Aen Hanse. Мир ведьмака |
|
|
Приветствуем вас на ролевой игре "Aen Hanse. Мир ведьмака"!
Рейтинг игры 18+ Осень 1272. У Хиппиры развернулось одно из самых масштабных сражений Третьей Северной войны. Несмотря на то, что обе стороны не собирались уступать, главнокомандующие обеих армий приняли решение трубить отступление и сесть за стол переговоров, итогом которых стало объявленное перемирие. Вспышка болезни сделала военные действия невозможными. Нильфгаарду и Северным Королевствам пришлось срочно отводить войска. Не сразу, но короли пришли к соглашению по поводу деления территорий.
Поддержите нас на ТОПах! Будем рады увидеть ваши отзывы.
Наша цель — сделать этот проект активным, живым и уютным, чтоб даже через много лет от него оставались приятные воспоминания. Нам нужны вы! Игроки, полные идей, любящие мир "Ведьмака" так же, как и мы. Приходите к нам и оставайтесь с нами! |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » Здесь и сейчас » [16 февраля — 3 марта, 1272г] — Сезон волчьих ягод
Время: с 16 февраля по 3 марта
Место: дом ведьмы в лесах Каэдвена
Участники: Януш, да Рыска
Предисловие:
Встает заря во мгле холодной
На нивах вечных, шум умолк
С своей волчицею голодной
Выходит на дорогу черный волк.
Зарисовки прогулок по лесу двух необычных людей.
Отредактировано Рыска (19.07.21 19:59)
Новая жизнь Рыски поражала буйством красок и полнотой запахов, она сводила с ума своей яркостью и новыми звуками, словно спустя столько лет от своего рождения Рыска наконец-то прозрела и обрела слух. Сначала было тяжело и травнице приходилось несладко. Она пряталась в тени, словно истинный зверь, боясь показаться при свете дня и ослепнуть или оглохнуть. В прошлый раз она осмелилась выйти на улицу, но отошла лишь недалеко от своей избы, вернувшись, домой сразу же, как совладала с животным инстинктом.
Однако Януш считал, что уже пора. Пора выходить из тени и наконец-то становится собой. Новой собой, той, кем она отныне являлась. — Мне страшно… — призналась она, скрывая свою наготу и шрамы под одеждой. — Я боюсь этого мира, боюсь, что он сведет меня с ума. — Ей повезло, что мужчина был рядом, ведь волколаки редко сами выхаживают созданных ими же щенков. Опыт Рыски был едва ли не единичный — она стала оборотнем по своей воле, пусть и потому, что просто хотела жить.
— Почему не так холодно? — Сейчас ей казалось, что она чувствует зиму совсем по-другому. — Так странно… — глаза уже привыкли к яркости её новой жизни, однако Рыска все равно щурилась, когда белоснежный снег неприятно отливал серебром. Серебро… теперь она больше не сможет его носить! Рыска качнула головой, обещая себе найти выход. Придумать что-то и с этим, если судьба будет к ней благосклонна. Травнице предстояло пережить обращение, которое могло отнять её жизнь и отобрать шанс на жизнь, который она получила.
Глазами зверя мир выглядел иначе, нежели мог познать человек. Волк видел все чётче, ярче, сама суть этого мира читалась иначе. Казалось, что вокруг всё живет собственной жизнью: растет, расцветает, увядает, умирает, возрождается снова, продолжая или вновь возобновляя цикл бытия. Она была готова бежать прочь из этого дома, устремляясь к бесконечным просторам Каэдвенских лесов, где пейзаж по новому очаровывал душу травницы, а мысли, как будто очищались от гнета человеческих тягот. Отдаваясь невероятному мигу единения со своей новой сущностью, Рыска чувствовала себя чистой, словно только что родилась и впервые ощутила воздух в лёгких, увидела этот мир таким, каков он являлся на самом деле.
— Когда пройдёт моё первое обращение, — она даже не думала о том, что может не пережить ту ночь, — мы наконец-то будем вместе и счастливы. Тебе не нужно будет бояться за мою жизнь, а я… — она обняла его так нежно, как не обнимала никого, до этого часа, — я наконец-то полностью тебя пойму. — Она ни о чем не жалела и, наверное, пожелала бы однажды обратиться по своей воле, а не под гнетом безжалостной болезни. Век волколака долог, а человека нет. Хрупкая оболочка была подвержена болезням и возрастным изменениям, в то время как Януш ещё долго будет оставаться молодым.
— Это лучшее, что когда-либо со мной случалось. Ну, почти… — она улыбнулась, покрывая голову серым шерстяным платком. Рыска предпочитала не носить яркие цвета. Слишком много внимания оные могли привлечь. Травница догадывалась о случившемся в деревне, однако не желала спрашивать. Не желала бередить свою душу, ведь куда лучше было пребывать в беспечном неведенье, отгоняя непрошенные мысли и не возвращаясь к теме той ужасной ночи. — Я готова. — Валенки на её ногах прекрасно подходили к платку, превращая Рыску простенький вариант панночки.
— Идём же скорее! Идём! — Ей не терпелось наконец-то покинуть плен четырех стен. Рыске казалось, что проведи она взаперти хотя бы ещё пару часов и её разум покинет бренное тело, обретая вожделенную свободу пусть и отдельно от своего земного воплощения. Мороз ударил ей в лицо, моментально окрасив кончик носа и щеки в алый. Рыска прикрыла глаза стараясь привыкнуть к белоснежной снежной пелене, которая неприятно резала чувствительные зрачки. — Какой день-то хороший! — Все вокруг предвещало скорое наступление весны.
Рыска была забавной. Перерождаясь из человека в чудовище, она не страдала, как могла бы, но наслаждалась каждым прожитом днем, каждым мигом и всем тем, что происходило вокруг нее. «Точно и не было ничего. Точно не умирала. Точно нынче ничего тебе уже не грозит. Милая моя, глупая».
Радомир подошел к девице со спины, обнял заботливо, бережно. Клюнул носом светлую макушку, по привычке вдыхая запах волос. Пахло крапивой, ромашкой и зверобоем. «Совсем как летом», - подумал мужчина, - «только вот увидим ли мы с тобой лето?» Прижал охотник к себе возлюбленную, точно боялся, что она убежит куда али исчезнет с весной, как снежная баба из детской сказки. Вдохнул глубоко да и за окно посмотрел задумчиво.
- Не бойся, - ласково произнес мужчина, - не сведет он тебя с ума. Ни одного волколака еще не свел. Ты привыкнешь, да и оно успокоится с обращением. Выровняется. Это сейчас тебе все чудным и необычным кажется, а потом будешь думать, что так оно с самого начала с тобой и было. Это не страшно – чувствовать. Не то, чего нужно бояться. Это даже скорее благо. Ты превращаешься, Рысь. Становишься не человеком, но Зверем. Становишься зорче, сильнее, выносливее, чувствительнее ко всяким звукам и запахам. Так оно и останется, но раздражать перестанет. Ну, разве что, духи резкие голову вскружат. Или, вон, аконит. А в остальном… Сдается мне, тебе даже понравится. Будешь за зайцами бегать да куропаток из-под снега выкапывать, как к самой себе природнишься. А там уж и я с тобой. Веришь, нет, но я ни разу в жизни своей чудовищем осознанно не охотился. Случалось, конечно, оленей ловить да еще какое зверье, но то все инстинкты были одни. Посмотрим, как оно будет, когда по уму-то.
Договорил Бирон да и затих, в сторону отходя. Радовался он выздоровленью Рыскиному и, хоть и помнил, что впереди еще самый страшный кошмар их ждет-поджидает, а все равно верил в исход хороший да на лучшее лишь надеялся. Представлял, как станет носиться по лесам лапа к лапе с подругой верной, как загонят они какого сохатого. Азарт, кровь стучит в жилах, ноги взрывают снег. «Красота. Свобода. Вот бы еще так оно и выходило. Куда вернее, ждут нас расправы кровавые да тела людские растерзанные. Романтика. Размечтался». Фыркнул Радомир, самому себе удивляясь, да, от окна отвернувшись, выпустил из объятий Вольскую.
- Это жар в тебе говорит, - отозвался он, о теле зверином думая, - волколаки не шибко мерзнут, коли не стужа лютая. А еще болезнями не болеют да стареют небыстро. Но обо всем этом я тебе говорил уже. Поймешь, поймешь… А там и я наконец успокоюсь. Только вот до того срока дожить еще надо. Да оставь ты здесь свой платок. Тепло сегодня на улице. А ко дню солнце еще сильней разогреет. Скоро уже и весна придет, коли не затяжная будет. Ну, оделась ли?
Поймав руку возлюбленной, охотник удержал ее на мгновение, с наслаждением ощущая тепло кожи нежной девичьей, а потом отпустил ненаглядную, позволяя валенки натянуть да прочь из избы направиться. Самому-то ему собираться было не надобно – как из лесу вернулся пару часов назад, так и не раздевался. Расстегнулся только, но да долго ли назад запахнуться и пояс поправить? Это и на ходу сделать можно было. Если уж что сделать и надлежало, так это лук прихватить со стрелами да Рысье сумку всучить охотничью.
