?», Рыска зажмурилась, не желая возвращаться к ужасам прошлой ночи.
   «Моя одежда... где?», сброшенный ещё на пороге тулуп, в полумраке напоминал небольшую собаку. «Платье?», скомканное и местами все ещё мокрое, валялось у самой печи. Второй башмак Рыска так и не обнаружила. «Скверно дело, коль так...», кое как совладав с мелкой дрожью, что никак не желала покидать её тело, девушка неловко сползла с печи, касаясь пола босыми ступнями. Требовалось развесить платье и просушить тулуп, а пока отыскать одежду, дабы прикрыть наготу временно скрываемую шкурой. «Посмотрим», рыске вовсе не было стыдно, ведь во-первых, с ней приключилась беда, а во-вторых - она планировала покинуть дом до прихода его хозяина. Вот только тулуп высохнет и сразу в дорогу! О том, как пойдет по зимнему лесу без одного башмака, Рыска как-то и не задумывалась.
   — Рубашечка... — В пусть и чужой, но все же рубашке, стало как-то спокойнее. Настолько спокойнее, что она вновь оказалась на печи, кутаясь все в ту же шкуру, дабы унять очередной приступ дрожжи. Требовалось вновь растопить печь, да вот только у Рыске совсем не было на это сил. Ни на что не было сил. Склонив голову к подушке, она вновь провалилась в беспокойный сон, невольно сворачиваясь клубочком и натягивая шкуру-одеяло до самого кончика носа.

Отредактировано Рыска (21.10.19 01:44)

Ночь дышала, смерть дрожала
В половинках луны
Я смотрела, я бежала
От кошмаров ночных. ©

