Амариэ удалось остановить лошадей практически на ощупь, пожертвовав при этом львиной долей своих сил. Ей приходилось работать на расстоянии, ориентируясь на слух и на путаное животное сознание. Им, конечно, проще управлять, но темнота и разрыв в метрах свое дело сделали. Перед поворотом лошади сбавили скорость и, наконец, остановились, беспокойно фырча. Это, скорее, было уже по инерции. Хорошо, что животные не задумываются о том, почему их настроение так резко и полярно изменяется. Они еще прижимали уши и выпученными глазами прочесывали темноту вокруг себя, но были при этом… странно меланхоличны.

Из кибитки тут же стали вылезать те, кто мог держаться на ногах после грубой встряски. Дева сохранила всех пассажиров невредимыми: вовремя сгруппировавшись и держась друг за друга, эльфы, конечно, катались кубарем по тесной повозке, но отделались испугом и парой ушибов. Кости были в безопасности. Кто вылезал, тех рвало: от неожиданной и напряженной скачки и запаха гнили, крови и опаленного мяса, оставшегося после короткой схватки с трупоедами. Разогнувшаяся после рвотного позыва одна из женщин смогла подойти к лошадям и перехватить их под уздцы, чтобы держать их под присмотром и помогать чародейке. Женщина была зеленая, еще не до конца справившаяся с собственным шоком, но ее подрагивающая рука крепко вцепилась в поводья.

Заклинание Илларэна очень помогло Элоиру не отдать Деве душу прямо здесь, посреди незнакомого тракта, в каких-то часах от долгожданной безопасности. Эль’Итлитиэн уроки от своей будущей супруги усвоил хорошо, хоть и не хватало ему точности в технике и, банально, достаточного количества сил. Целительская магия подчинялась боевому чародею не очень охотно, не терпя грубости и малейшей нечеткости движений. Но хуже Илларэн точно не сделал. Хоть края раны и не думали затягиваться, кровь сначала стала течь слабее, а потом поток и вовсе сошел на нет, начав консервироваться крупным сгустком посреди месива из мяса и порванных тканей. Стенки сосудов затянулись совсем немного: одно резкое или неосторожное движение, и они разойдутся вновь, как грубо и неплотно сделанный шов. Элоир захрипел. Без обезболивающего заклинания процесс заживления был для него очень неприятным. Можно было сравнить ощущения с тем, будто Илларэн очень медленно прижигает ему рану, то поднося раскаленный металл, то уводя его, никак не желая одним движением поставить точку.

Когда кровь остановилась, Элоир все-таки потерял сознание. Он обмяк в руках Ференса, а тот, зажав между колен тяжелую трость своего друга, чтобы ее набалдашник продолжал освещать поле работ, стал быстро затягивать рану эльфского воина в повязку. Несмотря на то, что краснолюд был кузнецом, руки у него оказались поистине золотыми. Перевязывать он умел. Крепко затянув узел, он взглянул на Илларэна и с облегчением обнаружил, что маг находится в сознании. Но, конечно, такие заклинания с непривычки даром не проходят. У боевого чародея осталось достаточно сил, чтобы не присоединиться к Элоиру и не упасть в беспамятство, но все-таки не завалиться на бок Эль’Итлитиэн не мог. Как и поднять голову, по которой, по ощущениям, проехалось несколько повозок, которые тащат за собой обезумевшие лошади.

- Илларэн, не спать, черт тебя за ногу! – Ференс для пущего эффекта потряс эльфа за плечо, - держись, командир, генералом будешь. Помогло, кажись… Ох бля, вот сейчас твоей Миленны-то не хватает…

Оставшись с двумя эльфами, один из которых был уже без сознания, а второй – на грани отхода ко сну без сновидений, краснолюд выругался себе под нос и стал считать минуты, чтобы вовремя снять жгут. Амариэ он пока не спешил звать, видя, что Илларэн еще остается с ним, а чародейка и без того на ногах еле держится. Шутка ли, одновременно и саблей махать, и бешеных животных в узде держать…

- Надо двигаться, а то, блять, еще страховидлы прискачут… - пробормотал краснолюд, когда насчитал девять минут, и стал расслаблять жгут на ноге Элоира. От него не укрылось, что и сам Илларэн в бою умудрился попасть под раздачу клыков трупоедов, но его от участи Элоира спасли детали доспеха. Страшно подумать, что бы случилось, не будь боевой чародей столь предусмотрительным…

Оба эльфа в эту ночь колдовали на износ, стараясь балансировать между изнеможением и необходимостью. У Амариэ вышло заставить Элоира погрузиться в сон. Он уже был без сознания, и потому видимо ничего не изменилось. Но сестра Илларэна успокаивающе кивнула и утерла очередную кровавую каплю, выступившую из носа. Элоир отдыхает, и проснуться через четверть часа ему точно не грозит.

- До дома вашего продрыхнет? – уточнил Ференс, укладывая голову Элоира и перехватывая трость мага так, чтобы она ему служила чем-то вроде факела. Амариэ снова кивнула, подтверждая, что «продрыхнет». Краснолюд задумчиво угукнул и отвесил пару словесных пощечин своим собратьям, которые проспали всю заварушку. Те чесали затылки, не понимая, как же так, сука, вышло, и виновато трепали себя за бороды. Нет, конечно, позорнее вещи, чем продрыхнуть бойню, пока твою сонную жопу защищают эльфы, тьфу! Получается, сыны Махакама и за себя, что ли, не постоят?