- Сперва по капканам моим пройдемся, - поделился Бирон, выйдя на улицу и усмехнувшись тому, как девица морщится свету яркому, - посмотрим, попалось что или нет. Леса здесь богатые, да пора тяжелая. Повезет – хотя бы один из четырех будет полон, нет – придется охотиться. В основном тут зайцы да кабаны. В кабанах, кстати, не обманывайся. Животное страшное. Попадется секач – и волчаре брюхо распорет не то, что человеку. Еще, кажется мне, что слыхал я на днях Шатуна, но, может, ошибся. Заодно, кстати, покажу тебе, где я ягод набрал. Глубоко под снегом они запрятаны, но зато и птицы их не склевали да белки не растащили. Да и нужны больно белкам ягоды? – Я тут возле просеки орешник видал. Кабы могли до осени здесь задержаться, было бы нам по новой зиме раздолье. Но да что теперь говорить? Идем. Чуешь чего интересного?
Спросил Бирон да и затих, ухмыльнувшись украдкой. Знал он, что у Рыски сейчас целое буйство из запахов перед носом, а все равно не смог удержаться от любопытства – себя-то он в пору эту не помнил.
Рыска стрелой вылетела на улицу, а там зажмурившись, пошла сбавив темп. Свой шерстяной платок, она, по наставлению возлюбленного, оставила дома на лавке, а потому щеголяя с головой непокрытой, вдыхая морозный воздух и наслаждаясь своим освобождением. Девушка понимала, Януша тревожит скорое полнолуние, а вместе с ним, возможно, неприятный для них обоих исход, однако сейчас Рыске хотелось жить и наслаждаться жизнью, а не прозябать, да оплакивать случившееся. Сколько дней у неё осталось? То ведомо лишь одной Фрейе, только вот травница всегда стремилась жить, а значит, следовало той жизнью наслаждаться.
— Как же здесь здорово! — Она неслась по сугробам и ловила снежинки ртом. — Как же красиво! — Она не думала о том, что будет завтра или через несколько дней, не поминала былое и не желала быть кем-то другим, быть где-то, но не здесь. — Смотри, смотри, белочка! — Белочка, смущенная подобным вниманием, юрко скользнула по стволу вверх, теряясь в пышной кроне вечно зеленой ели. — Мммм… — она с упоением вдохнула воздух, улавливая тонкие нотки звериного запаха. Да, они были где-то поблизости, но все же слишком далеко, чтобы столкнуться с оборотнями.
— Хм… — травница подняла голову, замечая, что за небольшим перелеском кружит стая ворон. — Януш, ты видел? — Птицы были чем-то взволнованы и явно проводили деревенский сбор, обсуждая дела насущные громкими криками. — Так много ворон здесь? — Она раньше никогда не видела подобного скопления птиц, однако уже знала оному объяснение. — Похоже, что где-то сдохла крупная тварь и чернокрылые пируют, коль уж поблизости нет волков! — Рыска нахмурилась, а потом уверенно решила прокладывать свою тропу, запуская снег в валенки, ибо немало оного навалило в последнее время. Оттепель ещё не пришла, а потому идти было сложно, но возможно.
— Я только посмотрю и сразу назад! — Крикнула она Янушу, кой в этой время проверял свои силки. — Одним глазком и мигом к тебе! — Не дожидаясь согласия мужчины, даже не услышать строгое: “Рысь, куда пошла?!”, она рванула вперед, очень быстро скрываясь в перелеске, да едва не проваливаясь в снег по пояс. — Ой…— идти было тяжело, однако упрямству по плечу все. Проделав собственную тропу на снегу, да изрыв оный не хуже, чем землю крот, она добралась до поляны желанной.
— Ой… — ожидала Рыска увидеть оленя, возможно даже медведя, аль красавца лесного лося, но не как не лошадь, явно павшую несколько дней назад. Туша была занесена снегом, сбруя покрылась изморозью. — Лошадушка… — травница любила лошадей, а потому без опаски подошла ближе, присаживаясь на корточки и заглядывая в остекленевшие глаза мертвой животины. Тут и там галдели вороны, — она принюхалась, однако запаха разложения не было. Труп просто окоченел. — Седло… Януш! — Крикнула Рысь, привлекая внимание и так спешащего по её следу мужчины.
— Здесь лошадь, а на ней седло… — коль было седло — значит, был всадник! — Нужно осмотреть округу… — ну как мужчина, аль женщина выжили? Ну как прячутся где-то, да уж и не надеются сыскать спасения в густых Каэдвенских лесах! «Нет, то все глупости! Коль в деревню не ушел, значит никуда не ушел», требовалось обыскать округу.
— Посмотри воон там, а я здесь поброжу. — Рыска поднялась с колен и принялась всматриваться в снег, да вскоре заметить край выпирающего клинка. — Ой, маменьки, Януш, он здесь! — Да не то, чтобы Рыска мертвяков боялась, но первой подойти все же сторонилась, пусть лучше охотник мужчину рассматривает, а она… она пока рассмотрит то, что было в его тубе! Туба выпирала из-под снега, заманчиво привлекая взгляд.
Травница с трудом, но все же оторвала промерзшую тубу с пояса. — Посмотрим, что здесь у нас… — странное выходило дело! Странник один, да в глухом лесу! Судя по всему — лошадка пала первая, скорее всего, сломала ногу. А вот что случилось с самим всадником, ещё предстояло выяснить.
С Рыской было не соскучиться. Не успел Радомир в чащу свернуть да над капканом склониться, как понеслась девица к разлапистой ели, точно в жизни белок не видывала. «Егоза», - только и фыркнул охотник себе под нос, - «ни минуты покоя с тобой! Хорошо хоть по пояс в сугроб не увязла, а то сразу бы пришлось в избу возвращаться. И сидеть бы тебе на печке да сушить валенки!»
Не злился мужчина. Все поражался больше характеру кметкиному, да потешался над ней по-доброму. Не первый месяц уже вместе они бедовали, а казалось Бирону, будто до февраля проклятого он и не знал настоящей Рыски. «Правду говорят, Зверь нутра человечьего не меняет. Какой есть, такой и останешься. Коли уж родился паскудой, так и чудище выйдет поганое. Суть-то одна. Манеры только теряются да воспитание отступает перед инстинктами низменными да волчьей природой. Повезло тебе. Коли все обойдется, глядишь, и твари дикой из тебя не получится. Нет в тебе злобы к людям, как нет и ярости. Дурные это были б попутчики».
Хмыкнув себе под нос, выпрямился оборотень да, сунув зайца в сумку охотничью, поближе к возлюбленной подошел, туда глядя, куда она пальцем показывала. Впрочем, и без совета ворон слышно было. Много их собралось над чащей лесной. Кружили они черной тучей, да голосили. «Не к добру», - подумал охотник, но подозреньями с Вольской не стал делиться.
- Вижу, - только и бросил, делая вид, будто не интересно ему, - не иначе как добычу себе нашли. Да мало ли ее здесь? Волков я духом своим разогнал, вот, поди, и лежит сохатый какой, али, косуля вон.
На том Радомир и затих, рассудив, что не его это дело с падалью разбираться и, что коли так, будет и шатуну застолье, вот только одного не учел – не смогла сердобольная Рыска в стороне от беды-не беды удержаться. Припустила прямиком по сугробам – только ее и видели. Сплюнул мужчина в сердцах, выругался себе под нос, да и помчался следом, пока не угодила несчастная в западню или кому на обед. «Слаба ты еще с шатуном тягаться. Да и с волком тоже не справишься, если отбился какой подранок. И это хорошо, коль не чудища. Вороны-то, говорят, еще и возле логова Лешего кружат. А ну как на него набредешь?»
Ну да повезло. По рыхлому снегу Вольская далеко не ушла – на поляну только и выкатилась, а уж как выкатилась, так на лошадь дохлую и напоролась. Бирон нагнал девицу да тоже остановился, по сторонам оглядываясь да принюхиваясь. Наносило, конечно, мертвечиной, но пока запах слабый был, едва уловимый. «Повезло… Морозом тронуло. Раз так, значит, лежишь ты здесь дней этак пять. На четвертую ночь мороз лютый был, а метели как раз улеглись уже. Кабы раньше поспели – снегом бы занесло, кабы позже, - не так бы окоченела».
- Ну-ка, Рысь. Отойди-ка в сторонку, - опустился оборотень перед скотиной павшей на корточки да тушу ее осмотрел внимательно, - странно… Это какой же дурак в самую чащу поехал? По сбруе если судить с седлом – не из бедных – материал уж больно добротный. Сумок седельных нет, стало быть, налегке ехал и в пути собирался пробыть не более суток, а то и поменьше. Лошадь загнал, похоже… Звери ее не драли, значит, не хищники несчастного в лес загнали. Люди? Погоня? Али простая спешка? А? Нашла, что ли?
Стоило кметке взвизгуть, Радомир от лошади отошел да над сугробом склонился, под которым путник покоился. Самого путника, конечно, пока не видно было, но вот кончик меча торчал да, если приглядеться, еще и носки сапог выступали из снега. Охотник хмыкнул да запрокинул голову, вглядываясь в ветви старого дерева.