   Рыске сделалось хуже, она металась на постели, стонала и бредила, что-то говоря шёпотом. Девочке снилась её бабушка, отец, матушка и даже вредная коза Зосья. Они плясали вокруг Рыски, словно тени на амбарной стене. Они уговаривали ее, что–то обещали и объясняли, но девушка ничего не слышала, не видела и не чувствовала. Она была в совершенном беспамятстве. Она не слышала, как в дом вошел его истинный хозяин. Не слышала как мужчина подходит ближе, всматриваясь в её бледное лицо. Не видела его ухмылки на хищном лице, не чуяла запаха свежей крови стекающей по лезвию его разделочного ножа.   
   Когда же сознание медленно возвратилось к своей хозяйке, Рыска с удивлением отметила, что все ещё лежит на печи в чужом доме, укрытая грубой шкурой и наряженная в чужую рубашку. «Значит это был не кошмар... не дурной сон... не видение воспаленного разума, а правда. Мой ужасный вчерашний день...», девушка шумно выдохнула, прикрывая глаза и стараясь сдержать так некстати снова подкативший к горлу ком. Бедная девочка никак не могла понять, где она и что с ней. Она хотела привстать, однако голова ее казалась такой тяжелой, что невозможно было поднять ее, хотела крикнуть, но вместо того издала только очень слабый звук, больше похожий на сдавленный стон.
   — Кто... кто здесь? — Не услышать возню было практически невозможно, а ещё этот запах... Рыска знала, как именно должна пахнуть разделываемая кем-то тушка. — И... извините... — промямлила девушка, со страхом глядя в сторону хозяина дома, и смущенно натягивая шкуру аж до своего подбородка.  — Я не хотела вас потревожить, я просто заблудилась и... — жуткие воспоминания нахлынули на Рыску словно огромная волна. Ночь. Обоз. Кровожадное чудовище. «Кровь, как много крови там было...», она с трудом прервала полет пугающих до дрожи образов, наконец-то садясь на печи, но все ещё придерживая шкуру в районе своей шеи. — На обоз с которым я путешествовала напал волк. Мне удалось сбежать, а потом я заблудилась, и тонула, и всплыла. — Осознав, что всплывают только утопленники по весне, девушка поспешила исправится. — В смысле, я выбралась из реки и обнаружила ваш дом. — Вот так вот просто, шла-шла и нашла. Рыска выдохнула, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце и скрыть пунцовые от смущения щеки.
   — А Вас не было дома и я подумала, что Вас тоже съели. —  “И решила у вас пожить” — припечатал внутренний голос, кажется, покатываясь от смеха. «Тьфу на тебя, галоша ты рваная, ничего я не решила! Мне, между прочим, было не до решений. Я умирала!», “так чего же не померла?” — продолжал издеваться голос, а Рыске вдруг стало безумно обидно. «Что я в этом виновата, что ли? Права была значит бабка, приговаривая, что я живучая...», а ещё, судя по всему, удачливая, ведь едва избежав встречи с волком, сама лично заглянула к нему на огонек. — А вы... вы неправильно зайчика ошкуриваете... — Даже с печи она прекрасно видела, что именно мужчина делает со своими серенькими трофеями. “Молчала бы лучше, а то он и тебя ошкурит, дура, видишь какой нож? Чай побольше клыков волчьих!” — не желал униматься её взволнованный внутренний, но Рыска, впрочем как и всегда, предпочла проигнорировать этот весьма дельный совет.  — У нас на деревне, хвостик обрезают на треть от того места, где заканчиваются позвонки... — “Ага, а ещё на деревне твоей и тебя свежевать хотели!” — безжалостно добил голос, напоминая Рыске о её уродстве, отчего девушка невольно вжалась спиной в стену, искренне надеясь, что охотник будет менее суеверный, чем её односельчане.
    Лучше всего было сказать “спасибо, но я, пожалуй, пойду”, да вот только идти Рыске было совсем некуда. Возвращаться с позором в своей хлев, где уже поди во всю хозяйничала Зосья, она не хотела. Как добраться до села Белый Яр — не знала, а родственников у неё и не было считай, кроме тетки дальней кою даже мать Рыскина ни разу в глаза не видывала. «И что мне теперь делать?», без денег долго не проживешь, а все приданное так и осталось лежать в сундуке, не считая того, что было в её сумке. «Сумке... сумка...сумка!», едва не взвизгнув от радости и совсем позабыв о том, что осталась на ней лишь тонкая льняная рубашка, Рыска достаточно бодро сползла с печи, счастливо подтягивая к себе сумку. Впрочем, о решении своем глупом она тут же пожалела, ибо свежий морозный воздух вновь прошиб девушку на болезненный озноб.

Отредактировано Рыска (25.10.19 00:24)

Прошепчи мне своё имя, брось его на порог,
Чтоб судьба моя смеялась, спутав жилы дорог,
Чтобы были мои тропы веселы и легки,
Чтоб цикутой и укропом
Зарастали шаги... ©