Чтобы как-то заглушить уязвленное эго, краснолюды принялись собирать костер подальше от тракта, но не глубоко в лесной чаще: еще не хватало наткнуться на каких-нибудь новых местных жителей, о которых пока еще не подозревают хозяева земель. На него они с помощью двух оставшихся на ногах эльфов оттащили сначала трупы двух других seidhe, которых загрызли в первые же секунды боя, а потом – и туши трупоедов. На этом настоял Ференс, который, во-первых, понял, что трупоеды и своими могут не побрезговать, а во-вторых, считал, что потаскать зловонные туши – вполне справедливая кара за слишком крепкий сон.

Двигаться дальше они смогли, только когда дело стало близиться к утру. Еще было по-осеннему темно в сумерках рассвета, но Ференс, оставшийся теперь за старшего с тем, что Илларэн отлеживался после нескольких мощных заклинаний, а Амариэ приглядывала за ним и за Элоиром, дольше ждать уже не мог. Краснолюду не терпелось поскорее покинуть место на тракте, от которого смердело кровью. К тому же, и лошадям этот запах был не по душе. Они уже успокоились, и поддерживать заклятие перестало быть необходимым, но тяжелый металлический запах, перемешанный с запахом сожженных тел, все равно раздражал лошадиные ноздри.

- Леди, - окликнул Амариэ Ференс, заглянув в кибитку, - на козлы сядешь? Я, едрить его корень, дороги-то не знаю. А я с этими обормотами посижу, ты будь спокойна.

Краснолюд оценивающим взглядом посмотрел сначала на Элоира, который продолжал мирно сопеть в магическом сне, а потом – на Илларэна.

- Ну, Илларэн, как ощущения? А то на вид, будто самогону моего всосал весь бочонок.

За время, пока сиблингов не было в поместье, Милеанэль постаралась занять себя чем-то действительно мирным. Она вместе с Феррой, когда та отчиталась о готовых местах в лазарете, постаралась привести в порядок еще одну комнату в поместье, которая казалась самой перспективной и приличной. Мебель взять было неоткуда, поэтому Эдоксиль был отряжен на то, чтобы немедленно проверять состояние выдубленных шкур. Они, на счастье, уже большей частью почти просохли, а те, что не успели, Милеанна сама досушила простейшими заклинаниями. С Феррой она расстелила шкуры так, чтобы получалось несколько постелей. На таких добротных, как утверждал Эд, замерзнуть будет просто невозможно. Эльфка кивала, веря охотнику: в таких делах он точно знает толк.

Как-то странно было оставаться одной в некоем тылу, покуда Илларэна и Амариэ в поместье не было. Милеанэль чувствовала себя не то, чтобы неуютно, но не в своей тарелке. Эдоксиль то ли из мести, то ли из уважения к господину Эль’Итлитиэну, обращался теперь к ней не иначе как на «вы», а малышка Линиэль в отсутствие своей госпожи ходила за врачеей хвостиком. Если Лини Милеанну ни капли не смущала, то постоянное «выканье» - еще как. Она пару раз огрызнулась на Эда, но когда поняла, что это попросту бесполезно, то стала пытаться не обращать внимания. Ну в конце-то концов, раньше к ней тоже обращались уважительно, покуда она работала в лазаретах. Но это все-таки было иное.

То ли от этого, то ли от чего-то другого у Милеанэль и сердце тоже было не на месте. Из собранных трав для самокруток она сделала себе целую партию так нужных ей папирос и только благодаря тому, что скурила треть за раз, смогла немного поспать днем. К вечеру же стало не до курения, потому что заскучавшая за время ее отдыха Линиэль начала засыпать врачею вопросами. После долгих рассказов о том, что такое врачебное искусство и почему она так мало спит, Лини вдруг задала вопрос, который поставил сначала эльфку в ступор:

- А почему тебя на стене нет, госпожа Милеанэль?

- Э… где?

- Ну, на стене. Госпожа Амариэ же показывала, вот… а тебя там нет. А почему так?

- Ну, потому что… там имена членов семьи госпожи Амариэ. Я к ней не отношусь. Вот меня и нет.

- А… - У Линиэль запустился сложный мыслительный процесс, в финале которого она спросила со свойственной детской простотой: - А почему ты госпожа тогда?

- Я? Не знаю, - хмыкнула Милеанэль, которая и сама бы хотела знать ответ.

- А ты… ну… ты же… как это, с госпожой Амариэ на равных! И с господином Илларэном тоже. А как? Ты просто другая госпожа? Из другой семьи, тоже знатной?

- Нет, Линиэль, я из семьи бедной и непримечательной.

На лице у малышки отразилось искреннее непонимание. Она никак не могла сложить один и один, и эльфка ей благосклонно помогла:

- Я выхожу замуж за господина Илларэна. Видимо, поэтому…

- А! Так ты будешь госпожой?

- Выходит, что так…

- Я тоже так хочу как-нибудь, - серьезно закивала Линиэль. Милеанэль почесала затылок и отпихнула морду змеи, которая защекотала языком ее пальцы.

- Может, так тоже будет. Я же не знала, что когда-нибудь… до этого дойдет.

Ночь эльфка не спала, а ходила от ворот к лазарету и обратно. Эдоксиль, не в силах наблюдать это бесконечное движение маятника, снова отчалил на охоту, в этот раз втайне радуясь, что Милеанна не увязалась следом за ним. С господами ходить на добычу он после того случая зарекся. Ближе к утру Милеанэль прислонилась к одной из створок ворот и изредка щелкала огнивом, подпаливая очередную самокрутку. Змею она оставила наверху, в ее коробке, чтобы та не мешалась и не дышала дымом.

Когда заслышался стук колес и топот копыт, она легко отпружинила от своей опоры. На козлах Милеанэль увидела Амариэ и тут же напряглась. Странно. С чего бы ей вести повозку? Скорее, это бы сделал Элоир, которому просто отдавали бы инструкции, где повернуть. Где он, кстати?