- Странно, - сказал он скорее себе, чем Вольской, - ощущение такое, точно сам он в этот сугроб закопался, а назад уже и не выбрался. С дерева не намело бы столько, а метель бы и лошадь тронула. Разве что, она уж после хозяина пала. Да с чего бы ей? С голоду, разве что… Значит, давно уже они здесь. Ладно. Я его пока раскопаю, а ты и впрямь посмотри, что в тубе. Сдается мне, не все так просто, как кажется. Как по мне, так лежать бы им здесь, а нам идти своею дорогой, но ты, пожалуй, пойдешь! Стало быть, будем этот клубок распутывать. Может, следы какие найдем, а там до разгадки и доберемся. Ну? Что нашла?
Не успел Бирон несчастного раскопать. Обернулся к Рыске, а как приметил в руках ее бумаги с печатью гербовой, так сразу и выпрямился, письмо отбирая да пробегая глазами по ровным строчкам.
- Курва! Да чтоб тебя! Разведчик это был, Рысь, али гонец королевский. Не пристало такому грузу в снегу лежать. Доставить надобно его куда следует. Знать бы только, куда да как бы так незаметнее? Но пока на вот, спрячь его в тубу обратно. Не наше это дело знать, что написано, и того хватит, что подобрали. К черту теперь силки. Дай мне подумать, да и двинемся в путь-дорогу.
Отредактировано Януш (01.03.21 17:16)
— Разве что хворь, — отозвалась Рыска, пытаясь снять крышку с тубы покойного, — сейчас уж и не понять чего — туша совсем окоченела, а так бы кровь пустили, да по запаху определили. — Просто так кони не дохнут! Да и хозяин, коль упал — это проблемы хозяина, зверушка себя в жертву приносить не станет. До деревни сама уж доберется, коль волки не раздерут на части. — Это же даже уйти не пыталась, тут и почила. Ноги бы осмотреть. — Туба наконец-то поддалась и травница без зазрения совести вчиталась в ровный ряд строчек.
Читала кметка не шибко хорошо, особенно столь неразборчивый почерк, однако даже ей было ведомо, что письмо то не до её ума дело! Государственная важность, и не иначе, а стало быть, почивший гонец, а не заплутавший путешественник. — Вот так дела… — не любовная лирика попала в руки волколакам, а что-то, способное навести суету. — Нужно отнести это в город, — только вот в столицу возвращаться им было явно не с руки. — До Ард Каррайг отсюда не меньше месяца в пути, а потом коль ещё и назад столько же… нет. Столица не вариант, — Рыска вернула послание в тубу.
— Будем придерживаться плана нашего изначального. Доберемся до Бан Глеан, а там сыщем представителя знати. — Впрочем, дело-то было рискованное! Поди ещё пойми кому доверить! — Подумаем, но с собой его взять стоит, ну как судьбу чью-то решаем? — А ещё стоило подумать о том, что делать с телом и помершей лошадью. — Похоронить бы его, да вот только земля мёрзлая… — но и так оставлять мужчину — не престало людям благочестивым. — Осмотримся, может жальник какой сыщется, аль овраг снегом запорошило. — А там лапником, да ветьми еловыми прикрыть бедолагу, место захоронения обозначить.
— Да и вещи его стоит забрать. Смотри, оружие какое, сумка. Пропадет ведь здесь в лесу… — мародерничать Рыске не шибко-то и нравилось, однако не они бедолагу приговорили, а к письму что-нибудь, да приложить следовало! — Сапоги добротные, ему они все одно без надобности. — А им в дорогу долгую вскоре собираться, коль переживет Рыска дни суровые, полнолуние свое первое, да звериную жажду крови. — Перчатки тоже взять стоит, а вот камзол оставь, нам он без нужды, а просто так брать чужое — негоже. — Только-то, что жизнь самим облегчит, такие уж условия, такова жизнь.
— Я сумки седельные осмотрю. — Рыска стала куда прагматичное. Это раньше она была сельской девкой, кой только козам, да коровам хвосты крутить дозволялось, а теперь уж не до глупостей ей было. До Бан Глеан дорога дальняя, да тяже, мало ли что на пути непростом сгодится! — Хм… ноги целы… — Травница с любопытством осмотрела дохлую скотину, обнюхала, сунула палец в нос. Глубже.
— Хм… — Покачала головой, вытягивая пальцы, покрыты редкими корочками крови, — загнал он свою лошадку, вот скотинка и не выдержала. — Видимо важно было успеть как можно скорее, да мож надеялся, что до Бук дотянет, да с пути сбился. — Знала Рыска, что гонцы коней своих меняли, да вот только сему не суждено было выжить. В сумке седельной обнаружилось немало: походный ножик, огниво и кресало, кошель с монетами, кой Рыска беззастенчиво спрятала в своё декольте, тряпочка с орешками, тряпочка с барсучьим жиром, посеребрённая фляга, курильная трубка и табак. От последнего Травница громко чихнула, спугнув с нижних веток любопытных ворон.
— Еды немного, соль, розмарин, хлеб, солонина. — Он явно предпочитал облегченность, тяжелым сумкам, что было понятно. — Больше ничего. — Жалко было оставлять седло, но лошади у них с Янушем не было, а тянуть тяжеленую приблуду до ближайшего города… — Ты нашел овраг? Нет? Хорошо, я посмотрю здесь. — Так его, хотя бы, не растянут дикие звери! — Вот так, очистим тут все. — Она старательно вычищала буерак, прикрытый острыми и колючими веточками дикого шиповника. — Януш, помоги мне! — Он заслуживал на достойное погребение, хотя бы такое, какое они могли обеспечить его телу. — Как думаешь, как его звали? — Возможно, что у мужчины была семья… Рыска грустно вздохнула. Жизнь была на редкость несправедливой штукой.
Радомир быстро потерял к происходящему интерес, по привычке углубившись в мысли безрадостные да рассуждения, коими не пристало ни с кем делиться. Вспомнил он прошлое; подумал, что мог и его брат родной вот так под открытым небом лежать, глазами смотря невидящими. Вздохнул протяжно, сунул письмо обратно в тубу подобранную да за спину себе и закинул, приладив бережно.
- Не нашего ума это дело, - вторя возлюбленной откликнулся волколак, - а раз не нашего – не нам за него и браться. Дома я еще раз бумагу это перечитаю. Коли нет у письма срока давности, так сохраним до весны, а там уж подбросим какому вельможе из города. А коли есть, так все огонь стерпит. Тубу я только себе оставлю – больно уж хороша! Рыска! Да хватит уже обирать бедолагу! Не в том мы с тобой положении, чтобы все тащить, что под рукой оказалось! Сапоги с декабря не стоптались еще. Шмоток тоже вполне хватает. Меч вот возьму. Глядишь, продадим потом в лавке. Да золото поищи с припасами – это всегда сгодится, да и ему уж без надобности. Бес его знает, от чего ты бежал, да что тебя в этот лес загнало, но мирного сна тебе.
Опустил Бирон голову, вздохнул тяжело, протяжно, да, над телом склонившись вновь, отволок несчастного в сторону, сожалея, что не нашлось поблизости подходящих оврагов да ям каких. «Курган бы какой найти», - подумалось вдруг ему, - «а еще лучше сжечь. Но поди сожги на морозе. Разве что к дому тебя приволочь… А за тобой и падальщиков поганых. Придут на запах – не отобьемся. Вот курва!»
Выпрямился мужчина, хлопнул себя по коленям да осмотрелся, прикидывая, в какой стороне можно «могилу» сыскать для служивого. Постоял немного в задумчивости, припоминая дорожки лесные да те места, что во время охоты видел. Так пустая берлога и вспомнилась. Рисковое было дело, конечно, но да знал Радомир, коли ушел шатун – назад уже не воротится. Правда, Вольской знать о замысле этом не полагалось. «Пускай думает, что тут мы тебя и оставили…» Хмыкнул охотник себе под нос да, перехватив мужичка поудобнее, там устроил, куда девица лапника набросала.
- Что ж… Бери, что нашла да пойдем отсюда, - предложил Бирон, стоило им с «похоронами» покончить, - есть нам еще, чем заняться. Обещал я клюкву тебе показать – вот туда и идем. Ступай только тише да смотри зорче – на падаль полным полно всякой гнуси обычно сбегается. Повезло, что место здесь тихое, но да и без чудовищ хватит желающих мертвечины отведать. Тот же шатун ждать себя не заставит, коли запах пойдет. Да и так, ляд его знает, где теперь ошивается. Но, раз вороны галдят, стал быть, не рядом ходит. До поляны недалеко идти, а там уже и в избу воротимся. Я ночью схожу поохотиться. Подальше в чащу зайду, глядишь и будет нам с тобой жаркое из оленятины.
Стремясь скрыть противное чувство, поселившееся в сердце и теперь глодавшее душу, Бирон принялся болтать ни о чем, хотя более всего хотелось заткнуться и побыть какое-то время наедине с собой. Как это ни странно, встреча с мертвым разведчиком произвела на него глубокое впечатление. Не потому, что оборотень никогда не видел покойников – десятки раз видел и пострашнее этого; не потому, что лично знал мужика – нет, конечно, не знал; но оттого, что этот человек не был обычным кметом, в пургу потерявшим дорогу. Гонец в своей жизни был кем-то, и положение его невольно напомнило Радомиру о том, кем сам он когда-то являлся. «К лешему в зад!» Охотник нахмурился, резко выдохнул и, поймав ладонь Рыски, что как раз закончила набивать котомку припасами, потянул девицу за собой, через высокие наметенные сугробы, сквозь плотный подлесок и колючие заросли.
