Aen Hanse. Мир ведьмака

Объявление

Приветствуем вас на ролевой игре "Aen Hanse. Мир ведьмака"!
Рейтинг игры 18+
Осень 1272. У Хиппиры развернулось одно из самых масштабных сражений Третьей Северной войны. Несмотря на то, что обе стороны не собирались уступать, главнокомандующие обеих армий приняли решение трубить отступление и сесть за стол переговоров, итогом которых стало объявленное перемирие. Вспышка болезни сделала военные действия невозможными. Нильфгаарду и Северным Королевствам пришлось срочно отводить войска. Не сразу, но короли пришли к соглашению по поводу деления территорий.
Поддержите нас на ТОПах! Будем рады увидеть ваши отзывы.
Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP
Наша цель — сделать этот проект активным, живым и уютным, чтоб даже через много лет от него оставались приятные воспоминания. Нам нужны вы! Игроки, полные идей, любящие мир "Ведьмака" так же, как и мы. Приходите к нам и оставайтесь с нами!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » Эхо минувших дней » [21 апреля, 1270] — Зима была так прекрасна


[21 апреля, 1270] — Зима была так прекрасна

Сообщений 1 страница 15 из 15

1

imgbr1
Статус набора:  закрытый


Надежда - в дали незримой; больше ее не жди!
В пасти бездонной ночи нет ни одной звезды.
Воздух из льдинок соткан, и мчатся снега по кругу...
Золотом нежно-белым в танце играет вьюга.


Время: утро; уже светло, но самого солнечного диска еще не видно на небосклоне во всей красе
Место: окраина Тир на Лиа - вмерзший во льды город Тир на Буне в сходно-именной провинции эльфских владений
Участники: Цири, Эредин
Предисловие:
Тяжелая ночь прошла, и наступило утро.
Встречают его, само собой, с различными эмоциями. Если один всецело доволен собой и результатом, которого добился, то вторая - не намерена так легко сдаваться, хоть и приходится - пока что! - играть на чужих условиях.
И один из этапов этой игры - небольшое путешествие во владения уже не Aen Elle, но Белого Хлада.
Интересно, окажется ли оно опаснее того многого и многого, что Ласточке уже доводилось видеть за свою жизнь?

+3

2

Эредин приподнимается в стременах, окидывая взглядом окрестности; и конь послушно умеряет шаг, не дожидаясь, пока удила вопьются в губы.
Насколько хватает глаз — луга на пологих холмах, шелково-зеленые; и зелено-серебристые, когда налетает порыв ветра, перебрав-пересчитав по одной травинки. В отдалении, за плечом, подернутые воздушной дымкой — узорные камни кромлехов.
Гобелен, не сказать иначе. На котором — вооруженные всадники, хищные и легкие, словно призраки далеких веков и перевирающих истину сказок dh`oine. Не хватает только каких-то созданий, которых принято считать — ирония, не правда ли — таинственно-волшебными. Тех же единорогов, например.
Но нет поблизости табуна — не примята и не обстрижена крепкими зубами трава, не видно на земле следов некованых копыт. Нет едва различимых фигурок на дальних, тонущих в дымке, склонах. И хорошо.
Ястреб не боится ни единорогов, ни иных созданий, населяющих эти места, но разумная осторожность не повредила еще никому. Как и нежелание ввязываться в столкновение без особой нужды, тратить время.
Здесь — стоит быть бдительным, внимательным, подмечать и ловить малейшие изменения обстановки. Настолько же, насколько горд и изящен, безопасен Тир на Лиа, и простирающиеся за его пределами пространства таят в себе множество неприятных сюрпризов. Каким бы прекрасным ни казался этот мир, незнакомому с ним, не умеющему совладать он сулил лишь смерть.
И повезет еще, коли быструю.
Караковый — идет быстрее, едва почувствовав касание пяток всадника, и коротко ржет, когда ладонь Эредина сдержанно похлопывает его по гладкой шее.
Еще жарко, еще калится на солнце легкий металл доспехов и слабо трепещет на ленивом ветру красный плащ. Здесь, во владениях Aen Elle, нет нужды быть скелетом с горящими синим пламенем глазами, и Король Ольх, как и взятый им с собой эскорт — в мелко-плетеной текучей кольчуге, дополненной светлой броней. Шлем — у луки седла, а черные пряди небрежно рассыпались по плечам, ничем не сдерживаемые.
Сощуренные глаза на свету — серые, с едва заметным отливом зелени.
Несмотря на выпитое на ночь глядя вино и подъем за час до рассвета, эльф пребывал в отличном расположении духа. Быть может, потому, что помимо алкоголя скрасил свой вечер общением со знакомой благородной дамой, гораздо больше Зираэль настроенной на приятную беседу…
Быть может, потому, что это утро было утром его победы, пусть и не окончательной?
— Мы должны быть на месте к полудню, — он произносит негромко, повернув голову к своей спутнице. И совершенно спокойно, словно б и не было вчера крайне непростого разговора. — Если ничто не задержит в пути.
Использование портала Навигатора — хоть для его открытия и пришлось вначале выбраться за пределы столицы, скрывшись за пологом предрассветного сумрака — и без того существенно сократило дорогу. Оставалось теперь лишь достичь границы распространения Белого Хлада… а вот дальше будет сложнее. Опаснее. Даже с учетом того, что Эредин близко не собирался лезть вглубь пораженной зоны — хоть б это и, без сомнения, было б гораздо зрелищнее.
Впечатляющее, так сказать.
Да и вернуться в Тир на Лиа он рассчитывал к вечеру следующего дня, заночевав в дороге; хоть и признавал, что произойти может всякое. Например, Зираэль может попытаться сбежать. В очередной раз…
Может, вот только не выйдет.
Всадники держатся чуть позади, на расстоянии одного-полутора конских корпусов. Что Ястреба ничуть не беспокоит — даже если Ласточка вдруг решит пришпорить лошадь, то не уйдет далеко. Конь под ее седлом сегодня не из самых быстрых… совсем не тот черный дьявол, сумевший обойти даже резвого Адхарта. Да и она сама не настолько глупа, чтобы не сделать простейших выводов…
Нарушение их хрупкого договора, пусть даже столь незначительное, равняется к переходу к игре на правилах, устанавливаемых исключительно Эредином, без каких-либо послаблений или компромиссов.
Все просто.

+2

3

Обманчивый летний ветер ласково касается лица Цири, треплет скрывающий ее силуэт легкий плащ, даруя призрачное ощущение ненастоящей свободы. За пределами замковых стен, среди зеленых холмов, под лучами разнеженного утреннего солнца она все еще такая же пленница, как и раньше.
Не сидит взаперти, и руки у нее не скованы, но не вольна делать, что вздумается.
А думается, что хотелось бы сорваться в галоп, вырваться из молчаливого окружения эльфьих воинов, взятых Эредином в сопровождение. Они и почетный эскорт, и охрана, и признак невысказанных опасений. Чего же боится Король Ольх — ее попытки побега или внешней угрозы?
Не побега, нет. Ведь убежать у нее нет ни единого шанса.
Рыжий мерин под ее седлом тихий и покладистый, ступает медленно и спокойно — ни капли сходства в характере с горячей и всегда беспокойной Кэльпи. Вороная сейчас где-то там, далеко, в другом мире, в другом времени, а здесь и сейчас у нее только рыжий, будто умышленно выбранный, чтобы не быть четой караковому жеребцу короля. Чтобы она сама ему не была больше соперницей.
Пустись она теперь с ним на перегонки, никогда бы не смогла прийти первой.
Он теперь всегда на шаг впереди нее.

Они едут неспешно, будто выбрались на обыденную прогулку среди роскошной зелени лета.
Цири раз за разом выжидающе окидывает округу уставшим взглядом. Под глазами у нее темными тенями залегают следы беспокойной ночи, полной смятых в смятенной перекатывании простыней, злых, но невысказанных слов, кратких периодов дремы, пронизанной поистине ненавистными сновидениями.
Караковый Эредина идет рядом (на шаг впереди, конечно же), и Цири хмурится, краем глаза наблюдая за возвышающейся королевской фигурой. Идеальна его осанка, слепящие мелкие отблески света на безупречной кольчуге не способны отвлечь внимание от ощущения силы, уверенности, устремленности, пронизывающего воздух вокруг него.
И ни капли усталости не заметить в светлых чертах.
Будто бы разговор, подобный вчерашнему, может быть изнурительным только для нее одной. Будто бы слабость и усталость могут быть присущими только ей. Будто и правда у эльфов — и особенно Aen Elle — есть право считать себя лучше людей.
Злость и обида перекрывают все доводы разума об осторожности.
Губы, ночью искусанные от ощущения безысходности, кривятся сами собой.