   Eдкие слова и насмешливый тон охотника, задели Рыску до самой глубины души. Она даже открыла было рот, дабы ответить мужчине, что это, вообще-то, не его дело, однако вовремя осеклась, рассудив, что не стоит будить лихо, покуда сама едва стоишь на своих ногах. Впрочем, кое что девушка для себя подчеркнула - мужчина был гораздо моложе, чем ей показалось сначала. «Тоже мне пан “моя хата с краю”! Мог бы и табличку на дороге прибить “осторожно, злые волки”, коль уж назвался охотником и живешь в глуши!», а вот тулупчик, небрежно брошенный прямо в лицо, Рыске понравился сразу, поделом, что тон мужчины был злым, а глаза сверкнули недовольством, не оценить подобное проявление заботы девушка не могла.
   — Спасибо...  — выдохнула Рыска и завернувшись в плащь, снова оседлала печь. — Почему же сразу в Лихоборах? — Все же возмутилась девчонка, возвращаясь к вопросам охотника и попутно перерывая содержимое своей сумки. — В деревне “Нижний Яр”, мы оттудова ехали, да лошадь, кляча неповоротливая, подкову сдернула аккурат посреди той тропы. Мы с женкой младшего торговца оставаться не хотели, да вот только кто баб боязливых слушает, вот и дохрабрились, бедолаги... — Шмыгнув носом и вытянув пучок сушеных трав, бережено замотанный в клочок старой рубахи, Рыска протянула оный мужчине. — Если чай из оного заварить — жар уйдет, и я больше не буду для вас обузой. — Рыска не любила сидеть на месте, вязать, ткать и вышивать - тоже было не для неё. А вот по хозяйству хлопотать  —  запросто. Тем более, что дому явно требовалась женская рука.
   — Так вот мы и остановились, а покудова мужчины возились, то с лошадью, то с накренившейся телегой, уже и ночь настала. — Вспомнив, что на месте трагедии, помимо тел остался ещё и её сундук, Рыска решила осторожно прощупать почву. — Жалко их... торговцев в смысле... и приданное мое жалко. — Она даже хлюпнула носом, вспоминая все богатства в виде посуды, ткани и меха. Пусть небогато, но все же! Кто её без приданного замуж-то позовет? “Тебя и с приданным позвали лишь по чистой случайности!” — проснулся внутренний голос, продолжая сыпать обидными фразами, — “желтоглазая, вредная, да ещё и наглая! Похуже той козы Зосьи будешь”. «А тебе-то откудова знать, что моему жениху надобно будет?», огрызнулась Рыска, никак не желая принимать огрехи собственного характера.
   — Сундук, поди, так там и остался... сведут ведь, а там наследство бабкино и платье мое подвенечное... — Платье было жалко особенно, пусть и шилось оное на скорую руку, да не от большой любви, но Рыске оно нравилось, да и сидело оное на девушке так, словно шито было по её фигуре, причем элитными городскими портнихами. — Мамка с отчимом все лучшее собирали, дабы перед людьми стыдно не было! — А ещё дабы от барахла бабкиного избавиться, отчим давно хотел, да мамка не давала, а тут повод подвернулся, да ещё и какой! С плеч не только девка желтоглазая, но и лишнее, место занимающее. «Нет, домой точно не вернусь!», нечего ей было там делать. Никто не ждал Рыску в родном Нижнем Яру. «А как явлюсь, так точно камнями забьют, мол не берет подобную тварь ни холод, ни голод, ни страшилища лесные», перспектива нарисовалась невеселая, да и к жениху, коего она никогда не видывала, Рыску совсем не тянуло. Ну как страшный он какой? Или юродивый? Вот что ей с таким делать, даже не поговоришь толком!
   «Нет, замуж я тоже не пойду, по крайней мере за того, кого за меня выбрали!», раз уж судьба сложилась иначе, стоило оной довериться. Не зря же свернули на эту тропу, не зря же избежала она смерти, да и дом этот нашла точно не зря. «Может, охотнику этому помощь моя нужна. Может, все это не просто так и...», полет бредовой мысли прервался звоном стальных кружек, «и о чем ты только думаешь, блаженная, выпрет он тебя как только оправишься. Спасибо скажи, если до деревни доведет, а не просто под зад выпнет!», добраться до деревни было неплохим планом. Там Рыска могла бы обжиться, пойти к кому в услужение, не гордая ведь, аль к знахарке местной в ученицы набиться. Девка-то она грамотная, даже читать и писать умеет, а также травы знает и как хвори лечить. Пусть и пустяковые, но все же. Не пропадет — уж точно, а пока можно и здесь пожить, до полного телесного выздоровления.
   — Рыска, — коротко представилась девушка, не считая нужным называть фамилию. Да и кому она нужна? После смерти батьки это больше не имело значения. А слово Вольская — уже давно поросло мхом, да и при солтысе никто девушку по фамилии никогда не называл. Ведьмой кликали, нечистью проклятущей, аль просто проклятой, а Вольской не, не называл никто. «Рыска, я просто Рыска. Рыска из деревни Белый Яр», повторив, дабы окончательно смириться с подобным положением вещей, девушка плотнее закуталась в свой тулуп, невольно сжимая в ладони маленький серебряный кулончик.

