- Удивительное совпадение, - не зная, что о том же подумал и Илларэн, хмыкнула себе под нос эльфка. Она сжимала пальцы на своих плечах так, будто надеялась, что, в лучшем случае, превратится в невидимку, а в идеальном – исчезнет вообще. К сожалению, пальцы пришлось быстро разжать, чтобы забрать письмо из рук командира и смять его снова. Но слова уже больно врезались в память, и сгладить их множеством заломов на пергаменте уже было Милеанне не под силу. Видно, что для матери она насовсем останется разочарованием, самым страшным в ее жизни.

Она долго молчала, слушая голос Илларэна. Улыбнись Милеанэль, и стала бы похожа на саму себя, но слушала она совершенно серьезно, с губами, сжатыми в тонкую нить, что и вовсе казалось удивительным, учитывая, что они были неожиданно пухлыми для ее худого лица. Эльфка повернула голову, когда Эль’Итлитиэн полез за чем-то в свою поясную сумку и, наконец, на ее лице промелькнула тень улыбки, когда она увидела заветный свиток. Милеанне не нужно было его читать, чтобы понять, что это и есть то самое приглашение, которого она так сильно ждала и боялась не получить и быть отвергнутым еще и им. С той самой формулировкой, которую Илларэн уже озвучил: «Оставайся при Марти». «Не мозоль мне глаза», - закончила бы тогда за него привыкшая считать себя ничтожеством эльфка и молчаливо согласилась бы с решением Илларэна. Но он дал ей который по счету шанс дать себе самой возможность прожить жизнь так, чтобы она имела хоть какой-то смысл.

- Я знаю, что не исцелит, - согласилась Милеанэль, положив смятое письмо на ступеньку и забрав с нее свиток с приглашением. Синяя лента приятно холодила пальцы мягкостью и лоском. Милеанна погладила приглашение подушечкой большого пальца, как будто держала в руках маленькую напуганную птицу, и еле заметно вздрогнула от теплоты широкой ладони, легшей на спину.

- Работа с Марти тоже, - закончила она едва начатую и быстро оборвавшуюся мысль и подняла взгляд на Илларэна. В до сих пор еще влажных глазах, наконец, кроме печали, появилась и робкая радость, какую очень легко раздавить неосторожным словом. – И, поверь, я уже доставила ей достаточно неприятностей, чтобы ей никогда не хотелось со мной работать, - то ли пошутила, то ли сказала правду эльфка.

Она, к сожалению, совершенно не представляла, как нужно вручать приглашения на должность официально. Все ее «приглашения» на данный момент сводились к ссоре с пьяным командиром, которая решалась броском монетки, который стал для Милеанэль судьбоносным. Она еще не знала, что и для Илларэна он был таким же.

Действуя совершенно по наитию, эльфка подалась вперед и коротко обняла будущего командира, вложив в объятие всю свою благодарность за то, что он от нее не отвернулся: ни теперь, ни раньше, - ни единожды за все время, пока она знала Илларэна. Украдкой за этот быстрый жест она вдохнула запах его волос и кожи, в которых сплетались естественный аромат тела и горечь табачного дыма, и отстранилась, на миг испугавшись, что это оказалось слишком заметно.

- Спасибо, командир. – Милеанэль повертела приглашение в руках, не зная, куда его деть, и запихала в длинный рукав платья. – У меня будет к тебе просьба, если ты позволишь…

Эльфка постаралась грациозно подняться, и это стоило ей едва не подвернутой ноги. Примерно так же, как ренегатов, Милеанна не любила длинные юбки, которые так и норовили броситься под стопу и спровоцировать чудовищный для выпускницы Аретузы конфуз.
- Сожги это, пожалуйста. И возвращайся, пока не стал героем десятка неприличных слухов.
Она протянула руку, чтобы Илларэн мог за нее взяться и подняться на ноги.

- И еще… для меня очень важно, что ты приехал.

«Это значит, что я кому-то нужна», - не до конца веря себе самой, заключила про себя Милеанэль.

- Я?.. Перестань, Рэн, - улыбнулась эльфка, быстро поняв, о каком платье он говорит. Пожалуй, одно из немногих, которое она когда-либо надевала, которое более-менее хорошо на ней сидело из-за тонкой работы мастера над тканью, но которое Милеанэль вспоминала с содроганием. Удивительно, что Илларэн до сих пор его помнит. Хотя, глупая Милеанна, что в этом удивительного, немедленно одернула себя эльфка. – Я хотела бы на него свалить то, что оттоптала тебе все ноги, но в том его вины нет.