— Всего лишь к полудню? — Цири вторит словам Эредина с насмешкой.
До полудня еще далеко, это верно. Как и верно то, что природа вокруг совсем не похожа на пораженную Белым Хладом. Лето, обычное лето, с теплым ветром, жарким солнцем и яркой зеленью трав.
— А я было подумала, нас ждет путешествие длинною в месяца три или четыре — до первого снега.
Белый Хлад или зима — есть ли разница? Снег, метель, холод должны быть одинаковыми. Но как тогда отличить одно от другого?
Эта поездка изначально выглядит странной с точки зрения Цири. Они все одеты легко и по-летнему (если полный доспех воинов можно считать легкой одеждой). У самой Цири — всего лишь плащ, предназначенный скорее скрыть ее личность под капюшоном, чем защитить от холода. А открытый портал их ведет в точное же окружение, как и место, из которого они отправлялись.
«В чем же твой план, Эредин?»
— Где же твой Белый Хлад? — не прекращает зубоскалить она. — Может, за тем пригорком? — кивает в сторону возвышающихся в полуверсте от них. — Стоит ли нам поспешить, чтобы поймать его бледный морозный хвост?
И понукает рыжего, стремясь сорваться в галоп, но он переходит на рысь.
Впрочем, Цири не пытается убежать. И знает, что шансов обойти Эредина, прими он ее маленький вызов, у нее нет.

+3

4

Караковый вскидывает голову, всхрапывает; покатывает во рту удила, обнажает крупные желтоватые зубы. Словно смеясь над глупенькой dh`oine, мнящей, что может говорить, как равная, с Королем Ольх. Или предостерегая?
— Всего лишь к полудню, — эльф повторяет ее слова — и вместе с тем свои собственные. Спокойно и утвердительно, повернув к Зираэль голову и сощурившись чуть от солнца, задевшего край ресниц. — А ты бы предпочла провести в моем обществе больше времени?
Ответа на вопрос Эредин не требует; и без того знает, каков он. Так к чему же впустую сотрясать воздух, вплетать лишние слова в шелест трав, перестук копыт и тихое ржание лошадей?
Не предпочла.
Напротив, жаждет отделаться от его давящего присутствия, взгляда и слов, как можно скорее, при первой возможности. Даже несмотря на то, что сидит у нее внутри, диктуемое любопытством и низменными инстинктами. Жжется и ворочается, хуже, чем раскаленный камень, зажатый в ладони. Потому, что камень — как минимум — можно просто выкинуть.
О, от этого так просто не избавиться.
Да и не нужно ему, чтобы она избавлялась. Отнюдь. Пусть увязнет как можно глубже, запутается в ястребиных когтях... желающих чувствовать и контролировать каждый удар маленького пташьего сердечка. Довольно предоставлено ей было свободы, воспользоваться которой она стремилась исключительно в своих собственных интересах!
Что до шутки про три-четыре месяца — она могла бы быть даже забавной. С учетом, что от dh`oine можно было ожидать и меньшего. Чего-то в стиле «сирена села на шпагат». Если б Эредин еще мог позволить себе отлучиться из столицы на такой срок….
Он и в самом деле не мог. Даже на дни и недели оставляя Тир на Лиа — не был до конца уверен в надежности своих тылов. В том, что его рука на пульсе столицы остается такой же железной, способной задушить все, представляющее угрозу его власти.
Не то, чтобы Ястреб не доверял Ге`эльсу — но и Наместник был не в состоянии разобраться со всем. И всякий раз, возвращаясь во дворец, Эредин оказывался лицом к лицу с грудой мелких вопросов, требующих его внимания (которое они, к слову, чаще всего не получали). Что произошло бы, пропади он на несколько месяцев.
На три-четыре…
Три-четыре… а чего ж сразу не на девять?
Чтобы не терять зазря бесценные дни, рвущиеся холодным песком сквозь тонкие пальцы. Как раз б к возвращению еще и Дитя Старшей Крови б имелось, возвращенное эльфам, у которых было отнято…
По глупости Лары Доррен, прощения которой не было даже спустя долгие годы.
— Не предполагал, что у тебя так много терпения, Зираэль.
Ястреб — смеется, хоть смеха и не срывается с тонких губ. Лишь мимолетно сверкают на солнце ровные зубы, обнажившиеся в ироничной улыбке. Единственное, что позволяет заметить: эльф забавляется, не расценивает этот диалог, как нечто серьезное. Так, беседа ни о чем. Начавшаяся из ниоткуда и ведущая в никуда. Ибо все уже решено и обжалованию не подлежит.
Сегодня ершистость девчонки лишь смешит, не злит и даже не раздражает. Пусть бесится, сколько угодно, главное, что бесится бессильно и яростно. Но все же — то до поры до времени, до грани, за которой бездонная пропасть и острые камни.
Терпение Ястреба тоже имеет границы. И гордость его не способна снести абсолютно все то, что в нее швыряют, стремясь задеть и ранить.
Эредин не шпорит, не заставляет сменить аллюр жеребца — позволяя Ласточке на ее ленивом рыжем чуть вырваться вперед. Не убежит, не улетит в прозрачно-ясную вышину, оставив на память только росчерк раздвоенного хвоста. А потому и беспокоиться не стоит. Пусть немного разомнется, охладит дурную голову. Может, ветер в лицо выдует из нее все лишнее?
— Коль для тебя время настолько не имеет значения, то с тем же успехом мы могли подождать, пока Белый Хлад сам не придет в Тир на Лиа…
Не скует воды Easnadh, не разукрасит своды Дворца Пробуждения ледяными узорами, не заметет трупы elle, которым просто некуда больше было бежать…
Взгляд сероватых на свету глаз мрачнеет на мгновение, становится жестким. Как и голос, в котором отчеливее проявляются резкие ноты произношения.
— …вопрос лишь в том, что для меня время значение имеет.
Караковый, подчиняясь едва ощутимому прикосновению ног, переходит на легкую, летящую рысь. Изящный, сильный и полный жизни — хоть и кажется громадным на фоне лошадей Континента. Бывших бы просто не в состоянии выдержать вес двухметрового всадника.
Мерин девушки остается позади, за взвившимся конским хвостом. Эредин, впрочем, уверен: она нагонит его. Не останется на месте, не отыскав, что ответить на его слова.
Не все же ему догонять ее?

+3

5

И снова Эредин над ней потешается, жонглирует колкими фразами, блистает полунамеками, едва ли тщательно скрытыми в уголках насмешливых глаз и в привычной хищной улыбке. И кровь у Цири снова кипит возмущением.
Рыжий тоже над ней потешается: семенит размеренной рысью, будто совсем не чувствует жажды своей всадницы, не понимает ее желания отдаться на волю ветру, хоть на пару мгновений ощутить ту свободу, которой ее лишили. Будто из него выжжена, выбита вся буйность, вся вольность.
Цири смотрит назад (не в далекое прошлое, но через плечо, на оставшегося позади Эредина — тот никак исполняет свою очередную насмешку) и решительно думает, что с ней такому не быть: не позволит себя искалечить, отнять ее свободолюбие, подрезать крылья. Пусть сейчас ей не расправить их в полную силу, не умчаться, куда глаза глядят, но скоро, совсем скоро — стоит только дождаться момента! — и это удастся.
Караковый легко и непринужденно обходит ее рыжего, оставляет за собой только примятые стебельки травы из-под копыт. В тихом позвякивании конской сбруи и кольчуги всадника Цири слышатся отзвуки смеха, холодного и колкого. Она кривится от негодования, понукает своего скакуна.
— Не позорь меня, — шепчет ему на рыжее ухо, — догоняй.