Увиденное через прикосновение Амариэ не шло у эльфки из головы. Она старалась выбросить неприятные и сильно беспокоящие ее образы, пока склонялась над Элоиром и в полумраке кибитки оценивала, насколько большая предстоит работа. Зараза, подумала Милеанэль, и хорошо, что артерию не задело, иначе бы тут Илларэн ничем ему не помог… Эльфский воин спал, полностью подчиненный сильным чарам Амариэ. Их Милеанна успела опробовать на себе и не сомневалась, что Элоир не проснется раньше, чем это будет нужно. Она чувствовала, что Амариэ далеко не ушла и, при случае, способна будет продлить свое заклинание.

Как же сейчас не хватает ее обычного саквояжа с инструментами!.. Он остался в Новиграде, вместе со всеми крайне дорогими и по цене, и сердцу приблудами, которые эльфке в подобных ситуациях экономили много сил. Гораздо легче просто остановить кровь, наложить обезболивающее заклинание и работать руками. Это спасало ее от постоянных головокружений, крови из носа, желания умереть рядом с операционным столом после окончания работы от ужасной усталости. Ничего такого под рукой у Милеанэль не было, поэтому было решено вкладывать все, что она умела, через целительную магию. Эльфка засучила рукава платья, чтобы не запачкать их, и стала распутывать повязку, которую сделал Ференс. Она успела оценить силу, с которой краснолюд затянул узел, парой бранных слов, пока ногти чуть ли не выворачивались от поначалу безрезультатных попыток. Наконец, когда повязка поддалась, эльфка отбросила ее в сторону, чтобы не мешалась, и начала работу. Нужно было до конца затянуть стенки порванных сосудов и заращивать мясо, не забывая и о целостности мышц: иначе Элоир просто не сможет наступать на ногу. Такие заклинания Милеанэль обычно не практиковала, отдавая все на откуп инструментам и ловкости рук, но… Что ж, другого выхода нет.

Из кибитки она практически вывалилась, то ли белая, то ли зеленая, с залитым кровью корсетом платья. Ее поддержал под локоть Ференс, рискуя сам свалиться вместе с эльфкой, которая на ногах почти не держалась. Было видно, что даже целителю заклинания такого уровня сложности даются с огромным трудом.

- Миленна, ну-ка, ты чего? – обеспокоенно окликнул ее краснолюд. В ответ Милеанэль промычала что-то нечленораздельное и оперлась рукой о стенку кибитки, чтобы и впрямь не свалить кузнеца с ног. Усталость, которую она испытывала на пути сюда, пока работала с ранеными в поле, и близко с тем, как сейчас измотана была врачея, не стояла. – Мать твою, да ты ж на ногах не стоишь!

- Его… отнести… надо… к Ф…ерр…е… - пробормотала Милеанна и действительно не устояла на ногах, свалившись в безусловный обморок.

- Ебаный рот этого казино… - только и успел сказать Ференс, благодаря которому эльфка не брякнулась головой о колесо.

Эльфка пришла в себя через несколько часов и сразу же застонала от жуткой головной боли. Она просверлила ей виски, стоило Милеанэль только открыть глаза. Уже был день, а солнце, проглядывающее в окно, ее ослепило. Чувствительность к свету - дело нормальное… Когда глаза привыкли к освещению, она разглядела Ферру, застывшую с влажной тряпкой в руке.

- Я… а что?.. - было спросила Милеанна и попыталась подняться. Ферра же с таким же нажимом, каким сама врачея отличалась постоянно при работе с больными, заставила ее лечь обратно.

- В обморок упали. Много сил, верно, потратили.

- Блять… какой позор…

- Сейчас пока лучше полежать. Сами же знаете.

Милеанэль хотелось спрятаться под покрывало, настолько ей было стыдно и отвратительно. Она в обморок не падала уже черт знает сколько времени, а тут… Справедливости ради, эльфка понимала, что с такой растратой энергии потеря чувств была неизбежной, но уязвленное самолюбие жалило ее больнее змеи. Змеи… а где…

- Я вашу змею пересадила. В лазарет отнесла. Так попроще будет сдаивать яд, - словно угадала беспокойство Милеанэль Ферра и водрузила ей на лоб холодную тряпку. Хоть одной проблемой меньше… Эльфка расслабилась, как могла, но стыдно было… Как же она опозорилась…

- А как Элоир?

- Завтра уже сам ходить будет, - хмыкнула Ферра, поднимаясь с края кровати и подхватывая плошку с водой, - сегодня еще отлежится. Уже в себя пришел. Остальных я тоже уже разместила. Не беспокойтесь.

- М-м-м…

- Сообщу господину Илларэну, что вы в себя пришли.

- Погоди… зачем, я… я скоро сама спущусь…

- Ради всего святого, - нахмурилась Ферра, и в ней Милеанэль снова узнала себя, - лежите. Потом помогу вам одеться, и спуститесь, хоть по лестнице туда-сюда можно будет носиться.

С ужасом эльфка обнаружила, что ее еще и раздеть умудрились. Она вспомнила, что кровь из носа под конец текла практически ручьем, так, что Милеанне приходилось дышать ртом. Конечно, еще и платье умудрилась испортить… Оно же даже не ей принадлежит…

Еще не успели шаги Ферры затихнуть, как снова скрипнула дверь. Эльфка повернула голову и увидела Линиэль, которая тут же затопала к ее постели.

- Госпожа Милеанэль, тебе стало плохо? - грустно спросила девочка, - госпожа Амариэ сказала тебя не тревожить, но я переживала…

- Все хорошо, я просто… вымоталась, - слабо улыбнулась Милеанэль. Вымоталась - это, конечно, слабо сказано…

- Ладно… - В голосе Линиэль было явное подозрение, но она все равно поверила мрачной женщине, у которой круги под глазами словно стали больше. - Я тебе принесла вот… чтобы ты выздоравливала.

