Друидка безмятежно прильнула к его груди, испещрённой дюжиной шрамов, - а ведьмак лишь задрал голову вверх, давая эмпатке больше места. Нежные объятья обвили её плечи, пытаясь найти шаткий баланс между тем, чтобы прижать хрупкую девушку как можно ближе к сердцу и всё же дать ей выспаться без лишнего дискомфорта. С тяжёлым вздохом Грифон отпускал всё, что мешали ему дышать полной грудью: лицо, распрощавшись с пугающей мимикой, наконец-то явило скромную улыбку.

Глаза, сверлящие стену рассеянным взглядом, ещё долго оставались открытыми. Жилистые пальцы, не в силах устоять на месте, периодически бродили по её плечам - боялись задеть свежие раны, безрезультатно пытались остановиться. Глубокие вздохи, стук сердца, эманации, что наверняка щекотали друидке нос... Едва ли она выбрала удачное положение для сна. Но несмотря на всё это, Астра успокаивалась, таяла, унимая сердечный ритм и медленно погружаясь в сон. Мстила она лишь тёплым дыханием, что щекотливо касалось обнажённого тела. Но вкупе с эмоциями, что она дарила, даже такая мелочь напрочь вышибала сонливость. Долгие минуты ведьмак боролся, дожидаясь, пока собственная кровь, горящая и воспламеняющая каждую клетку тела, наконец-то обретёт свой штиль. Лишь тогда Грифон сомкнул глаза - зная, что сон не украдёт у него ничего. Не лишит той, что грела его сердце и коротким, трепетным дыханием раздувала в нём пожар.

* * *

Наконец-то продранные глаза не сразу привыкли к ночному сумраку. Сколько он так проспал? Страшно подумать - страшно и сравнивать с его привычным распорядком дня. Беглый взгляд на окно, пускавшее в дом лёгкую свежесть ночи, поведал ведьмаку о том, что дело медленно близилось к рассвету. Но на лице ни капли сожаления: лишь на радости искривлённые губы, тут же устремившиеся к девичьей шее. Успев отдалиться от мужчины, что нагло занимал половину скромной, и без того заставленной печи, теперь Астра лежала на другом боку. Тяжёлая рука так и лежала на её талии, цепляясь за плащ и то, что скрывалось под ним. В обрывках полусонных воспоминаний Грифон видел, как охранял её сон, стоило только новой волне дрожи прокатиться по её телу.

Навёрстывая упущенное, ведьмак вновь обвил хрупкое тельце. Она ещё спит. Ощущая собственную безнаказанность, охотник неожиданно устыдился - но губы, иссушенные за время сна, продолжали изучать её шею, затылок, ухо. Весь спектр ведьмачьих чувств ожидал её пробуждения, бдительно следя за тем, как постепенно учащается её сердечный ритм. Мужской взгляд, скрывшийся в волосах, не заметил долгожданного движения её ресниц. А левая рука потянулась вперёд, к ключице, теплее обвивая грудь.

Не было спешки. Не было планов. Не было слов. И за этим исключением ведьмак имел, что сейчас желал, крепче сжимая  в своих руках.

Отредактировано Даррен из Кринфрида (30.01.22 15:05)

Наконец-то нарушив тишину, сонная птичка прощебетала что-то о здешних прелестях и необходимости ознакомительной прогулки - Грифон же, захваченный сейчас совсем иной красотой, не придал её словам должного значения. Протяжно угукнув, он закрыл глаза и, сконцентрировавшись на всём, кроме зрения, лишь глубже зарылся в каштановые волосы. Губы стали касаться её тонкой шеи ещё чаще - до тех пор, пока друидка не произнесла ещё пару слов. Словно пытаясь реабилитироваться, девушка сжала его ладонь крепче, ласково поднесла к своей щеке. Кончики грубых пальцев скользнули по нежной коже.