Всадники из их сопровождения держатся в отдалении, растянулись широким и свободным полукругом, как детишки, собравшиеся гулять в кошки-мышки. И они вдвоем — Эредин и Цири — посерединке, вот только кто из них сейчас мышка, а кто кошка?
У него когти, у него хищный оскал и пронзительный взгляд, у него хитрость. У нее — только ловкость. Но видано ли, чтобы мышки гоняли кошек? Все как день ясно: не убегает, а заманивает. Пытается одурачить. И Цири маленькой серой мышкой несется сломя голову в расставленную для нее ловушку.
Может и Геральт был такой же ловушкой — наживкой, сыром, подложенным в мышеловку, чтобы выудить ее из норы?
Что было — то сплыло.
Цири отмахивается от назойливых мыслей, для нее главное, что Геральт сейчас в безопасности. И что конь под ее седлом наконец-то слушается, летит вслед за королевским жеребцом, словно за хвост решил укусить.
И все же на пригорок приходит вторым.

Цири хмыкает, кося взглядом на Эредина: доволен ли он своей победой в неравных условиях. А потом, придерживая рыжего на месте, смотрит на тянущуюся за холмами равнину.
— Так и знала, — бормочет себе под нос.
Перед ней одни травы, травы, травы — и ни следа снега, ни признака Белого Хлада. Так и вправду можно ехать несколько месяцев, пока естественным образом не настанет зима. Вот только время и правда имеет значение. Для нее так уж точно.
— Я — человек и, как вы, высокочтимые эльфы, говорите, мотылек-однодневка, —повторяет давным-давно брошенные ей в обиду слова. — Для меня пройдет целая вечность, прежде чем вы моргнуть успеете.
И едва сдерживает ухмылку — не одним только им, остроухим столетним, заковыристо говорить.
— Для меня, — продолжает напыщенным тоном, — каждый миг на счету, ведь с каждым ударом моего человеческого сердечка я все ближе к смерти. И это ты, — щурится с вызовом, обвиняет движением вздернутого подбородка, — притащил меня невесть-куда, хоть обещал предъявить доказательства. Если времени нет ни у меня, ни у тебя, то скажи: почему мы его так безответственно тратим?

+2

6

Она догоняет, совладав наконец со своим конем; смотрит на расстилающийся дальше-и-чуть-внизу травяной ковер. Ястреб — тоже, только взгляд его рассеян, словно представляет вместо зелени мертвую белизну. Впрочем, вовсе не это занимает его мысли. Эльф в очередной раз прикидывает расстояние, проверяет, не ошибся ли в своей его оценке.
При помощи Навигатора они и так прилично срезали, сэкономив около недели пути. Если не больше… Эредин уже довольно давно не бывал в этих краях, которые успели уже если не стереться из памяти, то значительно в ней потускнеть. Зачем трястись в седле, когда можно просто открыть портал в нужную точку?
Что в данном случае представлялось возможным, но неразумным.
На Цири Эредин не смотрит: что интересного там вообще можно увидеть? Девчонка-dh`oine на рослом для нее рыжем мерине, ухмыляющаяся, хорохорящаяся, ершащаяся. Словно нарочно пытающаяся задеть, спровоцировать на резкость.
О нет, он не доставит ей подобного удовольствия. Даже если сильно захочется сжать пальцы на ее нежном горлышке и сдавить до легкого хруста.
— К смерти с каждым ударом сердца приближается все живое, — эльф произносит это с философским оттенком, словно воспринимая совершенно спокойно. Впрочем, а не спокойно ли Эредин относится к тому, что когда-то и ему отмеренный срок подойдет к концу?
Надеется лишь, что нить его жизни не оборвется раньше, чем положено природой.
И что не станет он на закате своих дней тенью тени — тенью Ауберона, в последние годы мало походившего на гордого короля, которому Ястреб служил. Лучше уж гибель с мечом в руке, чем медленное угасание от немощи тела и духа!
Караковый мотает головой, пряди темной гривы рассыпаются по гладкой блестящей шее. Фыркает беспокойно, косит карим глазом, поводит ушами. Только вот Эредину сейчас не до этих мелких признаков странного лошадиного беспокойства: внимание с разумом заняты совершенно иным.
И в серой зелени глаз — отблески приближающейся грозы.
— Что до траты времени — тратим мы его затем, — голос теряет часть эмоций, говоря чуткому уху о том, что Эредин сдерживается; не любит он, вдобавок ко всему прочему, пояснять то, что считает очевидным! — чтобы… как б объяснить тебе понятнее, Зираэль. Чтобы ты не имела лишних сомнений в том, что это именно тот мир, где живет Народ Ольх. А не, скажем… — эльф делает паузу, изображая задумчивость, — какой-то из тех, что уже умер под пятой Хлада.
Ведь ты ничему не веришь, да, Ласточка?
— И вроде б тебе надоело сидеть взаперти…
Резкий, предупреждающий окрик — сзади; шелестит слитно, резко, клинок, затем еще один, и еще. Ястреб тянет поводья всхрапнувшего недовольно коня, вынуждая отойти на пару шагов, пятясь боком, подхватывает шлем и надевает. Сейчас — не стоит пренебрегать им, хоть и могущим казаться бесполезным, оставляющим открытым часть лица…
Ржание, слитный топот копыт, эхом прокатывающийся по нагретой солнцем земле; и впереди, гордо вскидывая голову, увенчанную рогом, летит белоснежный вожак, грива которого развевается на ветру.
Явились!
Ну, стоило ожидать.
Ржание, беспокойные всхрапы — кони Всадников, подчиняясь беспрекословно, зажимают в кольцо Ласточку, выстраивая заслон между ней и мчащимся табуном. Ощетиниваются эльфы клинками и зачарованными копьями, готовыми принять удар разогнанного лошадиного тела.
Ни сомнения.
Ни промедления.
Не в первый раз, и не в последний.
— Назад, — резкий, не терпящий неповиновения, приказ — адресованный Зираэль; не хватало еще, чтобы она по своей дурости подставилась под удар! Пусть даже она и dh`oine, пусть даже и может верить, что единороги не причинят ей вреда… но она, к сожалению, слишком нужна elle. Да и кто сказал, что единорогам не будет проще убить ее, одну — чтобы устранить угрозу раз и навсегда?
Ястреб набирает воздуха в грудь и издает протяжный, громкий — угрожающий — свист. К которому присоединяются, высокие и режущие, слух голоса Всадников.
И одновременно — абсолютно хладнокровно вытягивает из ножен меч. Другой — не тот, что лежал ныне на речном дне, став добычей ила и рыб, хоть и подобный. Хищное, зазубренное лезвие недвусмысленно оскалилось, не облизнувшись только в предвкушении свежей крови.
Не тот, который когда-то распарывал единорожьи шкуры с такой же легкостью, как и нежные людские глотки.
Но и он для этого дела тоже сгодится. Если, конечно, рогатые лошадки все же решат померяться силой.
Только помнят пусть, что у эльфов в запасе есть не только клинки, но и магия.

Отредактировано Эредин (09.03.21 16:49)

+2

7

Тон Эредина ломается с треском, словно сухое дерево; спокойная гладкость речи вмиг сменяется резкостью. Цири слышит, как он рубит слова на острые щепки, у которых одна цель — зацепить ее, ранить. В них чуется яд высокомерного пренебрежения, очередное напоминание о том, что на самом деле она — никто и не имеет никакого значения, что ее терпят и с ней разговаривают только ради достижения своей цели.
Возмущение заполняет нутро жаром, покалывает в кончиках пальцев. Цири крепко сжимает поводья, чтобы не выдать нервную дрожь. Рыжий — неужели! — чувствует что-то беспокойное в своей всаднице, недовольно трясет головой.
Как же мало понадобилось времени и слов, чтобы вернуться к тому, с чего они начинали: он ее теперь снова надменно поучает — куда и делись сладкие речи о вере в ее возможности! Теперь он ясно дает понять, что сомневается в ее сметливости и не терпит пререканий.
И ей понятно — о да! — что эта их сделка точно такая же односторонне полезная лишь для него, как и предыдущая. А обещанная ей свобода… была ли и правда обещана?
Цири отворачивается.
Смотрит на оставленные в стороне холмы. Краем глаза наблюдает за расположившимися позади на почтительном расстоянии всадниками.
Говорит себе, что хватит уже обманываться внимательным блеском этих зеленых глаз и вежливостью легкой улыбки. Что в его спокойствии нет добродушия, а в предложенном ей выборе — настоящего выбора.
Их путешествие — очередное для нее унижение, маленькая уступка, истинная цель которой ей неизвестна. Избавить ее от сомнений — ложь. Дать ей право решать — тоже ложь. И дать ей свободу — еще одна ложь.