Да, платье действительно не повинно в том, что грация Милеанны была с ней только в мужской одежде. В женской, в какой чувствовали себя комфортно практически все чародейки, она мгновенно превращалась в предмет интерьера, поскольку боялась сделать даже единое движение, чтобы не выглядеть глупо. Пожалуй, многие заметили, как была скованна эльфка в свой выпускной вечер. Кроме Илларэна, пожалуй, который единственный прощал ей и отдавленные ноги, и смущенный взгляд, и неловкое молчание. Милеанэль скользила взглядом по его губам, расплывшимся в улыбке, чувствовала, как ее собственные губы продолжают улыбаться, и думала, что он по-прежнему многое не замечает в ней. Потому что все ее недостатки его не заботили так же, как Милеанну – его.

Она разве что удивленно сморгнула, потому что таких деталей, как башня Tor Lara, от которой, как эльфка слышала, не осталось и камня на камне, не помнила. Не секрет, что Милеанэль запоминала только плохое, а хорошее быстро выветривалось из головы до этого года. В последние месяцы Милеанна будто родилась заново. Она старалась не забывать больше ничего, впервые за всю жизнь действительно придавая всему то самое значение, какое следовало придавать маленьким радостям. Тот, кто однажды побывал в застенках, ценит глоток воды как золотой слиток; эльфка ценила каждый свой вдох как пуд золота, а каждое прикосновение командира – как подарок, достойный королевы. Она вложила Илларэну в руки трубку, чтобы он тоже мог затянуться горьким дымом, и осторожно хмыкнула:

- На руины насмотришься, когда твоя семья оценит невесту.

Отчего-то эльфка и волновалась, и одновременно принимала будущее знакомство, до которого еще надо дожить, как должное. Не примут – она заранее к этому готова. Примут – это будет очередной подарок, который нужно благодарно принять. Боровшаяся с желанием тоже плюхнуться в бадью и расплескать воду, которая от веса двух эльфов точно разольется огромной лужей по полу, Милеанэль поводила ногой, свободной от ладони Илларэна, чтобы ощутить, как прохлада ласкает уставшие стопы.

- Я очень люблю тебя, - вдруг сказала она то, что произносила непозволительно редко, глядя на выжженную глазницу командира так, будто и не было ее и на месте старого шрама по-прежнему хитро блестел желто-зеленый глаз. Будто и нет всех тех отметин и ран, которые остались напоминанием о прежних битвах и лишениях; на мгновение Милеанна забыла и о своих, свежих и нет, горевших ненавистным именем и оставшихся фантомной болью в недавно переломанных заново, чтобы они зажили правильно, пальцах. Значит, так Предназначение учит. Значит, нужно потерять, но для того, чтобы обрести то, на что ты и не надеялась.

* * *

Ей плохо спалось, как и всегда. Инсомния редко оставляла эльфку, и ее следы всегда можно было проследить в глубоких синих кругах под глазами, которые впору было перепутать с потекшим макияжем. Милеанэль думала, что даже гламария не заставила бы их уйти, сколько ею ни мажься. Она слушала, как мерно дышит во сне Илларэн, и смотрела в потолок. Ее губы иногда беззвучно шевелились, словно эльфка что-то репетировала. Плечо ныло на пару с боком, но только о том это говорило, что раны затягиваются. Целительные чары творят чудеса, и, хоть Илларэн целителем не был, со своей частью работы он справился очень хорошо. Дело было теперь за Милеанной, чтобы не испортить его труд. Как всегда, врачея забылась где-то совсем под утро и проспала всего ничего, чутко проснувшись одновременно с командиром, стоило ему только осторожно пошевелиться в тщетной попытке не разбудить. Занимался новый день, который, конечно же, что-то уже успел приготовить двум эльфам, которым нужно как-то сбросить хвост и выбраться из города незамеченными. А дальше – портал, шаг в никуда и снова в прежний ритм. Однако Милеанэль уже успела засомневаться, что после ее перформанса Илларэн отпустит ее хотя бы на метр дальше защитного периметра штаба. Эльфка еще не знала, что торчать им в Бан Глеане еще не один день.

- Немного, - уклончиво ответила Милеанна, зная, что, если скажет, сколько проспала на самом деле, рискует быть уложенной спать насильно. В свое время Ламберт додумался до просто гениального, без преувеличения, решения погрузить эльфку в сон знаком Сомн, и то был единственный случай на памяти уже взрослой Милеанэль, когда она спала долго и крепко. Хорошо, что Илларэну пока такое в голову не приходило. Привыкать к магическим путем вызванному сну – дурная затея.

Слишком хорошо знавший ее Илларэн обнял ее вроде не очень крепко, но Милеанэль все равно казалось, будто тиски воистину медвежьи. С тем, как она потеряла в весе, однако, любое объятие будет таким. Эльфка недовольно сощурилась, подавила зевок и подумала, что и впрямь, если бы не молчаливое «никуда не спеши», жившее в мужских ладонях, она бы уже правда подскочила и деловито начала бы суетиться без видимой суеты. Торопливость и неумение долго лежать у нее за время жизни в Новиграде только обострились. В вольном городе вертишься, что белка в колесе, и ни минуты тебе покоя. Сейчас им важно было сидеть на месте и не высовываться, пока не минует опасность, а там уже здравствуй, привычный темп жизни, каким он был раньше, до всего безумия, начавшегося после Танеддского бунта.