Она положила на покрывало листок пергамента, по всей видимости, позаимствованный из какой-то совсем изветшавшей книги из библиотеки, и тут же выскочила из комнаты. Видимо, постеснялась. Милеанэль взглянула на листок и со странным умилением обнаружила на нем углем нарисованный цветок. Неумело и криво, но что-то в этом определенно было.

Милеанна села на кровати и отбросила одеяло. Зараза, она даже повязки стянула… видимо, они тоже пропитались кровью. Голова страшно гудела. Эльфка обмоталась покрывалом, как длинным платьем, и поспешила, как могла, к окну. Хотелось подышать свежим воздухом. Желательно было бы еще покурить «в форточку», но огнива и своих самокруток она взглядом не обнаружила. Может быть, помогло бы от головной боли.

- Пф…

Можно было не отскакивать в самый темный угол, потому что походку Илларэна Милеанэль могла отличить тысячи других. Она пожала плечами, поежилась, поскольку воздух из окна был уже осенне-прохладный, и улыбнулась касанию теплых губ своей макушки.

Забавно, все-таки, какой путь ей выпало пройти. От рядовой аэп Альтспарр до госпожи Милеанэль. Честно говоря, ей по-прежнему стартовое звание было привычнее, чем то, каким ее награждали время от времени, когда обращались по имени. Кто-то – с иронией, как Эд, кто-то – не моргнув и глазом, как Линиэль. Какая врачея госпожа, не смешите Деву. Хлопнулась в обморок, как зеленая адептка. Но в голосе Илларэна она не услышала ни укора, ни насмешки: только нежную констатацию факта. Если так подумать, Милеанне ведь и вправду прежде редко когда выпадала возможность практически нарастить новые ткани. Если быть до конца честной с собой, вряд ли эльфка когда-нибудь еще раз решится проделать что-то, хоть близко похожее на этот магнум опус.

Милеанэль откинула голову назад, уперлась затылком в плечо бывшего командира и взглянула на него снизу вверх. Видела она только подбородок, линию челюсти и край повязки, поэтому капризно потянулась за поцелуем, который выдержать долго, к своему сожалению, не смогла из-за того, что голова по-прежнему раскалывалась. Эльфка провела свободной шершавой ладонью по его рукам, нащупала странные вмятины на левом предплечье и почти директивно заставила жениха поднять его, чтобы на свету увидеть, что же там такое. Она очертя голову кинулась к Элоиру и совсем не успела убедиться, что с другими членами обоза все в порядке. Синяк и небольшие вмятины-кровоподтеки, которые оставил под собой вмятый зубами трупоеда наруч, заставили ее нахмуриться, но не больше. Милеанэль не чувствовала в себе сил достаточно, чтобы уже сейчас сделать предплечье снова чистым, без следа травмы, и понимала, что это не так уж и нужно. Это же не открытая рана. Просто синяки. Пройдет, в отличие от тех, что у нее под глазами, как два ярких фонаря.

- Я один раз осталась дома, - хмыкнула она, скорее в шутку, чем и правда нанося укол из царства «я же говорила», вида «ничего без меня не можете». Илларэн-то не хуже нее знал, что, направься Милеанна вместе с ним и Амариэ, лечить нужно было бы ее, потому как врачея непременно нашла бы и для себя смачную оплеуху. С другой стороны, это единственный раз, когда эльфка может выдохнуть и признаться, что черной меткой не является. Неприятности случаются и тогда, когда ее рядом нет. – Вы знаете, что вы очень хороши, господин Эль’Итлитиэн? Добротная работа с сосудами.

Во дворе краснолюды уже что-то мастерили и развели бурную деятельность. Возвращающийся с ночной охоты Эдоксиль наткнулся на одного из бородачей, который тут же забрал у него подстреленную лису и понес ее на поклон на полевую кухню. Эд пожал плечами и поднял голову вверх, подставляя лицо солнечным лучам, увидел в окне господина и его завернутую в одно одеяло женщину и тут же уставился себе под ноги. Эльфка подтянула покрывало повыше, хотя знала, что оно и так открывает разве что плечи, на которых без слез не взглянешь, но все равно сделала короткий шаг назад, толкнув Илларэна своим телом.

- Ты прав, - вдруг сказала она, - хорошее дело мы сделали. Хоть и через жопу.

Поцелуй вышел с явным привкусом печали. Милеанэль было очень тяжело вспоминать о Марти Содергрен. Память услужливо представляла ее такой, какой эльфка увидела лучшую целительницу на своей памяти в последний раз. Холодная и неживая. Какая глупая смерть для такой чародейки, как Марти. Конечно же, от руки человека. От чьей же еще погибает лучшее, что этот гнилой мир успел увидеть?

- Я не буду лукавить. Ужасно злилась, что тебя не было на ее похоронах, - без тени злости сказала Милеанэль, осторожно погладив волосы своего жениха. Тогда они оба еще не успели остыть после сильной ссоры, которую не смог затушить даже сам Танеддский бунт и начавшаяся война. Тогда Милеанна кипела от злости на них обоих; конечно, на себя она неизменно злилась больше. А сейчас было только печально, да и все. Время не вернешь, слов не воротишь, а в смерти Марти никто из них не виноват. Случайность, ее легкомыслие и человек. Ничего больше.

- Сейчас только очень жаль.

Она подтянула одеяло еще выше, как могла. Тепло чужого тела, которое эльфка эманациями чувствовала даже через одежду и свое покрывало, очень спасало ее от сильно ощущаемой прохлады. Милеанна коротко улыбнулась: ей не было нужды оборачиваться, чтобы понять, куда указал кивком Илларэн.

- Ни в коем случае, мастер. Поклонники вашей сестры остаются ими насовсем.