Разговор, такой же односторонний, как и весь этот фарс, в котором главную и единственную роль играет сам Эредин, прерывается предупреждающим окриком. Воины из сопровождения пользуются, конечно же, ellilon’ом, и Цири плохо понимает слова, но улавливает суть: опасность.
Караковый всхрапывает, и ее рыжий тоже волнуется.
Можно даже не смотреть, просто закрыть глаза и слушать, чтобы понять, что за опасность приближается к ним. В этом мире только две стороны, которые оглашают округу стуком копыт — эльфьи всадники и единороги. 
Первые окружают ее плотным кольцом. Вторые мчатся навстречу неровным клином, на острие которого — белоснежный жеребец.
На миг сердце Цири замирает и пускается в не менее стремительный галоп. Она думает: «Конек!» — и хочет вырваться, стремглав полететь навстречу единорожьему табуну, оставив своих тюремщиков позади.
Но ощетинившееся оружием кольцо вокруг нее сжимается, и Эредин, будто прочел ее мысли, приказывает не высовываться.
А в ушах стоит тяжелый шум и кровь гудит тяжелыми ударами сердца, но никто не пытается с ней мысленно разговаривать, как раньше. Рыжий тревожится, перебирает ногами, и Цири понимает, что он тоже хочет сорваться в бег, но только не навстречу единорогам, а прочь от них.

— Страшишься, что они меня отвоюют? — выкрикивает Цири резко и громко, чтобы прорваться через поднятый эльфами свист. — Боишься, что с ними сбегу?
А сама мысленно зовет: «Конек! Иуарраквакс! Это ты?»
Но никто ей не отвечает, только кровь гудит в ушах и сердце вырывается из груди.
Цири сдерживает рыжего, чтобы не пятился, а он танцует на месте, выбивает комья земли из-под копыт. Какой же трусишка, не ровня бесстрашной Кэльпи. Не ровня даже всем скакунам из их маленького отряда, что уж и говорить о королевском караковом.
«Конек!» — зовет она снова, и в ответ снова ничего не получает.
Белоснежный вожак со своим табуном все ближе, поблескивает лоснящимися боками на солнце. Цири не может поверить, что он вот так яростно поведет своих собратьев на верную смерть, лишь бы…
Лишь бы что?
Смять ненавистного врага? У их вражды с эльфами многовековая история. Для них, может, это дело принципа — уничтожить небольшой отряд, забредший в их владения.
Или вырвать ее из эльфьих лап? Такое ведь странное совпадение, что им на пути встретился этот табун.
Только мчатся они так стремительно, будто хотят растоптать все на своем пути. И ее в том числе.
— Конек! — кричит Цири уже вслух, во весь голос.
И понимает, что дрожит. Что ей, как и ее рыжему, страшно.
Белоснежный — теперь уже совсем близко, и вблизи он не так уж похож на Конька — взвивается вдруг на дыбы, пронзительно ржет и забирает вправо. Его табун с угрожающим ржанием громкой, пышущей жаром и запахом конского пота рекой огибает их маленький островок и уходит по равнине вдаль.
Цири провожает их встревоженным взглядом, успокоительно поглаживает рыжего. Ей не нравится то, что она видит. Ей не нравится не понимать, что происходит. И она все еще зла на Эредина.
—  Видишь, — говорит колко, а у самой сердце все никак не успокоится, — не отбили и не украли. Нечего было так переживать. И я даже не попыталась сбежать. Потому что уговор наш ценю.
И смотрит с вызовом, будто хочет еще спросить: «А ты-то его ценишь?»

+2

8

Голос Ласточки — резкий, перекрывающий голоса Всадников, остается без внимания Эредина. Не до пустых споров сейчас, не до того, чтобы поставить заносчивую девчонку на место. Сохранить б голову этой девчонки на плечах для начала!
Взгляд из-под металла шлема сощурен внимательно, и наготове клинок.
Кто напорется на него первым? Вожак, или какой-то глупец, решившийся вылезти вперед, опробовать остроту своего рога и прочность шкуры?
Однако белый — смотрит словно в немигающие зеленые глаза врага, взвивается на дыбы, издав пронзительно-злобное, угрожающее ржание. В ответ на которое Ястреб берет еще более высокую ноту свиста — от чего и у самого на мгновение заложило уши.
Единороги — поворачивают резко, подчиняясь своему предводителю. И грохот копыт уносится мимо и вдаль, вслед за табуном — гладкими, сильными спинами, лоснящимися на солнце.
Разменялись предупреждающими угрозами, поиграли мышцами и оружием, демонстрируя их во всей красе — да и разошлись!
Обманываться, впрочем, не стоило. Единороги могут вернуться, могут привести подмогу, и вместо одного табуна равнину затопит уже два-три. Было такое, и было не раз! Но Ястреб не говорит этого вслух, не разбрасывается бесполезными предупреждениями. Его воины и без того знают о рисках.
Как знают и о том, что расслабленному передвижению шагом пришел конец.
Ускориться — стоило однозначно. Хоть и — уже тишина, уже не дрожит земля от бешеного галопа несущихся бок в бок рогатых лошадей.
Слова Зираэль — по-прежнему вызывающие, колючие, хоть в сердцевине их и скрывается беспокойное волнение — встречает хриплый негромкий смех. Оборвавшийся столь же резко.
— Я уже говорил, что этот мир не так безопасен, как кажется, — Эредин щерится, все еще взбудораженный стычкой, и белые зубы зло блестят на солнце. Как и клинок, который не торопится скрываться в ножнах. — Ты уверена, что осталась б в живых, укради тебя единороги?
Тени и пыль, кровь и песок, челюсти и рога — вот что такое этот мир. Ему ли не знать об этом. Ястреб завоевывал его, подчиняя пламенем и клинком, бывал в темных углах, лежащих ныне за пределами владений Aen Elle. Видел смертельно опасную изнанку.
Оскалившиеся скелеты под ярким, цветущим дерном.
Караковый под седлом всхрапывает — все еще беспокойно, перебирает ногами, чувствуя настроение всадника.  Который, осаживая, грубо тянет поводья — так, что удила больно впиваются в конские губы.
— Мне ты нужна, — продолжает эльф, уже много спокойнее; меч возвращается в ножны, и жеребец удостаивается пары ободряющих хлопков по шее, — а для них — опасна. Одним своим существованием.
Эредин прерывается, чтобы отрывисто раздать приказы сопровождающим — на родном ellion`е, поскольку понимать их Зираэль без надобности. И понукает коня, заставляя Адхарта перейти на все ту же ходкую рысь.
Всадники уже не следуют где-то позади — держатся ближе, тесным полукольцом. На случай, если единороги все же решат вернуться.
— И тем, что пребываешь в нашем обществе, — Ястреб избирает дипломатичную, мягкую формулировку, прекрасно зная, что Ласточка обозвала бы это самое мягкое «конвоированием». Если не «передвижной тюрьмой».
Он не припоминает девушке, что она звала какого-то Конька — не того ли единорога, в обществе которого чуть было не поймали ее Всадники? Хотя мог бы. И более того — стоило бы.
Чтобы не говорила так уверенно, будто их уговор имеет какую-то ценность! Будто вовсе не намеревается она сбежать при первом удобном случае, исчезнуть, раствориться и спрятаться — пусть даже и зная, что не скроется надолго, не сумеет затеряться в круговерти миров. Что Красные Всадники вытащат ее даже из бездны времени и пространства.
Рано или поздно.
— Что до моей заботы, то поясню, — Эредин запрокидывает голову, щурится на солнце. — Для меня уговор с трупом точно не имеет никакой ценности.
Хоть бы и потому, что он уже не сможет быть исполнен.