Отредактировано Рыска (27.10.19 02:29)

Слышишь, гроздьями роняет небо
Из прорех зерно стальное,
Горные лихие тропы
Покрывая пеленою. ©

   «Больно уж ты умный для охотника», недовольно заметила Рыска, когда мужчина взялся за её тулуп, «небось мозг такой же пухлый и протухлый как у того утопца на страницах бабкиного дневника!», о том, что её енотовый тулуп так быстро не просохнет девушка и сама знала, чай не дура как иные барыни! А вот вопрос рубашечный она решить все же могла, пусть и не платье её подвенечное, но тоже любо-дорого посмотреть, хотя бы на алую вышивку, кою мамка, ещё при жизни отца, на этой рубашке вручную вышила. Красивая была сорочка, ценная, правда больше в плане моральном, нежели монеточном. Зато льняная, чем мало кто мог похвастаться! На деревне таких рубашек было от силы штуки три, и все у матери Рыскиной, аль у самой Рыски. Деревенские же обходились обычными холщовыми, что, естественно, не прибавляло Рыске любви в соседских глазах.
   — Знаю, что долго будет, — буркнула девчонка, выуживая мятую рубаху из своей сумки, — чай енот самый настоящий, а не кролик соседями взращенный. — В её голосе даже проскользнула гордость, а потом Рыска покраснела, поворачиваясь лицом к стене и выдавливая практически жалобное — отвернитесь. — Мужская рубашка благополучно полетела на пол, когда девушка приоделась в свою, враз почувствовав себя значительно лучше. — Извините, что взяла ваше без спросу. Не в себе была, о своей даже не вспомнила. — Увидев как мужчина хмуриться, тут же поспешила добавить. — Я её выстираю, обещаю, вот только дрожать перестану и сразу к речке пойду! — Работы Рыска никогда не боялась, сама себя обстирывала, обшивала по мелочи, да готовила.
    — И суп вам сварю! Настоящий наваристый! — Обещания накормить её какой-то похлебкой девушки не сильно то и обрадовали — видела Рыска, как бедная тушка целиком в котелке помещается. «Это же жуть просто, а не куховар!», как мужик ещё не помер здесь в одиночестве оставалось для неё загадкой. — В село Белый Яр мы ехали, — доверчиво рассказывала Рыска,  наслаждаясь теплотой отвара, — торговцы — торговать, а я к жениху своему, коему была ещё осенью сосватана. — При упоминании жениха она враз помрачнела. — Но я за него не хочу, не люблю его, да и не видела ни разу. Пусть лучше считает, что меня волки на тропе растерзали, чем за нелюбимого идти, да потом всю жизнь маяться. — Сейчас она была серьёзной как никогда, даже повзрослела враз на пару лет - тройку лет.
   —  А на волка вы того не ходите. Странный он был... — вынырнув из своих мыслей поделилась наблюдениями Рыска, искренне не желая охотнику сгинуть в черной и клыкастой пасти. — Если болен чем — то сам вскоре издохнет, а нет, так к деревне ближайшей пойдет, там еды хватает, не то, что здесь. — Волки встречались и в её родном “Нижнем Яру”, да и люди, бывало, пропадали. Правда батька говорил, что завели их вовсе не черти, а съели далеко не волки, и что в деревне есть всего одна беда — самогон бабы Божены. «Но здесь виновен был явно не самогон», по крайней мере, Рыска ничего не употребляла, а значит и волк зубастый был не плодом её воображения. — А вы давно здесь живете? — Немного оклемавшись, да перестав бояться, девчонка враз стала наглее, уже открыто рассматривая охотника, да изучая его скоромные пенаты. «И женщин здесь точно не бывает, вон сколько пыли на полках скопилось, а чюмичками всеми лет десять уже не пользовались», и было в этом что-то странное, неуловимое, но все же смущающее.
   — Скучно здесь, наверное, вечерами. Особенно в зиму, когда ночь длинна, а день короток. — Она бы так не смогла, это же не поговорить ни с кем, ни посплетничать! А уж ярмарки-то, как без ярмарок жить?! «Разве что выть за компанию с теми волками!», и был ведь охотник далеко не стар и собой хорош, чего уж тут скрывать, а жил один, да ещё и в глуши. «Людей, наверное, не шибко жалует», сделала очередной вывод Рыска, не находя каких-либо иных причин, «аль бежит от чего, от кого», беглых преступников в здешних лесах хватало, даже белки, говорят, водились, причем не те, что рыжие и на шапку годятся, а ушастые и обозы разграбляющие. Впрочем, ко всем расам Рыска относилась одинаково, а людей предпочитала судить исключительно по поступкам личным. Вот охотник, допустим, еёный, человек, судя по всему хороший, да вот только что-то его тревожило и девушка это чувствовала.