Линиэль, наверное, просто сильно распереживалась. Она наверняка уже успела привыкнуть к спокойной идиллии, особенно после резкого контраста разоренных людских дорог, а ее обморок, должно быть, о чем-то малышке напомнил. Главное, что цветочек, а не какая-нибудь мрачная картина. Тогда бы следовало переживать.

- А ты можешь меня обезболить? - вдруг попросила эльфка. Она зажала подмышками одеяло, обеими руками взяла широкую ладонь Илларэна и наклонила голову, чтобы было удобнее приложить его руку к своему виску. - Я, конечно, и иные способы с головной болью справляться уважаю, но, боюсь, ты их не потянешь.

Милеанэль хмыкнула и прикрыла глаза, потеревшись виском о его ладонь, как довольная расслабленная кошка. Несмотря на напряженное утро, от ее эманаций веяло спокойствием и игривостью. Печаль о Марти отошла на второй план. Веселая целительница наверняка бы хотела, чтобы о ней вспоминали с теплом, а не со слезами на глазах.

Уже гораздо лучше, подумала эльфка, Илларэну даются обезболивающие заклинания на ком-то другом. Быстрее и проще. На то он и был потомком Ведающих; Сила давалась ему в руки, как ласковый преданный пес. Дело, конечно, было не только в крови, но и кровь немало значит. Милеанэль облегченно вздохнула, когда головная боль поначалу неохотно, но все же отступила, и тут же встречно ухмыльнулась, охотно подавшись следом за цепкими пальцами, тянущими одеяло.

- Прости, что разочаровала. – Она мягко потянула завязки рубашки, расплетая узел. – Возможно, это повторится.

* * *

- Знаешь, Марти же убил союзник, - вдруг сказала эльфка. Ее взгляд блуждал по груди жениха от одного шрама к другому, не задерживаясь на каком-то одном. Каждый рубец Милеанэль знала наизусть и могла сказать, какой сформировала сама, а какой был на коже еще до того, как они встретились в оксенфуртской корчме. Следом за взглядом кочевала и левая ладонь, сама сплошное увечье, которое теперь было доступно взору каждого, кто задерживался взглядом на руках врачеи.

Растрепанные волосы растрепались еще больше, но из-за своей длины теперь ее голова не напоминала воронье гнездо. Так, воробьиное. Переброшенные на правую сторону, они легко щекотали командирское плечо и закрывали эльфкин шрам на ее собственном плече. Он тоже хорошо зарубцевался. Илларэн был отличным учеником, хоть и всю жизнь больше калечил, чем исцелял.

- Человек, - продолжила Милеанэль, и было непонятно сначала, к чему она вспоминает эти детали. Разгоряченная кожа уже остыла, и эльфка прильнула ближе, греясь о тепло чужого тела. Даже с закрытым окном в комнате было уже прохладно. Немного душно, но это лучше, чем смущать новых постояльцев старинного дома семьи Эль’Итлитиэн.

- Я вдруг подумала после всей этой поездки. Когда увидела их снова. Так странно, что мне тоже выпало почти повторить ее судьбу. Хотя ведь нет ничего странного, что люди предают.

Она неосознанно остановилась касанием на месте немного ниже груди, на месте ожога, который бывший командир получил незадолго до их первой встречи. Как-то глупо склонилась и поцеловала ключицу, задержавшись на коже губами. Глубоко вздохнула, словно боролась с собой и со своим желанием задать вопрос, которому не было никакого достойного ответа.

- Извини, - вздохнула Милеанна, - это, наверное, совсем не то, о чем хочется говорить сейчас.

- Все предают, ты прав, - эхом повторила за ним Милеанэль. На ее лице было промелькнула улыбка, когда пальцы согрели губы любимого эльфа, только слова он говорил очень грустные. Врачея повернула голову, чтобы посмотреть на Илларэна, и выглядела она как зверек, которого прежде много обижали, а он только-только начинает доверять.

Ей словно было сложно поверить, что они могут разговаривать. Раньше все было хорошо ровно до момента, стоило кому-то из них – чаще Милеанне – открыть рот и сказать, что на душе. Илларэн был олицетворением фразе «поступок скажет больше слов», а его врачея – чему-то вроде «я скажу и сто раз пожалею об этом потом». Иногда хочется такого поступка, как разговор, открытый и честный. Какой случился у них на рубеже человеческих лета и осени, когда поступок и слово были равны по значимости и определению.

Плечо устало висеть на усилии одного локтя и начало капризничать тянущими отголосками там, где Илларэн залечивал Милеанэль трещину в кости. Эльфка осторожно легла на спину, упираясь макушкой в плечо своего жениха. Она подвигала челюстями вхолостую, будто пережевывала еще не сказанные слова в попытке взвесить все «за» и «против».

Стоит ли говорить? Есть ли в этом смысл? Она сама ведь не знает ответа на эти вопросы. Илларэн – потомок Aen Saevherne, он мудр и опытен, он умеет давать советы и развеивать сомнения. Но вряд ли у него найдется однозначное решение. Ведь он только потомок. Разве она имеет права требовать?

- Рэн, я хочу вернуться в Новиград, - наконец, решилась сказать Милеанэль, глядя в потолок. – На один день. Если повезет.

Не глядя она спустила скомканное и накинутое поверх кое-как одеяло вниз, оголив живот. Не глядя провела пальцами по зарубцевавшимся литерам, с каждым днем делающими ее все уродливее. Нащупала «М», ставшей причиной того, что все написанное пришлось выделять еще жирнее. Дошла до руны, на которой потеряла сознание. Скрипнула зубами.

- Я хочу ему в глаза посмотреть. Ничего больше не хочу. Я…

Милеанэль вдруг разозлилась. Она царапнула ногтем свой унизительный шрам, который был для нее как племенная метка, и поборола желание поднять одеяло, чтобы притвориться, что никакого шрама нет вовсе.