Отредактировано Эредин (17.03.21 13:35)

+2

9

Уж не стоит и удивляться, что Эредин в очередной раз совсем не деликатно дает ей понять, как обстоят дела. Или как они обстоят в его понимании.
Цири слышит в его смехе скрежет металла, звон скрестившихся в поединке клинков, а совсем не тихий шорох скользящего в ножны оружия. Битва с единорогами не состоялась в действительности, но ее призрак — или воспоминание о было? — отражается в глубине его взгляда, холодного, словно сталь, и такого же пронзительного.
Прошлое скрывает — и раскрывает — не одно столкновение между ними.
Для Цири это всегда испытание. Экзамен, хуже тех, что ей устраивали в Каэр Морхене на гребенке, с двойным маятником, с завязанными глазами, когда крутишь десятки пируэтов, полагаясь на одно только чувство ритма и острый слух.
Хуже, потому что сложнее. Хоть глаза ей ничто не застилает, а все выпады и уклонения в этом бою не физические, для них недостаточно тренированной ловкости тела. Атаки они проводят словами и получают в ответ слова.
Взгляды же припасены для финтов. У Эредина — так точно.
Цири читает в его глазах всякое, но никогда не может понять, что у него на уме на самом деле. Иногда думает, что, может, это и к лучшему?
Она помнит тот свой страх, то леденящее кровь ощущение, когда ей приходилось удирать от него по дорогам времени и чужих миров, постоянно оглядываясь через плечо. Тогда она чувствовала, что попадись ему в руки — и с ней произойдет что-то ужасное, что-то произрастающее из его холодного гнева, из нанесенного ему поражения.
Сейчас же попалась… и позабыла. Как будто за несколько лет все может так измениться. Как будто могут так быстро затупиться острые ястребиные когти, а мощные крылья — забыть, как в полете противостоять ветру.
Нет, он все тот же хищник, все тот же опасный противник, только хитро скрывающий свое естество за успокаивающим тоном, редкими полуулыбками и обманчивыми речами. И только не смог удержать свою сущность в узде в предвкушении боя.
Цири его понимает. У нее тоже кровь закипает в предчувствии опасности, сдвигаются все рамки рассудительности и тело, вопреки доводам разума, рвется в бой.
Оттого она все продолжает шипеть и огрызаться на его слова и напоминания, хоть сама себе говорит: думай, прежде чем говорить, ступай осторожно по этой тропе, здесь тебя могут съесть в один миг, не поможет твоя ведьмачья выучка. Ее дух всегда бунтует против оков разумности и на очередной вызов хочет ответить ударом.
— Опасна? — хмыкает, едва ли отдавая себе отчет о том, каким трепетом отдаются в сердце слова «мне ты нужна».
И думает:
«Врет он все, снова врет, лишь бы меня запутать!»
А потом вспоминает гул единорожьих копыт, лоснящиеся бока, блеск смертельно острого рога и свой почти что животный страх перед мчащейся на нее живой массой. И молчание в ответ на ее призывы и попытки поговорить.
Беспокойство и сомнения впиваются в разум острыми зубками, кружат голову. А что, если прав? Что, если намерения единорогов действительно не так чисты? И в прошлый раз между не было единства по поводу нее, сейчас же противостояние может быть обострено.
— Так это потому мы сейчас так решительно удираем? — говорит в смятении, не найдясь, что съязвить. — Чтобы меня не превратили в труп, а ты не потерял свое важное средство для достижения цели?
Цири хорошо помнит вчерашний разговор и то, как он подчеркивал ее роль в будущем его народа, следствием чего и сказалась, пожалуй, эта их поездка в поглощенный Белым Хладом край. И отлично чувствует, как напряжены воины из их сопровождения, хоть под забралами шлемов и не разобрать выражения их лиц.
Они ждут новой опасности, и ее рыжий тоже это ощущает, проявляет волнение. Сама она тоже дрожит от предчувствия и тревоги. Они мчатся по чистой равнине, а краем глаза смотрят на горизонт, в ту сторону, где скрылся ведомый белоснежным жеребцом табун.

+2

10

Снова — тишь, шорох-шелест трав моря трав да перестук копыт. И все же — улавливает острое ухо встревоженный конский всхрап, и стих до штиля ветер, унесшись вдаль на единорожьих гривах. Удушливой из-за чего начинает становиться жара…
…или предчувствие новой опасности?
— Именно, — отвечает эльф одним словом на все вопросы Зираэль. Коротко, отрывисто — с нотой довольства учителя, ученик которого наконец вышел на верную мысль. Хоть и высказал ее резко, без подобающего почтения.
Помимо этого Ястреб не произносит ничего. Мог б в очередной раз снизойти до пояснений, бросить зерно на бесплодную почву — но все равно не взойдет. Все равно кончится обвинениями и полными недоверия взглядами, ершистыми издевками… как кончится однажды и его терпение.
Удар пятками в конские бока — резкий, чувствительный, моментально откликнувшийся в мышцах под гладкой лощеной шкурой. Алый плащ взвивается кровавым знаменем.
Караковый вновь оставляет рыжего позади, и на сей раз Эредин не намерен сдерживать его бег.
Равно как и оборачиваться.

Полуденное солнце — холодеет; и ветер, бывший еще недавно мягким и свеже-прохладным, несет с собой дыханье приближающейся зимы. Ястреб вновь привстает в стременах, вновь придерживает жеребца — который не выказывает уже ни малейшего признака беспокойства. Единороги умчались, растаяли бесследно на холмистом просторе. И все же подсказывает нечто — на этом неприятности не закончились. Скалятся, ходят кругами, только и выжидая, когда смогут вонзить клыки!
И к ним следует быть готовым.
Местность здесь — уже изменилась. Нет шелкового разнотравья, укутывающего землю — одна лишь остриженная коротко зелень, сквозь которую рвется серо-коричневый камень, острыми костями через старую шкуру. Склоны круты, как драконий гребень, и столь же зубасты-ощеренны отвесно; и за гребень этот местами цепляются, прижимаясь друг к другу, деревья…
Предгорья дышат холодом сами по себе, но куда явственнее — дыхание Белого Хлада. Все проявления которого не в силах сдержать даже магия многоопытных Знающих.
Эредин дергает уголком губ, отбрасывая неприятные воспоминания: есть у него к магам пара претензий, старых, как истлевшие в земле кости! однако мгновением спустя его лицо обретает прежнее спокойное хладнокровие.
— Почти на месте, — произносит Всадник, направляя каракового по тропе. Та здесь, в предгорьях, видна явно, вьется каменистой лентой… На Ласточку он не смотрит — кинул взгляд искоса, через плечо, да и довольно ей внимания! Лишь в голосе прорезается мимолетная улыбка, как блеск на мгновение вынутого из ножен клинка. — Скоро ты увидишь.
Всадники за его спиной — все тот же узкий веер, рвущийся там, где траву взрезает каменистая россыпь. Тропа — скорее ориентир, ниточка, которой стоит придерживаться; Ястреб помнит, что она выводит на тракт, проходящий через весь Западный Берег. Когда-то там было безопасно, что можно не опасаться даже единорогов, теперь же — кто знает?
Многое изменилось в этих краях…
Слишком многое.
Вышколенный конь замедляет шаг — стоит лишь сжать чуть сильнее ноги. Не требуется и натяжения поводьев.
— Raen, — говорит Король Ольх и молчит пару мгновений, ожидая, когда названный с ним поравняется. Продолжает затем уже на ellion`e: — Evall, dice aef Aen Saevherne, sque sinn estim anseo! Ifit te, cad est ei stell?
Ya.
Короткий кивок, взмах закованной в металл руки.
— Evall.
Всадница склоняет голову. Соловый — не менее рослый, чем конь Ястреба — на котором эльфка смотрится миниатюрной, несмотря на свой высокий по меркам dh`oine рост, огибает небольшой отряд и, подчиняясь седоку, срывается в летящий галоп.
Эредин провожает удаляющуюся фигурку взглядом и трогает жеребца. Адхарт мотает головой, прядает ушами — однако подчиняется, послушно переходя на все ту же рысь. Идти которой он способен еще очень и очень долго.
Граница — уже близко. Об этом говорит все, от холодка в воздухе до тухнущих по-осеннему красок.
Но вот где именно она пролегает теперь — Эредин не знает. Не закапывался до такой степени в отчеты, не был уже долгое время в этих местах. Может, полчаса понадобится им, чтобы добраться до места, а может, всего десять минут!
Так или иначе, Раэн сэкономит им немного времени. Знающий, конечно, уже в курсе намерений Ястреба, не высказал ничего против (попробовал бы он это сделать!) — и все же стоило оповестить о своем присутствии.
Хоть бы из обычной вежливости, подобающей деловым elle в общении между собой.