Наконец, после получаса быстрой ходьбы, выкатились влюбленные в перелесок, полный сухостоя да старых замшелых деревьев. Спустившись в ложбину, Радомир обхватил Рыску за талию да аккуратно поставил рядом.
- Тише ступай, - предупредил он ее, - снега, конечно, здесь намело изрядно, да и овраг, вроде как ничего, надежный, но вон там – видишь? – уже болотина начинается. Провалишься, и никакая сила тебя оттуда не вытянет. Да нам и здесь вот добычи хватит. Смотри.
Присел охотник на корточки да разбросал пальцами снеговую кучку, что сам же намел намедни.
- Вот и клюква. Здесь много ее под снегом. Так что копай. А как пальцы замерзнут – так и вернемся в избу. На вот. Я лопатку огородную с собой из дому прихватил. Сам я и без нее управлюсь.
Протянул Бирон Вольской вещицу помянутую да на том и затих, принимаясь в снегу ковыряться да ягоды добывать налитые.
Отредактировано Януш (23.03.21 10:24)
Рыска была хозяйственная. Данный факт был одним из тех, кои необходимо знать, представляя себе человека. Она понимала важность погребения тела, однако не разделяла мнения других кметов, насчет мародерства в час нужды. Покойнику уже все равно, что станется с его вещами. Ему незачем дорогие и теплые сапоги, не согреют душу красивые украшения, а оружие не спасет от голодного зверя. Покойнику уже все одно, кто будет носить данное после него. Впрочем, в данном правиле также имели исключения.
— Жалко… — ещё раз шмыгнула носом Рыска, давая понять, что действительно испытывает печаль. Правда вместе с оной в ней таилось и наивное любопытство, что же будет дальше? Как верно поступить с найденным ими письмом? Януш не выглядел весело, казалось, что он, вообще, не собирался ничего с сим решать. Да и ну его, с другой-то стороны, до города крупного верст двадцать окрест, так стоит ли о том сейчас мыслить?
А вот клюкву копать Рыске уж совсем не хотелось, особенно в снегу, кой колол пальцы и выстуживал взапазухи, коварно заползая во все щели. Травнице хотелось приключаться, да чтобы с рыцарями и драконами, чтобы загадки разные и тайны, придворные интриги и громкие разоблачения! Да вот только под носом алела клюква, а письмо загадочное отнял Януш. — И все же. — Заявила она, накопав достаточно на первое время. — Кто его в чащобу-то загнал, как думаешь? Не сам же он с тракта хожего в дебри лесные свернул! — Покоя история сия, разуму девичьему не давала.
— Как в Бан Глеан прибудем, стоит городничего сыскать! — Продолжала она, вышагивая по следам охотника к дому. — Нельзя позволить написанному просто так сгинуть! — Жизнь травницы нельзя было назвать размеренной и спокойной, однако вносить суету для неё уже было делом привычным. — Не хочется, дабы смерть его напрасной была и…— шмыгнув носом и состроив мордашку скорбную, травница продолжила, — коняшку жалко, недаром ведь животину вусмерть загнал! Спешил, летел, смерти, вестимо, навстречу. — Она была упрямой, когда того хотела, даже слишком.
— Вот и прогулялись… — стоило признать, что проголодалась рыска просто зверски, а потому как только в избу зашла, так сходу пару пирожков и примяла. — Неужто всегда голодная ходить буду? — Поесть травница любила, а потому подобное положение вещей её не шибко-то и радовало: ешь, ешь, а рот всегда свеж! — Ой, лишенько! — Своё горюшко Рысенька заела ещё парочкой пирожков, к счастью, подобного добра в их доме хватало, а значит смерть голодная волколакам не грозила.
— А это больно? — Внезапно спросила она, запивая пирожок крепким отваром. Ногу все ещё крутило после укуса, а потому Рыска притупляла боль травами. — Ну, нутро свое выворачивать, дабы в зверя лютого обратиться? — Полнолуние предстояло ей вскоре, а потому Рыске хотелось знать, что ждет её там, за гранью человеческого понимания? В деревнях ходили байки жуткие, да байки на то и байки, дабы оным через раз верить!
— А это долго? — Она не знала, сколько на самом деле нужно времени, дабы из человека, да в зверя обратиться? О процессе же и вовсе старалась не думать, ведь боялась себе даже представить, какого это наизнанку выворачиваться, дабы ночь полнолунную в шкуре звериной провести! — Боюсь… — искренне так сказала, да вот только выбора уже не было. Приняла кметка решение лавное, а теперь только на выносливость, да удачу уповать оставалось.
Сумеет ли пережить ночь страшную? Сумеет ли подчинить себе суть звериную? Было у Рыски одно преимущество, а нет, даже два, но о них по порядку: решение зверем стать травница приняла сама, полностью осознавая, чем именно ей сие сулит. Януша не раз и не два видела, помогла ему себя найти, да волка укротить дикого, а потому теперь пришла его очередь помогать. Помогать себя принять, да нигде не оступиться.
Упрямая была Рыска, настойчивая. Коли чего ей в голову втемяшивалось, так того уже было не выдворить. Вот вроде и подзабыла она о том бедолаге, что на поляне ей встретился, а, стоило делом простым заняться, как снова к нему воротилась да к мыслям безрадостным. Радомир только вздохнул в ответ, головой качая да глядя перед собой взором пустым невидящим.
- Не знаю, Рысь, - искренне отозвался, коротко, - сложно вот так сказать, что его напугало. Может, бандиты какие на тракте почудились, али еще чего пострашнее. Может, шатун все тот же на дорогу самую выбрался. Мужик этот не в первый раз явно пускался в неблизкий путь, а раз так, значит, знал, что по тракту скакать – самое верное и, раз уж свернул, стало быть, узрел нечто, что показалось страшнее сугробов да снега промерзшего. А дальше-то дело ясное. Завязли да заплутали… А может быть, и иначе все было. Скажем, так торопился посыльный письмо доставить, что скотину свою загнал вусмерть. Она и пала. Ну и он за ней. Поди ж ты выживи в зимнем лесу да без лука. Другое дело, припасы остались целые. Кабы от голода помирал, и крошки бы не оставил. Разве что, лошадь с пожитками от него прочь умчалась, а сам он замерз, покуда ее искал. Или сразу верхом околел… Хотя одет был добротно. Сдается мне, страховидла в этом лесу завелась, а вот которая – то уже дело другое. Не больно много я о них знаю.
Прервался охотник да и затих, головой крутя во все стороны. Подумалось ему, что коли сгубило путника какое чудовище, то и до них доберется, но тихо было в зимнем лесу. Снег только тихо поскрипывал да деревья от мороза потрескивали. Вороны еще галдели, да то уж дело было известное. Сорвав еще пару ягод да ссыпав их Вольской в мешочек, поднялся Бирон с колен и прошелся неспешно вдоль берега, всматриваясь в пейзажи унылые.
- Поди теперь разбери, что в ту пору случилось, - заметил мужчина пространно, - ляд его знает, какую гнусь с болот притянуло. На болотах, говорят, и призраки водятся, и эти, как их, огни бродячие, но те вроде бы летом только являются. А может быть и не вроде. Не узнаем уже ничего. Есть еще одна мысль, что спешил наш гонец да от спешки дорогу срезать решил, но и то только домысел. Письмо перечту внимательно, глядишь, чего и узнаю. Что же до городничего, Рыска, не нам к нему обращаться, не нам его и искать. Коли будет чего полезное в писаном, так подбросим вельможе какому да скроемся, а коли нет – так и незачем людей беспокоить напрасно. Новости, Рысь, имеют срок годности. Бывают такие, что долго полезными остаются, но случаются и такие, что сегодня-завтра важны, а после уже лишаются смысла всякого. В избе разберемся. Самое время ворочаться, покуда совсем не стемнело. Дай-ка мне руку!
Взобравшись по склону, протянул волколак девице ладонь, помогая выбраться, а там уж и к избе заторопился, умело путь выбирая да между делом принюхиваясь. Опасался он, что станется с кметов сунуться в дом заброшенный, но пока духом людским не пахло в округе, и надеялся Радомир, что так оно до полнолуния и останется. «А там, коли сложится все по-хорошему, мы и сами отсюда уйдем. Переждать бы только пору тяжелую. Переждать, пережить да суть сохранить человечью».
За мыслями мрачными охотник и не заметил, как они с Рысью до ведьминой избы дошли, а как осознал все да вопрос очередной заслышал, так и откликнулся, добычу на пол сошвыривая да плащ на крючок пристраивая.