- Я мести не хочу. Но чувствую, не знаю, как объяснить тебе, что, если этого не сделаю, ничего не выйдет. Не получается у меня отпустить, я так стараюсь, а ничего… Я забываюсь, забываю, и я хочу забыться сейчас. Но не отпускаю. Мне так… от этого стыдно.

Она вздохнула, переводя дух, потому что и сама не ожидала, что выпалит все почти на одном дыхании за раз. Потолок, черт возьми, такой интересный. Аж тошно.

- Ты еще хочешь, чтобы я говорила?..

* * *

- Эдоксиль, как ты тут устроился?

Ротация рядом с койкой Элоира была, казалось, нескончаемой. На этот раз к нему пожаловал охотник. Он садиться у кровати своего негласного предводителя не стал и только покачал головой, когда Ферра хотела предложить ему стул, знавший уже двух господ за последние пару часов.

- Неплохо. Мне здесь по душе. Леса хорошие, девственные, почти нетронутые. Лань сама в руки идет.

- М, - понимающе кивнул Элоир. Эд смотрел на него и не помнил, когда в последний раз видел эльфа таким бледным. Сказалась, вестимо, потеря крови. Но ничего: здоровый сон, плотный ужин и постельный режим его быстро поставят на ноги. Если постарается кто-то из магов и поможет воину еще и по-своему, по-чародейски, то и того раньше у Элоира снова получится взять в руки саблю.

- И я бы тут остался насовсем, - признался Эдоксиль и тут же потупил глаза, как провинившийся мальчуган. В ответ он услышал только легкую ухмылку, в которой не было ни тени иронии или горечи. Только понимание и, кажется, желание сказать то же самое о себе.

- Я понимаю. И точно не могу возражать.

- Ты ведь тоже можешь остаться.

- Конечно.

- Правда, Элоир. Ферра тоже остается. Тут руки не помешают никогда. Не все же краснолюдам здесь чинить. Они, будь их воля, тут бы уже подвалы вырыли и сделали подкоп в Махакам.

- Ха, - Элоир усмехнулся вместе с Феррой, неподалеку отмерявшей для воина лекарство, в унисон. – Что, сами вы не сдюжите?

- Сдюжим, конечно, - меланхолично отозвалась помощница врачеи, которой бы самой уже называться врачеей, - но с тобой будет интереснее.

Ответом был вздох и попытка обнять себя за плечи, но вышло сделать это только правой рукой, и то - кое-как, чтобы не трогать свои рубцы. Милеанэль вовсе ничего не понимала в своих противоречиях, а потому у Илларэна с его "мало что" уже было серьезное преимущество. Но она и не ждала чуда, что ее эльф, всегда мысливший сугубо логически, вдруг разберется в запутанном клубке чувств, которые лучше бы, конечно, выжечь каленым железом. Эльфка еле заметно поморщилась, когда макушка перестала ощущать тепло.

- Я хочу нормально жить, - наконец, нашла она нужные, наиболее точно описывающие ее желание слова. - Хочу заслуживать быть с тобой рядом.

В том ли дело, что она девчонка из деревни, что ей так режет слух это "госпожа" в свой адрес? Может быть, причина еще проще? Какая госпожа живет половиной головы и сердца в прошлом, где ее втоптали в грязь? У нее получалось ходить с гордо поднятой головой теперь только потому, что за время нужды в целительском мастерстве Милеанна стала кому-то необходимой и снова смогла уйти с головой в работу, которую точно делала хорошо. Но что, если ее продолжат называть госпожой потом? Это время уже наступало. Ей снова становилось тяжело не брякнуть в ответ: "Я не госпожа". И впрямь. Илларэн и Амариэ не тащат за собой балласт. А она себя саму всегда чувствовала балластом с тех пор, как их дороги с Илларэном разошлись. Когда к уже имеющемуся грузу с легкой руки инквизитора Сфорци прибавился новый, стало просто невыносимо. Чем дольше Милеанэль жила спокойной жизнью, тем тяжелела эта ноша, которую на Милеанну взвалили против ее воли.

Она села на кровати и обняла колени руками, чтобы не завалиться назад. Хоть эльфка никогда особенно не страдала от холода и, напротив, его любила, сейчас мурашки, выступившие от прохлады, неприятно кололи ей пальцы.

- Твоя бабушка вернула мне пальцы, но она не сможет сделать меня такой. Я и близко не похожа на госпожу, когда рядом со мной стоит Амариэ. Я забитая, как помойная собака, и так же злопамятна. И до одури глупая, потому что только идиотка решит сейчас заехать в Новиград.

Милеанэль фыркнула, испытывая самой к себе отвращение и злобу, и повернула голову. Ее нижнюю половину лица закрывало плечо, а синие глаза очень печально скользнули взглядом по лицу любимого эльфа, от его яркого глаза до пустой глазницы. Милеанна была рада, что он позволяет снимать свою повязку. Этот кусок кожи ее раздражал, словно одним своим черным росчерком напоминая о сделанных ею ошибках. Как ни странно, на пустую глазницу смотреть проще, чем на повязку поверх нее. И честнее. И совсем незаметно, что глаза на этом месте уже давно нет.

- Если что-то пойдет не так, я хочу хотя бы помереть женой, а не невестой, - глупо улыбнулась она, словно хотела сгладить тяжесть своих слов и сделать их менее мрачными.

- Ты прав, - наконец, сказала эльфка без тени обиды или грусти в голосе. Просто сказала, как факт, который в доказательстве не нуждался. Аксиома, если угодно.

Невозможно быть в чьих-то глазах госпожой, пока сама себя не начнешь ценить. Этого Милеанэль никогда не хватало, и спорить было бесполезно. И Амариэ не нужно быть мастерицей в магии разума, чтобы это увидеть. Все на поверхности, а эльфка старательно не замечала очевидных вещей. Даже обидно. Вроде бы выпускница лучшей академии на Континенте, а делает ошибки, как самая неотесанная dh’oine…

- Я хочу… заслужить место рядом с тобой в глазах других. И в своих тоже хочу заслужить. В своих больше всего хочу, - добавила она. Когда бы еще так открыто Милеанэль признавалась себе, что ее образ самой себя несостоятелен и нуждается в серьезной перестройке? Как тяжело, оказывается, с этим жить и как легче становится, когда ты прямо говоришь себе: «Мне это нужно, и я в лепешку разобьюсь, но добьюсь самоценности для себя самой». Стоило ли это откровение долгих лет угрызений совести, самоедства, откровенного стремления себе навредить? Скорее всего, нет. Но если удалось к нему прийти, уже неважно, как именно. Эльфка прикрыла глаза, слушая отголоски родного голоса, и снова не понимала, как могла от этого отказываться и лишать себя блаженства и счастья только потому, что считала себя недостаточно хорошей для него. Да хоть совсем недавно. И как же мудр был Илларэн, который тоже спустя много лет, наконец, понял, что ей больше воздуха нужны его объятия и ироничное предложение попробовать из них вырваться.

Зря она взяла Илларэна с собой в свою деревню, которую Дева давно оставила на произвол судьбы. Но теперь он тоже видел часть картины, которую невозможно прощупать, даже если у тебя большие возможности для изучения биографии потенциальных подчиненных. Такое можно увидеть и понять или не увидеть и не почувствовать никогда. Догадаться – ни в коем случае. Илларэн и здесь был прав: в роли командира он был для Милеанэль гораздо привычнее. Просто потому, что командиром был дольше, чем любимым мужчиной, которому всю себя отдать не жаль.

Эльфка вздохнула, выражая свое «фи», но было бы лукавством сказать, что она этого не ожидала. Ей подумалось, что усложнять она умеет хорошо, а вот исправлять то, что наворотила, еще не научилась. И самой-то страшно было возвращаться, а вместе… это же означает подвергнуть опасности и Илларэна тоже. Оно того стоит? Любить себя?

- Ты мне много лет был командиром, Рэн, - проговорила врачея с легкой улыбкой, - но сейчас я все больше думаю, что все твое командирское – это следствие твоей фамилии и крови. Раньше мне было очень просто слушать твои приказы. А сейчас ловлю себя на мысли, что готова беспрекословно подчиняться только в двух условиях: в бою и в постели.

Она немного неуклюже переместилась вместе с одеялом, которое прижала к груди, на своего жениха, взглянула на него сверху вниз и робко улыбнулась.

- Хорошо, солнце… Я учту.

Из-за закрытого глаза Илларэн мог сначала и не увидеть, что эльфка напряглась, а потом внезапно расслабилась и легко улыбалась, пока он говорил. Это было похоже не на слепое обожание, которым Милеанэль тоже грешила порой, а та мирная улыбка, какой ей, в свою очередь, не хватало на губах. Она глядела на лицо своего жениха, что казалось довольно умиротворенным для таких тяжелых речей, и пробовала на вкус каждое слово, которое он, будто шахматную фигуру, передвигал по невидимой доске.

С месяц назад даже предупреждение не принимать на свой счет не спасло бы Милеанну от угрызений совести за дела, к каким она не имеет никакого отношения. Сейчас эльфка мирно слушала своего бывшего командира и понимала, о чем он говорит. Было бы лукавством сказать, что у нее самой не было таких мыслей: и о нем, и о себе. О нем, потому что Илларэн всегда заслуживал жизни лучше, чем получал. В Милеанне говорила не любовь к нему, а умение видеть объективный факт во всем, что ее не касалось. Илларэну не ренегатов по лесам бы гонять, а быть наследником рода, хоть и не значат сейчас для людей все титулы и права их народа. А о себе, потому что она прежде мыслила так же. Если бы не ее глупость с рукой, может, все было бы по-другому? Если бы не ее упрямство двенадцать лет назад, все сложилось бы иначе?

Она осторожно коснулась кончиками пальцев подбородка своего эльфа, погладила подушечкой большого пальца его губы так нежно, как только умела. Скользнула прикосновениями по щеке, где ближе к пустой глазнице струилась сетка старых ожогов, обжигая эманациями спокойствия и у верности. И немного грусти.

- Ты не мог знать, Рэн. А если бы тебе это было нужно, то узнал бы, - тихо напомнила она, удивительно интуитивно поймав слова, так похожие на те, что говорила госпожа Аэриэнна своему взрослому внуку.

Она осторожно вздохнула и, не сразу решившись, склонилась и мягко коснулась губами пустой глазницы. Да, может быть, все было иначе. И он был бы здоров. Не знал бы забот. Потом бы женился на ком-нибудь подходящем и стал бы полноправным наследником. Может быть, даже отцом. Да какая разница? У него была бы его семья. Его сестра, которой Илларэну, оказалось, так сильно недоставало. Всех подробностей Милеанэль, конечно, не знала, да и не спрашивала, но эта связь ощущалась чуть ли не кожей.

- Ты сам говорил, любовь моя, - напомнила врачея и потерлась кончиком носа о его нос, как ищущая ласки лошадь, - это наши ошибки, и нам с ним жить. Так вышло. Ты такой, и забери у тебя это все, будешь не ты. Тем ценнее то, что ты имеешь сейчас. У тебя снова есть твоя семья. Твоя бабушка, сестра. И дом тоже есть, снова, где тебя всегда примут. И люди есть, и они тебя любят.

Она приостановилась, словно делая над собой усилие.

- И я у тебя есть. Хоть это иногда очень сомнительное удовольствие.

Милеанэль глупо улыбнулась, жадно ловя его дыхание своим.

- А иначе или нет… могло быть лучше. Или хуже. Но сейчас… сейчас будто хорошо. Разве не так?

- Я имею в виду, - стушевалась Милеанна, чувствуя через прикосновения пальцев легкий отзвук раздражения и усталости, - что госпожа тебе бы рассказала… Может, у тебя просто другой путь. А может, другой путь у Амариэ.

Она доверчиво наклонила голову, подаваясь навстречу пальцам, но уже как будто бы мыслями была совсем не с ним. То ли потому, что эльфку одернул его отзвук, то ли потому, что и у нее появилась пища для размышлений, уже своя и отчасти непривычная ее приспособившемуся просто поливать себя помоями сознанию. Кожу головы приятно грели пальцы Илларэна, душу – его мягкая улыбка и взгляд, который он всегда умел делать таким заботливым и добрым к ней. Досадно, что их ритмы уходить в себя и думать, думать, думать снова не совпадали. Милеанэль укорила себя за то, что зачем-то полезла отвечать на вопросы, которые ей неподвластны и, более того, совершенно ее не касаются. Это семейное дело, во-первых, и его личная нерешенная дилемма, во-вторых. Илларэн ведь не копается в ее гнилостных ранах с педантичностью коронера.

Вместо ответа эльфка наклонилась к его губам и еле коснулась их своими, словно переживала, можно ли ей это сделать. Ей было сейчас отчасти отвратительно потому, что она снова идет на поводу своих желаний, таких же странных, как и уверенность, что это может помочь. Опять думаешь только о себе, эльфка, еще раз укорила себя Милеанэль, разве можно так, если собралась быть с ним семьей? Самое неприятное, что врачея не меняла своего решения отправиться еще раз в самое опасное для чародеев место на Континенте. Одновременно она не хотела, чтобы с ней был кто-то еще. Будто это только ее история и только ее дело. При этом Милеанна трезво оценивала свои силы. Если она отправится в Новиград одна, то вернуться сможет только по частям.

- Дай мне руку, - попросила Милеанэль, выпрямилась и сразу же сама взяла в свои ладони левое предплечье своего бывшего командира. Ей не составило большого труда заставить быстро рассосаться и кровоподтеки, и продавленные следы зубов трупоеда. От потраченных накануне сил голова все равно немного закружилась. В том и была польза постели, на которую можно снова опуститься рядом с Илларэном, а ногу оставить по-прежнему закинутой на его живот, молчаливо прося остаться с ней хотя бы еще ненадолго в тишине и покое.

Неожиданная крамола заставила эльфку коротко улыбнуться. Она думала о том, что сказал Илларэн, греясь в его теплых руках и робко сопя в грудь, пока голова еще кружилась. Достаточная причина, чтобы подумать чуть дольше приличного и не быть пойманной за руку. Хватает, чтобы распробовать удивительно точные слова, которые Илларэн всегда умел выбирать. Его счастье, что сказал он это ей, а не госпоже Аэриэнне. Затыкать своего внука за пояс эта женщина умела, пожалуй, не хуже, чем видеть далеко за край допустимого обычным эльфам. Милеанэль вспомнила, как однажды Илларэн хлестнул ее неожиданным откровением так сильно, что выбил землю у нее из-под ног, и поежилась от неприятных воспоминаний. Они по-прежнему так же остро кололи ее мелкими колючками где-то в районе живота, словно в нем туда-сюда катаются непоседливые ежи.

- Знаю, - после короткого вздоха ответила эльфка, - мне тоже жаль, что у вас обоих этого времени не было.

Она хотела встречно поделиться с ним своей мыслью, которая проскочила у нее в сознании и поскакала дальше, раскручиваемая силами, которыми Милеанэль не умела управлять. Как же он счастлив теперь, когда, наконец, вернулся в лоно семьи. Как, оказывается, не хватало ее Железному командиру, одного имени которого боялись все ренегаты королевств северян, тепла кого-то родного, с кем у него в жилах течет одна кровь. Кого-то, так сильно похожего на его мать, чье лицо Милеанна видела только на портрете. Ее любовь, безусловная и преданная, рядом с этим и не стоят. Да много что рядом не стоит. У Милеанэль настолько искаженные представления обо всем, что касается дома, что ей снова стало от себя противно. Как же сложно признать, что это просто обычная зависть? Что Илларэну судьба все-таки подарила шанс хоть и не вернуть время вспять, но неторопливыми и одновременно жадными глотками заполнять пустоту, а у нее такого не было и никогда не будет? Зачем только было посещать свои родные пенаты? Чтобы потерять надежду окончательно?

Эльфка подвигала головой, убирая упавшие на лоб и глаза пряди волос. Еще и сделала глупость, оставив там свою косу. Лесу она не нужна. Илларэну нравились ее волосы, нравилось вдумчиво перебирать их, находя в этом своего рода медитацию для сердца. Неужели это помогло избавиться от ощущения принадлежности и нужности, в котором ей было отказано? Только хуже стало. Особенно сейчас.

Следом за этими мыслями пришли другие, которых Милеанэль вовсе испугалась настолько, что усилием заставила себя очистить голову. От назойливых уколов ее продолжало отчасти спасать движение груди Илларэна в такт дыханию, на котором Милеанэль постаралась сосредоточиться так, словно им и ограничивался ее нехитрый мирок.

- Я берегусь, - в привычном упрямстве оспорила она небеспочвенное беспокойство. Лучше думать о Новиграде, сказала себе врачея, и то это безопаснее и, хоть совсем нечестно, проще. - О себе бы так пекся…

Милеанэль взглянула на очередной шрам на торсе, который попался ей на глаза. Этого, конечно, можно и не увидеть.