Отредактировано Эредин (31.03.21 17:10)

+2

11

Всего одно краткое слово достигает своей цели успешнее, чем десятки других, тщательно выбранных и составленных вместе в вычурном плетении обманчивых фраз. Один грубый удар, один бесхитростный ответ — вот и все что, необходимо, чтобы закончить их затянувшийся бой.
Цири чувствует себя побежденной и отворачивается. Ее рыжий прекрасно сам выбирает дорогу, следуя за караковым жеребцом, пока она усилием воли заставляет себя всматриваться куда-то вдаль.
Горизонт зеленеет холмами и сереет синью летнего неба. Только белесые обрывки облаков движутся там вдали, а Цири почти что хочется увидеть, как расплывчатое пятнышко растет и превращается в приближающийся в сопровождении перестука копыт единорожий табун.
Хочется увидеть, как изменится лицо Эредина, и что он тогда скажет, если ей удастся сбежать вместе с ними. Конец придет его планам, какими бы там они на самом деле ни были. Конец придет его власти над ней. И увидит еще мир, кто последним будет смеяться или высокомерно молчать.
Но единороги не появляются, равнина остается такой же чистой и безмятежной, и только стук копыт их собственных лошадей нарушает ее покой.
Цири тоже не нарушает установленную тишину. Эредин не желает с ней говорить, и она тоже не будет пытаться. С воинами из сопровождения болтать ей не только не хочется, но и будет достаточно сложно — кто ж из них говорит на Hen Linge или хотя бы просто захочет ей ответить?
Их путь продолжается, и только когда зелень под копытами их лошадей сменяется темным камнем, а впереди поднимаются горные склоны, она понимает, что пальцы у нее заледенели, и что сама она мелко вздрагивает от холода. Тонкий плащ, прихваченный ради прикрытия, но не для тепла, почти не согревает ее.
«Как может такое быть?»
Яркое солнце все еще возвышается у них над головами, но его лучи неспособны прогреть стылый воздух, будто вдруг окружавшее их лето сменилось осенью, а осень скоро уступит права зиме.
Едва заметное облачко пара срывается с ее губ, предваряя вопрос, но Цири прикусывает язык. Не станет спрашивать, не станет подавать голос. Скоро увидит сама, и правда, вот только что?
Придерживает рыжего, хоть тот и так не торопится впереди всех подняться вверх по тропе. Ждет, что будет дальше, кутаясь в свой тонкий плащ.
Из разговора, который ведет Эредин с одной из воительниц из их сопровождения, выхватывает знакомые слова: Aen Saevherne. Знающий. Эльфий ведун.
Аваллак’х.
Тот Аваллак’х, который за все время, что она сидела взаперти, ни разу не пришел ее проведать. Тот Аваллак’х, который не мог не знать о том, что она вновь оказалась в Тир на Лиа. Но оставил ее без поддержки и помощи в руках Эредина.
Она все еще злится за это, но теперь думает, не было ли тому виной коварство Короля Ольх. Хитрый ход с его стороны — лишить ее всякой надежды на другой исход ситуации и таким образом склонить к единственному возможному с его точки зрения варианту.
— Я услышала, — говорит она, совсем забывая о том, что недавно не желала и слова проронить, — что вы говорили о Знающем, — на лице у нее появляется триумфальная полуулыбка — пусть не думают, что используя свой ellilon могут что-то от нее скрыть. — Это ведь Аваллак’х, да? Так и знала, — надменно прикрывает глаза, — что ты сослал его куда-то на край света, лишь бы от меня подальше!

+2

12

А воздух — все холоднее; сковывает лицо, неприятно обжигает дыхательные пути, белесым паром срывается с губ. Тонко-плетеной изморозью, того и гляди, покроет легкий металл доспеха, сорвется с неба ленивыми снежинками!
Неудобство — пусть даже и столь незначительное — терпеть Эредин не собирается. Несложная формула, произнесенная одними губами — и воздух вокруг вздрагивает на мгновение, словно бы над костром, а затем теплеет. Ненамного — слишком много энергии бы потребовалось на то, чтобы вернуться в жаркое лето. Но дышать становится легче, и нет нужды набрасывать на плечи плащ потеплее.
А вот Зираэль б такой дать — благо припасли, позаботились заранее — не помешает.  Окоченеет а то еще, чего доброго, по дороге! А от Ласточки пользы, как ни крути, больше, чем от ее ледяного изваяния.
Хотя, у этого изваяния есть несомненный плюс: оно молчаливо и не пытается раз за разом задеть, выбить из равновесия, увернуться от той судьбы и того предназначения, что ей уготованы.
Король Ольх полуоборачивается, едва скользнув по девушке взглядом, и ближайший из всадников получает короткий, резкий жест. Значение недвусмысленно: принести, а что, догадаться нетрудно. Извилин в эльфском мозгу для этого вполне достаточно…
Голос Ласточки вынуждает повернуться снова. А слова — посмотреть на нее, куда более холодно и внимательно. Прямо, не отводя и не смягчая сероватых на свету глаз.
То, о чем заходит разговор, Бреакк Гласу не по душе — кто бы мог подумать, что будет иначе! но впервые ли ему вступать в пляску на тонком льду? Тем более что подо льдом сейчас — не жадная водная толща, а жалкий ручеек, в котором и ноги-то замочить проблематично. Оступись Всадник сейчас — Зираэль не сможет извлечь из этого ничего.
Как не сможет и навредить Ястребу и его планам.
Подъехавший эльф небрежно набрасывает на плечи Ласточки плащ и отъезжает, предоставляя ей самой застегнуться и устроиться уютнее. И без того уже достаточно было проявлено заботы.
— Аваллак`х Знающий, верно, — произносит Эредин не торопясь, медленно. С явным оттенком иронии, говорящим словно бы: хорошо, что ты это запомнила! — Но он такой не один.
Ястреб думает, как увести разговор с опасно-скользкой тропинки и сделать это быстро — пряча работу своей мысли за неспешной речью, насмешливой, обычно-высокомерной улыбкой и прищуренным взглядом.
Расспросы о том, куда именно подевался Креван, ему по-прежнему не нужны. Солгать, умолчать, конечно — не стоит ничего; не обожжет языка и не тронет совести. Но что Эредин знал со всей точностью, так это то, что одна ложь часто тянет за собой другую... и ввязываться в это сейчас не был готов.  Играть словами он умел, бесспорно; но не был настолько искушен в плетении интриг, чтобы совершенно не путаться в нитях, созданных и тонким образом спутанных между собой одним лишь воображением, противоречащим суровым фактам.
— Есть и другие, с одним из которых я сейчас рассчитываю тебя познакомить. Кто знает, — здесь в голосе прорезается легкая усмешка, — быть может, к нам присоединится и Аваллак`х. Я не видел его в последнее время, но полагаю, что он в курсе дел.
Что хитрый Лис не имеет никаких источников информации во дворце, совершенно оторван от происходящего в мире Aen Alle, не решается даже пол-лапы, даже носа сунуть в Тир на Лиа — Эредин не поверил бы никогда. Точнее, может, быть и поверил… не знай он Кревана в течение стольких лет.
И именно это знание постоянно одергивало, заставляло быть более осторожным, более предусмотрительным.
Только вот удержать себя в узде — свою натуру — удавалось далеко не всегда.
— И явится, если захочет.
Ловушка — взведена.
Оставалось только дождаться, пока зверек потянется за приманкой, которую нарисовал сам себе, и…
Зираэль хочет припереть его к стенке, придавить очередным обвинением — и попутно выяснить то, что ей так интересно? О, Эредин не доставит ей этого удовольствия.

Отредактировано Эредин (05.05.21 12:09)