Ведьмак не сопротивлялся - не спешил и вырываться, пусть слова Астры разом отрезвили напористого мужчину, ненароком забывшего о былой сдержанности. И без того он боялся, что смутит загадочную деву, оттолкнёт от себя и заставит испугаться их общих чувств. Но даже так её слова звучали предупреждением, а не запретом. Надолго припав к её затылку, Даррен с тяжёлым вздохом откинулся на спину: ладонь, меж тем, и не думала уходить с её лица.

- Мне тоже, - смело признался Грифон, не в силах по-другому объяснить нахлынувшее чувство. Он догадывался, что наряду с мимолётной радостью и искренними эмоциями способен подарить эмпатке вполне закономерное неудобство. Незнание и страх того, что им обоим теперь с этим делать и как унять эти чувства, копившиеся ещё под густыми лесами Темерии. Не знал и Даррен: оттого пальцы, ласкова поглаживающие её щеку, упорно сопротивлялись каждой шальной мысли отступить. - Но не хочу этому противиться.

Вкрадчивый шёпот угас - за ним последовал тяжёлый выход. Казалось, от подобных слов ведьмак смутился не меньше. Лихорадочное желание отвлечься пронеслось дрожью по телу. Согнув ногу в колене, Грифон подтянул к себе травмированное бердо. Пристальный взгляд наспех изучил рану: никаких отклонений. Самоотверженная забота и крепкий сон делали своё дело, крепче стягивая шов и более не смущая никого видом крови, способной изгадить их уютное гнёздышко. Но кожа вокруг синела - а застоявшуюся кровь  следовало бы разогнать.

- Утро уже скоро, - вдруг отозвался ведьмак, вспомнив о её первом желании. Пожалуй, иного шанса развеять неловкую пазу Даррен сейчас не видел. Рука, скользнув по девичьей щеке, крепче сжала её ладонь. А голос, по-прежнему звучавший слишком живо по меркам угрюмого ведьмака, с запинкой озвучил скромную, оборванную просьбу.

- Пойдём?

Тяжёлый вздох. Тяжёлая поступь ознаменовала начало сборов к спонтанной ночной прогулке. Кровь приливала к ногам, вновь напоминая о противной ране - но в какой-то мере ведьмак был ей благодарен. Боль отгоняла сомнения и, в то же время, делала за Грифона его работу, не позволяя тому загрызть себя самостоятельно. Казалось, своим напором воспрявший ведьмак благополучно испортил момент. Но тот лишь стремительно перетекал в новую историю, давая Даррену новый шанс проявить свои лучшие качества там, где друидка не испытывала ни толики смущения.

Ведьмак стерпел, взгромоздившись на кобылу: за гордой осанкой и каменными губами скрывалась боль, которая после стольких лет бесконечных мытарств волновала его меньше всего. Вновь предстать пред Астрой жалким калекой Грифон себе не позволит. В её глазах, изредка поднимающихся на всадника, пылала жизнь - та, которую она знала лучшего всего. А за невинным монологом, разбавившим прогулку, раздался одинокий голос леса. А что ведьмак мог поведать взамен? Истории о том, как лесные дары, столь лелеемые друидкой, несли смерть бестиям? Как перечисленные ею травы не раз спасали охотнику жизнь после очередной кровавой заварушки? Казалось, всё, что ведьмак мог добавить, свелось бы в прозаичную историю "как убить и не быть убитым". И вновь слова не нужны. Всю дорогу Даррен будто растворялся во встречном ветре, несущем её робкий голос и вьющиеся волосы.

Несмотря на дискомфорт, донимавший мужчину, лесная тропа оборвалась слишком быстро, упершись в пологий берег лесного озера. Дивный пейзаж, казалось, не оставил равнодушным даже ведьмака, вызвав на его лице скромную ухмылку - чего уж говорить о друидке? Как заворожённая, Астра помчалась навстречу своей стихии, словно позабыв о свежих травмах и боли, сковывающей её бренное тело. Порыву своей проводницы хотела поддаться и Овсянка - едва почувствовав под собой опасное движение, ведьмак натянул поводья. Загоревшись безусловным, вечным чувств, Астра оставила Грифона без внимания. Хотел бы он сделать так же, но знакомый до боли силуэт, теряя мешковину сброшенного платья и утопая в водной глади, не позволял оторвать взгляд. Наконец-то она была счастлива, безмятежна. Простое желание разделить её чувства толкало всадника вперёд.

