В лаборатории Тацития Сеталя всё подчинено строгому внутреннему распорядку, своду правил, договорённостей и заранее составленным расписаниям: накануне они всегда обсуждают, что будут делать завтра, каждый последний день недели составляют приблизительный перечень день на следующую неделю, каждые две недели — середина месяца и сопутствующие решения, каждый месяц — рассмотрение плана на следующий месяц, и всё аналогичное для трёх месяцев, шести, девяти и двенадцати. Тацитий не отклоняется от обсуждённого плана, а если и вынужден сдвигать их, то всегда предупреждает — и Морель молчаливо рада, что её учитель не терпит, когда приходится нарушать установленные планы, а потому старается их соблюдать — он сам говорил так.

Сегодня список дел Морель выглядит так:

Конечно, абсолютное большинство вопросов решает Тацитий. Он заключает какие-то свои договоры (именно поэтому сегодня должен прийти некто Эредин), изредка представляет Морель как свою ученицу и подмастерье, но не вводит особо её в курс дела^[1], сам решает, с кем им сотрудничать, и самолично выдаёт своей подопечной список дел, ограничивает круг её задач и вносит предложения. Морель очень редко говорит с чужаками, потому что она не любит говорить с чужаками; в конце концов, Тацитий считает (иначе бы он не говорил так), что она — совсем ещё ребёнок, и что её первая приоритетная и фактически единственная задача — это обучение. Он сам так говорит: «Ты должна научиться, Морель, всему тому, что я могу тебе дать».

Ещё Тацитий говорит, что она его никогда не подводит и что он хочет ответить тем же. Морель знает, что это хорошо, потому что у глагола «подводить» есть и плохие значения, которые надо запомнить, потому что подводить — это очередное ужасное многозначное слово, для которого нужно сделать карточку, чтобы не забыть:

Морель не хочет нарушать обещания, потому что она никогда не нарушает обещания и не лжёт, и не хочет не делать того, что должна, так что она — очень прилежно старается выполнять всё, что нужно. А ещё Морель не любит многозначные слова, потому что всегда сложно понять, что именно имеется в виду. Например, иногда её папа говорил, что хорошее дело браком не назовут, а его знакомые — смеялись, из-за чего Морель сделала вывод, что было сказано что-то смешное, потому что она знает, что эльфы смеются, когда смешно, и исключения бывают достаточно редко. Когда она спросила, почему это смешно, папа сказал ей, что брак — это многозначное слово. Вот его карточка:

Смысл шутки таился в подмене первого значения на второе, и слушатели это должны понимать. Морель не понимает шутки — и не любит, когда значения слов внезапно меняются, а потому не любит многозначные слова. И художественную литературу, потому что её авторы постоянно норовят найти новые способы употребления уже известных слов, которые хорошо существовали и до них. Когда Морель пытается заложить в одно слово два и более смысла и произнести это вслух, у неё возникает ощущение, что с ней пытаются говорить два и более эльфа одновременно, а Морель не любит, когда так происходит, поэтому она закрывает уши и жалобно мяргает.

Поэтому многозначность слова — это плохо. Морель любит однозначную интерпретируемость. Например, в последнее время они с Тацитием исследовали, как растения общаются между собой, и Морель понравилось, что выделение некоторых веществ может быть истолковано растением только одним образом, и в этом плане она бы предпочла стать растением. И вот почему быть растением — это не самая плохая идея:

Иными словами, быть растением — это интересно и не так уж плохо, как некоторым кажется. Но, с другой стороны, растение не может сейчас нарезать натрий ножом и счищать с него окисленную плёнку, так что, возможно, всё-таки быть растением — это не так хорошо, как Морель сейчас думает.

Морель вздыхает и кидает пластинку в круглодонную колбу с этиловым спиртом.

— Нужна помощь? — коротко уточняет Тацитий, не отвлекаясь от сборки стеклянной конструкции для перегонки под низким давлением.

— Нет, — такой же лаконичный ответ.

Морель любит такие разговоры. Тацитий ничего не отвечает, а вскоре, когда завершает свою часть работы, покидает алхимическую лабораторию. Но уточняет:

— Я приготовил тебе посуду. Возьмёшь на рабочем месте.

— Спасибо.

— Не забудь, что сегодня приходит Эредин. Я представлю тебя ему.

— Хорошо.

— И помни про практикум: я жду тебя через четыре часа. Заодно отчитаешься по проделанной работе.

— Да.

Дверь за Тацитием тихо закрывается.

Морель сосредотачивается на работе и на том, чтобы дорезать натрий и двинуться по списку дальше. Чем скорее она справится со своими делами, тем быстрее она сможет взять себе другие задания — или снова вернуться к растениям и тому, как они общаются друг с другом; а может, Тацитий разрешит поставить какой-нибудь эксперимент с кроликами. Или даже посмотреть на дхойне: ему вчера завезли несколько штук; их приходилось хранить отдельно, потому что они очень велики по габаритам и не очень удобны в содержании, а ещё даже в сравнении со свиньями они оказывались ощутимо громче. Как решить эту проблему, не отрезая языков и не ограничивая иными путями особую активность речевого аппарата, решить достаточно сложно, а эти два метода могут быть плохи, потому что нельзя вызывать дополнительный стресс у подопытных животных: их поведение должно быть максимально естественным. Не то чтобы Морель не признавала исследовательской ценности за дхойне, но насколько же они сложны в обращении! Вот вывести бы хотя бы миниатюрную породу...

К обозначенному часу Морель является в ботаническую часть нескромной лаборатории Тацития; ей достаётся неопределённый проспиртованный кусок, напоминающий подземный орган макроскопически, а микроскопия подтверждает, что это корневище. Морель облизывает подушечку указательного левого пальца — порезалась, но Тацитий говорит, что доволен ей, потому что она справилась с поставленной задачей и смогла доказать свои утверждения.

— И не забудь поесть, пожалуйста, — напоминает он, когда Морель уже собирается возвращаться к экстрагированию.

— Хорошо.

Морель не забывает. Не забывает она и о том, что приблизительно к девяти вечера стоит ждать Эредина. Дополнительно Тацитий поручает ей очередную математическую обработку результатов, поэтому Морель, как следует промыв руки большим количеством тёплой воды, занимает привычное место в холле и принимается за расчёты.

Вечерело — и холодало.

[1] Вводить в курс дела — это сообщать, объявлять, информировать, посвящать, знакомить (знакомить не как знакомить с эльфом, а как знакомить с азами математической статистики), извещать, оповещать, уведомлять, приобщать. Ещё Тацитий говорил, что вводить в курс дела — это то же самое, что и ставить в известность, однако где находится известность, и как именно туда встать, он затруднился объяснить.

Отредактировано Морель (14.01.21 12:04)

Морель поднимает голову — и смотрит в стену, хотя, конечно, это не могло ей помочь увидеть, что происходит на улице, заполнившейся постепенно приближающимися звуками. Более чем логично предположить, что это — именно тот самый Эредин, который должен явиться вечером. Приходить без предупреждения — нельзя, пусть отдельные личности и пытались нарушить данное правило, чем безмерно злили Тацития: он начинал громко кричать и ругаться, а когда Тацитий громко кричал и ругался, то это означало, что он зол; со временем количество таких личностей уменьшалось, и вероятность того, что сейчас произойдёт очередной прецедент, крайне мала.

К тому же, исключались случайные прохожие, поскольку лаборатория Тацития находится не почтенном расстоянии от центра Тир на Лиа: в конце концов, некоторые эксперименты, которые они ставят, достаточно опасны, из-за чего расположиться пришлось подальше от мест массового скопления эльфов. К тому же, уже один Инцидент С Хлопковым Халатом ^[2] уже произошёл, а его повторения ни Тацитий, ни Морель не хотели. Ночью эльфы имеют обыкновение спать, а не захаживать в гости на огонёк в потенциально опасные для жизни и здоровья места.

И тем более вряд ли, что за Морель пришли родители: сегодня она остаётся ночевать в лаборатории, как уже часто то делала, и оба родителя об этом в курсе, да и не пытались они никогда её насильно забрать.

Морель осторожно заключает полученное значение в прямоугольник, опуская взгляд на листы со своими расчётами.

— Как успехи? — только и спрашивает Тацитий, закрыв плотно дверь, которая вела в коридор.

...примерно ^[3].

— Я нашла статистически значимые различия.

— Завтра утром обсудим их, — кивает он, снимая халат и подворачивая рукава рубахи, пропитанной запахами экстрагентов и крыс; Морель замечает, как он вытирает ещё влажные ладони о полотенце, предназначенное специально для таких случаев, но ничего не говорит. — Занеси это в свой список дел сразу.

— В свой список дел. Сразу. Хорошо, — отзывается Морель, ставя аккуратную круглую точку и аккуратно вписывая первое дело на завтра.

— Я не заставляю тебя быть приветливой, — Морель очень хорошо ощущает на себе этот взгляд своего учителя, — однако постарайся вести себя настолько разумно, насколько ты умеешь. Договорились?

— Договорились.

Тацитий вздыхает, но Морель не понимает, почему он это делает. Впрочем, уточнять она не решается: её учитель очень редко отвечал на подобного рода вопросы и считал их пустой тратой бесценного времени, в которое можно было бы заняться куда более принципиальными вещами для осмысления, пусть даже и молчаливыми.

Когда Тацитий открывает дверь, Морель чуть-чуть не прячется у него за спиной — и аккуратно оттуда выглядывает.

Разумно ли скрываться от незнакомцев? Безусловно, разумно.

— Добрый вечер, Эредин, — степенно кивает Тацитий Сеталь, а Морель — коротко смотрит внизу вверх, но взгляд тут же опускает. — Отрадно тебя видеть. Надеюсь, дорога была лёгкой.

Морель знает, что такой жест, когда отступаешь в сторону и указываешь вытянутой рукой в помещение, означает невербальное приглашение войти. Она повторяет инструкцию, едва заметно шевеля губами, и отскакивает в сторону, чтобы в случае чего высокий Эредин её не сбил с ног.

Эредин — и правда очень высокий. Даже выше Тацития. И, наверное, выше папы, но так сразу определить это у Морель не получается. А ещё у него чёрные волосы — совсем как у папы. Морель и Энлаут пошли цветом волос в Цэаха, а глаза у них — как у матери. Так все говорили.

— Это Морель, Морель аэп Веррадат, дочь Цэаха и Сиатли. Возможно, ты о них слышал, а возможно, и нет, это не так уж и важно, — голос у Тацития слегка скрипит, как и всегда. — В любом случае, Морель — моя новая ученица и преемница.

Тацитий ещё никогда и никого не называл преемником. Или преемницей.

Морель это точно знает. И точно знает, что учеников у её учителя было много, но никто не задерживался слишком надолго, потому что про Тацития говорят, что у него скверный характер ^[4].

— Морель, это Эредин, из Dearg Ruadhri, мой старый знакомый. Поздоровайся.

То, что делал Тацитий, называлось беседой — это когда эльфы говорят друг другу вещи, которые не являются вопросами, а также могут не быть логически связаны друг с другом. Но теперь Тацитий обращался к ней самой в повелительном наклонении; и хотя Морель не всегда делала то, что ей говорят, особенно если считала требование дурацким, сейчас она сочла, что стоит подчиниться.

Нет причин бояться Эредина. И поздороваться — это не так же глупо, как когда говорят «не шуми». Что это значит — сколько нужно не шуметь по времени? С какого уровня громкости звук становится шумом? Шёпот некоторые тоже считают за шум, особенно мать; она в такие моменты сдвигает сильно брови и тоже начинает кричать.

— Здравствуйте, — тихо говорит она, а мысленно повторяет: «Эредин», чтобы не забыть.

— Твой заказ готов, — продолжает уже спокойнее и почти даже миролюбиво Тацитий, и можно было бы предположить, что он доволен. — Сейчас я...

— А что в повозке? — перебивает Морель ненарочно. — Вы приехали с повозкой. Это было слышно отсюда.

Морель не понимает, как на неё смотрит Тацитий, так что не замолкает:

— А в каком мире Вы были в последний раз?

[2] Инцидент С Хлопковым Халатом не положено (но не запрещено в категорическим виде) вспоминать лишний (то есть любой) раз, потому что он не кончился ничем хорошим. Так Морель уяснила, что нельзя вытирать хлопковой тряпкой стол, если на него были пролиты концентрированные серная и азотная кислоты: после высушивания данная ткань может неожиданно взорваться, в чём нет ничего хорошего. В тот раз часть алхимической лаборатории была разрушена, и Морель всерьёз боялась, что Тацитий её выгонит прочь, но он не стал этого делать.

[3] Примерно потому, что иногда могут привозить других экспериментальных животных — например, обезьянок, кроликов или морских свинок. Обезьянки — нечастые гости тут, и всего в жизни Морель работала с ними всего раз — аккурат в последние два дня их пребывания тут и аккурат в первые два дня её пребывания здесь. Тацитий обещал, что обезьянки снова будут, хоть и нескоро, потому что у них — множество специальных нужд, особенно поведенческих, и Морель терпеливо выжидает момент их появления. Ещё Морель спрашивала, почему тогда дхойне содержатся строго по одному, и нет ли у них социальных нужд вроде разговоров, и Тацитий сказал, что дхойне — это очень опасный объект, но они бывают даже более незаменимы в исследованиях (например, в изучении инфекционных заболеваний), чем обезьяны. Морель тогда ответила, что ей больше понравились обезьянки, чем нравятся дхойне, которые постоянно издают странные звуки, и что можно было бы попробовать вывести других дхойне, которые будут более послушны и миниатюрны, но Тацитий только усмехнулся и ничего не стал больше отвечать.

[4] Скверный характер — это когда окружающие считают, что с эльфом тяжело общаться, а не потому, что эльф дурно пахнет, плохого качества или ужасно выглядит.

Отредактировано Морель (16.01.21 00:34)

Морель улыбается, потому что Эредин рад знакомству; Морель знает, что когда эльфы рады знакомству, то это хорошо, потому что тогда они будут настроены дружелюбно, и Морель любила, когда к ней настроены дружелюбно. Она решила, что ответит Эредину тем же, потому что взаимность — это очень важная часть любых отношений^[5], как говорил Энлаут.

Однако Эредина Морель ещё знает не очень долго, поэтому стесняется. Ей нужно время привыкнуть, а пока что она молча слушает его, перебирая в пальцах костяную головоломку.

Её сущность состоит в том, что сначала нужно взять пластинку с неполным вырезом; затем — пластинку, на которой вырез овальный, и эту самую пластинку надеть на первую ровно до половины.

И только потом надо надеть последнюю пластинку, имеющую овальный вырез с перешейком, и задвинуть её внутрь конструкции, чтобы собрать головоломку. Она довольно простая, но всё равно успокаивающая. Морель любит головоломки — и всегда успокаивается. А Тацитий никогда не ругается, когда она мнёт что-то в руках.

Впрочем, есть тип головоломок, которые Морель не любит. Они называются «угадай, что подразумевалось, и угадай выражение моего лица». Когда Морель коротко смотрит на Тацития, она не понимает, что написано на его лице, но видит, что он приподнял брови, а это, как говорил Энлаут, могло означать очень и очень многое: от приятного удивлени, например, хорошей новостью или осьминогом в подарок, до снисходительного^[6] «мне кажется, ты несёшь чушь».

— Неужели для транспортировки одного лишь рога потребовалась повозка? — уточняет Тацитий и привычно хмыкает, но Морель не понимает, почему он хмыкает. — Я так полагаю, твоим эльфам потребуется занести привезённый объект сразу в секционную — у неё есть второй, наружный, вход, и сейчас там открыто. Его нельзя провозить по чистому коридору.

По чистому коридору нельзя возить трупы — для этого существует специальный грязный. Таковы правила, и нужно избежать дополнительных проблем, связанных с возможными заражениями. Например, поэтому микробиологическая лаборатория стоит отдельно и сопрягается исключительно с грязным коридором. И все умершие лабораторные животные вскрываются в секционной, особенно если они достаточно крупные, как свинки, обезьянки или дхойне; мышей тоже не дозволялось вскрывать в экспериментальной, потому что таковы правила. Разумным правилам Морель подчинялась.

Из этого следовало, что Эредин привёз труп — поскольку это был единственный логичный вариант, Морель не стала уточнять, труп ли это, потому что очевидно.

— А чей труп? — взгляд она так и не поднимает. — Детёныша дракона? — интонация становился сбивчиво-взволнованной. — Я читала, что драконы обычно очень большие, и если бы это был крупный взрослый, то звук был бы другим. Как минимум потребовалась бы куда большая повозка, — говорит Морель. — Но для чего может пригодиться один рог дракона? Значит, Вы^[7] привезли не рог дракона из того мира, где были? Вы сражались с драконами, Эредин? А как всё-таки они выдыхают огонь? Я тоже хочу дракона! Хотя хотелось бы живого, а потом посмотреть, как он устроен, но для этого придётся его умертвить. Мой брат тоже хочет дракона. А ещё он хочет стать чародеем Дикой Охоты.

Головоломка щёлкает за время речи ещё четыре раза.

— Насколько я понимаю, труп единорога, — отзывается Тацитий. На Эредина он глядит с прищуром. — Если, конечно, ты действительно не убил дракона, — для более знающих становилось очевидно: Тацитий на самом деле задаёт иронично-риторический вопрос. — Было бы как минимум любопытно на это посмотреть — желательно издалека.

Морель замирает. Глядит снова кратко на Эредина. Переводит взгляд на учителя.

— А мы его вскроем?

— Вскроем, — кивает он.

Морель подпрыгивает на месте — уже совсем очевидно волнуясь; даже лицо её выражает живую заинтересованность.

— Покажешь нашим гостям, где секционная?

Душевных сил Морель хватает только на то, чтобы судорожно кивнуть и броситься вон, проскочив мимо Эредина.

— Дети такие дети, — ворчит Тацитий. — Им только драконов да единорогов и подавай, — взгляд его снова становится внимательным. — И почему же не только рог, Эредин Бреакк Глас? Очень щедрый жест с твоей стороны — транспортировать ко мне целую тушу, — тянет он задумчиво. — Впрочем, я не скрою своей благодарности тебе, — продолжает Тацитий, отходя ненадолго к шкафу. Одна из коробочек не была помечена — и именно она предназначалась для Эредина. — Пусть даже мне действительно интересно, почему целиком.

Он оборачивается, держа в руках тот самый заказ. Подходит снова ближе, вслушиваясь в голоса с улицы. Повозка, по всей видимости, сейчас объезжает лабораторию, но, к счастью, не с микробиологическо-ботанической стороны.

— И уж тем более не стану скрывать, — Тацитий передаёт коробочку, — что меня тоже крайне волнует вопрос о том, как именно единороги способны открывать Ard Gaeth. Раз уж проект одного нашего старого знакомого можно считать преимущественно провальным в силу известных нам обстоятельств, стоит поискать... иные пути решения проблемы. Как бы ни перемещались во времени и пространстве наши драгоценные рогатые друзья, это что-то должно быть в их крови и плоти так же, как лошадиные копыта и ценный рог, — эльф прижимает на несколько мгновений указательный палец к губам, как делал то в глубокой задумчивости. — Возможно, я понимаю, что ты хочешь получить от этого тела, или, по крайней мере, догадываюсь. Можешь развеять мои предположения — или, наоборот, их подтвердить.

Сыграть на жажде Тацития Сеталя доказать треклятым Знающим, что они глубоко ошиблись, не приняв его в свои ряды, — это не слишком хорошая (пускай, вне сомнений, обоснованная) идея, и стоило помнить: он сохранял исключительные трезвость рассудка, здравый смысл и рациональное мышление. Куда как проще внести прямое предложение; Тацитий необычайно прямоту ценил.

[5] Под любыми отношениями подразумевается, что любой контакт между двумя и более эльфами можно считать отношениями, так что отношения — это любое взаимодействие между разумными существами. Например, бывают отношения семейные — это когда есть генетическая связь, иначе называемая родственной; есть отношения дружеские — это когда эльфы не кричат друг на друга, испытывают доверие и любят поговорить про саккулин; есть отношения нейтральные — это большинство незнакомцев, которые не желают тебе зла, или же когда вы с кем-то друг друга плохо знаете; есть отношения плохие — это когда желают тебе зла, бьют и кричат. Например, у Морель и её матери — плохие отношения, потому что Сиатли много кричит, дёргает за волосы и бьёт по лицу.

[6] Здесь стоило обратиться к карточке:

[7] Обращается Морель на «Вы», потому что к незнакомцам нужно обращаться на «Вы». Объяснение: таковы правила. Правила могли быть глупыми, и Морель не понимала, почему именно на «Вы», но иногда она принимает вещи уже по привычке. Но взрослым, особенно знакомым, можно говорить друг другу ты, поэтому Тацитий говорит Эредину ты, а не Вы.

Отредактировано Морель (18.01.21 23:31)

Тацитий никогда не питал любви к Знающим — и отдельным их представителям тоже, однако ему хватало ума в обществе самих этих Знающих помалкивать.

Желал ли он, чтобы проект Аваллак`ха, о котором приходилось собирать информацию по деталям, постоянно наблюдать, фиксировать малейшую деталь, провалился? Не совсем: в конце концов, речь шла о величии народа, о возврате утерянного давным-давно в те руки, в коих единственно должно находиться, даже если хотел, чтобы этот мерзкопакостный Знающий потерпел крах.  Желал ли он оказаться на месте Аваллак`ха? Безусловно. Пожалуй, желал даже слишком сильно.

Однако насколько можно быть уверенным, что ничего дурного не случится? Элле — это не то же самое, что крысы, мыши, морские свинки, кролики, свиньи, обезьяны, лягушки или дхойне, не то же самое, что породистые лошади или отличающиеся высокой жирностью молока коровы, чьи линии разумно вдумчиво продолжать. Элле могут не захотеть, могут отказаться размножаться, могут сбежать из лаборатории, да и всё-таки не очень правильно изгаляться над своими сородичами. К тому же, элле размножались весьма медленно — и маленькие эльфы росли чрезвычайно неторопливо. Им требовалось избыточно времени, чтобы показать все свои перспективы и возможности, и далеко не всегда то, чего они все так страстно желали, поддавалось разумным количественным измерениям.

Селекция не так совершенна, как хотелось бы, но она — единственный апробированный и рабочий на данный момент метод, уже зарекомендовавший себя в научном сообществе, если горстку фанатично настроенных к исследованиям элле можно так назвать.

Готовиться к худшему — не самая посредственная тактика, особенно когда делаешь что-то, чтобы постараться компенсировать возможный провал. Тацитий знал, что ступает на то поле, где ещё никто не был; и Тацитий знал, что потребуется ужасно много времени, чтобы фактически с нуля добиться вразумительного результата.

Время — вот его главный противник. И неизвестность. И то, что убедить окружающих долго ждать у моря погоды — это очень и очень тяжело.

— Я хочу кое-что сказать тебе, Эредин, даже если мои слова покажутся тебе крайне затянутыми и избыточными, — произносит спустя непродолжительное молчание Тацитий, словно обдумав сказанное Красным Всадником — или решив поведать ему что-то крайне важное, наконец. — Я глубоко убеждён, что у всего, абсолютно всего, что бы мы ни наблюдали, есть материальная основа, сколь бы мелкой и едва различимой, требующей огромных трудов в фактическом наблюдении, она ни была. Так, я могу назвать порядка двух десятков бактерий, которые могут вызвать у рабов малоприятные кишечные инфекции, и столько же — поражающих дыхательную систему. Я могу точно сказать, что это бактерия виэллемия чуть не стала причиной той самой эпидемии среди рабов в Тилат на Виэлл. Я знаю, почему цветки растений имеют столь разнообразные окраски, и знаю, почему их плоды — тоже, и некоторые их этих красителей мы даже используем в собственном производстве тканей. Мы смотрели в микроскоп на животных и растения — и видели, что они состоят из мелких ячеистых структур, названных клетками, форма которых может быть крайне разнообразна. Более того, — он чуть улыбается, — даже воля, способность действовать, принимать решения, привычно реагировать на среду, что вполне вероятно, имеют основу и концентрируется здесь, в лобных долях, — Тацитий коротко стучит по лбу. — Иначе как объяснить побочные эффекты их удаления? У меня нет ни одной причины полагать, что не существует аналогичной материальной, исследуемой основы у признаков, которые мы наблюдаем у самих себя — от цвета волос и длины пальцев рук до таланта Навигатора и нетривиального интеллекта. Что это за материальная основа, чем на самом деле является то, что мы называем ген? Я не представляю, но непременно это выясню. Чтобы работать с чем-то, чтобы менять что-то, нам нужно представлять, с чем мы имеем дело, и это — вопрос исследований, длительность которых я не могу так легко оценить. Только представь на миг, что однажды нам не придётся заниматься многолетними селекционными скрещиваниями и что однажды мы сможем напрямую вносить изменения в материальную основу, как это происходит с такими привычными и известными соединениями, как красители или же лекарственные препараты!

Тацитий взмахивает руками, явно на эмоциях.

— Я категорически уверен, что это — реальность. Осталось только найти, что лежит в основе наследственности на самом деле. Осталось только понять, чем является ген на самом деле. И ты узнаешь об этом следующим после меня и Морель — это я могу гарантировать.

Пустословом Тацитий никогда не был — и свои обещания он держал достаточно хорошо для того, чтобы заработать репутацию эльфы, не бросающего слова на ветер, да и он потратил слишком много времени на такой образ. Терять положение он не любил — и не мог себе позволить.

Через несколько минут появляется Морель; Тацитий слышит её приближение раньше, чем она возникает в дверях.

— Там настоящий единорог! Мёртвый!

— Полагаю, сегодня мы его вскроем, — кивает эльф благосклонно. — Надо заморозить материал как можно быстрее, чтобы он не пострадал и не испортился.

Морель перепрыгивает порог — и осторожно дёргает Эредина за рукав, явно привлекая внимание к себе.

— А можно... — она запинается. — Можете поискать в других мирах войлочные шахматы? Такие, чтобы сворачивались в тубус. И чтобы фигурки не были деревянные. Я не люблю трогать деревянные фигурки.

Отредактировано Морель (21.01.21 10:04)