- Нет. Не всегда. Привыкнешь. По началу чувство голода так донимать и будет, а там пройдет, как Зверь с человеком друг к другу пристроятся. Тут главное помнить, что Зверь – хищник по сути своей, охотник, а, стало быть, мясо любит да требует. Хоть вареное, хоть тушеное, хоть жареное. Овощами обычными да крупой не прокормишься, а коли начнешь сырым мясом чудовище баловать, так он быстро свое возьмет, сознание твое искалечив. Тут все просто: важно помнить, что ты все еще человек, да так себя вести, как вела бы обычно, но, вместе с тем, и Зверю поганому не противиться. Не затыкать инстинкты его. Инстинкты, как не крути, сильней разума. Не даст чудище себя ни прикончить, ни голодом изморить. А враждовать с ним – верный путь в беспамятство да безумие. Но это все я тебе еще не раз рассказать успею, а пока…
Хотел было Бирон кролика на стол положить да свежеванием заняться али еще чем полезным, но Рыска любопытством своим да страхом от простых житейских забот его отвлекла, вынуждая в страшные дни вернуться да в ночи, кошмаров полные. Поежился оборотень, опускаясь на лавку, ссутулился и вздохнул тяжело.
- Больно, - тихо буркнул себе под нос, - так больно, что тебе того и не представить. Доводилось тебе руки-ноги ломать? Коли нет, то и сравнить не с чем. Впрочем, ежели и да, то все равно это так – один отголосок. Больно – неверное слово, а верного просто нет. Это так, что ты готов все на свете отдать, лишь бы ломать тебя перестало. И это еще не самое страшное. Самое жуткое в том, что так ты в себе и останешься, покуда тело полностью не исковеркается. Орать будешь, выть, скулить, проклинать, умолять, а все равно ничего не изменится. И длиться это будет хрен его знает сколько. Первое обращение самое долгое. Может от полночи до рассвета тянуться, но, всего скорее, часа два или три понадобится. Обратно уже ничего. Зверь, как голод свой утолит, да в силу войдет, человека из тебя вытолкнет, и проснешься ты утром усталая, но живая. Говорят, по-всякому, конечно, бывает. Кто-то и не справляется, навсегда застревая между волком да человеком, а кто-то с разумом расстается, но, кому Луна улыбнулась, те справляются постепенно. Второй раз уже легче будет, хотя и страшнее в разы, но мы с тобой что-нибудь уж придумаем. Все хорошо будет, Рыска. Все хорошо.
Договорил Радомир да, подойдя к девице, обнял ее ласково, заботу даря да нежность.
Она не была уверена, что справится с превращением. Рыска боялась той боли, которую ей предстояло перенести, когда сила проклятья вывернет её наизнанку, сломает, изменит, превратит в зверя. Совладает ли она? Травница думала о себе, что она — сильная, однако какая она на самом деле? Она решилась на это сама. Она решилась на это лишь потому, что боялась умирать. А теперь боялась обращаться. Януш верил в Рыску, но верила ли она в саму себя?
«Я справлюсь» — выдохнула, — «я справлялась со всем, что уготовала для меня злодейка-судьба, справлюсь и с этим!», и было то правдой. Пережив немало разочарования, боли физической и душевной, она была готова практически ко всему, Рыска помнила — женщина за всё расплачивается болью. Совершенно за всё. Теперь ей предстояло расплатиться за возможность жить, за становление зверем. — Я справлюсь. — Прижавшись к нему спиной, она выдохнула, — куда уж деваться. Хотя бы знаю, что мне предстоит… — у травницы было время. Время подготовится к самому главному дню. Другие были лишены и этого.
— У меня есть неоспоримое преимущество — это ты. Я не одна. Я не брошена. Я знаю, что мне предстоит и когда пробьет полночь назначенного мне часа — я буду готова принять свою судьбу. — Она сделает все для того, чтобы выжить. Сделает все для того, чтобы жить. Просто жить. С ним. — Мы должны вернуться и… — она охотно перевела тему, вновь возвращаясь к их баранам, а если быть точнее — к их мертвецу. — Похоронить его. Не могу его оставить его просто лежать там. Он ведь был кому-то дорог, а кто-то был дорог ему. — Жизнь такая хрупкая штука, сегодня ты есть, а завтра уже нет.
— Пожалуйста… — она знала, что Януш не желал занимать себя столь бесполезным, но трудоемким делом. Земля совсем промерзла, и копать яму было практически невозможно, разве что долбить. Однако… просто укрыть тело в овраге, накидать земли и веток, дабы тело не растянуло лесное зверье, дабы не разнесло косточки, да по всей округе. Негоже так. Не найдет он покоя, коль не предать тело земле по всем обычаям. «Кто ты, мил человек? Куда держал свой путь?» — думала Рыска, глядя на Януша, жалостливым взглядом, — «почему мчал во весь опор? Почему загнал своего коня? Почему свернул с тропы хожей, на лесную — заброшенную?», и ещё много этих “почему”, а вот с ответами… с ответами была проблема.
— Однако сначала поесть! — Перед уходом в лес, Рысья таки успела поставить томиться в горшочке мясной гуляш, а под потолком висели несколько кусочков филея, вымоченного, охлаждённого, сполна приправленного травами, да подвешенного сохнуть. Под гнётом уже томилась солонина из оленины. Рысья запасалась как могла. Она знала, что скоро им предстоит дальняя дорога, а в дороге той пригодится все: от солонины, до орехов и кураги. — Хм… — мясо пахло прекрасно, да вот только для Рыски сейчас все прекрасно пахло, даже сырое мясо.
— Думаю, что готово, но лучше попробовать, — вытянув горшочек, она с осторожным придыханием подняла крышку, — ммм… — масло с чесноком и травами пахло просто волшебно, и голодный волчий организм моментально подал знак того, что не мешало бы и поесть. А мертвяки… они никуда не убегут, ведь им принадлежит все время этого мира. Какое дело тому, для кого все уж давно кончено, чем будут заниматься молодые волколаки? Какое ему дело до земных страстей? Никакого, коль душа бедняги нашла своё успокоение, а так как никаких приведений неподалёку не объявлялось, можно было смело занять свой рот едой, а не разговорами.
— Как хорошо, что ты охотник, а не плотник. Иначе мы бы не выжили, — усмехнулась травница, подув на горячее мясо, да сунув вилку в рот, — иногда мне кажется, что сколько бы я не съела — всё равно буду голодна. Бездонная бочка, настоящий волк. — Подобное положение вещей не радовало, однако вряд ли оборотни могли поправиться, а коль так… так какая кому разница? Ну, ест и ест! То ли ещё будет, коль Рыска переживет первое обращение. Коль на то будет воля тех, кто оберегал её.
Отредактировано Рыска (04.04.21 02:15)
Тяжело было Радомиру о страшных вещах говорить. Не хотел он до срока воображать, как сложится ночь проклятая, но, покуда Вольская истину знать хотела, нехотя возвращался к своему прошлому да к мыслям давящим тягостным. Не верил мужчина, что сможет помочь возлюбленной. Сколько лун полных позади осталось, а все равно так и не выучился он Зверя в узде держать в пору жуткую. Тогда, в деревеньке, только смерти чужие Рыску спасли… «А теперь-то что? Как найти мне силы рядом с тобой остаться? Как прочь не сбежать от криков нечеловеческих? Как не поддаться зову кровавому?» Вздохнул Бирон протяжно да глаза закрыл на мгновение.
- С тобой, с тобой, - повторил он пространно, не желая делиться с девицей страхами да опасениями – ни к чему ей было голову себе забивать понапрасну, - справимся, как-нибудь. Не ты на этом пути стоишь первая, не ты и последняя. Выживешь… Главное, что есть в тебе понимание да уверенность. Стало быть, не станешь Зверю противиться, как я упирался. Первого своего обращения я, как говорил, не помню, да я и в другие разы все норовил собой остаться, а не перекинуться. Так оно, Рыска, больнее. Как не крути, а чудовище все равно победит – время его в полнолуние.
На том и затих охотник. Прижал к себе кметку любимую да носом в макушку ее уткнулся доверчиво и расслабленно. «Справишься», - сказал он себе, - «а нет, так значит и я не справлюсь. Значит, все было зря – и путь один – на тот свет. Не станет тебя, не за чем и мне будет за суть человечью цепляться. Может, так оно и вернее даже, но да ляд с ним теперь. Нечего рассуждать о том, чего нет?» Обругав себя, Бирон Вольскую из объятий выпустил да к сумке своей отошел охотничьей. Оттуда уже и откликнулся, на голос девичий обернувшись.
- Вернусь. Охотиться пойду и вернусь, - так промолвил, соглашаясь без лишних споров, - хорошо, что ты об этом заговорила. Я и без слов твоих похоронить несчастного собирался, но так-то оно повернее будет. Не за чем бедолаге лежать под открытым небом. Кем бы он ни был, а все равно заслужил похорон достойных. По-хорошему сжечь бы его да дело с концом, но пора сейчас для сего не слишком-то подходящая. Да и лежит он в чаще. Сюда его волочь - только падальщиков к избе приманивать, а в лесу жечь – хворосту да дров не напасешься. Есть у меня одна мысль, куда тело запрятать. Если выйдет, то хорошо будет.
Прервался Радомир, взгляд от добычи отнимая да устремляя перед собой, но после рукой махнул да, зайца выудив, швырнул его таз, что у ведьмы покойной ведром помойным служил. В посудину оную Рыска обычно очистки складывала али еще чего подобное, однако, на сей раз и под тушу оно сгодилось. Тем более, что в капкан неудачно зверек попал – шкурку свою попортил. Такую уже ни продать, ни в дело пустить не выйдет. Отставил мужчина таз да к горшку подошел, с упоением вдыхая запах специй и свежего мяса.