Выбрав подходящий склон, Даррен завёл кобылу в воду. С гулкими ударами копыта Овсянка задирала колени всё выше. В один момент момент волна достигла босых стоп: пора покинуть насиженное место. В толще воды смягчилось приземление - но все равно оскалившись от дёрнутого бедра, Грифон потупил взгляд вниз, нащупав им каменистое дно. Руки стянули измокший плащ - смущённый взгляд поднялся, стараясь разглядеть макушку девы, уже резвившейся в озере. Овсянка фривольно продолжила свой маршрут, а её хозяин не мог сделать ни шагу. Аккуратно отгоняя от себя прибрежные кувшинки, он зачерпывал воду, стараясь отмыть измаранный торс. Вывести с него шрамы - кровь, мерещуюся лишь в его рассеянном взгляде. Слишком многое хотелось забыть, а крупицы воспоминаний - отделить от грязи, забившей тернистый Путь. Беспокойный взгляд вновь устремился на друидку. Простое желание разделить её чувства приковало стопы ко дну.

Средь рябеющих плесканий в воде, в беззаботном танце друидки и кобылы ведьмак вновь поймал на себе встревоженный взгляд. Овсянка предательски оголила Астру - серые глаза вновь обнажили слёзы. Стоявшему, как вкопанному, Грифону даже не пришлось замирать от внезапного потрясения, и лишь спустя дюжину секунд ведьмак, уподобившись своей лошади, сделал шаг назад. Тело стремилось к мелководью, в неуклюжем приседе скрывалось под водой всё глубже. Не утопал лишь взгляд, приставший к её ладоням и боявшийся спускаться вниз.

Несуразные, милые купания вновь обратились гнетущей тишиной, стирая с лица Грифона ранее пробившуюся улыбку. Безустанно глядя на эмпатку, переменившуюся в мгновение ока, Даррен с болью признавал, что устал сам. Устал чувствовать то, что не в силах был объяснить вековым опытом. Устал наивно надеяться на помощь - веря, что сейчас Астра заслуживала её куда больше. Устал думать, что способен понять её, объяснить её стихийные порывы. А, быть может, старый ведьмак просто-напросто устал делать то, о чём его не просили. Простое желание подойти к ней и помочь разбивалось о собственную беспомощность.

Вода, освежившая лицо, не вымыла дурные мысли из головы. Отрешённо задрав голову верх, ведьмак вспоминал те редкие случаи, когда действительно мог заслужить её благодарность. Когда убивал и миловал. Когда обнажал меч, делая ровно то единственное, что умел, и держал его в ножнах, предавая собственные инстинкты. И даже последнее покажется малой жертвой по сравнению с тем, что сердце требовало от него сейчас. Теперь Грифон бессилен. И лучшее, что он мог сделать для неё - позволить Астре разобраться в себе самой. Наконец-то взять верх на своим даром - под пристальным, но безучастным мужским взором.

* * *

Поймав привычный для себя настрой, Даррен почувствовал, как зудели руки. Подошедшая ближе к хозяину Овсянку вернула мокрый плащ: опоясавшись им, ведьмак вышел на берег и занял себя нехитрой работёнкой. Костёр, наспех разожжённый из веток, некогда выброшенных на берег озера. Ткань, примявшая собой невысокую траву, росшую подле возникшего кострища. Скромный обед, что был лишь остатками завтрака. Педантичность, с которой угрюмый ведьмак организовал привал, вызвала мимолётную ухмылку даже на его лице.