Милеанэль только слукавила, совсем малость, хоть и этого ей хватило, чтобы на душе ехидно заскребли кошки. Спала она немного, но, к сожалению, со снами. Сны были неприятными и многозначительными. «Не буди лихо, пока оно тихо», - снова вспомнила эльфка слова офирца.

- Ты знаешь, - сказала она, отгоняя сумеречный кошмар подальше и запихивая его на самые задворки сознания, - я хочу есть…
Такое от Милеанны услышишь, воистину, очень редко.

Пока несли завтрак, эльфка тратила драгоценные минуты на то, чтобы вычесать волосы. Гордость любой чародейки – густую шевелюру – она уже давно думала срезать, познав во всей красе минусы длинной гривы. И если магички носили свои волосы распущенными в знак независимости, Милеанэль свои собирала в косу, а теперь, с такими-то пальцами, ее привычная прическа превращалась в извращенную пытку. Милеанна пыхтела над волосами, едва не выдирая запутавшиеся пряди, и когда, наконец, на столе оказалась полуостывшая еда, в сердцах буркнула:

- Рэн, дай нож мне, ради всего святого… я срежу этот кошмар и не буду больше мучиться.

В конце концов, это даже было разумно.

Эльфка ела, когда действительно хотела, очень быстро: не в пример тому, как немногим раньше в нее приходилось буквально запихивать пищу, будто в не умеющего толком держать голову маленького котенка, отнятого у мамы-кошки. Темп еды, однако, у нее тоже был очень нездоровый. Воистину, у Милеанэль появилось за время, проведенное порознь, две крайности: она либо осознанно голодала, либо ела не жуя, буквально проглатывая целые куски пищи. Ее, казалось, не смущал бы даже неодобрительный взгляд аристократа из рода Знающих. К ней-то какие вопросы? Ножом и вилкой пользоваться не разучилась, и то уже счастье.

- Я переживаю, чтобы корчмарь и впрямь не проболтался страже, - сказала она, утерев влажный от только что выпитой воды рот. Платье, которое все равно пришлось нацепить, поскольку с брюками пока ее простреленная рука отказывалась справляться наотрез, висело на ней неприятной тряпкой. Эльфка с удовольствием бы от него избавилась, но так лучше, чем щеголять по Бан Глеану голышом. Она не отказалась бы и от последнего, но так, увы, вероятность быть узнанной увеличивается многократно.

Что же делать им все это время, пока они ждут, что буря уляжется? Торчать в комнате корчмы было для не привыкшей сидеть сложа руки эльфки сродни загнать себя в угол. Как ни крути, отпечаток Новиград на нее наложил слишком сильный. Милеанна не знала, куда себя деть, и начинала суетиться на ровном месте.

Она еще не знала, но уже подозревала, что в городе они с Илларэном уже успели нажить себе пару врагов после вчерашней стычки. Зуб там наточился знатный, поскольку, как известно, местная шпана не очень любит быть опозоренной в собственном гнездышке. Пока маги восстанавливали силы, где-то в темных закоулках Бан Глеана уже готовился нехитрый, но доселе действенный – против обычных людей почти во всех случаях – план, как проучить незаурядную парочку и стрясти долг с процентами. Оставалось только, чтобы они показались на свет божий, и тут уж бывший с ними в доле корчмарь не держался в стороне.

Поэтому, по удивительному совпадению, стоило Милеанне озвучить свои опасения, в дверь постучали и раздался голос корчмаря:

- Милсдарь, милсдарыня… прошу комнату освобождать…

Как только Илларэн захлопнул дверь и развернулся, он сразу встретился со взглядом Милеанэль, в котором так и читалось пресловутое: «А я говорила». Сам командир говорил, что корчмарь наверняка в деле с теми товарищами, которые на ровном месте решили подбросить залетному эльфу немного неприятностей. Однако Милеанна и не думала полоскать Илларэну мозги своими: «А ты еще сомневаешься, я же чую, что что-то не так!», - а так быстро, как могла, засобиралась. Пришлось ей еще ненадолго отложить прекрасную идею, наконец, надеть обратно свою привычную одежду и избавиться от совершенно непрактичной женской тряпки. Чтобы платье не болталось, эльфка постаралась затянуть его туго и закряхтела, чувствуя, что ее действия свежие раны воспринимают как что-то за гранью добра и зла. Ничего страшного; сейчас самое главное – не угодить в очередную передрягу.

Несмотря на прожитые годы и миллиард неприятностей, с которыми Милеанэль уже успела повстречаться, она оставалась по-прежнему наивной девочкой из Синих Гор. Впору закатать губу обратно. Ишь, захотела в спокойствии прожить пару дней, пока Охотники за колдуньями пытаются напасть на чародейский след…

Ну и, конечно, неприятности нашли их очень быстро: еще скорее, чем могла предположить Милеанна. Да, в этом проулке обещала развернуться трагедия в двух актах. Эльфка оценила расстояние до незнакомцев перед ними и краем глаза – до тех, кто перегородил путь назад. С ее пальцами и недавно полученной раной в плече она, к сожалению, становится для Илларэна нежелательной обузой. Светить магией и дарить Охотникам свежий отзвук, который будет гораздо сильнее у боевой магии, чем у простенького аналога ведьмачьего Аксия, затея и вовсе дурная. Остается только старая добрая рукопашная схватка, а тут Милеанэль всегда была больше бесполезной, несмотря на то что в отряде упор только на магию считался не просто моветоном, а непозволительной роскошью. Вот тебе и обратная сторона искусства целителя: в тылу ты можешь быть сколько угодно на вес золота, серебра или любого другого драгоценного металла, но в момент нужды станешь очередной проблемой.

- Чураетесь помощь нуждающимся предлагать, а? – задал вопрос, на который ответа никто не ждал, один из тех, кто перегородил дорогу эльфам спереди.

- Шшитаете, шо много шешти? – прошепелявил кто-то рядом с ним.

- Нехорошо, - продолжил первый, покивав словам товарища.

«Вляпаться в arse – это уже семейная традиция», - глупо пошутила Милеанэль про себя, отступив так, чтобы дать Илларэну нужное для того, чтобы использовать оружие, пространство. Она уже успела оценить, что вооружены их противники не шибко богато, но тесаки и дубинки по-прежнему остаются орудиями грозными и в узком пространстве – гораздо более эффективными, чем длинный меч или трость. Чего уж тут говорить о ее гордо свободных от чего-то тяжелее скальпеля руках.

- Скажете что-нибудь? – вкрадчиво предложил тот, кто явно был в этой группе местных авторитетов заводилой. – Может, просить не надо, а хватит просто забрать?

- От богатых бедным, - как-то мерзко произнес кто-то сзади. Эльфка чутко различила, как был сделан шаг в ее сторону: очень маленький, но достаточно значимый, чтобы сократить расстояние и оказать давление. Их больше, у них инициатива и преимущество. Ничего, ничего, и не таких уделывали. В лучшие времена, сразу же пессимистично напомнила себе Милеанэль. Она медленно потянула платок, который нацепила на голову, чтобы скрыть растрепанные распущенные волосы, которые так и не успела собрать в косу или хотя бы хвост, и острые уши. Эта тряпка хорошо выполняла свою задачу, делая из эльфки городскую простушку; жест этот не остался незамеченным, но ровно настолько, насколько и рассчитывала Милеанна. Тот, кто сделал шаг к ней, захихикал; врачея без труда поняла значение этого смеха.

- Девка умная, - заключил заводила. – Будем с тобой поласковее, красотка.

Эльфке, которой было такие речи слышать явно не впервой, даже не скривила лица. Она уже приметила места, где земля была достаточно податливой, чтобы щедро зачерпнуть ее пальцами. Остается только наклониться так быстро, как позволит бок, и не промахнуться размашистым броском. Но, как и было то во времена службы, Милеанэль не спешила, а, как хорошая собака, ждала команды.

Спина к спине – будет сделано. Знакомая команда, которую Милеанэль умела хорошо выполнять. Она осторожно отступала назад, но намеренно старалась не делать это синхронно с Илларэном. Так было бы слишком подозрительно. Эльфка не знала, что задумал командир, но безоговорочно ему доверяла; он обязательно что-нибудь придумает, и это в очередной раз спасет их от больших неприятностей. Платок Милеанэль, справляясь с волнением, осторожно передала себе в правую руку, освобождая левую. Амбициозно было уверять Илларэна, что она сможет справиться с простейшим Знаком, но хотелось верить, что не настолько врачея оказывалась бесполезной.

Она сжала и разжала пальцы левой руки, надеясь, что это поможет чувствовать, что они делают, лучше, чем сейчас. Милеанэль угадывала, насколько далеко сейчас находится Илларэн, чтобы и впрямь не врезаться в него спиной – и, желательно, не споткнуться пяткой о какую-нибудь коварно подлезшую под каблук неровность. Эльфка не слушала, что командир говорил; тем более не слушала, что ему отвечали. Она уделяла все внимание тому, чтобы правильно оценить расстояние до шпаны, закрывавшей путь назад. Насколько нужно подскочить вперед, чтобы Аард вышел более удачным? О том, что он может не получиться, Милеанэль старалась не думать. Кожу левой руки холодило.

Слушать только мысленный поток. Ничего больше не имеет значения – будто вилась внутри нее неслышная никому, даже Милеанне, мантра. Главное, не пропусти команду. Это единственное, что от тебя требуется.

Когда прозвучало заветное «давай», которое могла распознать только эльфка, она не подвела. Уже заранее Милеанэль подготовила пальцы: согнула средний посередине, оттопырила мизинец так, что, казалось, он близок к тому, чтобы сломаться или начать жить своей жизнью. Знак Аард был одной из простейших формул, которые можно научиться складывать, особенно – с опытом обучения в лучшей академии чародейства. Она не добавила вербальной формулы, а сработала так, как работали ведьмаки: просто, топорно, но очень эффективно.

Жест, образ, мыслеслово – все так.

Кинетический поток вышел слабым, поскольку Милеанэль не окрепла настолько, чтобы сравняться с собой год назад. Его хватило, чтобы тех, кто был перед ней в нескольких шагах, пошатнуло и заставило потерять равновесие; люди замешкались, вынужденные пытаться удержаться на ногах, а после – не могли сдвинуться с места долгие мгновения, пока тот самый здоровый эльф держал лицо их вожака железной хваткой, а из ладони его вырывалось белоснежное пламя. Крик был вторичен. Не нужно гореть заживо, чтобы знать, что это больно.

А Милеанэль не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что за заклинание использовал Илларэн. Она отшатнулась, как напуганный хрустом ветки дикий зверь, а вместе с ней отдернулись и тонкие нити, соединявшие ее разум с разумом командира. Эльфка не поняла, что прихлебалы того, с поджаренным лицом, с воплями: «Это маги, маги, сука! Помогите!», - стали выскакивать из проулка, в котором зажали чародеев, как просыпанный горох. И, честно говоря, она не сразу даже поняла, что ее уже тянут за собой, поскольку уходить пора и им. Без порталов, заклятий невидимости и прочих уловок, какие есть у любого мага за пазухой: на своих двоих, дешево и сердито. В ушах не было ничего сродни гулу или отголоскам криков человека, который еще ползал по земле, пытаясь то коснуться лица, то нащупать землю под ладонями и, опершись, подняться. Милеанэль вдруг разом лишилась и слуха, и зрения, и потом сдвинуться с места смогла не сразу.

Платок остался лежать рядом с ослепшим человеком, упав на землю, как легкое перышко.

Платье путалось под ногами, когда эльфка спустя несколько минут быстрого шага, перемежавшегося с бегом, опустилась стог отсыревшего от недавнего дождя сена. Они укрылись в небольшом амбаре рядом с городскими конюшнями, пока ближе к центру, в узких улочках Бан Глеана кипела суета. Городская стража разводила руками, не зная, с чего начать. У них не было под боком ни ищеек Охотников за Колдуньями, ни отряда навроде Aeksinan aenye, умеющего идти по чужому следу. До решения отправить кого-нибудь в Бан Ард, чтобы там разобрались с происшествием, придет не сразу; пока об этом никто не успел подумать. Это дало эльфам драгоценную возможность перевести дух.

Милеанэль отдышалась быстро, но ни слова не проронила. Ее захлестнуло болезненными воспоминаниями так, что ее можно было сравнить с маленьким суденышком, которое накрыло волной-убийцей. Правая рука висела плетнем, пока пальцы левой сжимали ткань платья у колен. Удивительно, но не до белизны костяшек: совсем слабо. Секрет был в том, что Милеанна руки своей не чувствовала и, казалось, вовсе своему телу была не хозяйка. Она выглядела как безжизненная страничка, вырванная из книги с репликами эльфских гравюр, - плоской и ненастоящей, не способной передать и толики того, что повторяла.

Стеклянным взглядом Милеанэль буравила тыльную сторону ладони, которую однажды так же, мучительно, с толикой наслаждения, с ощущением вершащейся справедливости сунули в огонь.

Ее вдруг вырвало, и она еле успела наклониться в сторону. В носу намертво застрял запах паленого мяса.

Эльфка махнула левой рукой, столкнула со стога сена столько, чтобы оно закрыло все следы слабости ее желудка. Вся правая сторона отозвалась глухой вспышкой на резкое движение. Милеанэль скрежетнула зубами. Ее не по-эльфски мощная челюсть была напряжена так, что, казалось, сейчас раскрошатся все пресловутые зубы, которые чудом уцелели к сегодняшнему дню.

Получается, зря. Снова поверила зря.

Он молчал. Она молчала тоже. Так они и провели ближайшие минуты в тишине, каждый занятый своими мыслями. Милеанэль, кажется, даже знала, о чем думает Илларэн; ей не нужно было залезать в его голову, чтобы догадаться. Они уже говорили об этом. Ответ эльфа наверняка не изменился бы с того раза. Разговор случился всего пару дней назад: небольшой срок. Если бы прошел месяц, Милеанна могла бы понять, но не так же быстро…

Ей было тошно. Мерзко, противно, будто она угодила в болотную трясину. У нее уже не осталось ни сил, ни желания бороться с пиявками воспоминаний, которые жадно присасывались к вискам, где пульсировала кровь. Милеанэль была белая как мел; она не понимала, почему не кипит от злости. Шок ведь прошел. Можно вскипеть, уже даже нужно. Ну давай, эльфка, попробуй выместить злость. У тебя раньше всегда получалось говорить, что ты думаешь. Почему теперь ты молчишь и смотришь на свою уродливую руку, будто это и не рука вовсе, а пришитая к предплечью змеиная голова?

«Она меня никогда не простит».

Милеанэль сморгнула, чувствуя, что в глазах защипало. Челюсть болела. Эльфка усилием заставила ее расслабиться, но очень быстро тело напряглось снова. Дышать, главное дышать. Вверх и вниз, и тогда успокоишься. Ты справишься с этой задачей. Если и тут потерпишь неудачу, на что ты тогда вообще годна?

«Я не хочу видеть их в тебе».

Ей отчего-то нестерпимо больно. Этот человек ничего для Милеанэль не значил. Она не испытывала к нему ни жалости, ни сочувствия. Только одного не могла понять: неужели не существует других заклинаний? Зачем же такая звериная жестокость? Может быть, эти мракобесы не так уж и неправы.

«Все заслуженно. Тебе нравится быть жертвой». «Нет!». «Докажи».

Чем?

Одно навалилось на другое, другое - на третье. Милеанэль не понимала, за какую мысль ей будет безопаснее уцепиться, и получалось так, что думала все разом. Будь у дум настоящий вес, ее бы уже под ним расплющило.

«Он не виноват». «Не виноват». «Ты знаешь, почему». «Потому что это только моя ноша». «А ты снова хочешь, чтобы мир вертелся вокруг тебя». «Нет». «Докажи».

Снова нечем.

Хотелось взвыть. Хотелось вдрызг рассориться, чтобы почувствовать что-нибудь еще, кроме разочарования и обиды. Хотелось вернуться назад в прошлое и согласиться на исправление руки. Хотелось, в конце концов, отрезать ее и не мучить ни Илларэна, ни себя.

«Ты неоригинальна. Все то же самое по кругу».

«Не говори так…».

«Мое разочарование».

Эльфка с трудом подавила всхлип. Она не хотела реветь, как прищемившая палец школярка. Как адептка первого курса, которая очень хотела домой. Больше всего она не хотела утешения и одновременно боялась увидеть безразличие. Милеанэль не понимала, кого это напомнит больше: Адама или мать.

«Столько лет насмарку».

Ничего не изменилось с самого первого дня. Какие-то раны никогда уже не затянутся. Даже те, что другому кажутся пустяковой царапиной.

Она заслышала человеческие шаги снаружи амбара и скользнула за тюки сена, пропав за ними. Казалось, Милеанэль пришла в себя, но у нее на лице отпечаталась отрешенность. Она помнила, что так надо, и действовала машинально: так же, как и бежала в этот амбар подальше от людских глаз.

Почему-то ей, привалившейся спиной к тюку сена, было как-то совершенно все равно. Всего какую-то минуту назад Милеанэль старалась сдержать всхлип, а теперь глаза высохли сами. Как будто в груди снова образовалась черная сосущая пустота, которую эльфка ощущала на самом деле. Она, не особенно понимая, что делает, коснулась груди напротив сердца, стараясь нащупать эту дыру, которой, на самом деле, не существовало. Милеанна уже морально приготовилась к тому, что на этом дело не закончится. И, с одной стороны, свидетели и впрямь им не нужны. С другой же, чем, скажи, Дева, тогда они отличаются от живодеров по ту сторону баррикад? Тем, что вообще не делают различий, одаренный перед ними или нет?

Знакомое чувство, знакомый почерк. Сила, которой управлял Илларэн, для Милеанэль очень отличалась от любой другой из-за индивидуального отзвука, который оставляла за собой подобно флеру духов. Эльфка опустила голову в пол и смирилась с тем, что сейчас снова ее в спину ударит подобное тому, что она уже испытала сегодня, волна разочарования. Закусила внутреннюю сторону щеки, устало закрыла глаза и старалась не слушать: ни всплесков энергии, ни слов.

И не услышала ничего, кроме негромкого убеждения и простейшего знака, который Илларэну удавался гораздо лучше, чем Милеанне.
Человек покачался на месте и тупо таращился перед собой, словно не видя высокого эльфа, стоящего напротив него с вытянутой рукой со странно выставленными пальцами. Его редкая бородка робко подрагивала в такт движению нижней губы, мелко трясущейся, будто человек хотел что-то сказать. Но он ничего не сказал; только ошалело пожал плечами, словно забыл, зачем пришел. Потом, все-таки вспомнив, он подхватил на свою широкую спину, привыкшую к таким нагрузкам, тяжелый тюк и вышел вон. Человек шлепал по еще не успевшим высохнуть лужам и все никак не мог понять, что случилось. А через несколько мгновений начисто забыл о том, что чувствовал что-то неладное в амбаре, и засвистел себе под нос привычную песенку. Хлопнула калитка; одобрительно замычала вдалеке корова.

Но это значит так мало вкупе с тем, что уже было сделано и сказано.

Милеанэль так устала думать, что ей делать. Утомилась лошадь своего тела неукротимой плетью духа, которой всего было мало. Либо так, либо никак. Раньше все казалось в разы проще. Раньше не вставали перед ней два «если», одно хуже другого. Милеанна почувствовала, как мерзкий червяк зашевелился, засосал под ложечкой и хихикнул: «А ты уверена?».

Она мысленно от него отмахнулась, но никогда не звучавшие слова застряли у нее в ушах. Можно ли в чем-то сегодня ей быть уверенной?

На короткую секунду эльфка пожалела о всех своих решениях. Позволила себе слабость, которую не должна была, и покачала головой. Черные пряди упали ей на лицо, а часть из них – на левую ладонь, убрав, наконец, ее с линии взгляда Милеанэль, которая уже успела открыть глаза.

Ей тоже хотелось, чтобы на нее подействовал Аксий. Или что-то, что мощнее ведьмачьего знака в сотни раз. Хочется забыть и больше никогда не вспоминать, чтобы не было ни малейшего повода.

Почему все поначалу идет, будто по маслу, а потом снова проваливается в бездну?

Машинально Милеанэль приняла руку Илларэна, даже не думая отказываться. Ее голова была занята совершенно другим, и, к сожалению, мысли эти были гораздо мрачнее и неприятнее, чем желание демонстративно отринуть руку и подняться на ноги самой. Эльфка уже давно переросла эти детские протесты. У нее было слишком много времени, чтобы решать свои заботы самостоятельно, не принимая помощь. Но, как показала практика, не каждую помощь она была готова принимать. Не с каждым решением другого могла смириться, ибо времена, когда он был командиром, а она безропотно выполняла каждый его приказ, уже давно в прошлом.

В предместьях даже дышалось легче после узких улиц города, где так и норовили опрокинуть из окна полный ночной горшок. Они не могли оставаться здесь слишком долго, рискуя наткнуться на какой-нибудь патруль или, чего хуже, отряд Охотников. Это печалило и без того посеревшую эльфку, которой уже нельзя было назвать мраморной статуей. Скорее, она походила на застиранную до дыр простыню, которую уже и на половые тряпки пускать было противно: чего еще доски попачкает.

Милеанна смотрела себе под ноги и, чтобы отвлечься, считала шаги. Она постоянно сбивалась и начинала заново, насильно вытесняя из головы сомнения и обиду, которые напористо и упрямо стучались в виски. Она сунула здоровую руку в карман платья, который обнаружила совершенно случайно и даже смогла вяло удивиться неожиданной продуманности женского наряда. Однако, спрятав ладонь, Милеанэль не могла восстановить на ней кожу. Сейчас каждый вспухший бугор, давным-давно заживший, напоминал ей о неприятном обстоятельстве, которое обусловило добрую половину ее жизни.

Услышав голос Илларэна, эльфка замедлила шаг и снова сбилась со счета. Она обдумывала слова командира с несколько долгих секунд и медленно и глубоко вздохнула. Нужно было отдать Илларэну должное: он оказался с ней честен. Толком не стал оправдываться, а сказал так, как есть. Не думал об этом – это то самое обстоятельство, в котором не может себе признаться львиная доля мужчин.

Милеанна с удовольствием пожала бы плечами в своем излюбленном жесте, но недавняя трещина в кости просто не оставляла ей ни единого шанса следовать привычкам. Эльфка остановилась, пропустив Илларэна на несколько шагов вперед, и зажевала нижнюю губу, ища правильные слова. Она ненавидела себя за то, что ей снова приходится думать о том, что сказать. Как было хорошо не беспокоиться об этом всего-то днем ранее и говорить то, что лежит на сердце, а теперь будто приходится восстанавливать доверие заново. Милеанэль не чувствовала в себе сил ни на что, кроме того, чтобы рухнуть где-нибудь в поле в высокую траву и пялиться в небосвод, надеясь хотя бы в нем отыскать ответ на свои вопросы.

Ей до одури это надоело. Если бы эльфка не зажевала губу, она бы запрыгала в конвульсии от вала эмоций, угрожающе поднимавшимся над ее хрупким, едва обретшим стойкость «я».

- Ясно, - коротко ответила Милеанэль, не зная, что сказать еще.

Простить? Он не просил прощения. Понять? Она понимает, о чем и сказала без тени иронии. Съязвить, мол, не в первый раз ты не думаешь ни о чем, кроме своего гениального плана? Пф, кто бы говорил. О том, чтобы добить его искренность ударом лопаты слов: «Не заставляй меня повторять то же самое снова», - не шло и речи. Эльфка только одно знала наверняка: ей это все осточертело.

- И?

Один из немногих моментов, когда Илларэн был разговорчивее Милеанны, разворачивался прямо сейчас. Эльфка странным тупым взглядом, как овца, смотрела на командира и слушала, казалось, вполуха. Тем не менее, она все понимала и даже еле кивала в такт его словам, словно вбивала их себе в подкорку, как кметы, ведомые суевериями, вбивают в грудь подозреваемого в вампиризме осиновый кол. Милеанэль была слушателем благодарным всю свою жизнь и не пыталась даже перебить или, тем более, переубедить Илларэна на самой середине его откровений. Она только дернула уголком губ в кривой усмешке, когда он перешел на Старшую Речь. Создавалось впечатление, что эльфка понимает только ее и наотрез отказывается слышать слова, звучащие на всеобщем языке.

В неясной самой для себя попытке деть себя куда-нибудь она очертила на земле носком сапога черту. Опустила взгляд, посмотрела на нее и чиркнула сапогом еще раз, делая черту глубже. Если бы у Милеанэль были силы размышлять пространно, она бы непременно выдвинула бы для себя какую-то красивую метафору. Мол, такая же черта сейчас между ними, нарисованная и ей, и им в равной степени. Даже ребенку стало бы ясно, что нужно просто перестать выстраивать вокруг себя условности, барьеры и препятствия и жить по-другому. Как все нормальные, мать их, люди. Попытаться жить ту жизнь, которая у них когда-то была.

Но та жизнь рассыпалась в прах, и, что бы Илларэн ни говорил, это целиком и полностью на ее совести. Ей стало тошно.

Хотелось топнуть ногой, накричать, заставить думать иначе. Сомнения и обида утихли, как присмиревшие собаки.

Ей так бы хотелось почувствовать хоть что-нибудь.

Милеанэль снова посмотрела на Илларэна; если еще точнее, посмотрела точно в закрытый повязкой глаз – туда, где он когда-то был. Ее взгляд задержался на повязке надолго и был очень похожим на тот, которым она смотрела раньше, - на взгляд бесстрастного врача. Милеанна как-то отстраненно подумала, что у нее ничего не получается. Кого она пыталась обмануть? Кого пыталась перевоспитать? Почему вдруг решила, что он изменится? Почему считает, что знает его после долгих лет, проведенных порознь?

Он другой. Он уже не тот эльф, которого она зашивала вечером в Оксенфурте, надеясь получить стабильную работу. Не тот командир, который обеспечил ей обучение и достойную жизнь. Не тот Илларэн, который возил ее в Туссент и держал за руку, приближаясь к башням Гвиндефа. И не тот любимый эльф, который предлагал ей оставить все – трижды – и отстраниться от мира людей, начав жить для себя.

И она уже другая. Не эльфка, старательно работающая ради лучшего будущего. Не робкая выпускница Аретузы, обретшая новую семью взамен той, что отказалась от нее. И не счастливая женщина, любящая и любимая. Не отрядная целительница, чтоб ее, улыбающаяся от шуток отрядного иллюзиониста и щелкающая его по лбу, когда он снова лез куда не просят.

Милеанэль снова тяжело вздохнула и нашла в себе силы взглянуть в единственный желто-зеленый глаз. Понимала, что в ее синих глазах нет ничего, кроме безразличия и усталости. У нее не было сил на очередную схватку характеров. Она чувствовала, что у нее не остается сил даже на то, чтобы бороться за себя.

- Я знаю, что ты не изменишься.

Эльфка машинально пожала плечами и поморщилась.

- Я надеюсь, что ты не изменишься, - вдруг исправилась она, сказав эти слова как-то совсем бесцветно.

Она не стала объяснять это вслух, предпочтя просто дать ему посмотреть то, что вертелось у нее в голове насильственным мотивом, резавшим ее без ножа. Чтобы он просто понял, что дело не в его жестокости.

Что дело только в том, как он это делает.

Безжалостно, словно ощущая себя орудием справедливости. Так ей казалось. Она так это видела со своей колокольни.

Он прежде использовал огненную магию так редко, что это стало для Милеанэль привычкой.

- Просто надеюсь, - все же нашла в себе силы сказать это вслух эльфка, - что ты не станешь им.

«Его имя теперь навсегда со мной», - закончила она про себя, но это Илларэну уже не показала. Она сделала несколько шагов вперед, поравнялась с командиром и потянула его за собой за рукав.

Ей не столько хотелось идти дальше. Милеанэль просто понимала, что дальше находиться в немой, повисшей невидимым барьером конфронтации попросту не способна. Рука у нее была необыкновенно холодная. Без вечной перчатки, будто и Илларэну, и ей в укор.