Отредактировано Рыска (02.11.19 22:01)

Судьба любит плесть рисунки и узоры.
Трудность ее — в ее сложности.
Жизнь, напротив, трудна своей простотой. ©

   Януш казался Рыске странным, аки тот волк с раззявленной пастью и неестественно человеческими глазами. Впрочем мысли эти девочка старалась позабыть, вновь кутаясь в чужой плащ и с улыбкой принимая маленький серебряный кулончик, кой достался ей от бабки был наполнен воспоминаниями счастья.  Старую Грасю девочка любила едва ли не больше всех! Лишь немногим эта любовь уступала её привязанности к отцу. Солтыс был мужиком мудрым и многому при жизни дочку обучил: и верхом ездить, и писать - читать, и в обществе достойном держать себя не хуже других. Грася же учила внучку врачевать, разбираться в травах, да их свойствах, понимать природу и распознавать болезни. «Чай выживу как-нибудь их трудами», ей бы только до деревни какой добраться!
   — Это последнее, что от бабки моей осталось. Поэтому и ношу его всегда с собой. — Надо ли было знать сию присказку взрослому охотнику, Рыска вопросом не задавалась. Сказала и сказала, а там путь сам решает, что с информацией этой делать. Тем более, что не оружие какое она в его дом принесла, а простое украшение, даже безделушка по меркам богатых дам. — Оно и видно... — тихо буркнула девочка, на следующее заявление мужчины, — и женка твоя, видно, восвояси сбежала... — а может и не было её, той женки? Ну как никто на грубияна подобного не повелся, от того он в глушь перебрался?  «Нет, и это не вопрос, а ультиматум. Уходи, мол, отседова и домой возвращайся», а домой Рыска уж больно не хотела, так не хотела, что даже всхлипнула носом.
   — Не пойду я ни в какой Нижний Яр... никому я там не нужна и никто меня там не ждет. Как увидят, поди, камнями сразу и забьют. Образина я для них, и отродье. Рады были, что избавились, да так, что с плясками и песнями провожали...  — да и к призванию своему “бабскому” Рыска относилась весьма равнодушно. Хватило ей братьев меньших единоутробных, чтобы самой детьми столь рано обзаводиться. — И замуж я ни за кого не пойду! Вам, мужикам, только одно и надобно! А сами то... В селе нашем вон каждый третий ледащий, а каждый второй тартыга! А женки их терпят все: и поползновения пьяные и побои частые. — Мнения о мужчинах Рыска была не высокого, о чем сразу и дала понять, недовольно наморщив носик и поджав свои губы. Она то и замуж пошла лишь бы от отчима ненавистного сбежать, а тут опять замуж и это тогда, когда Рыске повеяло духом свободы! «Не пойду», — думала девчонка, прожигая охотника взглядом, «ни после метелей, ни по весне», лежала её дорога в деревню Белый Яр, а там уже и думать можно, куда именно податься, хоть к тетке той самой, коя и в глаза их род никогда не видывала.
   — Сойдут на нет метели, появится тропа, так доведете меня до Белого Яра, на том и расстанемся. — В голосе Рыски прорезались стальные нотки. Была она теперь не девчонкой деревенской, волком страшным напуганной, а дочкой солтыса, девицей почти благородной и цену всему знающей. — А я вам заплачу... хоть серебром, хоть мехом, хоть монетами. — Конечно понимала Рыска прекрасно, что охотник и сам мог все это добыть. По крайней мере, дорогу к обозу он наверняка знал хорошо. Только вот больше ей предложить было нечего, разве что... — или отработаю.. помощью какой по дому, стряпней, уборкой, аль стиркой. Рубахи могу зашить, мех к куртке приторочить... — она много чего умела, ведь со дня смерти отца была предоставлена практически сама себе. — А ещё я врачевать умею, не так как мужи ученые, но о травах и свойствах их многое знаю! — По мнению самой Рыски, ей просто не было цены в этом Богами забытом месте, по мнению охотника, похоже, цена Рыске была парочка сытых волков.
   —  А что до волка того... — она нахмурилась, пытаясь припомнить все детали, что показались ей странными той ужасающей ночью. — Большим он был, слишком, да и глаза такие... — «почти человеческие» — добавил за девушку внутренний голос, в то время как сама Рыска сказанула совсем другое, — жалостливые. Плохо ему было, видимо, чай помрет скоро, животинка бедная... — Животных она жалела, хотя бы потому, что не со зла, а по своей природе они бесчинства разные вытворяли. Человек же был созданием подлым, ни знающим ни жалости, ни справедливости, ни чести. Вот Рыска сама, никому никогда зла не делавшая, тоже была жертвой чужой ненависти. «Будь я нормальной, а не юродивой и вернулась бы в родной Нижний Яр, жила себе и горя не знала», но путь назад был давно уже заказан. Ещё тогда, когда помер её батька, а потом, когда прибыли в село сваты. Нет, не было у Рыски никакого выбора, и за время недолгое требовалось убедить охотника в собственной исключительной полезности, дабы помог он ей продержаться и добраться до заветной деревеньки.