Он ждал её. Движимый и желанием, и закономерной потребностью, Грифон надеялся, что подарит друидке небольшую передышку в излюбленном ею месте и своей молчаливой компании. Солнце, меж тем, стремительно поднималось над горизонтом, и совсем скоро их ждал обратный путь: в дом, возвращаться в который сейчас было непривычно страшно. Сама мысль о хижине, тропа до которой навечно засела в голове, вводила бродягу в ступор. Но ведьмак знал, что свыкнется и с этим. Стоит ли привыкать ей?

Ничего не решалось на берегу. Не прерывалось и гнетущее молчание, принесённое путниками в дом. Грифон так и не находил в себе силы отпустить тягостные мысли, а изобретательность, способная перевернуть удручающую ситуацию с ног на голову, рождалась лишь в самые отчаянные моменты. Сомнительное облегчение вновь дарило собственное тело: бердо, порядком измотанное спонтанной поездкой, дало о себе знать с новой силой. А стоячая озёрная вода, всё же проникшая под свежий шов, вмиг расшевелит последующим намёком на инфекцию. Попытавшись помочь, теперь ведьмак вновь просил помощи друидки. Казалось, что в этой веренице взаимопомощи, взросшей ещё в Соичем лесу, Даррен рос сам.  Раз за разом учёный ум постигал простые истины, обозвать которые хоть чем-то ясным не выходило. А нужно ли?

* * *

С лихой поездки и затянувшегося лечения начались первые дни домашней рутины. Ведьмак не смел от неё отплёвываться. Привычный уклад жизни, сложенный на Пути, не стал препираться, ведь Грифон по-прежнему оставался наедине с самим собой. Близость Астры успокаивала, затягивала противную рану, не позволяло кошачьим глазам блекнуть в её присутствии - она же болезненным отзвуком напоминала ведьмаку, сколь чужд ему этот мир. Гнетущие мысли гнали Даррена в темерскую деревушку близ Соичего леса: они уже проходили это. Надежда, окрылённая произошедшими с тех пор изменениями, настойчиво припоминала самозабвенную жизнь под Мирным. Непростительно смелые фантазии несли Грифона обратно в Замковицы, доказавшие, что ведьмаку под силу сойти с Пути живым и счастливым. Но пока же бессильные попытки Даррен спрятаться за собственными мыслями проваливались одна за другой. Живя настоящим, он медленно терял ход времени и образ собственного будущего, отгородившись от него стенами, которые впервые за долгое время казались своими.

Никак не потакая хозяйским амбициям, он по-прежнему довольствовался статусом дорогого гостя. Чуткий уход вовремя купировал заражение - ведьмак верно восстанавливал собственные силы, привыкал к дому и его хозяйке. Утром третьего дня, как и было обещано, Даррен смог выйти на охоту в сопровождении лучницы. С высоты своего полёта, но с подбитой лапой, Грифон довольствовался ролью наставника, восполняя пробелы друидки там, где ведьмак десятилетиями учился выслеживать и убивать добычу. Но цель знаний невольно менялась. Оставаясь необходимостью, охота верно приобретала новый смысл. Вынужденной жертвой пала косуля, обеспечившая путников сытным обедом на несколько дней вперёд.

Вслед за пропитанием решались и другие заботы. Маленького хозяйства, которому не хватало мужской руки и сноровки. Прилегающего леса, который дарил столь нужные лекарства и к которому вскоре смогла вернуться его покровительница. Даррен был рядом, уже и не прикрываясь чувством долга перед заботливой хозяйкой. Объяснения не требовались. Труд, наконец-то совершаемый во благо обоих и сметавший с пути камни преткновения, рождал невинные, искренние беседы: речь ведьмака становилась всё живее и гибче, огибая острые углы и вытесняя гнетущую недосказанность. Та просыпалась по ночам - и верно растворялась в их общем сне на тесноватой печи. Неделю ведьмак не видел сны вовсе – кроме того, что теперь становился явью. С каждым днём Грифон сильнее боялся пробуждения.