+2

13

С каждым обменом фразами с Эредином, которые и разговором-то сложно назвать, Цири все четче понимает, что добиться от него настоящих ответов, когда он сам того не желает, почти что невозможно. Проще реку заставить течь в другом направлении, чем его — говорить о том, что ее интересует.
Он извивается и виляет, как змея — зря только его кличут Ястребом, а не Аспидом! — ловко огибает острые углы ее вопросов и дает ей в ответ ровнехонько ничего. Знающих много, Цири это известно, и, сколь она помнит Аваллак’ха, он не питает к Эредину особой приязни. Но настолько ли велико его влияние, чтобы сопротивляться воле своего короля?
Цири подозревает, что Эредин что-то скрывает за своими ловкими изворотливыми фразами. На одно слово меньше, чем нужно, на одну тень полуулыбки больше.
Она зябко кутается в накинутый на ее плечи теплый плащ. Поначалу думает его гордо отбросить — не нужны ей подачки и эта видимость заботы. Потом думает, что гордой можно быть и потом, а сейчас хочется немного согреться, и чтобы сжимающие поводья пальцы так не дрожали.
Мелкого колдовства Эредина, которое Цири сразу же ощущает в воздухе как натянувшуюся звенящую струну, не слишком-то и хватает — становится всего лишь немного теплее. Хоть ему, кажется, как и его воинам, этого достаточно. Он вполне уютно чувствует себя среди холода, будто бы не такой уж и живой. Не Король Ольх, но Король Зимы.
А мир вокруг и правда погружается в зимний холод так стремительно и глубоко, что сложно поверить в оставшееся где-то за спиной лето. Всего-то несколько верст, а все уже совсем иначе. Цири украдкой недоверчиво оборачивается и пытается разглядеть вдали покрытые зеленью холмы и безмятежное голубое небо.
Летний пейзаж и правда там, позади. Впереди же только холодные серые камни и тяжелые, полнящиеся снегом тучи.
Ей думается, что это наверняка какой-то обман, иллюзия, очередная хитрость Эредина, призванная утвердить ее именно в том мнении, которое будет выгодно для него. Что Белый Хлад здесь, что он существует и угрожает этому миру непосредственно.
Цири всматривается в вихляющую между камнями горную тропу, по которой они следуют, ожидая, когда же на ней появится отправленная в качестве посланницы эльфка. Каким бы бесконечным не был их показательный путь из лета в зиму, но и он когда-то приведет их к конечной точке. И возвращение посланницы будет свидетельствовать о том, что они уже близко.
— Значит, — говорит она, — не все еще происходит ровно так, как ты того желаешь?
Интонация у ее слов вопросительная, но в них скрывается и самодовольное утверждение: она не верит в правдивость происходящего, ее не так легко обвести вокруг пальца, как ему кажется.
— Что же, — добавляет, — я с удовольствием познакомлюсь с твоим Знающим и обо всем его расспрошу подробно. И буду с нетерпением ждать появления Аваллак’ха. Уверена, он захочет со мной повидаться.
«Если только ты меня от него не скрываешь».

+1

14

Тускнущий холод и мертвое лето. И умирающий — но борющийся пока, цепляющийся за жизнь мир. При очередной мысли об этом по лицу пробегает хмурая тень, заставляет на мгновение пролечь меж бровей тяжелую складку.
Как ни гони прочь, как ни вскидывай голову и говори, что хватит, довольно — оно никуда не уйдет, будет дышать в спину и коситься пустыми холодными глазами через плечо.
Но все еще может сложиться удачно для elle, не правда ли?
Даже не может — сложится. А Зираэль может беситься, сколько угодно, брыкаться и топорщить перышки на груди. Все это — не больше, чем попытка избежать неизбежного, уцепиться за бревно, стремительно летящее к краю водопада.
И все же Эредин успел от нее устать. От ее и ее вопросов, необходимости оставаться насмешливым и холодным, когда одна хорошая затрещина разом сняла бы половину вопросов… и все же это — ниже его достоинства. Это показатель, что он растерял все аргументы, кроме последнего, силового и грубого в своей простоте и безотказности.
Не время еще для оружия крайнего случая, совсем не время.
— А хорошо ли ты знаешь, чего именно я желаю? — Ястреб отвечает вопросом на вопрос, дернув уголком губ. С которых тут же срывается негромкий смешок. Конечно же, она заявит сейчас, что знает, и знает прекрасно! Одна лишь власть, завоевания и уничтожение… что там еще? А вряд ли что-то еще. Зачем dh`oine шевелить своими извилинами, разрушая простой и привычный мирок, который делится на черное и белое, не включая в себя полутонов.
На заявление же, прозвучавшее следом, эльф лишь сухо пожимает плечами. Не выказывая никакого неодобрения — подумав лишь, что она в очередной раз себя переоценивает. Вопрос не в том, как и о чем она хочет разговаривать со Знающим… вопрос в том, захочет ли Знающий этой беседы.
— Похвальная тяга к знаниям. Полагаю, она будет оценена по достоинству, — двойное дно у этих ироничных слов, не скрывается оно, но и не показывается явно! — И все же Виреадан может быть не так терпелив, как я.
Предупреждение. Которое Зираэль, впрочем, может и не заметить.
Слова про Кревана Эредин, кажется, игнорирует вовсе. Не потому, что ему нечего сказать, о нет; потому, что он не хочет наговорить лишнего. И без того резкий, прямой язык создает проблемы чаще, чем следовало б. Где он может его придержать, сознает риск оступиться — надо придержать!
Перестук копыт — слышится раньше, чем из-за поворота показывается конная фигурка. Быстро она обернулась!
Эльфка подъезжает ближе, придерживает коня и, склонив голову, докладывает. Ellion звучит ровно и четко, словно б Раэн шла пешком и вовсе не торопясь.
Ведун извещен, следует из ее слов, и он ожидает. Большего Ястреб и не требует; едва услышав нужное ему, коротким жестом позволяет эльфке занять свое место позади. Сам поворачивает голову к сероволосой девушке.
— Можешь начинать составлять свои вопросы. Если, конечно, сумеешь удержать их в уме.
И несильно ударяет пятками в бока жеребца, заставляя того чуть быстрее ступать по каменистой тропе.

Домик — временное пристанище! — где обосновался Знающий, невелик и выглядит грубо-небрежным на фоне летящего изящества Тир на Лиа. Нет ни башенок, ни арок, ни стрельчато-плетеных оконных проемов. Серая основательность, в которой об эльфскости говорят лишь сглаженные, стройные очертания. Впрочем, стоило ли требовать многого от жилья, которому через какое-то время предстоит быть сметенным подступающими льдами?
Тропа — уводит дальше, вверх. Но Ястреб не спешит направлять по ней каракового, напротив, придерживает конский шаг. Высокая фигура, закутанная в изумрудный плащ, ожидает; и игнорировать ее не стоит. По целому ряду причин.
Натяжение поводьев, остановка.
— Виреадан, — произносит Ястреб, глядя сверху вниз. Сильнее натягивает поводья, когда караковому взбредает в голову переступить с ноги на ногу. Знающий слишком нужен, чтобы можно было безнаказанно давить его лошадьми.
— Эредин.
Кажется, они не виделись довольно давно. Но время  не излечило чужой холодности, скорее напротив — Виреадан словно еще сильнее пропитался ею здесь, среди снега и серых скал. Впрочем.. кто из ныне живущих в самом деле питал к Эредину какую-то любовь?
Король Ольх спешивается — полуминуты промедления хватило, чтобы в полной мере дать прочувствовать свое превосходство. Бросает взгляд через плечо на Ласточку, дергает уголком губ и вновь смотрит на собеседника.
Возможность поговорить он предоставит ей позже. Сперва побеседовать с ведуном должен был он.
— Какова обстановка дальше на запад? — произносит он на ellion`е. Зираэль, если захочет понять, поймет и так! Практика в языке ей не повредит, не все же время изъясняться на Hen Linge.
— Плохо, — эльф произносит это с оттенком пренебрежительного равнодушия. Кажущегося или всамделишного? — Белый Хлад расползается, несмотря на все усилия. Собственно, об этом я и говорил в отчете Инглору.
— Отчеты это одно, — в голосе Ястреба мелькает тут же спрятанная сталь. Отчеты Наместнику Западного Берега — это хорошо! Но король тут все же он, и он требует ответа, — а личный взгляд на происходящее — другое…
Виреадан пожимает плечами. Его взгляд — кажется ленивым, не выражающим никакого интереса. Не фокусирующимся ни на чем конкретном. Однако Эредин прекрасно знает: это не так.
— Впрочем, меня интересует конкретный вопрос, — пара шагов к краю, с которого открывается вид на проделанный путь. Мрачный и каменистый. — Есть ли возможность попасть в Тир на Буне.
Знающий — хмурится.
Не лучший знак.
— Возможность есть всегда, — наконец произносит он. — Но я не даю гарантий, что вы оттуда выберетесь. Даже, — быстро брошенный на Зираэль взгляд. Уточнять, кто она, ему явно не потребовалось! — при помощи силы иного порядка.
— Мы, Виреадан, — Эредин улыбается. Проклятые Знающие, говорить обиняками у них — явно семейное. Что Креван, что этот! — Мы. Не думал же ты, что я буду бродить по твоим владениям в отсутствие хозяина?
— Ты король, Бреакк Глас. И можешь ходить, где угодно. А хозяин здесь не я, а Хлад.
— Верно, — соглашается Всадник. — Но я могу ходить и с кем угодно. И мне нужен провожатый.
Взгляд Знающего — все так же скучающ. Однако тон тон эльфа неуловимо меняется, говоря, что теперь он уже не иронизирует: совершенно серьезен.
— В таком случае должен предупредить… Тир на Буне может оказаться опасен для твоей гостьи. Там бродят дикие гончие. И граукен. Впрочем, в компании таких воинов ей ничто не угрожает…
Проклятый Виреадан!
Сдержать подступившую злость стоит усилий.
— О да.
— Я провожу вас до предместий. Если захотите идти дальше — пойдете сами, — очерчивает границы своей помощи собеседник. — Я же не должен отходить далеко от своего поста.
Что в этом истина, а что — очередная уловка?
Не скажешь, а потому придется довольствоваться тем, что ему предлагают. Не так хорошо, как могло бы, но и не так плохо.
А потому ответом ведуну становится короткий сухой кивок, словно подтверждающий заключение договора.
— Зираэль, — Эредин поворачивается наконец, жестом приглашая Ласточку приблизиться, — позволь представить тебе Виреадана Бирне аэп Линнет, Знающего народа Aen Elle.
Наконец она будет доставать кого-то другого!