- На запах и вид готово вполне, - произнес он, отнимая у кметки посудину да умещая оную на столе, - а так попробовать надо. Да и какой я охотник? – Скажешь тоже. Так… Пришлось научиться, чтобы на жизнь заработать да с голоду не подохнуть. Но да это инстинкты по большей части. В жизни-то я никогда искусством стрельбы не славился. Годы. Опыт. И ты научишься, если учиться будешь. А, знаешь что, давай-ка завтра, коли погода будет хорошая, я тебя стрелять поучу? Силы тут много не надо. Лук, конечно, так подбирается: какой натянуть сам сумел – такой и твой, но попробовать и на моем можно. Тем более, он для меня слабоват. Все хочу новый себе достать, да как-то то денег на него не хватает, а то еще чего.
На том Бирон и замолчал. Ароматы, что по избе поплыли, Зверя едва с ума не свели, а потому, покуда не насытился волколак, так к беседе и не вернулся. А там уж и за окном стемнело. Делать нечего. Хочешь и дальше жить в сытости да довольстве – иди и охоться. Поднялся Радомир, хлопнул себя по коленям ладонями.
- Ну, пойду, - бросил он, направляясь к двери да плащ теплый на плечи накидывая, - поутру наверно вернусь. А то уже и к вечеру завтрашнему. Надо бы полежать в лежке, подкараулить какого зверя. Покойник этот еще! Чтоб ему было в городе где не сгинуть?!
Фыркнул охотник да, крепко поцеловав возлюбленную на прощание, вышел в ночь, путь держа к проклятой поляне, над которой кружились вороны. Рассудил он, что лучше будет сперва с этим делом покончить, да только так получилось, что до охоты подлунной уже этой ночью и не дошло. Сунулся Бирон в берлогу брошенную, да пока могилу несчастному выбивал, не услышал, как шатун воротился. А как заметил, так уже и деваться ему было некуда – зверь яростный тушей своей проход перекрыл. Как был, так и схватился с медведем. Повезло – вышел из схватки волколак победителем да пришлось в избу возвращаться, кое-как волоча за собой добычу нежданную.
- Рыска! Рысь! – позвал Радомир возлюбленную, едва к убежищу их подступил, - Смотри, кого приволок? Не лось, конечно, зато будет нам шкура медвежья. Растяжки бы только выставить.
На том и прервался, устало в снег опускаясь да раны на груди зажимая ладонью.
Рыска с облегчением выдохнула, когда Януш без проблем согласился почтить и похоронить мужчину. Для травнице сие было делом важным, ведь кто знает, когда и перед кем придется платить за свои грехи. В деревне подобное считалось невежеством, да пусть и простенькую могилку, но обозначить желали всегда. Порой могилы бывали братскими, когда на дороге подрезали, аль уничтожили какой обоз или караван.
Такая же братская могила была и на обочине той самой злосчастной дороги. Могила, где были похоронены погибшие люди, вернее, то, что от них осталось. Наверное, все рассудили, что где-то там и Рыска, ведь немощная девка никак не смогла бы убежать. Куда уж ей, когда мужчины не совладали! Только вот все и всегда недооценивали Рыску. Деревенские видели в ней изгоя, желтоглазую ведьму, порождение тьмы, как и все те твари, кои выходили на охоту по ночам.
Она усмехнулась. Отныне все опасения кметов имели место быть в её жизни, а чудовища не всегда выглядят чудовищами. Коль будет Рыске суждено пережить самую страшную ночь, так и станет она монстром из деревенских баек. Злобной тварью, коя в приступах неконтролируемой ярости ну упустит никого из вида своих волчьих глаз. Убийца, полнолунный монстр, добровольное орудие смерти. Добровольной… она стала такой добровольно. Она сама приняла этот выбор, и теперь ей всю жизнь предстояло жить под гнетом принятого решения.
Януш тоже был чудовищем. Чудовищем странным, не похожем на тех, с коими ранее встречалась на своем пути Рыска. При всей своей свирепости, хищности и кровожадности, он боялся и ненавидел свою жестокость, бичевал себя за дикость, доводил до отчаянья. И порой ему не хватало духа свирепствовать, и тогда в его сердце поднимался бунт. Чудовище не желало быть чудовищем, а если чудовище перестает вести себя как чудовище, перестает ли оно быть чудовищем? Становится ли оно чем-то другим?
На данный вопрос могло дать ответ только лишь одно время. Рыска не знала, сумеет ли она подчинить свою волчью суть, сумеет ли склонить чашу весов судьбы в свою сторону? Поможет ли ей добровольное принятие решения, сделать это даром, а не проклятьем? — Даром, а не проклятьем… — Она задумчиво пожевала кончик пера, записывая в семейный дневник очередную фразу: «с моего обращение едва ли минули две седмицы. Лютый голод постепенно успокаивается, но я все ещё не отдаю ему отчет. Тем не менее, окружающим больше не ослепляет и не оглушает меня. Я привыкла держать свои чувства под контролем».
Поставив жирную кляксу вместо точки, Рыска пролистала блокнот. Она делала заметки с тех самых пор, как окончательно пришла в себя. Подобное помогало травнице следить за своим состоянием со стороны, возвращаясь к тому или иному пункту, да регулярно вносить правки. Вдалеке хрустнула ветка. Рыска напряглась, а потом улыбнулась. Легкую поступь Януша она узнала бы даже из тысячи, но… «Кровь…», запах крови отчетливо ударил ей в нос. Сначала звериной, а потом и человеческой. Почти человеческой.
— Что стряслось? — Мужчина был изранен, но явно горд собой. — Медведь? Думаешь все случившееся его вина? Оставь его здесь, а сам иди в дом, я… я нагрею воды и промою твори раны. — Медведь не обладал когтями из чистого серебра, а потому в том, что Януш поправиться быстро, у неё не было никаких сомнений. — Раздевайся, а рубаху… — изорванная и промокшая от крови — она годилась разве что на тряпье.
— Оставь посуду мыть. — Долив отвар из трав в теплую воду, Рыска достала мазь, кою сама делала ещё до наступления лютых холодов. — И зачем на него полез? Вот сожрал бы он тебя, чтобы я потом делала? — С укором произнесла она, промывая его раны, да смазывая для лучшего заживления. — Нужна нам была та шкура! — Все одно уходить вскоре стребуется, а куда с собой столько пожитков тянуть?
Не впервой было Радомиру в беду попадать – всякое с ним случалось за годы странствий. Бывало и зверь нападал, страх позабыв, бывало – капкан на пути попадался охотничий, а случалось и разбойники али кметы охаживали. То ножами, а то и вилами. Кабы не волчья сущность, давно бы уж сгинул мужчина в лесах, но Зверь свое дело знал – не давал слабому телу сломаться да помереть. Заживали раны, срастались кости, и даже шрамов на память не оставалось. Только тот сохранился, что под Белым Яром хищник нанес свирепый. Да тогда и не был еще охотник чудовищем. Теперь же был, а потому не шибко о себе и тревожился.
- Что полез? Что полез? – протянул Бирон, тон возлюбленной перенимая да вопросами на вопрос отвечая, - никуда я не лез. Сам он, паскуда, на меня кинулся. Думал я бедолагу в берлоге опустевшей похоронить – там укромно, трупоеды не доберутся, да и земля помягче, - да пока яму раскапывал, не почуял хозяина. А как почуял, поздно было уже отступать. Повезло, что наружу удалось выскочить, а там уж и завалил его. Жаль, жиру он не нагнал – натопили бы сала медвежьего. Скажи, доводилось тебе когда-нибудь есть медвежатину? – Та еще дрянь, коль есть из чего выбирать, а нет, так и такое мясо сгодится. Ну да и ляд с ним! Чего это – мазь? Вот уж нашла, на кого ее тратить! И так бы зажило.
Поворчал Радомир, но спорить с Рыской не стал. Стянул кое-как рубаху, бросая ее к ногам, да и сел поудобнее, чтобы девица к нему не тянулась да не суетилась вокруг напрасно, а стоило Вольской раны промыть да кожи коснуться пальцами, так ладонь ее и поймал, на себя дергая да на колени усаживая возлюбленную. Поцеловал висок, щеку, губы, ладони тыльную сторону, а там уж и страсти отдался, намереваясь, раз уж так довелось, с Рыской ночь провести горячую. А там, как случилось все, расслабился да уснул крепким сном.
К полудню только и пробудился. Пахло в доме травами да бульоном, вода в котелке бурлила, с улицы морозом тянуло. Девицы в избе не было, но, судя по двери открытой оставленной, ненадолго она отлучилась: может за снегом, чтоб воды натопить, может быть, за дровами, а, может быть так, по нужде. Знал охотник, что сама кметка с тушей медвежьей не справится, ну а коли так, надлежало вставать да к делам возвращаться обычным.
Поморщился Бирон, компрессы от ран отдирая, глянул на то, что медведь с ним сделал, и, рассудив, что легко отделался, сел на печи, ноги свесив. Зевнул, рот ладонью прикрыв, а тут уж и Рыска вернулась с кадушками.
- Боюсь, стрелять сегодня не выйдет, - так протянул мужчина, поглядев в окно да взор на кметку переведя, - но не сегодня, так найдем еще время. Завтра может или вон через пару дней. Тут уж как сложится. Меня медведь еще ждет – будь он, курва, неладен! Подумал я тут вчера, что там с гонцом случилось несчастным. Сдается мне, так оно все и было…
Спрыгнул Радомир на пол да потянул с веревки рубаху чистую.