Поглощённый совместным бытом, Грифон всё больше верил собственным иллюзиям – а чувства, доселе чуждые и запретные, на деле казались давно забытыми. Каждодневная рутина, рискующая перерасти в приятную привычку, навевала воспоминания о жизни до выхода на большак. О жизни, делимой с товарищами, что грела ведьмачье сердце все последующие декады и не позволяла сдаться перед лицом единственного страха, вечно шедшего за ведьмаком по пятам. Даррен не выбирал одиночество – Предназначение решило всё за него. Теперь у него есть выбор, момент которого Грифон тщетно старался оттянуть настолько, насколько возможно.

Окрепший мужчина не чурался браться за тяжёлую работу, с пущим рвением ударяясь в неё тогда, когда Астра покидала расположение своих владений. Заботу о ней в те редкие моменты ведьмак доверял Овсянке, излюбовавшей здешнюю опушку и почивавшей на лаврах неизменной спасительницы. Однажды эмпатке довелось вернуться не с пустыми руками: новая одёжка, раздобытая в одном из соседних сёл, поборола остатки стеснения и стыда, с которыми нагой ведьмак ничего не мог поделать. Жизнь в маленькой лесной хижине становилось уютнее. Тёплые дни сменялись ночами, кружа голову и не давая шанса разглядеть завтрашний день.

Но с подаренной одеждой ведьмаку возвращалась и уверенность. Статус, который Грифон гордо нёс на бесконечном Пути - который самовольно сбросил с себя, оголив плоть, испещрённую шрамами и метками, что не смоешь ни в крови, ни в воде. Пару раз ведьмак подмечал, как чешутся руки, желая оковать подаренную рубаху в ржавеющие латы. С тяжелым сердцем осекал себя, возвращаясь к Астре и чувствуя, как тают леденящие душу мысли. В простых радостях совместного быта, в одном лишь присутствии её рядом Грифон забывал о всём, что терзало неприкаянного ведьмака ранее. И каждый раз, вновь оставаясь наедине с самим собой, он сплёвывал с языка горький вкус предательства.

* * *

Девятый день начался задолго до восхода солнца. Кошмар, что преследовал ведьмака последние пару лет, не нуждался в объяснении и разборе незамысловатого сюжета. Выдранный посреди ночи, Грифон не стал тревожить Астру судорожными телодвижениями, деликатно отстранившись и спустившись с печи. Стойкое желание вырваться толкало его за порог дома, навстречу порывистому и тёплому фёну.

Даррен вернулся к хижине лишь спустя пару часов. Надеялся, что его отсутствие останется незамеченным, ведь первые лучи солнца только прорезались над горизонтом. Не останется незамеченной Овсянка, месившая копытами землю под окнами дома. Наравне с упряжью, её донимали большие седельные сумки, снова закинутые поперёк хребта, пусть и пока порожние. Кобыла суетилась, догадывалась, что скоро продолжит свой путь. Даррен был с ней солидарен, пусть и старался сохранить хладнокровие.

- Здравствуй, - неловко изрёк он, приблизившись к печи. Чувствовал, что Астра уже пробудилась, отчего затянувшееся созерцание казалось бы ещё более неловким. Сев с краю, охотник продолжил.

- Поехали, - вдруг предложил он тем же голосом и интонацией, что и тогда, собираясь к лесному озеру. Правда, в этот раз неудержимый порыв толкал ведьмака совсем в другом направлении. – На запад, к предгорьям Кестрела. Мне нужно. А ты сможешь помочь.

На большее объяснение Грифон способен не был: на все вопросы, что тревожили бы друидку в новой неожиданной поездке, ведьмак надеялся ответить уже в пути. Мужская решительность ускоряла приготовления. Овсянка покорно ждала путников, обречённо вздыхая от новой поклажи: среди дорожных припасов оказались и мечи, вновь возложенные в ножны. Часть своих вещей Даррен так и оставил в доме, надеясь, что ещё сможет за ними вернуться.

Продираясь сквозь каэдвенские чащи, Грифон вёл кобылу на запад. Нехожеными тропами минуя холмы, Овсянка часто меняла аллюр. Разрезая луга и равнины, Даррен, вжавшийся в переднюю луку, придерживал прыть воспрявшей духом лошади, не давая ей взять должный разгон. Ведьмак беспокоился о друидке, покачивающейся позади него и едва оправившейся от недавних потрясений: внимал её просьбам, когда непривычное для двоих седло подсказывало сделать привал. К счастью, путь неблизкий. Но и это не помешало Грифону растянуть его чуть больше: избрав несвойственный маршрут, путники обогнули места недавних трагедий. Вместо сгоревших лесопилок и вырезанных деревень, до сих пор отдаваемых враждебным смрадом, их встречали приветливые просеки и щедрые леса.

Ещё до захода солнца ведьмак достиг предгорий Кестрела. Путь, во многом изнурительный, скрасило его привычное молчание. Решившись лишь на пару незамысловатых разговоров, Даррен вновь был скуп на слова, боясь не то подпортить впечатления от поездки своей скудной речью, не то проиграть конкуренцию лесу за внимание Астры. Вряд ли она забиралась так далеко к горам. Новые виды манили пуще старого знакомого, который, сохраняя сдержанность и бдительность, больше пёкся об их безопасности и комфорте. Дорога и вправду выдалась бесхлопотной - но ради чего? Едва на горизонте заблестели снежные пики, Грифон натянул поводья. Овсянка тяжело вздохнула, грустно поглядывая на каменистый подъём, а Даррен откинулся назад, ближе к друидке.

- Таволга, арника, смолёвка, рододендрон, борщевик, - устало перечислил ведьмак. Накренившись к эмпатке чуть ближе положенного, Грифон смутился, выпрямился в спине. Смущение прервала лёгкая улыбка, а голос его зазвучал куда бодрее. - Всё, что позволишь обобрать. И с чем поможешь.

Подогнав Овсянку, Даррен неожиданно развернул её в сторону. Дальнейший подъём к горам, за которыми уже медленно пряталось палящее солнце, особого смысла не имел. Придётся провести здесь ночь - и лучше это сделать там, где кончался редеющий хвойный лес. Проехавшись вдоль его кромки, ведьмак высмотрел место, где можжевельник и пихта веками спорили за бедную почву. Их иссушенные ветки согреют гостей холодной ночью - а пока солнце не скрылось окончательно, Даррен хотел приступить к сборам. Овсянка наконец-то встала, спустя пару мгновений вновь потянув хозяина к аппетитным кустарникам. Грифон же галантно помог спуститься своей спутнице. Оторвав руки от её талии, он обречённо предложил разойтись и им вдвоём.

- Разделимся? Только не уходи далеко, - произнёс он вкрадчиво, щурясь от последних лучей солнца. Ладони, не знающие, куда себя деть во время неловкой паузы, пробежались по лошадиной гриве, прежде чего Овсянка радостно направилась в противоположную от горного хребта сторону. Проводив её взглядом, охотник перевёл тот на Астру, невольно улыбнувшись. Застоялся на месте, хотя времени до ночи у них оставалось мало. Слишком мало, дабы метавшийся взгляд разглядел в сумраке всё, что желал.

* * *

Прогулка по каменистым склонам завершилась для ведьмака не по воле солнца: вновь заныло бедро, вынуждая сберечь свои силы на остаток дня. Первым вернувшись к кромке хвойного леса, Даррен снова занялся ночлегом. Вновь запылал костёр, прогревая мёрзнущую землю и наполняя воздух знакомой копотью. Запасы, прихваченные из дома друидки, уже были педантично разложены у кострища. Неглубокий мешок, таскаемый ведьмаком, лишь на треть был забит нужными травами: руки хоть и чесались взяться за ступку, но особого рвения у ведьмака не наблюдалось. Взгляд, застывший на заснеженных горах, к концу дня растерял былую искру. Сидя на собственной поклаже, Даррен ждал появления Астры - хоть и ощущал её рядом всё это время, ни на миг не теряя из виду. Надеялся, что она вновь принесёт свет, разгоняющий рваные воспоминания и терзающие Грифоны мысли. Впрочем, полагаться на одну лишь эмпатку уже бессмысленно. Изведённый собственными метаниями и страхами, Даррен твёрдо решил, что дальше так продолжаться не может.

Даррен покорно ждал приближения друидки, исподлобья поглядывая на ту тяжёлым, недоумевающим взглядом. Её глаза сияли - в них охотник старался разглядеть и собственную заслугу. Вмиг блеснул и его взгляд, тщетно пытаясь раздуть возникшую искру. Потуги прекратились с первым прикосновением: Даррен закрыл глаза. Слегка опрокинул голову назад, поддаваясь движениям пальцев. Наконец-то раздался вопрос - в ответ ему Грифон лишь неразборчиво хмыкнул. Боится ли он? Если б она знала, как.

Её лёгкие касания буквально вытягивали тёплые воспоминания, пробивающиеся на поверхность вместе с мурашками. Даже с закрытыми глазами Грифон чувствовал на себе её взгляд и знал, как бы взирал на неё в ответ - снизу вверх. Распластанным по сырой земле, по шею утопая в собственной крови. Скромно трапезничающим, почивая на лаврах судьбоносного, пусть и неудачного, заказа. Гордым, стоя пред ней на колене. Жалким, не находя сейчас в сил раскрыть глаза. Всё это время он жалел её - теперь же, сегодняшим вечером украдкой подглядывав за тем, как Астра расцветала в окружавшей её стихии и собственной любви, ведьмак мог вздохнуть с облегчением. Жалеть остаётся только себя.

Пройдя сквозь вереницу испытаний, ниспосланных Предназначением, он сделал всё, чтобы спасти её. Слишком много, дабы понять, что спастись вместе с ней он не в силах. Сладкие иллюзии, всё теплее касаясь его искалеченного тела, сейчас лишь травили то, что скрывалось глубоко в душе, - её образ, бережно хранимый в сердце и недосягаемый для заблудшего владельца. Чтобы пронести его неиспорченным, Грифон должен уйти.

- Боюсь, - наконец-то проронил еле слышно, не размыкая глаз. С тяжёлым признанием задрожали брови, сотрясаемые новым витком чувств. Страх подначивала беспомощность: не в силах изменить себя, ведьмак знал, что иного выбора нет. Он дал ей всё, что мог, - на большее он не способен, сколько ни пытался бы отречься от собственного прошлого и поверить, что сможет наконец-то обыграть своё Предназначение. Страх рождала обречённость: он знал, что ждёт его Пути. Белые вершины Пустульских гор миражами рябили в глазах, напоминая о своём единственном доме и человеке, съедавшем совесть неприкаянного ученика. И он не остановится: зимой его вновь ждала Маллеора и последняя вера в то, что наставник объявится. Осень обещала стать богатой новыми трактами, людьми, любыми зацепками, способными вывести его на след Кельдара. Ясный, но невыполнимый план, который Даррен ни за что не отринет, облегчала только одна мысль: делая всё возможное, он сгинет ещё до Маллеоры. Свежая, противная рана и свидетельства собственной старости, продемонстрированные в недавней схватке, стремительно сокращали шансы на выживание - а Путь, полный старых и новых врагов, только и ждал, чтобы проверить запас ведьмачьей прочности.

Страшно видеть, как разлетаются по ветру крупицы жизни. Страшно осознавать, что непростительно много тебе везло и впредь помощи ждать неоткуда. Теперь Даррен был спокоен лишь за ту, что не раз спасала его и наполняла его мир новой красотой. Она заслужила свой покой - и искренность, с которой ведьмак выдавливал слова.

- Я не могу здесь оставаться, - произнёс ведьмак обречённо. Морщинистые веки наконец-то разомкнулись, обнажая пустой взгляд. - Не могу.

Тяжело вздохнув, ведьмак подался вперёд и выпрямил спину. Пальцы судорожно вцепились в бороду, а взгляд устремился в горам. Смотреть в её светлые глаза и испытывать себя вновь было невыносимо.

- Ты меня едва знаешь. Я сам себя едва знаю, - Даррен нервно улыбнулся, но не сбился, - но слишком хорошо знаю, что другого Пути у меня нет. Есть люди, которым я всё ещё нужен. И я не успокоюсь... До сих пор не успокоился, - выговорил Грифон, слегка повысив голос. Губы его еле шевелились, с трудом произнося то, что теперь было на языке.

- Нужен ли я здесь? - вдруг спросил Грифон. Но желание продолжить и страх услышать преждевременный ответ выталкивали наружу всё новые, рваные мысли. - Лучше не знать... Я просто хочу покой.

Ведьмак не менялся в лице: слова друидки не отрезвляли от понурого состояния, но лишь сильнее вгоняли в ступор. Резали - вот только явно давали понять, что нож-то был в мужской руке. И на что тот снова надеялся, взывая не то к жалости, не то к восхищению собственным извращённым благородством? Лишний раз ведьмак сотрясал воздух, оправдывая всё тем, что попросту запутался, не в силах разобрать свой Путь. Сердце сжалось, стоило Даррену вновь оказаться в тупике. Но, быть может, именно до этого тупика оно и гнало кровь по жилам - а бесконечная погоня за счастьем наконец-то ознаменуется долгожданным концом.

Каким Грифон его примет?.. Опять эта глупая иллюзия выбора. Теперь всё предрешено - и на слова Астры у Даррена имелся лишь единственный честный ответ.

- Снова уповать на твоё радушие? - охотник ответил риторическим вопросом, не поднимая глаз. - Слишком бесчестно. Даже для меня. - В ответной улыбке ведьмак нервно усмехнулся: небось, от собственной скромности. Её слова прозвучали жестом ненужной вежливости: наверняка, всем уже и так ясно, что ведьмаку этого было мало, а им обоим - уже чересчур. Конечно, она будет ему рада, помня о всём, что было. Грифон же найдёт в этом лишний пример того, как беспощадно сковывают людей категории долга и благодарности. А их хаотичное, драгоценное прошлое не изменит того факта, что в будущем ведьмак не даст ей ничего, о чём друидка поистине мечтала.

- Я уже не вернусь, - выдавил он с пущей обречённостью. Фраза, что могла показаться горделивой обидой, на деле не показывала ничего. Нечего было показывать: впереди - привычная темень, а в слабеющих руках - лишь угасающий огонёк света, который мужчина хотел пронести с достоинством. Пора завязывать с пустыми обещаниями, впредь не обманывая ни её, ни себя. Да и самим разговором: опять он прервался, едва начавшись, не оставив после себя ненужных надежд.

- Ладно, - проворчал Грифон и грузно скользнул вниз, принимая практически горизонтальное положение. Тяжелый взгляд устремился в небо, медленно рассыпаемое звёздной пылью. Одна из звёзд всё ещё была рядом с ним - рукой подать. Вот только тернии, разделявшие их самого с начала, оказались сильны. И ещё сильнее хотел казаться Даррен, впредь не пытаясь натянуть на себя терновый венец. Его искупление только начиналось.

- Завтра будет новый день, - спокойный, ровный голос скатывался в долгожданный сон, завершая сумбурный день в предгорьях Кестрела. Забив ведьмачью поклажу всеми необходимыми травами, горы отпускали ведьмака на все четыре стороны. Обещанием с радостью встретить его вновь отпускала ведьмака и Астра. За дюжину шагов от костра обречённо всхрапнула Овсянка. Покосившись на неё, Грифон затем закрыл глаза. Сцепленные пальцы опустились на грудь, внимая замедляющемуся биению собственного сердца. Всё-таки живое, падла. И на ближайшее время его уймёт только сон, нахрапом овладевший старым бродягой.