Отредактировано Рыска (08.11.19 00:59)

То, почему одни люди нравятся другим — тайна, недоступная ни волшебникам, ни мудрецам, ни даже самаршанским рыночным торговцам (хотя они добились в искусстве нравиться немалых успехов — это знает каждый, кто зашёл на базар за пригоршней изюма и вышел оттуда с двумя арбузами, кульком хурмы и связкой кореньев для супа — на изюм, увы, денег уже не хватало). ©

   Ох и не нравился Рыске этот заинтересованный взгляд, и не только потому, что она была девкой хорошенькой, а он одиноким мужиком, невесть сколько прожившим здесь без женского внимания и ласки. Скорее дело здесь было в другом, словно знал Януш что-то эдакое, что Рыске было знать не положено. «Неспроста у меня это чувство, ох не спроста, говорила мне бабка Грася: “чутье, Рыска, в нашем роду сильное, ты ему доверяй и на нет никогда не своди”», вот она и не сводила, лишь попятилась чуть-чуть, одеялом от охотника отгородившись так, словно оно могло её защитить.
   — Снасильничать себя не дам, — серьёзно проговорила девочка. Глядя на мужчину исподлобья, — мужикам деревенским не позволила и вам не позволю! Да и не такой вы, что я не вижу, что ли? Хотели бы силой взять, так сделали бы это пока я спала...  — и пусть взгляд мужчины был весьма заинтересованный, да вот только взгляд тех насильников девочка прекрасно помнила, ибо не было в нем ничего окромя злости и жадной животной похоти. — И супом бы меня своим точно не потчевали. — Может и были у Януша этого мысли недостойные её касающиеся, но для самой Рыски все было более чем очевидно — хотел бы снасильничать, сделал бы это сразу и никакого бы отпора она дать не смогла. «А так, поди, только языком треплет, запугать пытается, чтобы сбежала поскорее пятками сверкая!», а сбегать Рыска не собиралась, по крайней мере в ближайшее время.
   — Когда мамка моя на самых сносях была, на неё тварь трупоедная напала, — откровенно поделилась девочка, услышав вопрос, но пропустив мимо ушей его продолжение, — кои по жальникам шарятся, да кости несчастных обглдывают. В тот же день она от страху и разродилась, раньше срока, да ещё и ребенком желтоглазым. Местные это сразу за знак недобрый и приняли... — судя по выражению лица охотника, местных он вполне себе понимал, видимо и его уже успела достать Рыска, при этом ещё даже ничего не начиная.
