Бой длился недолго. Находясь в лагере, Эрика не могла слышать всего, однако, в какой-то момент ей почудилось, будто с наркоторговцами было покончено. Отложив ступку, она поднялась на ноги и вгляделась в очертания лежащего впереди леса. «Может быть и не все», - подумала Милорадович, - «может быть, кто-то ушел, и вы теперь кинулись за ними в погоню... Или остались исследовать лабораторию. Сохранить ее на какое-то время было бы не лишним».
Графиня задумчиво прикусила губу. Вопреки своему обыкновению, в этот раз она не тревожилась и ждала вестей довольно спокойно, точно знала, что ничего дурного с людьми не случится. Может быть, потому что отряд аэп Дуфни был отрядом военным, может быть, оттого, что своими глазами проклятого места не видела. Впрочем, как бы то ни было, темерка и не могла ничем помочь капитану.
За спиной гулко треснула ветка. Эрика обернулась.
- Простите, Ваше Сиятельство. Никак не хотел напугать, - Леон остановился в паре шагов от госпожи и виновато потупился, - господин Лефевр послал меня сказать, что разобрался в местной болезни, и что при должном лечении и уходе она не такая и страшная, но очень заразная. Господин просил передать, что Вашему Сиятельству лучше бы воротиться в Лидзбарк, а мы здесь уж и сами управимся.
- Хорошо. Спасибо. Вон там травы на отвар – забери их.
Леон подхватил ступку с готовым порошком и торопливо направился обратно в деревню. Милорадович же вновь вернула внимание лесу. Уезжать из Ольшанника так ничего и не сделав, ей не хотелось, однако, в одном Винсент Лефевр был прав – если она заболеет, то будет вынуждена задержаться здесь на долгое время, что совсем не входило в планы Ее Сиятельства. Эрика тяжело вздохнула и пошла в палатку собираться к отъезду.
Пожалуй, на этом бы все и закончилось, однако, едва графиня вышла, неся седельные сумки, глаза ее уловили движущихся от леса лошадей и двоих всадников. По приближении в одном из них темерка узнала лейтенанта Кальвейта. Несмотря на то, что в седле он держался уверенно, лицо его было болезненно бледно, а из-под пальцев левой руки тонкими струйками сочилась кровь. Милорадович бросила сумки на землю и, едва всадники спешились, поспешила к ним.
- Ведите лейтенанта вон туда, - скомандовала она, указав рукой на шатер, оборудованный под полевой лазарет, - и помогите мне снять с него доспехи.
Графиня строго глянула на солдата и, убедившись, что ее приказы исполняются в точности, обернулась на Ольшанник, где сейчас трудился главный поместный лекарь.
- Скажите, много в лесу осталось раненых? – поинтересовалась она, - Да, да. Сюда. Я сейчас придержу полог.
Ловко ухватив тяжелую ткань шатра, Эрика пропустила Кальвейта внутрь и лишь после зашла сама, принимаясь расстегивать сумки, где хранились бинты на перевязку, а также иголки и нитки для зашивания ран.
- Снимайте осторожнее. Давайте, я тоже помогу, - Милорадович подошла к Йоанну и взялась за ремешки с другой стороны, - заберите доспехи и отнесите их в соседнюю палатку, а после бегите в деревню и передайте главному медику, что мне нужна его помощь с пострадавшими. Или пусть он пришлет хотя бы помощника. С лейтенантом я сама справлюсь. «Скорее всего».
Ее Сиятельство проводила солдата глазами и ободряюще улыбнулась своему пациенту. Всеми силами она старалась казаться уверенной и спокойной, однако, сердце ее бешено колотилось, а руки вмиг сделались ледяными.
- Давайте я посмотрю Вашу рану, - обратилась Эрика к Кальвейту, садясь рядом с ним на низкий складной табурет, - Я не училась в Оксенфуртской Академии, но несколько месяцев жила в этом городе и помогала местной медичке. Я... умею зашивать и перевязывать раны. Надеюсь, Ваша не слишком глубокая... И, судя по цвету крови, кажется важных органов не задето.
Милорадович из приветливой сделалась сосредоточенно-строгой и, совладав со внутренней дрожью, уверенно задрала рубаху Йоанна, обнажая безобразную рану.

Голос Кальвейта был спокойным и ровным и, чем дольше офицер говорил, тем увереннее и решительнее становилась графиня, взявшая на себя роль медички. Промыв рану заранее приготовленным раствором, она всмотрелась в ровные ее края и, кивнув самой себе отошла к рабочему столу, где лежали нужные инструменты.
- Да, я вижу, - поделилась Эрика, вновь опускаясь рядом со своим пациентам, - может быть, однажды мы станем друг другу ближе, и Вы расскажете Вашу историю. Что же касается моей...
Милорадович протянула собеседнику тонкий брусочек, который следовало прикусить, чтобы не тревожить криком округу, и ловким движением вдела нитку в игольное ушко.
-... то она довольно проста, и всему виной Катриона, - темерка закалила кончик иглы и склонилась над раной, не забыв прежде заправить волосы под платок, а руки ополоснуть, - Я с детства мечтала учиться в Оксенфуртской Академии, но тогда мне казалось, что я выберу историю или, быть может, археологию... Хорошие были времена. Спокойные, мирные, сытые. В ту пору я ни о чем не тревожилась, и самой большой моей проблемой являлась матушка, вечно твердящая о правилах приличия и замужестве.
Эрика улыбнулась и, вынырнув из воспоминаний, сделала первый стежок, который, стоит признать, получился весьма аккуратным. К счастью, края раны были ровными, а потому и шрам обещал остаться тонким и не безобразным.
- Моего отца убили под Бренной, - продолжила Милорадович, не отвлекаясь от работы, - и графом стал мой старший брат. Когда вспыхнула Катриона – это было лето тысяча двести семидесятого года – в поместье оставалась вся наша семья: Феликс, я, матушка и младшие брат с сестрой. Зараза распространялась медленно, и мы полагали, кто карантина будет достаточно, однако, каменные стены и жесткие меры не остановили чуму. Мы отослали младших в Оксенфурт, а сами остались в Лидзбарке. Феликс хотел отослать и меня, но я заупрямилась. Мы с братом были очень близки...
Графиня тяжело вздохнула и сделала еще один короткий стежок.
- Нам с Феликсом удалось избежать заражения. Вернее... Мы оба перенесли чуму в очень легкой форме, а вот матушке не повезло так, как нам. Ее состояние было тяжелым. В замке решительно не хватало рук.
Эрика вновь прервалась, но на сей раз стежок оказался последним. Ее Сиятельство закрепила нитку и потянулась за ножом.
- Вы когда-нибудь видели разгар эпидемии? – спросила она Йоанна, - Заболевшие были в каждом доме. Вымирали целые деревни, и некоторые из них пришлось бросить, чтобы спасать тех, кого еще можно было спасти. Феликс едва успевал управляться с делами, и я осталась ухаживать за матерью и другими больными в замке. Матушку спасти мне не удалось, но некоторые из моих тогдашних пациентов все же остались в живых. Тогда я решила, что, если смогу, непременно займусь медициной.
Милорадович аккуратно промокнула наложенный шов и потянулась за бинтами для перевязки. Заранее обработанные нужным раствором, они обещали уничтожить заразу и со временем снять воспаление.
- Моим мечтам оказалось не суждено сбыться, - добавила темерка, переходя к заключительной части истории, - осенью минувшего года на поместье напали мародеры во главе с близким другом Феликса, и мой брат отослал меня в храм Мелитэле. О том, что случилось, и что именно сэр Эстебан стоял за нападением, я узнала уже потом, а тогда... ждала брата, но... он не приехал. Вместо него пришли беженцы, рассказавшие о кровавой бойне. Они говорили, что какой-то рыцарь искал меня... Что-то внутри подсказало мне, что мы ни в коем случае не должны встретиться, и... я наняла людей, которые сопроводили меня в Оксенфурт. Моя тетка живет в Оксенфурте. Она в свое время приютила Присциллу и Витольда, и я надеялась пожить у нее, однако, она не пустила меня на порог. Вместе с нанятыми людьми я остановилась в трактире, но на трактир нужны были деньги, а я... ничего не умела, кроме как помогать с лечением. К счастью, местная медичка как раз искала помощницу. Мы с ней подружились, и за несколько месяцев она успела многому меня научить. Ну а что было дальше, Вы, вероятно, знаете. Ну вот, все готово.
Ее Сиятельство закончила с перевязкой и, завязав бинт, отошла к столу сполоснуть руки от крови Кальвейта.