- …ехал он по потемкам да на шатуна аккурат и выехал. На беду свою, сразу не понял, думал, может, Леший, али еще какое чудовище, ну и свернул с дороги в самую чащу. А там уж и заплутал. Сдается мне, шатун этот на запах падали и пришел, да только падаль еще «не созрела». Али, вон, ягоды его привлекли. Хорошие здесь места – сытные. Летом так вообще раздолье. Неудивительно, что ведьма здесь поселилась. Ну да что все я-то болтаю! Рассказывай, что там на улице-то творится сегодня. Теплеет ли? Али все так, как было? Да и надо бы нам уже думать, куда в полнолунье идти. Заранее не уйдем – в нужный момент не до того окажется. Далеко, конечно, отсюда до кметских домов, но Зверь Кровавый на то и Зверь, чтобы чуять вперед на целые мили. Так что путь нам с тобою в самую чащу, чтобы поблизости только животные да белая стынь.
На том и затих охотник, понимая, что опять к неприятной теме вернулся. И вот хотел вроде бы он отвлечься да так последние дни прожить, точно не ждет впереди ночь страшная, а все равно мысли нет-нет да возвращались к обращению с полнолунием. Думал об этом Бирон… Как ни старался, думать не мог перестать.
Отредактировано Януш (12.04.21 14:28)
Сколько Януша не слушай, а он никогда в бедах своих не виноват! Вот и в этот раз не мужчина в логове решил могилку выкопать, а медведь спьяну не туда зашел. И чего ему не спится-то зимой, косолапому? В любом случае, теперь уже все было кончено. Для медведя, к радости, не для Януша. — На тебе, аки на собаке, знаю-знаю, но волнуюсь-то от этого не меньше! — Раны нужно было обработать, и чур на него, что к волколакам никакая зараза не липла! Зараза к заразе, как говорится, но Рыска и без того знала немало поговорок, одна из которых была: «на Фрейю надейся, а сама не плошай!».
— А это, — сообщила Рыска, скрывая рваные раны, под неровными лоскутами вчерашней сорочки. Кровь уже остановилась, края раны стягивались, уменьшаясь в размерах прямо на глазах, но травница предпочла перебдеть, не позволив Янушу расчесать едва зажившее. Впрочем, волновалась она зря, ведь тревожили Януша стремления совсем иные. — Ян… да что же ты… пусти меня, дурень, ну… — она нехотя дернулась, но так и не освободилась от хватки его рук.
— Ян… — Его жаркие поцелуи не оставляли сомнения в продолжении, это и пугало и завораживало одновременно. Травница доверяла охотнику больше, чем кому бы то ни было в ее жизни, и поэтому еще теснее прижималась к нему, стараясь почувствовать себя в безопасности в столь сильных, но нежных руках. Теперь их жизни переплетены и завязаны узлом, их уже не разъединить, их души слились воедино, а тела следуя за душой, то и дело стремились к единению сейчас. Всегда.
Проснулась Рыска ещё до рассвета, как и привыкла, когда была надобность доить упрямую козу. Пожалуй, из всего живого – деревенского, сильнее всего, да острее, скучала Рысья по своей Зосье. «Как ты там, моя рогатая? Ждешь меня, аль продали тебя давно?», она винила себя в том, что так и не отыскала смелости вернуться в отчий дом, постучать в родную дверь и забрать себе то, что всегда принадлежало ей.
Она была виновата перед Зосьей, но перед матерью куда больше, а потому предпочла просто исчезнуть, не обременяя женщину собственным воскрешением, а потом и своим уходом. «Коль судьба нам вновь свидится — так и станется, непременно!», решила для себя Рысья, покидая хижину ведьмы, да осматриваясь по сторонам.
Деревья в лесу стояли неподвижно, отбрасывая на снег лиловые тени, а в воздухе пахло весной. Постепенно спадали снежные чары морозной зимы. Травница, уже привычно, втянула носом воздух, впитывая окружающие запахи и прислушиваясь к каждому звуку. Чуткие уши ловили первые знакомые звуки весны. Поморщилась. Где-то недалеко, лесной строитель – дятел, выбрав сухое дерево, старательно проделывал в оном дыры, приветствуя скорый приход весны. Скоро, совсем скоро, земля начнет оживать, а с ней оживут буйством красок леса и поля. Рыска улыбнулась, а затем нахмурилась. Суждено ли ей дожить до знойных летних ночей?
— Весна близится, да встречу ли я ей, кто знает? — Сомнения летали в воздухе, она сама состояли из них, словно сплетенная некогда кукла — оберег. — Уйти как можно дальше надобно. — Не желала Рыска зла деревенским причинить, они, поди, и так натерпелись уже, пусть и старалась травница о пиршестве волчьем не думать и не вспоминать. — Не желаю я крови человеческой в первое же полнолуние своё отведать.
— Не желала травница становится чужой погибелью, не жаждала свести счеты жизни своей былой. Никому не желала она зла, но прекрасно понимала, что держать в узде зверя будет не так уж и легко. — Заберемся в самую глушь лесную, от глаз чужих, да ушей подальше, а там будь, что будет... — не желала Рыска зазря его обнадеживать, не спешила в исходе радужном спутника своего убеждать.
— Жаль все нажитое здесь оставлять, да и с собой тянуть — ноги собственные не беречь. — Желала Рыска в доме своем наконец-то обжиться, хозяйство завести, а там и добро наживать, да только понимала травница, что не суждено ей хозяйкой хлебосольной быть, да и коль жить обживаться им с Янушем придется, так в доме на самой околице, чтобы к лесу поближе, а от людей подальше. «Хорошо все это в мыслям, сладко, да праведно, вот только до жизни мирской не одна верста по глубокому снегу, не одна луна полная, и дорогая дальняя опасностей полная».
Отредактировано Рыска (01.06.21 21:41)
Упорно время вперед текло. Все больше его уходило в прошлое, все меньше оставалось для жизни спокойной да радостной. Не хотел Радомир о том думать, что впереди ждало его да возлюбленную, но все равно постепенно к уходу готовился, собирая пожитки скромные да набивая котомки шкурами. Знал он, коль доведется выжить, так и придется избу себе искать али еще какое убежище. Это летом в лесу хорошо, вольготно, а весной-то ранней сыро, голодно, холодно – тут и волчья шкура уже не выручит. «В такую пору в тепло бы да к огоньку… Будь за мной выбор, тут бы я и остался», - так рассуждал охотник, бечевкой шкуру оленью стягивая, - «да мне отныне не об одном себе думать следует, да не о кметах бессильных заботиться. Тяжко это после первой ночи в крови проснуться. Счастье будет, ежели выйдет тебе подобного не испытать». Посмотрел мужчина украдкой на Рыску, что за столом сидела да пирожки с мясом трескала и, хмыкнув под нос себе, лук прихватил со стрелами. Ни слова ни сказав, прошел мимо лавки да за дверь направился. Знал: не останется Вольская в избе – так за ним и потянется.
И точно! Не успел и пары шагов ступить, как скрип снега за спиной у себя услыхал да движение приметил ловкое, торопливое. Улыбнулся, радуясь, что стал повадки девичьи угадывать, а там уж и ход замедлил, позволяя Рыске нагнать себя. Обнял ее свободной рукой через плечи, в макушку поцеловал ласково.
- Встретишь, встретишь, - промолвил Бирон, утешая сомнения девичьи да не позволяя собственные почуять, - как такую весну не встретить! А за весной и лето. Скоро уж нам с тобой уходить. Присмотрел я место одно – туда и пойдем, а оттуда уже в бурелом свернем, где деревья сплошь вековые стоят да старые. Глядишь, на какую поляну и выбредем. Повезет, так и нору отыщем, али вон ложбину какую. Это сейчас всех мыслей, что холод до костей проберет, да как срок подойдет, ни единой мысли уже о том не останется. Но да это когда еще будет? – Ясен ляд, ни сегодня, ни завтра, ни через пару деньков, а раз так, то и нечего мысли свои забивать напрасно. Тут уж, Рыска, чему быть, того не миновать. Не привык я на Силы Высшие полагаться да верить в Судьбу окаянную, а как не крути, коли будет судьба, то по-нашему сложится, а коль нет…
Тут уже Радомир прервался, вздохнул тяжело да и отвернулся от нежной избранницы. Мрачный он был, задумчивый – не пристало рожу такую кметке показывать. «Итак уже навидалась», - так рассудил охотник, - «выпало на твою долю дерьма собачьего… А сколько его еще будет, кто теперь скажет? Страшен подлунный путь, проклята участь Звериная. Как не крути, а как прежде-то все равно не будет. Ну да не сегодня, и то уже хорошо». На том и бросил мужчина рассуждения тяжелые. Взял Рыску за руку да повел прочь от избушки ведьминой, тогда лишь остановившись, когда расступились деревья да на поляну путников пропустили.
- Все, пришли, - улыбнулся охотник, лук снимая с плеча да Вольской его отдавая, - покумекал я тут, что будет дело это не лишнее – стрелять тебя научить. Пока с этим вот луком пробуй, а там, коль приладишься, так и свой тебе купим. Наука эта не каждому по сердцу. Я в твои годы ее не жаловал – все больше к клинкам тянулся… Но поди поохоться с мечом-то наперевес. Так и пришлось променять верную сталь на стрелы. А тебе все равно с чего начинать, один ляд, никакого оружия в руках не держала. Разве что, вилы с лопатой да граблями. Это, конечно, дело! Первый воин, считай на деревне!
Рассмеялся Бирон, представив, как Рыска рогатиной попрошаек босоногих от избы гоняет, да, со спины обойдя избранницу, помог ей позу удобную для выстрела выставить да руки положить правильно.
- Вон туда стреляй, - указал он на дерево, на котором наспех была мишень нацарапана, - стрелы не береги. Я те взял, что для дела уже не годны. Как все расстреляешь, так и назад воротимся. Ну давай, тетиву натягивай. Да не бойся так – она все равно для тебя тугая. Порвать не порвешь. Выше локоть поднимай! Ну-ка, дай-ка!
Не выдержав потуг девичьих, отобрал Радомир у возлюбленной лук, да, переложив его, как самому сподручнее было, показал, как стоять надобно, как держать, как целиться, как натягивать.
- Поняла теперь? Ну давай повторяй да пробуй.
Страшилась ли Рыска того, чему статься было велено? Страшилась, чего уж там скрывать! Да вот только выбор свой травница давно уже сделала. Тогда, в страшную зимнюю ночь, когда под одеяло в избе волчьей забралась. Были они судьбой одной отмечены. Повязаны её не пролитой кровью. Тут уж хочешь — не хочешь, а век волчий одному не прожить, как и не прожить век волчий с супругою — человеком. Понимала – то Рысья, да принимала, а потому и с участью своей — незавидной, давно уж смирилась.
— Коль случится то, чего не миновать, куда путь-дорогу держать будем? — не лежала тропа волчья в поселения крупные, однако именно к оным Рыску, увы, и тянуло. Желалось ей дом большой, да хозяйство своё — знатное, чтобы и корова была и коза, да всем соседям на зависть! Только вот суждено ли тому статься, когда сама в полнолуние шерстью волчьей обрастаешь? Чуяла зверя скотина домашняя, а потому и жизнь с оной бок о бок у волков издавна не задалась.
— Стрелять? — Подивилась Рыска, на возлюбленного с удивлением глядя. — Зачем же мне стрелять надобно, коль ты со мной рядом? — Сомневалась Рыска в навыках своих охотничьих. Лук и стрелы, это не камни в мальчишек деревенских бросать, тут сноровка нужна, да глаз пристрелянный! Тем не менее, она оскорбилась, на слова Януша последующие. — Ну, ты гля! — Возмутилась она, руки в бока свои упирая, — а петуху, да курам, кто топором головы сносил?! — Любая девка на деревне, кто не барыня, топором орудовала не хуже иного островитянина! Вот и Рыска исключением из правила обыденного, разумеется, не была.
— Ну-кась! — Только вот с попытки первой, хвала Фрейе, что глаза её желтые, да на месте остались! Не давалась тетива пальцам Рыски, не гнулся лук, да не позволял стрелу пустить правильно. Пришлось Янушу самому в позу нужную становиться, да на примере собственном, девке неразумной сей навык нелёгкий разжевывать. — А мож не надо того, а? — Заблеяла было Рыска, однако сопротивление девичье, взглядом хмурым подавлено было. Коль надо — значит надо, а потому и учиться следовало, коль желала Рыска по миру бескрайнему путешествовать, то и за себя постоять уметь надо. Да постоять не только зубами волчьими, но и руками девичьими, редко на что годными.
— Верно ли так? — Спросила, позу Януша точь в точь повторяя. — Стою ли я правильно, аль нет? — Да руки свои выше подняла, локти едва ли не к ушам прижимая. Щекотало ухо девичье оперение стрелы. Поймала Рыска себя на выдохе, разжала пальцы, удерживающие тетиву, сорвалась стрела с мягким звуком, да пролетев в полу пальце от мишени, исчезла в зарослях. — Не прожить мне охотой, что сказать… — расстроилась было травница, вторую стрелу на тетиву «усаживая».
— Не моё это и спорить тут нечего. — Однако сосредоточено губы свои поджав, снова вернулась в позу нужную, да натянула тетиву так, что рука её задрожала. «Нет, так не пойдет», — подумала, а затем давление своё чуть ослабила, большим пальцем за тетиву цепляясь, да к уху оную оттягивая. Ощущение «цели» пришло как-то само собой, словно и не Рыска вовсе выбрала, когда оной с тетивы сорваться! Одновременно с тем и постепенно стали расслабляться пальцы девичьи, позволяя тетиве плавно и ровно выскользнуть… Сорвалась стрела, да пошла сквозь ставший вдруг вязким воздух. Ровненько—ровненько, словно намыленная.
Выдохнула травница, успехи свои отмечая, да расслабила плечи каменные, на Януша глядя довольно. — Получилось… — глазам своим не веря молвила, да едва от радости не подпрыгнула. Не каждый день ей подобное удавалось! Да и удастся ли вновь, Рыска ещё не знала. Третья стрела была чуть корявой, да оперение не торчало, а обвисло, словно хвост печального петуха. Такой стрелой хоть бы в Януша самого не попасть! Впрочем, и не мудрено было, что мимо цели загаданной, она со свистом пролетела.
Не поддавалась Рыске наука охотничья. Смотреть на нее Янушу смешно было, но он держался, не желая девицу обижать да себя выказывать гоголем. Помнил оборотень, что и сам не сразу искусство это освоил. В пору первую, в бытность мальчиком только и мог, что пни да коряги расстреливать. Отец говаривал: все зверье распугаешь, а сын его все равно мимо цели стрелы пускал, покуда крепче не сделался, умнее да осторожнее. Там уж и понимание пришло. А потому и не было ничего потешного в попытках неловких девичьих. «Ничего, управится как-нибудь». Не успел охотник подумать, как Рыска в мишень угодила. Только и осталось Бирону, что похлопать ее по плечу ободряюще да улыбнуться ласково.
- А говорила не твое это дело, - по-доброму проворчал мужчина, - все бы ловко так попадали! Пару-тройку таких вот уроков, как раз стрелять и научишься. Жизнь, Рыска, сука паскудная. Никогда не знаешь, что тебе в ней понадобится. Сейчас вместе, а ну как такое случится, что сгину я в лесной чаще, противника встретив себе по силам, и останешься ты одна одинешенька во всем белом свете? Куда пойдешь? Чего станешь делать? Как выживать? В деревне-то недолго протянешь. Прижиться, может, и приживешься, а как прознают местные про сущность твою звериную, так и погонят тебя вилами, батогами да лопатами… И так всякий раз и будет… Не пристало волку в селениях обретаться. Место Зверя в лесу на охоте. Так ты и пищу себе добудешь, и нутро свое утолишь. Ну-ка стой! Пойду я схожу за стрелами.
Так подумав, приметил Януш, куда стрелы упали пущенные да к ним и направился. Те, что смог, собрал, последнюю из дерева вытащил, отмечая, на сколько наконечник в ствол вошел глубоко. Хмыкнул довольно, силу избранницы оценив, а там уж и воротился, добычу свою кметке в руки отдав. Одну только стрелу и бросил в снегу валяться, рассудив, что совсем она не годна.
- Снова давай стреляй, - предложил волколак кметке, что лук охотничий в ладонях сжимала, - как устанешь, так и пойдем, а пока тренируйся. Умел бы я с ножом хорошо управляться, и этому бы тебя научил, но тут уж, думаю, ты и без меня управишься. В убийстве, Рыска, навык да талант не всегда главные. Порой куда важнее твоя готовность убить. Знавал я случаи, когда мастера себя зарубить позволяли; а порой видывал, как матери за детей своих на мужиков бросаются. Многие, ясен ляд, так рядом с ребятенками и ложились, но видывал я и тех, что с собой забирали обидчиков. Так что не все так просто – одной науки для жизни-то мало будет. Ну… Стреляй. Локоть подними! Что ты его опять уронила? На кой он тебе внизу-то?
Так до вечера и прозанимались стрельбой, а как солнце к закату пошло, в избу воротились, и до самого сна все обсуждали Рыскины выстрелы. Смеялся Януш, смеялась и Вольская, и казалось, будто никакая беда их не ждет, а напасти все стороной обходят. Вот и не умел Бирон счастливо жить, а все равно минутам веселым радовался да часам беззаботным. Не думалось ночью той о страхе, о боли да об уходе скором. Правила бал любовь одна, идущая рука об руку с нежностью. Увидал бы кто, так и не поверил бы, что чудища перед ним лесные. Да и чудовища ли? – Как не крути, а точно простые люди: с теми же мечтами да с теми же чувствами.
***
Так и прошел сезон волчьих ягод. А там уж с первой капелью пришло время для иных сказок: одна страшнее другой. Все весной обновлялось, вот и Рыску не миновала участь – миновал человечий срок, наступил час Кровавого Зверя.
Отредактировано Януш (06.07.21 17:14)
Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » Здесь и сейчас » [16 февраля — 3 марта, 1272г] — Сезон волчьих ягод