   “Видишь, девка, что ты с людьми нормальными делаешь своей болтовнёй постоянной? Гляди как повесится он по весне на ближайшем суку, дабы больше треп твой бабский никогда не слышать!”  — припечатал внутренний голос, отчего Рыска едва не подавались бульоном. «Это почему же сразу повесится? Да ещё и по весне? Весной же хорошо: травка зеленеет, птички поют...», “а что тебе, болезненная, раньше надобно? Так ты болтай побольше и будет: либо себя, либо тебя!” — обидевшись на своего извечного спутника, девушка впилась зубами в тощую ножку, невольно отмечая, что заяц сей видать помер своей смертью.
   — А я и не собиралась нагая, вокруг хаты вашей колобродить! — Внезапно даже для самой себя, огрызнулась девчонка, столь вспыльчиво реагируя на очередное смутившее её замечание. — Я не девка продажная, ноги перед каждым раздвигающая, а дочка уважаемого всеми солтыса, и внучка знахарки, почитаемой во всех ближайших деревнях!  — Её щёки горели, а дыхание сбилось. Рыска и сама не знала, что именно на неё нашло, но в плащ мужской все же укуталась, поглядывая на охотника обиженным маленьким зверьком. — Вот высохнет моё платье, стихнет безумная метель и нужно будет сходить до обоза. За сундуком с моим приданным и вещами. — Где-то там были даже мужские штаны, под фигурку стройную подогнанные, дабы на лошади удобнее было, да по деревьям лазить.
   — И... — в её глазах, всего на секунду, мелькнул озорной огонек, ведь не все же Янушу её в краску робкую вгонять, Рыска была гордой, а ещё вредной и упрямой, как та самая коза Зосья, дома на произвол судьбы оставленная, — и раз уж вы так убедительно говорите, то послушаю вашего совета и останусь гостевать до весны! — Собой она была вполне довольна, сыто, сухо, тепло, да и охотник хоть и был вредный, чем напоминал Рыске соседского барана, но отчего-то девушке нравился. “Нет, ну едрить твою через коромысло!” — тут же отозвалось внутреннее я, — “девка — она и в Тимерии девка, особенно, когда незамужняя!”, Рыска вновь смутилась, отчаянно пытаясь найти себе оправдание.
   Оправдание не находилось, Рыска мрачнела и тоскливо стучала ложкой по краю тарелки, словно пыталась отыскать истину на дне глиняной чашки. “Ты всегда такая дура или сегодня особый случай?” — продолжал отчитывать хозяйку внутренний голос, “замуж не пойду, но поживу “ по-соседски”, так, что ли?”, «нет, не так! По теплу и уйду, сразу, как пойдут первые травы, и работа у травницы какая-никакая будет!», впроголодь ей сидеть не хотелось, как и не хотелось замерзнуть под чьим-нибудь забором.

Отредактировано Рыска (08.11.19 22:17)