Отредактировано Эредин (28.05.21 18:18)

+1

15

Посланница вскоре возвращается, и Цири с любопытством следит за тем, как эльфка стремительно приближается к ним, как говорит с Эредином. Приходится знатно напрягать слух, чтобы разобрать слова, ведь она, конечно же, использует Ellilon. Пора бы уже Цири привыкнуть, что почти никто из Aen Elle не желает говорить на Hen Linge в ее присутствии. А может и вообще не умеет.
Когда эльфка проезжает мимо, возвращаясь в строй, Цири готова поклясться, что ловит на себе ее косой взгляд. Такие взгляды, сквозящие смесью пренебрежения и отвращения, для нее давно не новость, их было достаточно и в прошлый раз, когда она оказалась в заточении в Тир на Лиа. И все же до сих пор они вызывают у нее чувство горькой обиды.
«Что я им сделала? — гадает она. — Чем заслужила такое отношение? Тем, что родилась человеком? Или тем, что моя пра-пра-сто-раз-прабабка сбежала от них, потому что влюбилась?»
У нее нет ответов на эти вопросы, и вряд ли кто-то захочет ей на них отвечать.
Эредин — так уж точно. Ему, несомненно, доставляет удовольствие играть с ней словами, вместо ответов подсовывая новые вопросы. И как только выдается повод, он снова метко бросает в нее одно за другим колкие замечания.
Цири хмурится, но молчит. Пусть себе намекает, что она всего лишь глупая d’hoine, ничего не понимает и никогда не сможет понять. Ей не хочется сейчас вступать в бессмысленную перепалку. Она просто понукает своего рыжего, чтобы шел быстрее и не отставал от королевского жеребца.

Тропа ведет их все дальше, холодный воздух вокруг сгущается. Высокая фигура в зеленом плаще ждет их у вынырнувшего в стороне домика. Цири силится издалека всмотреться в черты встречающего их эльфа, как будто слова Эредина каким-то образом могут оказаться неправдой, а этот Знающий — Аваллак’хом.
«Виреадан, его зовут Виреадан», — напоминает она себе.
Но надежда всегда умирает последней. И этой надежде приходит конец, только когда они вплотную приближаются к ждущему их эльфу, и Цири может наконец-то рассмотреть незнакомые черты и расслышать незнакомый голос. Впрочем, нечто знакомое в Виреадана она тоже примечает: сопротивление воле нового короля. Будто для Знающих почти свойственно пребывать в напряженных отношениях с Эредином.
Их разговор пронизан напряжением: два осторожных зверя кружат друг вокруг друга, не решаясь ни напасть, ни отступить. Цири внимательно всматривается в безразличное лицо Знающего, гадая, станет ли он для нее союзником, пусть даже вынашивающим свои собственные планы, или все это — одна только видимость.
— Приветствую тебя, Виреадан Бирне аэп Линнет, — говорит она вежливо, тщательно выговаривая слова.
— Рад знакомству, Зираэль, — кивает он не менее вежливо, но в его взгляде Цири не видит ни капли радости. Только прохладную заинтересованность.

Свой путь дальше по тропе они продолжают уже пешком — лошадям не пройти, как говорит Виреадан, да и защитить их всех будет намного сложнее. Подошвы сапожек Цири скользят по покрытых инеем камням. Она старается ступать осторожно и так же осторожно пытается задавать вопросы.
— Как ты будешь нас защищать от холода? — спрашивает она у Знающего, кутаясь в теплый плащ, и косит взглядом на Эредина, молчаливо шагающего рядом вместе со своими воинами. Он, кажется, даже не думает вмешиваться в их разговор. По сути, он сам дал ей указание спрашивать.
— С помощью заклинания, Зираэль, — отвечает Виреадан, перейдя на Hen Linge.
Цири внутренне ликует: слава Мелитэле, хоть кто-то!
— Что-то вроде Барьера?
— Почти. Только меньше. И он будет передвигаться вместе с вами.
— Как далеко? Как долго?
Виреадан смотрит на нее с тихим любопытством, будто читает в ее мыслях то, что еще не полностью оформилось в план побега.
— С расстоянием сила заклинания слабнет. Не советую отходить слишком далеко.
Едва приметная улыбка касается его губ, а взгляд мимолетно устремляется к Эредину. Цири прекрасно помнит, что он обещал королю провести их только до предместий. И это значит, что слишком вглубь города им не уйти. Ей не уйти.
— Что же до того, как долго… — Виреадан прикрывает глаза, будто производит какой-то подсчет. — Сколько хватит моего ресурса. Я ведь обязан защищать своего сюзерена и Ласточку, которая принесет нам весну.
Цири чувствует в его тоне насмешку, но не уверена, кому она предназначена: ей, Эредину или же им двоим.

Тропа под ногами покрывается вместо инея снегом, кусачий холод все настойчивее проникает под теплый плащ. Перед Цири простирается скрывавшийся за перевалом город, будто мирно спящий под белоснежным покрывалом. Кажется, будто вот-вот из усыпанных снегом домов выйдут их жители, заспешат по своим делам, наполнят его звуками разговоров и будничной суматошностью.
Она вслушивается в звуки и ждет, все ждет того момента, когда Тир на Буне наконец-то проснется. Но ничего не меняется. Только дикий, отчаянный вой разносится по предместьям, как тоскливая песня скорбящей плакальщицы.
«Не ветер, — дрожа, думает Цири, — не призраки».
И по ведьмачьей привычке выискивает взглядом следы на снегу. Где-то там бродят дикие гончие и граукен — неизвестные ей чудовища, о которых предупреждал Виреадан. У нее нет оружия, но ее опекают. Эредин и его воины совсем рядом, пристально наблюдают за каждым ее движением.
— Разве это возможно? — шепчет она, под защитой чар Знающего ступая по скрипучему снегу. — Разве может такое быть?
Даже окутанная защитной магией, она чувствует, как невыносимый, неестественный холод проникает глубоко в ее кости, в кровь, в сердце. Как сковывает тело первобытным ужасом. Ей не страшно побежать по снегу прочь в попытке обрести свободу, потеряться, замерзнуть насмерть. И не страшно безоружной наткнуться на неизведанных чудищ, стать добычей в их хищных лапах.
Страх этот, пронзивший ее, не имеет ничего общего с угрозой лишиться собственной жизни. Страх, порожденный клубящимся вокруг Белым Хладом, вкрадчиво шепчет ей, что Tedd Deireadh — Час конца — уже близок для всех. Не только лишь для нее, Aen Elle и Тир на Лиа или ее родного мира. Для всех живых существ всех миров.
— Не позволю, не позволю… — шепчет Цири в отчаянии. А потом во весь голос, будто бросая вызов своему невидимому врагу: — Не позволю! Слышишь?!
Решение дается непросто. Ей не хочется идти на поводу у Эредина, помогать в исполнении его личных планов. Но цель, которую она обозначила для себя, слишком важна: уничтожить Белый Хлад, прежде чем он уничтожит еще один мир. И пока их дороги ведут к этой общей цели, Цири готова идти, послушно склонив голову.
— Возвращаемся поскорее, — говорит она, обернувшись к своим молчаливо наблюдающим спутникам, и ей кажется, что в глазах Короля Ольх она замечает искорку удовлетворения. — Мне нужно многому научиться.

0


Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » Эхо минувших дней » [21 апреля, 1270] — Зима была так прекрасна


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно