В лесу разгорался пожар. Листва искрилась червонным золотом, стволы пламенели красным, тени растягивались и ложились почти чёрными полосами на сплошь поросшую травой землю. Пахло ягодами — спелой малиной, голубикой, крыжовником и облепихой; к ним примешивался сладкий аромат плодов диких яблонь и груш и совсем иной, но не менее интенсивный запах свежих грибов. Всё это тонуло в обволакивающем всё вокруг пронзительном запахе разнообразной растительности: коры деревьев, напитавшейся влагой благодаря прошедшему в первой половине дня ливню, лохматых кустов, трав, сорняков и цветов. Безумие чувств, охватывавшее Альциону в силу чуткости её обоняния, лишь подкреплялось ошеломительной красотой заката, пламенем солнца заставившего пылать всю округу. Сколько бы всего она ни повидала за свою жизнь, великолепие природы никогда не переставало восхищать её. И как же чудесно было то, что она могла наслаждаться этим точно зная — никто её не потревожит!
Последние годы вампирши, проведённые среди людей, были весьма насыщенными. Сперва она обошла Северные королевства, оказывая помощь простому народу — то избавляя их от опасности в виде какого-то чудища (будь то синекожая страхолюдина, выпрыгивающая из трясины, или разбойник, решивший, будто ему чужое добро важнее, чем отцу большого семейства — это же добро, необходимое для того, чтобы прокормить тех, кто от него целиком и полностью зависел), то занимаясь совсем уж неподходящими для особы её статуса делами — например, собирая урожай вместо пары престарелых крестьян, лишившихся по той или иной причине молодой силы. Позже, придя к выводу, что зачастую жизнь «простых» людей всё же в наибольшей степени зависит от людей «непростых», облечённых властью ввиду рождения или состояния, она воспользовалась своим умом и другими, скажем так, не совсем свойственными человеку талантами, чтобы выправить жизнь отдельно взятых семей или даже деревенек. Однако её вмешательство в естественный ход вещей не остался без последствий, и в какой-то момент беловласая обнаружила, что уже ей, а не тем, чьи права на достойное существование она взялась отстаивать, грозит опасность, а это означало одно: Циона и Альцирейя — обличья, использованные ею в течение последних двух десятилетий, — должны были испариться до тех пор, пока люди, столкнувшиеся с ними, их не позабудут.
Не испытывая потребности в большинстве вещей, без которых обычный человек не протянул бы и недели, Альциона могла выбрать любое место, чтобы переждать возможную угрозу, и нередко она действительно останавливалась там, куда забредала то ли по внутреннему зову, то ли по чистой случайности. Как правило, в течение последних шести лет — одиноких, проведённых в стороне от людей, — беловласая нигде подолгу не задерживалась, даже если речь шла о совершенно заброшенных местах, порою пользующихся откровенно дурной славой, а потому и безопасных. Теперь же ей казалось, что она нашла нечто особенное — свой по-настоящему надёжный, скрытый от всего окружающего мира уголок, где ей было не просто удобно, но и приятно находиться.
Альциона пришла сюда два с половиной месяца тому назад, ещё ранее наслышанная о Caedva Gaenvid — древнем эльфийском кладбище, которое располагалось в дремучей Синявой Пуще, некогда славившейся своей непроходимостью. По сути дела, вампирша знала, что направится именно в эту сторону, как только переступила границу Аэдирна — это был тот редкий случай, когда она, в общем-то, бесцельно странствуя, двигалась к конкретной цели. Можно было подумать, что лучшего места, чем Кэдва Гэнвид, ищущему уединения вампиру и не сыскать, тем не менее беловласая, прибыв к его стене и бросив долгий, любопытный взгляд на то, что оставалось сокрытым за нею, отправилась дальше. Дело было не в хитроумных расчётах, не в пиетете по отношению к эльфам, нет. Попросту Альциона имела твёрдое убеждение: кладбище — это место для мёртвых, и живые могут быть исключительно его посетителями, ничего больше.
Отдалившись на некоторое расстояние от Кэдва Гэнвид, беловласая обнаружила именно то, на что рассчитывала: эльфийские руины, на которых не чувствовалось отпечатка принадлежности мёртвым. Что это было за место и какое назначение оно имело — этого вампирша сказать не могла, но на первых порах ей было достаточно того, что она не потревожит ничей покой, если поселится в опустевших помещениях, даже и не помнящих, когда последний раз по ним ступала нога кого-то из живых. Безусловно, такие места были очень притягательны для разного рода существ, любящих обустраивать свои логова вдали от людей, и Альциона даже и не сомневалась, что в этих руинах она была не одна — это было понятным не только благодаря банальной дедукции, но и вполне материальным признакам, такие как звуки, запахи и следы. Что именно обитало в другой части весьма обширных руин, вампирша, как ни странно, выяснять не стала. Во-первых, это что-то не стремилось столкнуться с нею и откровенно избегало любых встреч; во-вторых, присутствие этого могло отвадить незваных гостей. До тех пор, пока никто не посягал на территорию Альционы, не покушался на её имущество и не мешал ей заниматься своими делами, она была готова соседствовать с кем угодно.
Впрочем, каким бы потаённым местом ни казались эти руины, однажды — по правде, всего с неделю тому назад, — беловласая убедилась, что полностью изолированными от остального мира их назвать было нельзя. Случилось это благодаря событию, которое вампирша не могла предугадать и которое теперь часто вспоминала, сама дивясь — почему. Была глубокая ночь, и луна стояла высокого в небе, окрашивая лес и руины в сизо-серебристые тона. Альциона, вопреки частому обычаю прогуливаться в это время суток, проводила столь поздние часы в своём жилище за чтением — помнится, чтиво было очень увлекательным, и дымок от ароматических свеч витал в воздухе, приятно касаясь её ноздрей. Кажется, в руке у неё был бокал с туссентским красным, и мысли уносились далеко на юг — к тем местам, что вампирша добровольно покинула, пресытившись богемной жизнью в благополучном, живописном крае. Именно тогда её слуха достиг вскрик — звук, по которому тут же можно было определить присутствие человека неподалёку. Книгу пришлось отложить, бокал, увы, тоже. За месяц с лишним вампирша настолько привыкла к тому, что никого, кроме диких зверей, обходивших её стороной, вокруг нет, что этот вскрик был подобен удару молнии, угодившей в сарай с живностью, — то есть проигнорировать его было попросту невозможно. 
Альциона выбралась из руин настолько скрытно, что, пожалуй, даже другой вампир не заприметил бы её. Тогда, стоя в густых зарослях лещины, подёргиваемых налетевшим ветром, она увидела их — молодых мужчину и женщину. Взявшись за руки, они пытались отдышаться после, надо думать, длительной пробежки, и мужчина всё порывался утащить запыхавшуюся женщину за собой, но та не могла сделать больше ни шага вперёд. Надвигающийся лай собак казался вампирше оглушающим, но ей не было чего бояться — в отличие от этой парочки. Не зная ситуации, она мысленно подгоняла их, словно бы испытываемый ими страх и напряжение передавались по воздуху. Наконец в поле зрения беловласой появились они — группа вооружённых мужчин с собаками. Молодую женщину вскоре отдёрнули от её компаньона, и она слёзно просила не причинять ему вреда. Альциона, застывшая на месте, не сводила с них глаз. По всей видимости, беглецов объединяло некое чувство, и что-то во всём этом тронуло вампиршу до такой степени, что она была готова вмешаться. Была ночь, и в её лес зашёл всего лишь какой-то десяток мужчин — ни их броня, ни мечи, ни неистово лающие псы не смогли бы её остановить. И тем не менее Альциона ждала чего-то, прежде чем двинуться в их сторону. Её останавливала вовсе не осторожность… а мужчина. Тот самый мужчина, что прибежал сюда с этой женщиной, которую уже уводили обратно, сажая на лошадь. Он дёрнулся пару раз, но не чтобы что-то предпринять — скорее, его отпугнули с трудом сдерживаемые собаки. Ещё миг — и он остался совсем один, пусть и поколоченный. Беловласая наблюдала за ним до того самого момента, как он сумел подняться и побрёл прочь. Альциону охватило неизъяснимое разочарование. Всё то, чему она стала случайной свидетельницей, могло бы обернуться иначе. Она бы помогла — и преуспела в этом. Но она не стала этого делать и даже не жалела об этом после. Всё ценное, что есть в этом мире, требует от человека сражения; если же он не готов за это сражаться, то он и не достоин этим обладать.
С тех пор Альциона не раз прокручивала в голове увиденное той ночью и, чтобы избавиться от навязчивых мыслей, решила вплести эти образы в сюжет своей новой картины. Поначалу это был просто пейзаж, к которому нынче присоединились две фигуры — мужская и женская. Женская была размещена по левую сторону полотна, мужская — по правую. По центру, высоко над ними, сгорало заходящее солнце, и его лучи обильно омывали оглядывавшуюся женщину; мужчина же пребывал в мрачной тени деревьев несмотря на то, сколь ярким был нарисованный мир вокруг него, и взор его будто бы блуждал, ни к чему не привязанный и ничего не выражающий. Никаких дополнительных символических элементов в своё творение Альциона привносить не стала — картина, на её взгляд, и без того выходила весьма говорящей. Впрочем, над ней ещё предстояло поработать, прежде чем выставлять на продажу под именем Эрэ из Лан Эксетера. Была так же вероятность, что эту работу она оставит себе — в её доме в Понт Ванисе ещё оставалось несколько свободных уголков для наиболее полюбившихся ей картин.
Сложив свои инструменты и аккуратно подхватив мольберт, беловласая отправилась в сторону руин. Планов на сегодня у неё было предостаточно: одна из книг была не дочитана, краски не смешаны, ужин не приготовлен. Без последнего вампирша вполне могла обойтись, но запахи леса пробудили в ней жажду — как бы это забавно ни звучало — грибов, и Альциона со всей серьёзностью собиралась вернуться сюда с целью насобирать лисичек и, быть может, боровиков, чтобы затем сварить (или хотя постараться!) из них суп. В конце концов, последние часов восемь она провела за работой над картиной и ей банально не мешало прогуляться, чтобы набраться свежих идей.
Увы, едва приблизившись к входу в руины, вампирша вдруг поняла, что ни прогулки, ни супа из лисичек ей в ближайшее время не видать. Причиной тому стал запах — новый, выбивающийся из привычных запах, мгновенное осведомивший Альциону, что за время её отсутствия кто-то чужой явился сюда. И, что хуже всего, этот кто-то не замялся у порога, а двинулся вглубь руин — её руин.
Припрятав мольберт с картиной и сумку с инструментами в одном из крошечных боковых помещений, вампирша одним размашистым жестом стряхнула с подола своего платья травинки и отбросила назад распущенные волосы. Коридор впереди темнел — чем дальше от входа он уходил, тем меньше закатного света касалось его выщербленных стен. В полной темноте это место было опасным из-за своего крайне запущенного состояния, однако глазам Альционы никакое освещение не требовалось — она могла шагать по нему смело, и всё же предпочла красться. Кто бы ни забрёл в эти руины, вампирша была полна решимости выпроводить его: с или без его на то согласия.

Отредактировано Альциона (11.11.22 22:07)

Альциона была преисполнена любопытства. Несмотря на то, что некоторые особенности того, что она являла собой, вынуждали беловласую быть осторожной и сторониться других существ — людей, эльфов, гномов и прочих, — она неизменно оказывалась поблизости от них. Случайность или нет, но в действительности вампирша редко избегала этих встреч. Обитатели Континента были интересны ей. Первые двадцать восемь лет жизни, проведённые в изоляции в родительском доме, оставили на ней свой отпечаток: Альциона поняла, что уединение — это хороший способ провести своё время, если ты полон мыслей, которые следует тщательно обдумать. Однако, когда пребывание наедине начинало давить на неё, она так или иначе начинала тянуться навстречу внешнему миру, даже если это было небезопасно. Но ведь взаправду — что на всём белом свете было интереснее, чем те, кто его населял? Никакой бездушный предмет не обладал таким разнообразием и не был столь полон неожиданных открытий, как живое существо. По этой причине вампирша любила общество животных, которые, в свою очередь, старались держаться от неё подальше — даже эти создания, не наделённые разумом, поднимали в Альционе бурную мыслительную деятельность. Так что же говорить о людях?
Для того, чтобы сориентироваться в руинах, вампирше не нужен был никакой свет — в его отсутствии она видела всё вокруг даже более ясно и чётко. Пробираясь по давно заброшенным ходам эльфийского строения в полной темноте, беловласая прислушивалась ко всем возможным звукам и настороженно принюхивалась к любым запахам. Безусловно, кто-то ступил на её территорию — и не один. Обнаружат ли эти незваные пришельцы себя сами, было не так важно — Альциона так или иначе вышла бы на них. Это было лишь вопросом времени. Тем не менее зародившееся в груди любопытство вынудило вампиршу действовать быстрее обычного; впрочем, излишне торопиться она также не стала, памятуя о том, что необходимо соблюдать меры предосторожности. Пока что она не знала, кто оказался неподалёку от неё. Вдруг это был ведьмак или умелый чародей, который теоретически мог доставить ей немало проблем? Именно поэтому сперва беловласая должна была убедиться, что чужаки не представляют для неё существенной угрозы, — и лишь только тогда она могла решиться выйти на контакт. Будет ли она это делать или растворится неуловимой тенью, так и не встретившись лицом к лицу с незнакомцами, она пока ещё не решила.
Наконец её уши уловили звук шагов, раздавшийся на небольшом расстоянии от неё. В тот момент Альциона находилась в небольшом зале, где сохранилась белесая скульптура — точнее, её туловище, — и несколько встроенных в стену ниш, вероятно, предназначенных для хранения книг и тому подобных вещей. Вампирша застыла в ожидании и пришла в движение, лишь когда её глаза резанул свет, исходивший от плывущего по воздуху огонька — по всей видимости, магического. Беловласая благоразумно скрылась в одном уз углов зала, выжидая появления чужаков.
Они не заставили себя ждать — мужчина и женщина. Прикрытая тьмой, Альциона могла как следует разглядеть их, сама оставаясь незамеченной. Первой её внимание привлекла идущая чуть впереди молодая женщина. Одета она была в коричневый дорожный костюм с довольно туго утянутым жакетом и укороченным плащом с капюшоном. Не скрылся от зоркого глаза вампирши также и имевшийся при женщине охотничий нож. Альциона присмотрелась к её лицу с ярко-синими глазами, узкими скулами и острым подбородком. Но особый интерес вампирши вызвало кое-что другое: острые уши, хорошо видимые благодаря сплетённым в косу тёмным волосам.
«Aen Seidhe...» — тут же подумала Альциона, сверкая пытливым взором в темноте.
Это был далеко не первый раз, когда беловласая сталкивалась с представителем народа эльфов, но это вовсе не означало, что она досконально разбиралась в их натуре и они перестали казаться ей занятными. Нет, было что-то в Aen Seidhe, что резко отличало их от столь похожих на них людей, как отличается бриллиант от стёклышка в глазах того, кто хоть раз видел и то и другое. Думая так, вампирша нисколько не принижала людей — просто эльфы действительно были чем-то… иным. Имелась в них некая злая тоска по тому, чем они хотели обладать, но что не могли заполучить, даже если бы имели в своём распоряжении все силы этого мира, а именно — своё невозвратно утерянное прошлое. Да… Были времена, когда Aen Seidhe правили в безраздельном могуществе этими землями и были хозяевами не только осязаемых вещей, но и своих собственных судеб. Размышляя об этом народе, Альциона чаще всего пыталась представить и прочувствовать то, что испытывали эльфы, когда в этом мире появились люди, позже в значительной — даже катастрофической! — степени потеснившие их. Какова была встреча эльфов с первым появившимся пред их очами человеком? Видели ли они в нём закат своей цивилизации? Прочитали ли в его глазах собственную погибель? Каково это — взглянуть в лицо краху всему, чем дорожишь, почувствовать дыхание неумолимо надвигающейся бури, способной полностью переменить весь окружающий мир, сделав его неузнаваемым, а тебя самого в нём — будто бы лишним?
У вампирши от подобных мыслей покалывало кожу; как говорят люди — будоражило.
Теперь ей сделалось любопытно, какой именно была эльфка, заглянувшая в эти руины. Aen Seidhe пусть и являлись одной расой, но её представители имели множество отличий между собой. Их беловласая выделяла в разные группы. Были «могущественные» — эльфы, обладающие определённой властью и статусом, заработанными, например, своими магическими способностями. Были «приспособившиеся» — те, кто старался жить в мире людей подобно его хозяевам, работая и что-то создавая и заставляя окружающих считаться с ними. Были «сдавшиеся» — те, кто позволял людям отнимать у себя последние крохи их личного достоинства. И, конечно же, были «непокорные» — эльфы, ведущие с людьми войну в том или ином виде. Судя по тому, как вела себя темноволосая эльфка, как держалась и какое выражение лица имела, осторожно ступая по руинам, Альциона решила, что она — как раз таки из последней группы или, быть может, даже из первой. Это осознание подзуживало интерес вампирши ещё больше.
Когда остроухая женщина и мужчина двинулись дальше по одному из узких коридоров, беловласая последовала за ними, всё ещё оставаясь никем не замеченной. Опасаться ей было нечего — от света она держалась подальше, а услышать или почувствовать её присутствие с помощью магии было невозможно, разве что эльфка использовала аналитическую магию. Впрочем, Альциона была готова рискнуть быть обнаруженной — так было даже интереснее.
Следуя за парой чужаков, практически наступая им на пятки, вампирша присмотрелась к мужчине. По меркам людей он был ещё молод. От его спутницы мужчину отличала какая-то дёрганность — он старался этого не показывать, но ему явно было сильно некомфортно в такой обстановке, впрочем, как и любому другому человеку на его месте. От женщины же такого впечатления не исходило.
Когда впереди что-то послышалось — вампирша решила, что это просто осыпались какие-то камни, — мужчина нервно что-то прошептал, и из его речи Альциона сделала вывод, что он, скорее всего, был родом из Темерии. Женщина молчала, поэтому её место происхождения оставалось неизвестным для беловласой. Интригующим было то, что оба чужака были одеты в схожую одежду — это наталкивало на мысль о том, что они представляли собой членов какой-то группы. Но какой? И что они искали здесь? Было несколько причин, по которым люди могли зайти в такое негостеприимное и потенциально весьма опасное место, как эти руины. Таких, как правило, вела вперёд жажда наживы или, напротив, попытки найти укромный уголок, чтобы на время скрыться из поля зрения кого-то. Эти двое, шагавшие на небольшом расстоянии перед вампиршей, не были похожи на разбойников, поэтому данную версию она отмела сразу. В таком случае, искатели сокровищ? Но в их глазах не читалось предвкушения и они не пытались заглянуть в каждый пустой арочный проём, как это делают люди, разыскивающие предметы древности — Альциона хорошо знала это, так как сама промышляла подобным достаточно продолжительное время. И всё же незнакомцы продолжали свой путь вглубь руин, ведомые лишь им одним известной целью. Беловласая хотела знать, в чём та заключалась — а это требовало от неё определённых действий.
Подождав, когда чужаки войдут в более широкое пространство, Альциона обошла их, плавно двигаясь вдоль стен и всё так же оставаясь в темноте. Выследив, куда они собираются отправиться дальше, вампирша юркнула в том направлении прежде них и теперь уже шла двигаясь спиною вперёд и лицом — к незнакомцам. Круг света, образованный светящимся магическим шаром, находился в опасной близости от беловласой, но она ещё медлила со своим появлением. Она всё ещё пыталась разгадать тайну этих двоих, в особенности эльфки, которая, по всей видимости, руководила своим спутником. На её лице, казалось бы, отсутствовали любые эмоции, кроме глубокой сосредоточенности. Теперь уже у Альционы не оставалось никаких сомнений — эти чужаки пришли сюда не просто так.
В этих руинах вампирша чувствовала себя вполне уютно — это была запутанная сеть старых ходов и помещений, полностью охваченных темнотой. Здесь ей грозила минимальная опасность — даже если бы она столкнулась с поистине грозным врагом, у неё были бы все возможности сразить его или, если уж всё сложилось бы совсем не в её пользу, скрыться с его глаз и больше на них не попасться. Это придавало беловласой уверенности в том, что любая шутка, выброшенная ею, могла сойти ей с рук. Разумеется, она не собиралась появляться перед незнакомцами в виде высшего вампира или давать им какой-либо намёк на свою истинную сущность, но ситуация склонила её к тому, чтобы рискнуть и немного проверить этих двоих на смелость и выдержку.
Поэтому, не дожидаясь, пока чужаки дойдут до конца коридора, Альциона ступила им навстречу, весьма неожиданно оказываясь в кругу света — всего на расстоянии вытянутой руки от эльфки, — и спокойно сказала:
— Приветствую.

Альциона стояла неподвижно и, не скрывая этого, изучала незнакомцев. Она понимала, что её поведение могло вызвать подозрения — чужаки отшатнулись от неё, что было вполне ожидаемо, а мужчина так и вовсе взмахнул рукой, что можно было расценить как попытку атаки, однако даже тогда беловласая не сдвинулась со своего места. Она чувствовала в себе уверенность и не считала нужным изображать из себя напуганную неожиданной встречей особу. Таким образом вся эта ситуация приобретала иные эмоциональные оттенки — вампирша словно бы игралась, нарочито влияя на обстоятельства так, чтобы те складывались не в её пользу. Вне всякого сомнения за все годы жизни, проведённые среди людей, она научилась сливаться с толпой, примерив на себя немало самых разных образов и с великолепием отыграв их. Она могла сделать это и сейчас, представ перед чужаками в виде обыкновенной молодой женщины — для этого стоило добавить в спектр источаемых ею эмоций чуточку волнения и опасливости, — но опять же — всё происходящее Альциона по неопределённым причинам воспринимала как эксперимент. Где ещё она могла бы пощекотать случайно встреченным людям нервы и поизучать их реакцию, не ставя себя в опасное положение? Ей представился любопытный шанс, и она решила им воспользоваться, не став просчитывать все возможные последствия, как она обычно это делала, вступая в контакт с людьми. Для таких созданий, как она, каждое такое взаимодействие могло стать чреватым, но если постоянно поддаваться опасениям и вечно держаться в стороне, разве можно получить удовольствие от жизни?
Эльфка заговорила с ней первая, тем самым подтвердив догадку вампирши относительно того, что главной в этой паре была именно она. Это было заметно даже по тому, как она держалась — Альциона видела в ней способность сохранять холодную голову в сложных ситуациях, а также просчитывать свои шаги наперёд, не поддаваясь мгновенным импульсам. То были качества личности, не раз побывавшей в передрягах и не спешащей оказаться в них вновь. Также, по всей видимости, незнакомка не была закрыта для контакта, и это подкрепляло беловласую в мысли, что она поступила верно, добровольно оказавшись на пути у чужаков.
— Ceádmil, — ответствовала вампирша, демонстрируя знание Старшей речи.
В сущности, она хорошо понимала этот язык, хотя сама не всегда умело строила необходимые конструкции и подбирала правильные слова. Тем не менее ей было важно дать понять эльфке, что с ней можно взаимодействовать на равных.
Следующее высказывание незнакомки показалось Альционе очень любопытным. Во-первых, в её сознании засело использованное эльфкой слово «dh’oine». Да, на Старшей речи это означало «люди», но почему бы ей не сказать именно так? Для ушей вампирши это прозвучало так, словно бы кто-то назвал таких, как она, не «высшие вампиры», а «vampires superiores». Это создавало впечатление, будто эльфка целенаправленно разграничивала свою расу и расу людей, явно отмечая чуждость последних. Впрочем, это было свойственно многим Aen Seidhe. Но вот что ещё необычно: незнакомка сказала, что «города Seidhe не любят dh’oine». Насколько правдивым было данное заявление? В эльфке не промелькнуло ни тени сомнения в том, что она убеждена в сказанном. Беловласой же было что возразить.
— Заброшенные города Aen Seidhe не любят никого, — со значением подметила Альциона, в действительности полагая, что это именно так.
Одной из черт почти всех эльфов было отчаянное цепляние за прошлое. Иногда, сталкиваясь с ними, вампирше начинало казаться, что эти создания в прямом смысле слова живут в давно минувших веках, всячески отрицая реальность. Это не всегда проявлялось в очевидном нежелании признавать прискорбную действительность. Иногда — как сейчас, — это пребывание в прошлом проскальзывало в убеждённости, что достояние проигравших людям Aen Seidhe — это всё ещё достояние и современных эльфов, что, по мнению вампирши, было совсем не так. Взять, к примеру, эти самые руины. Были ли они владением Aen Seidhe? Безусловно. Но были ли они поистине знакомы эльфам текущего века? Едва ли. Они таили в себе большую опасность, которая больше не признавала над собой никаких хозяев. Как итог: даже несмотря на, что это место некогда было построено эльфами и всецело принадлежало им, в настоящем времени Aen Seidhe были здесь такими же чужаками, как и представители любой другой расы. Признать, что всё то, чем владели эльфы древности, более не имеет прямого отношения к эльфам настоящего, было нелегко, и Альционе ещё не довелось повстречать такого остроухого собеседника, который был бы свободен от пут прошлого.
— Я — обыкновенная исследовательница, — переместив взгляд золотисто-голубых глаз на заговорившего мужчину, ответила беловласая. — Как и многих других, меня сюда завела жажда обнаружить особые, редкие ценности, которые открыли бы мне глаза на неизведанные секреты древности, недоступные окружающим. Исследовав их, я не только обогатила бы свои знания, но и могла бы многое рассказать тем, кто готов слушать. Ради подобного можно пожертвовать как своим комфортом, так и безопасностью. Вы так не считаете?
Вампирша попеременно глядела то на эльфку, то на её спутника. Никакой лжи в её словах практически не было — она занималась таким делом и по тем же названным причинам, однако в других местах. Здесь же она затаилась, чтобы избежать неприятностей. Тем не менее это не отменяло того факта, что Альциона, пусть и не очень часто, но забиралась в глубь этих руин, чтобы попытаться найти что-нибудь интригующее. Большинство времени она, впрочем, посвящала размышлениям и искусству. Всё это она, разумеется, могла бы рассказать незнакомцам, но зачем? Наиболее любопытные игры складываются тогда, когда собеседники не выкладывают все свои карты на стол ещё в самом начале.
— Ренегата? — переспросила вампирша, глядя мужчине в упор.
Ситуация становилась всё интереснее — особенно после того, как эльфка велела своему спутнику замолчать, причём в достаточно грубой манере. Очевидно, беловласой стала известна информация, не предназначенная для третьих лиц. Было похоже, что эти двое занимались чем-то секретным — а это всегда означало нечто запутанное. Альционе нравились тайны и всё, что с ними было связано. Сами люди были для неё огромной тайной, которую она разгадывала вот уже не первое десятилетие. Несомненно, внезапное открытие заинтриговало вампиршу, так что последовавшие за этим слова эльфки она приняла без должной серьёзности.
— Другие? — вновь переспросила беловласая, в этот раз глядя на женщину.
Это тоже было очень любопытно. Кем могли быть эти «другие»? Видимо, они представляли собой какую-то опасность, раз эльфка посоветовала ей уйти, прежде чем придут «другие». Судя по всему, это был кто-то, кто мог нанести вред не причастным ко всей этой ситуации людям. Будь Альциона человеком, она бы забеспокоилась, но, прекрасно сознавая себя, она оставалась невозмутимой. Единственной искренней эмоцией в ней на данный момент было лишь любопытство. Она чувствовала, что могла стать частью чего-то необычного, а значит, идти своей дорогой означало лишить себя возможности разнообразить ставшие немного рутинными дни, проведённые в этом давно заброшенном месте. Тем не менее оставалось кое-что важное, на что вампирша не могла найти ответа: эльфка сказала, что они пришли сюда за ренегатом, соответственно, в этих руинах должен был находиться человек, присутствия которого Альциона по какой-то причине ранее не замечала. Должно быть, он был очень способным, раз сумел скрыться так, что его не обнаружил даже высший вампир. Это было интересным, очень интересным…
— Вы ищете отступника, — то ли спросила, то ли констатировала беловласая, — но отступника от чего?
Вампирша до сих пор не имела ни малейшего понятия, что за единое целое представляли собой эти чужаки. То, что они являли собой определённую группу, не вызывало сомнений, но кем они были, что их связывало и по какой причине они искали этого ренегата? Само слово «отступник» навевало мысли о каких-то идейных объединениях — таких, как охотники за колдуньями или скоя’таэли. По правде говоря, эти двое не были похожи ни на тех, ни на других. Значит, это было что-то другое — возможно, такое, с чем Альциона в принципе ещё не сталкивалась. Просто отрешиться и не разрешить эту загадку вампирша не могла — это бы противоречило её любознательной натуре. Следовательно, уйти и позволить чужакам спокойно продолжать начатое не было вариантом.
— Я хорошо знаю эти руины, — слукавила беловласая.
Она действительно исходила немало коридоров и помещений этой древней постройки Aen Seidhe, но это вовсе не делало её отличным знатоком этих мест. Тем не менее у неё имелся целый ряд преимуществ — она могла видеть в темноте и уловить мельчайшие звуки и запахи, остающиеся незамеченными для этих двоих. За неимением более опытных проводников, Альциона действительно лучше всего подходила на эту роль. Это уже совсем не говоря о том, что в руинах могли найтись и другие «жители», помимо ренегата, которые могли оказаться смертельно опасными для эльфки и её спутника, но ничего не смогли бы противопоставить вампирше. С какой стороны ни взгляни, с беловласой они имели больше шансов нырнуть в глубь руин и выбраться невредимыми, чем без неё.
— Я могу вам помочь, — предложила Альциона, — но только в том случае, если вы расскажете мне, кто вы на самом деле и с какой целью разыскиваете этого человека.
Вампирша долго глядела на эльфку, так как полагала, что именно она должна принять это решение. Дожидаясь ответа, она даже повернулась полу-боком, как бы приглашая женщину пройти вперёд. В этот момент беловласая испытывала нечто схожее с ажиотажем. Она могла, конечно, применить гипноз и добиться желаемого куда более простым путём, но ничто не могло сравниться с чувством, возникавшим, когда люди шли ей навстречу по своему собственному желанию, а не под принуждением.