Ласковый северный ветер заботливо развевал её волосы и щёки, которые уже успела наесть Рыска, находясь в гостях у родственников со Скеллиге. «Ужасы какие!» — мысленно возмутилась травница, крайней невольная подобным положением вещей, «это уже не волк! Не ужас на мягких лапах, а какой-то шерстяной клубок!», а ещё отец её никуда не пущал, мол сиди, дочка, дома, острова места
опасные, а ты уж шибко у меня непутёвая!
   Чего уж говорить за прогулки по окрестным лесам, особенно после того, как Рыску едва не утянула в море сирена! Только вот волку требуется свобода, пусть и не столько физическая, сколько мысленная, а потому Рыска, решила ото всех сбежать. «Отец за шалость подобную по ушам не погладит» — продолжались её мысленные терзания, покуда тропинка уводила травницу всё дальше и дальше от деревни её родственников, — «да и Януш будет не рад». До сего момента едва переваривающие друг другу волки, вдруг решили, что стоит вдвойне сильнее опекать Рыску, словно без них травница пропадёт.
    — Нашли здесь увечную, да на все четыре лапы! — Возмущение и предчувствие приключений, окончательно убедили её в том, что стоит держаться от домов подальше, двигаясь в сторону рощи. Многое она о неё слышала, о том, что жрицы здесь дружелюбные, а леса бескрайние, трав и животных полные. — Трав... — она едва ли не замурчала, представляя себе охоту за каким-нибудь шибко редким трилистником. Жизнь налаживалась, осталось только найти вход.
   — Хм... — в рощу так просто не пробраться, под забор даже мышка носа не подточит! Блукала Рыска вокруг, да около, покуда не набрела на полусгнившее дерево старое, кое аккурат к забору тому привалилось. — Ну что же?  Вспомним времена былые! — Корзинку через стену перекинув, она с трудом, под весом всех одежд, вскарабкалась на неустойчивый ствол, впиваясь ногтями в кору, да испытывая ловкость нечеловеческую. — Жаль, что я не котолак! — Поди тогда без проблем и хлопот взобралась бы на любое дерево!
   — Ой, — нога Рыски провалилась внутрь дерево, больно осаднив коленку, — ай! — Добраться до забора без приключений, ей все-таки удалось. — Уф, — спрыгнув с другой стороны, она подобрала своё многострадальное лукошко, без стыда и совести продолжая свой путь. Трав в роще действительно было немало. Даже самые редкие растения, прорастали среди пожухлой травы, обдуваемые ледяным ветром. Будучи волколаком, Рыска практически не мерзла, однако по привычке все одно натягивала на себя немало вещей.
   — Какая прелестная полянка! — Она направилась глубже, следуя по одной из тропинок, вдоль забора и чуть глубже в рощу. — Ну, приплыли, — Рыска повела ушами. Услышав чей-то голос и осмотревшись по сторонам. Пересекаться со жрицами в её планы не входило — вряд ли оные обрадуются, завидев в своей роще постороннюю, да ещё и волколака, да ещё и с кошелкой, разграбляющей их природные достояния. Только вот голос доносился со стороны стены, а значит и принадлежать мог не жрице, а кому-то другому.
   — Хм, — подумала Рыска, почесав себя за ухом, да потрусив на звук человеческого присутствия. Спрятавшись в корнях раскидистого дерева, она принюхалась рассматривая незнакомку. «Ммм... нет, точно не жрица!», от женщины пахло городом, дорожной пылью и...кровью. Едва уловимыми нотками, затлевшимися где-то в слоях одежды, но все же дающими понимание, перед глазами Рыски точно не жрица. — А они вам не откроют. — Не покидая своего убежища сообщила она, продолжая рассматривать незнакомку.
   — Стучите не стучите — неважно. — Женщина была красива, обладая необычными, по мнению Рыски, чертами и роскошными темными волосами. — А вы зачем пришли? —  Продолжала она свой опрос, не забывая прислушиваться к округе, дабы внезапно не привлечь внимание жриц, способных погнать Рыску мокрыми тряпками. «Может и стоит её пустить?», даже отсюда она видела, как именно закрыты ворота и то, что открыть оные можно только со стороны внутренней.

Рыска женщину понимала, это для волколака Скеллиге место любопытно — изучательное, а для людей обычных, поди, от холода не только зубы сводит, но ещё и кости. Вздохнула Рыска, да голову и высунула на свет белый, позволяя рассмотреть кудри свои златые, да необычно желтые глаза. Будь они кошачьими — ведьмачка вылитая, да вот только не свезло, а, может, быть к лучшему?
   — А здесь не хозяйка, дабы двери отворять. — Призналась Рыска, окончательно покидая своё убежище, — и прялок никаких не видела, только грибы. — В руках у травницы красовался характерный для этих мест гриб мардрём, пирожки с коим на раз уходили в любой деревне. — Я здесь и сама, так сказать, незвано. — Весьма незвано, а точнее вообще «не».
   — Потому и сказать вам ничего не могу, но двери открою. — Подошла ближе, — чего уж на холоде таком прозябать! Жрицы поди в храме своём чаи гоняют, так, стало быть, и вам туда путь-дорогу держать надобно. — А ей в леса, слиться с местью, затихариться под кустиком. — Я на тропку вас. Так уж и быть, выведу, а дальше вы сами. — Где храм тот известный в округе, Рыска и сама не знала, да вот только волка нюх везде выведет, а человеку в роще и заплутать немудрено.
   — Рыска, — представилась она, а потом спешно исправилась, здесь её звали иначе, — Сальдис, дочь Ульвара, известного мореплавателя. Гощу на Хиндарсфьялле у родственников моего отца. Я травница — показала лукошко, — травы здесь ищу, да грибы собираю. Роща эта — место практически уникальное, ибо в округе кроме камней, да корений больше ничего нет. — Острова, вообще, не шибко то и рай для травника, разве что роща, да места обитания друидов. «Друиды...» — отчего-то в желудке забурчало, причем так, словно друид, да на вертеле являлся её излюбленным блюдом, «вот кого я ещё не навещала с визитом!».
    Поди друиды будут ей рады не меньше жриц. Такое чудо в алом плаще, да с лукошком в котором мардрёмы. Не каждый раз увидишь волколака собирающего ядовитые грибы, а затем толкающего пирожки на рынках во всех деревнях и сёлах. — Нам сюда, — она свернула с основной тропы, уводя женщину подальше от возможных пересечений со жрицами. — Не думаю, что нам будут здесь рады, коль уж ворота были закрыты. А потому лучше обходить основные тропы, дабы явиться непосредственно к храму, откуда тебя уж никто не посмеет погнать. — Может она страждущая? Может у человека беда? План Рыски казался ей идеальным.
   — Так с чего вы вдруг взяли, что жрица прялку вам вот так и отдаст? Люди давно одолженное уж своим, поди, считают! — Знавала она таких, одолжишь вилы и поминай как звали, топор возьмут на день, а заберешь через два года, да и то с обидами, мол жалко им,  что ли? — Разве что выкупить, монету златую все любят. — И жрицы не будут исключением — была уверена Рыска, наконец-то выводя наёмницу на тропку, ведущую... Принюхалась, прислушалась, присмотрелась. «Вроде правильно идём» — подумала, да по тропке той вверх и пошла.
   — Давно ли вы на Скеллиге и как вам здесь у нас? — По сравнению с Рейси, Рыска была одета непозволительно легко для столь прохладного места, пусть и слишком тепло для волколака. — Я к холодам привыкшая, родилась и выросла в суровом краю — Каэдвене. Мне к холодам не привыкать. Зимы у нас там были ух! Как снегом завалит, так сразу и по макушку. — Здесь же было холодно и сыро, однако не шибко снежно, разве что в горах, а не в низине. — Пирожок будете? — Ради приличия, не более, спросила, ведь кто в уме здравом от пирожка-то откажется! Протянула, — с картошкой и печенью. — С грибами были только для тех, кто привык угощаться мардрёмом.

Знакомство задалось, как и надо. Рыска весело щебетала, её знакомица деликатно отмалчивалась. «Трындычиха ты, Рыска, вот кто!» — не раз огрызался в её сторону Януш, «людям и слова молвить не позволяешь, зато сходу всех своих без труда и следствия выдашь. Просто находка для охотника и шпиона; всё расскажешь, да пирожками угостишь!». На подобные слова она всегда обижалась, будучи девице дружелюбной, но забитой деревенскими кметами.
   — Сама! — Гордо призналась Рыска, кой польстили похвалы её талантов, — меня с детства маменька готовить учила, шить, вязать, да за скотиной присматривать. — Правдой единственной скотиной в доме был отчим Рыски, ведь только с ним у девочки проблемы и наблюдались, остальные животные любили заботливую травницу, а Рыска всегда отвечала оным взаимностью.
   — Я-то в деревне родилась, так не забалуешь. — Выдохнула, — зато вот мечом не могу, да и топором тоже. Как не пытался папка меня обучить — всё одно, шо с гуся вода. Зато с лука я нет-нет, да в кого-нибудь попадаю. — В прошлый раз, прикусив язык от напряжения, великая воительница Рыска сходу снесла шапку кузнеца Дагмара. Мужик был рад, что остался с головой, а вот шапку простреленную Ульвару все же предъявил.
   — Я больше так, камнями... — особенно травница любила, чтобы камень лежал в лукошке. Никто и никогда не мог заподозрить подвоха, под милую девочку она сходила без особых проблем, не считая свет глаз и странно плавных, звериных повадок. — Знаю-знаю, да тут больше нигде трав и не сыщешь! Только у друидов, да в этой роще... всё остальное лишь снег, камни, да пожухлая непригодная трава. — А вот Братоши были ей отдаленно знакомы, только чем и как Рыска припомнить не смогла.
   — Тяжело вам, должно быть, после Цинтры. Мой спутник Януш тоже постоянно мёрзнет, а отец над ним насмехается. Проверяет всё, никак не смирится. — Желание Рыски тянуть на острова и друга, Ульвар принял едва ли не в штыки. Мужчины ладили плохо, волколаки, вообще, существа не стайные, а тут на одну Рыску и сразу два волка, хоть разорвись на пополам, лишь бы до драк не доходило.
   Принюхалась, останавливаясь, пока дорожка весело трусила вперед. Она была уверена, что они идут правильно, Рыска успела рассмотреть рощу Фрейи на карте, одолженной у сестры отца. — Я практически уверена, что нам туда, — однако в роще становилось холоднее, темнее и намного мрачнее. — Какое странное место, — животные чувствовали магию иначе, вот и Рыска тоже воспринимала её, в отличие от Радки.
   Едкий запах другого волка, ударил по её ноздрям, а потом уж заговорила и Радка, лишний раз убеждая Рыску в её правоте. — С медведем уж я совладаю, — словно невзначай призналась травница, осматривая следы на земле, — да вот только они совсем не медвежьи. — Ульвар учил её следопытству, с пристрастием и полной отдачей делу, как и полагается тому, кто был родом с холодных островов. Многих животных она различить умела, а уж волчьи следы от иных и вовсе отличала легко.
   Где-то вдалеке предательски захрустели ветви. Волколаки не самые грациозные создания. Рыска невольно оскалилась, вспоминая рассказы - страшилки отца. «Ох и влетит тебе дома, Рысья, коль вернёшься с потрепанной шкуркой» — думалось ей, а пред глазами восставали картины страшные, — «вот почему тропа на две делилась, одна протоптанная, а вторая не очень», тем не менее, для Рыски было загадкой, как именно здесь оказался северный волколак.
   — Туда, — она потянула Радку в сторону шумящего ручья, — он собьётся со следа возле проточной воды. — именно так в своё время, травница спаслась от напавшего на неё Януша, разодравшего обоз в зимнюю полнолунную ночь. — Он знает, что мы здесь и теперь будет выслеживать. — Сама травница не понимала, как можно нападать не при луне, а белым днём, однако Ульвар сказал ей ясно — от Ульфхединна лучше бежать со всех ног.

Мало кто знал о таких, как она. Не из баек глупых от кметов деревенских, не из книжек, написанных теми, кто волков видал издали, а из первых уст, коль уж выжил. Разумеется, коль уж выжил. Волколак шел по следу уверенно, его чуяла Рыска даж на бегу, а вот Радка её удивляла, вынуждая задумываться и предполагать.
   —  Откуда ты знаешь об оборотнях? — Спросила она, осматриваясь, вода в ручье была практически ледяной, как и в тот самый день, когда Рыска от страху в реке лесной утопала. — Дерево нам не поможет. Разве что вон-то, — Рыска указала в сторону дуба, кой был явно старым и врос в какие-то развалины. — Оно в воде стоит, и мы не оставим свой запах. — Однако об умениях волка данного она ничего не знала.
   — Нельзя вести его к жрицам. — Единственное сказала, — давай, ты лезь первая, я за тобой. — Здесь явно не хватало волков, втроем они бы легко его одолели, одна Рыска была слишком слабой и молодой, для подобных подвигов, однако не для обмана. — Я справлюсь Радка, верь мне, хорошо? — Требовалось запутать следы, требовалось сделать по-умному. Дождавшись, когда наёмница совсем уж затеряется в листве, Рыска, словно заяц, ловко сорвалась с места, принимаясь запутывать следы, как учил её Януш — охотник.
   — Шаг, вот так и вот так, — шапка украсила чучело, наспех сделанное ею из палок. — Вот так, — оббежав круг, Рыска успела осмотреться, ловко, словно она из белок, забираясь на дерево к Радке. — Сомневаюсь, что нам его обмануть, стрелы его тоже не убьют, разве, что есть серебро. — В лукошко своё оно запихала камень, кой был совсем бесполезен в бою против любого чудовища.
   — Ульфхединн — не волколак, с ним просто так не сладишь, да и поговорить не выйдет, шибко уж они нелюдимые. — Ужас монстр в неё не вселял, куда уж там, коль сама при луне зарастаешь. — На север ушел, — Рыска повела носом, — как думаешь, почему жрицы молчат? — Удивленно, но тихо молвила Рыска, совсем уже не понимая Жриц, «коль монстр подле вас обитает — зовите ведьмака, аль тех, кто сладит!», — а, может, он забрел случайно? Спустился с гор в поисках еды? — “Ульфхединн — одиночка, людей не привечает” — рассказывал ей Ульвар, показывая в книге, “разве что в еде”.
   — Они среди людей не обитают, уходят, нападают где-то в скалах, в лесах, как здесь, но это место странно. Не лучший выбор даже для него. — Где-то что-то упало, и Рыска поняла — поймал её приманку. Завыл недружелюбно, разозлено. — Ой, ой... — но по звукам он отдалялся, а значит у них было немного времени. — Если они ещё живы... — теперь уж Рыска сомневалась, а что коль Ульфхединн всех женщин в роще пожрал? — Спасемся — коль доберемся до храма. Я видела тропу к западу от этих развалин. — Иного выхода нет, кто-то путает следа, а кто-то бежит звать на помощь.
   — Придётся нам вновь разделиться. Пока он ещё далеко — беги к жрицам, а я отвлеку. — Внезапно захрустели ветви, и Рыска притихла, руками обвивая ствол. Волк ходил рядом: уродский, огромный, без глаза и в шрамах. «Досталось тебе, но то поделом», — он рыскал, искал, касался воды, однако после завыл, рукой разметая листья. «Не чует, прекрасно, сумеем избежать беды, ушел бы он только...», но думала так Рыска напрасно, где-то вдали раздались голоса.
   — Я видела, что кто-то шел сюда... — Рыска прикусила губу, — туда, где жрицы наши пропадали. — Женщины говорили и стояли, голоса не приближались к ним. — Нужно помощь искать, вдруг ещё живы, бедняжки? — Волк сорвался с места, уносясь в сторону голосов. — Пошли, это наш шанс! — Им нужно было бежать, Радке в сторону храма, а Рыске на помощь жрицам. — Я должна помочь, он убьёт их, если не я... — за жизнь свою она тоже боялась, прекрасно понимая, что здесь и к чему.
   — Беги туда, в сторону храма, а я отвлеку, от жриц и тебя. — Возможно, с ней он не будет драться, они одной крови, пусть и не совсем так, — нельзя их оставить, они беззащитны. — Пыталась достучаться Рыска, не желая, дабы Радка была с ней рядом. — И ты тоже будешь, а я уж как-нибудь справлюсь. — Она могла бы там обратиться, стать волком, вступая с ним в диалог.

Радка уступать не желала, будучи наёмницей опытной в компании обычной девчонки. Рыска страдальчески выдохнула, все её попытки остаться с волколаком наедине, были такими же тщетными, как у одноного моряка соблазнить русалку. В смысле, телега-то эта ехала, да только непонятно в каком направлении. «От светлого будущего, волколаку в гузно» — подсказало ей сознание, а Радка, тем временем, понеслась навстречу своей неминуемой гибели.
   Рыска рванула следом, но не попятам, а наперерез, она не знала, что ей делать, а потому уже по пути сбросила свой плащ, а корзинку бросила аккурат чудовищу по голове. Израненный стрелами волколак, выдернув оные из своего тела, скрылся за руинами старой рощи, путаясь в коридорах, дабы зализать раны. От жриц здесь простыл след, что не могло не радовать, хоть радоваться было рано.
    Рыска вновь затаилась в кустах, прекрасно зная, что старые волки — ворефы опаснее вдвойне, тут уж не каждому ведьмаку справится, не говоря уже о женщине хрупкой, пусть и с леком, да стрелами серебряными. Думала, Рыска гадала, кустов не покидая, да готовя себя к главному. Волчица чуяла полнолуние, кое пусть и настанет лишь через несколько дней, но уже вынуждало терзаться, мучаясь жаждой крови, да стремлением мчаться по лесу.
   Рев чудовища огласил округу. Передых оказался небольшой. «Коль выберусь отсюда живой, так вернусь со своей стаей!», и пусть отец Рыски не мог обращаться при них, но зато они с Янушем доставили бы ворефу хлопот. Кости с хрустом поддались велению разума.
Переход всё ещё давался ей нелегко, требуя немалый усилий, концентрации и стремления. Стремления спасти свою жизнь, сохранив при этом жизнь храброй наёмницы. Они с Рейси ещё не всё обсудили, далеко не обо всем поговорили, да и прялку стоило бы вернуть.
   «Нехорошо» — подумала Рыска по человечьи, чувствуя, как удлиняется хребет, «совсем нехорошо», ноги неестественно вытягивались, позволяя ей принять форму, похожую на внешний вид ворефа. Неестественно длинные руки, едва коснулись земли, дабы уже в следующее мгновение, белоснежный волколак столкнулся с монстром в мощном прыжке, сбивая того от Радки и падая в стороне. Она надеялась, что наёмница поймёт — больше не время для геройств. Ей следовало отсюда убираться, пока два волка кружились по кругу, пытаясь выяснить, кто свой, кто чужой.
    Острые кинжалы — клыки больно впились в её загривок, отрывая Рыску от земли и отправляя в сторону разваленных стен. Хруст руки, вынудил её взвыть, а уязвленная от удара об стену спина, отозвалась в голове жгучей болью. Волколачка с трудом поднималась на ноги, покачиваясь и не смея поднять руки, коя теперь провисала ещё более неестественно. Когти — пальцы её были в крови, но не своей, а старого ворефа, через морду коего проходили три раны.
   Радка попала чудовище в глаз, однако не в тот, который оставался зрячим. Рана в его животе всё ещё кровоточила, пугая Рыску внутренностями, однако волк уверенно стоял. Он был сильнее всех, с кем Рыска когда-либо сталкивалась и явно старше даже её отца волколака. Монстр был изранен, но не собирался сдаваться, было непохоже, что, вообще, желал уходить. Нет, он был здесь не просто так, не просто так всё ближе и ближе подбирался, желая полакомиться теми, кто проживал в роще, молясь своим человеческим богам. 
   Рыска хрустнула своим плечом, чувствуя, как срастаются кости. Небольшая передышка пошла девочке на пользу, она была моложе и регенерировала быстрее. Стоило принять форму волка, однако для полного обращения у неё просто не хватало времени и сил. Близость серебра её смущала, она знала — раны нанесенные им всегда оставляют шрамы, однако ворефу было уже всё равно. Он двинулся вперед, скаля свои жуткие зубы, пахнуло гнилью и мертвечиной.

На руках Рыски не было крови. Травница предпочитала убегать, прятаться и дожидаться помощи своих мужчин: возлюбленного и отца. Именно они учили и защищали Рыску, словно знали, что однажды, ей придётся научиться самой, защищать свою жизнь. Вот этот день настал, так почему же она сомневается? Не потому ли, что чувствует себя виноватой?
   Они с ворефом были одной крови, но они были разные. Каждый сам справлялся со своим проклятьем, делал это так, как мог. Кто-то не доверял своему волку, как её отец, кто-то только-только обрёл себя, как Януш, а кто-то всегда был с волком единым целым, как Рыска, которая желала обратиться. Рождение её оборотня, не ознаменовалось трагедией, она пошла на этот шаг осознанно, прекрасно зная, что в одиночку не одолеть болезнь.  Кто-то же извечно обитал в шкуре зверя, забывая все человеческое и руководствуясь лишь яростью.
   Травница боялась, однако у волколака страха не было. Ярость захлестнула Рыску алой пеленой, сминая крупицы сомнения перед последним рывком. Серебряные стрелы летели не в ее сторону, а значит, Радка поняла, кем именно являлся второй оборотень. Волчица улучила момента и бросилась на своего врага, занятого тщетными попытками выдрать стрелу из своего колена. Вот уж действительно его вела дорога приключений! А потом на пути ворефа возникли две сомнительные девицы.
   «Сааам напросилсяяя ррр», она помнила, что отец сделал с вампиром, тогда Ульвар был человеком, однако близилось полнолуние, и он сумел обезглавить опасного кровопийцу. Рыска подобным подвигом похвастаться не могла, и скорее уж её голова стала бы украшением мрачного домика этого оголтелого чудовища. Только вот умирать в её планы все же не входило, и она нашла единственное верное решение — броситься вперед и впиться в незащищенное горло ворефа. Слабое место, ведь каким бы ты ни был сильным и опасным чудовищем, голова с плеч — в могилку лечь,
   Рычание разнеслось над округой, два оборотня рвали друг друга не щадя сил. Рыска больше не чувствовала боли, пусть и была вся измурзана в своей собственной крови. Оборотень орудовал когтями, в то время, как Рыска не отпускала его глотку, она чувствовала кровь на своих клыках, буквально ощущала, как из ворефа утекает жизнь, отнять которую травница не могла.
   «Нет...я не такая...», волчица сопротивлялась, она желала утановить власть, отвоевать территорию, уничтожить противника, а не пощадив. Однако полнолуние все ещё не настало и время зверя ждало своего часа, а пока... волчица скуля отошла в сторону, пошатываясь от множества ран. Она оставила ворефа захлебываться собственной кровью. Рыска надеялась, что Радка довершит дело, ведь волколак был совсем уж обессилен и в этой истории требовалось поставить точку.
   Она слышала, как собираются жрицы, как они перешептываются, думая о том, стоит ли сюда идти. Пошатнувшись и поджав уязвленную лапу, Рыска медленно побрела в сторону ближайших кустов. Её ждал обратный непростой переход, а потом зализывать раны и надеяться, что оные не оставят следов. Она слышала, как волколак зарычал в свой последний раз, но ей не было жалко этого свирепого хищника.  Он сам выбрал такой путь, рано или поздно кто-нибудь положил бы конец его зверствам.
   «Лучше рано, чем поздно» — думала Рыска, возвращая себе свой облик, — «я сделала-то, что должна была сделать». Превращение из промежуточной в обычную, стоило усилия воли, Рыске было очень хорошо волком, а вот человеком раны болели сильнее. Требовалось срочно поесть и обнаженная девица, словно обезумевшая накинулась на несколько пирожков, кои выпали из её лукошка, с волчьей силой запущенного в волколака. Пирожки таяли на губах, совсем уж не приносят успокоения. Натянутая наспех одежда быстро пропилась кровью, а боль была практически невыносимой. Рыска застонала и потеряла сознание.

Рыске снились волчьи тревожные сны. В этих снах был отец и был Януш. Недовольные они отчитывали юную волку, попрекая за излишнее доверие и безрассудство. Только вот Рыска верила, что добро всегда побеждает зло, а добрых людей, в этом мире намного больше, чем злых. Зачастую Рыске действительно везло, а на ее путь практически не встречалось зла, однако сегодня ей все же пришлось убить, пусть и не она нанесла последний решающий удар, но именно она была виновата во всем случившемся. 

   Сквозь свой странный и болезненный сон, она слышала голоса беспокойных жриц, кои зачем-то вновь решили попытать судьбу, явившись к логову волколака. Рыска никогда не поощряла жертвенность,  хоть и сама была склонна к чему-то подобному. Она была такой всегда, а кровь волка лишь прибавила ей в себе уверенности. Безрассудство Рыски стало комом в горле её отца, доставляя неприятности Янушу, всей родне и людям окружающим. 

   Сегодня, именно оно, едва не стоило юной волче жизни, а те муки, кои принесли ей ранения должны были надолго сбить волколачью спесь. Должны были… а ещё был голод. Дикий, необузданный голод, которым сопровождалось ее исцеление, как и у других волколаков. Рыска почесалась не открывая глаз, а потом громко чихнула, выдавая себя с потрохами. 

   «Да, Рыска, не гордость ты отца, ох не гордость! С такой актёрской игрой, тебя только глухой слепец за истинно почившую примет», да и то кто его еще знает, нынче такие слепцы пошли, что ты им монетку мелкую кинешь, а они тебе в ответ оскорблением сыплют, мол не разорился бы и на златый, а медяк пропихни себе! Впрочем, сейчас не об этом.

   Притворялась Рыска давненько, едва ли не с того самого момента, как Радка в окружении жриц оттянула девочку в сторону храма. Именно тогда она навострила уши, слушая признание местных, да объяснение насчёт запертых врат. Объявилось в роще чудовище страшное — жертва проклятье, однако не как Рыска. Этот волколак действительно был иной, обреченный на муки вечные и бессмертие в своём роде. 

   «Нипадох» — печально умозаключила Рыска, прекрасно понимая смысл слова "бессмертный". Жрицы уж давно покинули эту рощу, оставаясь лишь в час острой нужды ради произнесения всех молитв. Также они заверили, что выжившая чудом девчонка, волколаком никогда не станет, что весьма позабавило Рыску, едва не выбив из неё смешок. 

   «Ничто не волколак, кроме самого волколака!», женщины с предсказанием опоздали, Рыска уж давно и сама по себе оволколачилась. Ну, ладно, не совсем сама и не совсем по себе, но оволколачилась же! Жрицы покинули комнату, Радка рампознала обман. Рыска вынужденно вздохнула и села, вместо того, чтобы лежать и дальше. Каша приготовленная жрицами, давно уж остыла и стала едва ли не оружием. Ложка погнулась от усилия Рыски. — Хоть бы яблоко принесли! Раны нестерпимо чесались, она любопытно отодвинула повязки, наблюдая постепенно стягивающиеся края. 

   — Лукошко! — Обрадовалась она, потянув руки к родной корзинке, — подай-ка его сюда! — На дне между камнем, новичком и травами, заботливо укутанные в тряпочку, виднелись несколько пирожков. — Родненькие мои! — Волчий аппетит разыгрался у нее не на шутку. Есть хотелось не меньше, чем при полной луне. — Поболтать? — Отозвалась она наконец-то, попутно набивая рот, — о чем? Ты и так все знаешь… теперь уж. — Скрывать было глупо, и врать, выкручиваясь, словно уж, Рыска никогда не умела.

   — Я оборотень. — В сердцах призналась она, с тоской глядя на последний свой пирожок, — уже давно. — Теперь уж Рыске казалось, что она и вовсе была такой всегда, однако то было неправда. Как и неправдой были ее сожаления. Рыске нравилось быть волколаком, даже раненым волколаком быть нравилось. 

   — Но не такой, как-то чудовище — обычный, кой в полнолуние и все похожие дела. — И в ход пошла тарелка с кашей, кою травнице таки удалось расковырять. — Мои раны все затянутся, но нужно много пищи, лишь так мы можем сами себя исцелить. — Травы жриц по запаху были знакомы, однако ничего из этого не спасло бы ее так, как спасала кровь волка. 

   — Я на людей не нападаю, — смущённо призналась она, — охочусь в лесах, на зверье. Привыкла уж так, да и волколак я учёный. Не обращенный и брошенный на произвол судьбы просто так. — Многие оставались одни, когда зверь возвращал себе разум и тело, но не помнил, кого обратил. — Эта тварь — моя первая жертва. Первый урок, что за кровью следует кровь. — Каша съедена и Рыска счастливо облизнулась, чувствуя себя лучше, хоть ещё и не до конца. 

Рыска искренне смутилась, не словами, а реакцией показывая Радке, что она права. Опыта волколачьего у Рыски было немного, хотя бы потому, что в основном они с Янушем лишь дурачились, бегая по лесу волками, а не сражаясь в своих шкурах. Опыта убийств у нее небыло, а волколак был мерой скорее вынужденной, чем желанием кому-либо навредить. Навредить и Рыска - вещи разные, она уж скорее пирожками, да любого на абордаж возьмёт, чем клыки в ход пустит, а потом жалеть будет. 

   — Я, может, только учусь быть настоящим хищников! — Отозвалась она, по хищному наворачивая орехи. — Вот оперюсь окончательно буду наводить страх! — А скорее смех, если верить всем её достижениям. — И пойдёт обо мне слава, как о самом великолепном волколаке в мире! — Что при всем ее желании не могло являться правдой, ибо такая "слава" зачастую заканчивалась вилами, ну или менее сговорчивыми ведьмаками, чем те, которых повстречала Рыска. 

   — А насчёт ран моих не волнуйся, на такой еде они не шибко-то и затянутся. Волку нужно мясо, а не каша с комочками, чай мы зверье не травоядное. — Страдальчески вздохнула она, стараясь не чесать уже зажившее. Раньше она даже не подозревала, что регенерация настолько неприятна. — Потому и жрицы вряд-ли что-то заметят, да и отец заберёт меня раньше, поди, уже принялся выслеживать. — Она была уверена, что ей будет грозить цепь, да такая, дабы непутевая травница от печи лишь до нужника двигалась. 

   — А ты откуда столько всего про нас знаешь? — Поинтересовалась она, возвращая уже пустую баночку с мёдом. До сладкого Рыска была охоча, не меньше, чем до свежего мяса. Только вот отец в живительную силу пряников не верил, считая все не более чем суеверием. Кметским суеверием, разумеется, ведь коль и можно девку из села вывезти, село из девки — никогда. — Навоняли тут своими благовониями, — она поморщилась, — словно от этого толк есть! Смрад такой, что и покойник поднимется. — Не благо, ох не благо, а скорее вония. 

   — Коль они каждый раз так стараются, то понятно почему до сих пор живы — нюх любой отобьет лет на десять. — Пришлось приоткрыть окно, высунув наружу голову, а потом вернувшись на свою койку. — Оставаться здесь надолго мне нельзя, иначе доберусь до сосисок, кои ниже по коридору в хранилище висят. — Это Рыска запреметила по дороге, когда жрицы заботливо пустили лису в курятник. 

   — У них там мяса на семью волков хватит! — Поделилась она, невольно облизываясь. — Должна сказать, что подобное со мной впервые. Раньше обходилась лишь царапинами, да и те сходили в первые минуты. А сейчас… — зудело и чесалось, что злило Рыску, ну, а что поделать. — Я обратилась в феврале, и не случайно. Пришлось решать, хочу ли жить. — В подобном признавалась Рыска редко, зачем кому-то знать, а ей все ворошить. 

   — Решение мое, а Януш это сделал. — Вернее как ее, просила пощадить. Помочь, спасти от боли, и муки тяжкие укусом облегчить. — Я умирала, подхватила хворь, когда зимой пыталась спасти жизни. Я не жалею, но… — она запнулась, переживая те моменты вновь. — Хотелось иметь выбор, но, впрочем, хорошо мне и так. Я рядом с теми, кто меня так любит, а человеку рядом с волком тяжело. Отец мой волк и Януш тоже… — такая вот себе семья волков. 

   — На Скеллиге живёт родня отца, вот и решили стаей их наведать. Они не знают, кстати, все о том, кем стал отец и кто такая я. — Зачем? Не все поймут и не осудят, как следует понять и не судить. Принять тот факт, что близкие им люди, и не люди совсем — не так уж и легко. — Проклятье может быть спасением, но только если правильно подать. Когда один ты, все в разы сложнее, чем в стае сущность эту принимать. — Проблем у Рыски небыло и с волком, лишь в первый раз утратила контроль, от боли, страха и возможности иной, что не протянет первый оборот.

   — Был риск, не все мы выживаем. Процесс тяжёлый, сложный для больной, но я была сильнее, чем он думал. — И Януш после потерял покой. Волчицей была Рыска неспокойной, да не могла ведь быть какой иной. — Достала я его, конечно, знатно, а тут ещё и путь, да непростой. Пол Каэдвена с ним мы пробежали, потом нашли себе приют в селе. Теперь вот здесь проблемы ищем и влипаем. — Но только речь шла только о Рыське. 

Рыска стало легко и спокойно. Странное чувство, учитывая ситуацию, близость жриц и колбасы. Сосиски не давали Рыске покоя, как и её раны, зудящие, словно гузно в поисках приключений. Так говорил ей Януш, что ее задница не может без проблем. Мужчина наивно полагал, что на маленьком острове Хиндарсфьялл она уж точно не сыщет себе проблем. Прогадал, как пить дать прогадал.

— Отец почитает богов, и в роще Фреи будет тихо, да приветив. — Сдала папку с потрохами Рыска, рыская по комнате в поисках крупиц еды. — А вот дома кто-то получит люлей… хвост бублем свяжет и по шее как следует надает. — Впрочем, Рыска собиралась позиции свои отстаивать, мол не птичка она первая, для того, чтобы из дома не ногой. 

— Меня как-то чуть не унесли сирены, после этого следят за мной в пар десять глаз. — Следить то следят, а вот окошко в нужнике заколотить забыли! А там и до леса ладонью подать, а в лесу уж волка не сыщешь. И не задумался ведь никто, чего это Рыска с лукошком в туалет потащилась, да ещё и в плаще, словно в поход, а не малую нужду справить.

— Мин? — Она встряхнулась, отчего части яблока вылетели изо рта на пол. — Майнхард? — Не бывает в этом мире двух настолько одинаковых волков. — Он — семья, Мин Януша отец. — Семейная идиллия как пить дать, картина суровая 33 волколака. — Случайно так вышло… — словно оправдываясь сказала она, прекрасно понимая, как такая ситуация выглядит. — Он хороший и добрый! — С ним Рыска уже встречалась, познакомившись лично и также доставив хлопот. Рыска и хлопоты, вообще, не особо делимы, а тут ещё и в городе достаточно большом. 

— Нам с Янушем было тяжело, когда я травница, а он не человек. Сожрал весь мой обоз, а я лишь чудом уцелела. Спаслась в лесной реке. Зимой. Продрогла, простудилась и в поисках своих пришла к нему домой. На печь залезла, ну и сморил сон… — а радость охотника небыло предела, когда вернулся в дом, а там уж кто живёт. — Ругался на меня, пытался выгнать, да только вот куда? Потом смирился. Боялся, что не совладает с волком, а вышло все иначе… — достучалась, смогла найти дорожку к его сердцу. — Потом я заболела и был выход… — вот правда папочка такой ей был не рад. Не верил он, что волки приручаются, не знал, что можно жить как человек.

— Он волка своего сюда не пустит. Проклятье для него проклятье, так живёт. — Отец не признавал волков как равных, не выпускал, не позволял охоту. За много лет привык к житью аскета. А потому и Рыске было тяжело. Впрочем, не время поминать былое, другой вопрос от Радки интересен. — Пушистая и мягкая конечно! — А как иначе? Белая ведь шубка, ее достоинство, награда, гордость. — Погладить дам, чего уж там проблема! — Волчица Рыскина любила очень ласку.

— Скажи мне, Радка… — в глазах у Рыски загорелись огоньки. Коль озорство с рождения в крови, не стоит думать, что перерастет и повзрослеет. Такого не бывает в самом деле, по крайней мере с Рыской, всем назло. — А ты когда-нибудь каталась на волках? — Ей, кметкой, повезло — был Януш. Смущавшийся немного, но все же был. — Вот прям верхом, подобно добрым коням? — Но волки лучше и запал иной. — Нестись во весь опор, сквозь снег и бурю — в ее глазах горел неистовый задор. Девиц Рысек ещё по лесу не катала, бывало пару раз, но то не то. 

— Хотела бы на волче прокатиться? — Осталось выбраться из лазарета без проблем. Желательно и быстро, ведь сосиски манили Рыску в свой прекрасный плен. За яблоком пошла вслед сушка, такая кислая, что зубы повело. — Фу, на этом корме, да не протянешь! — Тут впору выть, а не идти на скорую поправку. — И даже к каше не давали колбасы… — совсем уж жадные, аль думали — не съест? — Не зубы же он выбил, так, подрал… — а ей тарелку каши, овощей. 

Рыска искренне рассмеялась, а потом внезапно смолкла, когда поняла, что раненым, вообще-то, так не полагается. Неправильным она была волколаком, да и подопечной тоже неправильной. Как начала свой путь земной странно, будучи девице с глазами звериными, так и продолжала оный без прикрас, делая лишь то, что ей нравится, да чувствам искренним не противоречит.
   — Хороший-хороший, иной бы меня сразу слопал, коль уж в доме его ночевать повадилась, а этот вежливо выпроваживал, мой уходи девка отседова, да как можно дальше. — Только таких девок как пустишь — хрен потом выгонишь, ещё и сундук свой с приданным домой от обоза притянуть вынудила, да расположилась на печи окончательно. Самостоятельность с удовольствием примеряя.
   — Домой мне нельзя было... — С грустью и тоской в голосе. —  Деревенские меня и так, ведьмой за глаза мои величали. А коль прознали бы, что в обозе том я одна выжила, так и вовсе на вилы подняли бы. — Маменька, конечно, вступилась бы, да что ее слово, против слова солтыса? А отчим Рыску никогда не жаловал, боялся глаз ее звериных, хищных, глазливой, да проклятущей называл.
   — Вот и решила я тогда, коль уж суждено мне в лесах сгинуть, пусть хоть месяц поживу по нормальному, без упрёков вечных, да насмешек. А там и сладилось у нас с ним, сдружилось. Волк волку рознь и я это понимала. Помогла Янушу со зверем своим справиться, совладать, да поладить как надобно, а потом уже он меня обучать принялся. Рассказал, каково это быть проклятым. Только вот проклятой я себе никогда не чувствовала, скорее уж живой, да живой полностью. — Реакция Радки волчу юную весьма позабавила, не была бы ранена, покатала бы её ещё после той самой схватки.
   — Можно, — искренне произнесла она, мысленно уже представляя, как будут они мчаться по горам и лесам, главное подальше от сел, дабы островитяне не прознали. «А то будет слухами земля полниться, мол скакала черноволосая ведьма, да на волке белом по лесами и промерзлым равнинам, предвещая хлад неминуемый и времена страшные!», была в жизни Рыски одна история, когда волком коз в хлеве одном защитила. Отогнала собрата, да калитку за собой затворила, а потом постучалась в окошко, дабы бдительны кметы здесь были. Уж на утро разнеслась весть по селам: мол в лесах появилось чудовище. В окна лезет и за всеми подсматривает, кур терзает, да и козочек сводит.
Но сейчас не об этом, ведь правда?
    Чуткость волчья перемены улавливала. Понимала Рыска, что дело здесь гиблое. Что-то важное думы наемницы тревожило, что-то такое, что было ей неведомо, а значит спросить надобно, сунуть нос не совсем в соё дело. — Что случилось, и о чем ты задумалась? — Неужели об отце её беспокоится? Ульвар вряд ли суда, вообще, сунется, уж скорее просто постоит у забора. — Я могу помочь? Что-то для тебя сделать? — Вот о прялке вспомнилось ей случайно, — ты вернула вещь свою али нет? — Может жрицы прялку, как колбасу зажали?
   — Расскажи мне, Радка, опасения свои поведай. Чем смогу — помогу и в беде никогда не брошу! — Было мало у Рыски в мире этом настоящих друзей, да и те, разве что среди ведьмаков. — Я уже цела, правда-правда, только чешется немного, да и всё! — Только вот слова свои, что без мяса ранения не затянутся, уже было не вернуть и никак не отменить. — Я могу волком стать, только полностью, без переходов. — Не теряя времени, да и лишних сил. Осталось отсюда сбежать, да так, чтобы никто не заметил! Это было сложно учитывая заботливость жриц.
   — Под окном тут дерево, большое такое, удобное! — По нему без проблем можно слезть, лишь бы только помочь, а не просиживать здесь голодной. — Я смогу шустро слезть — не увидит меня никто. — Даже жрицам уловить волколака не по силам, а уж удержать Рыску и вовсе не сумеет никто. «Торопится надобно, уж скоро совсем стемнеет», там и отец её на поиски дочери кинется, проверяя ушедшую на полдня в туалет.

Необходимость пощадить сосиски, да словно нож израненное сердце. «А так хотелось ими насладиться, ну, что же...», с Радкой было дельце. Следы от ран практически сошли. «Довольно быстро я...», но ранены была не серебром, что помогало шустренько целить. Затягивались раны для проблемы, коль Жрицы заподозрят колдовством, причем не в чародейках будет дело, а в проклятых укусах существа.
   — Права ты, Радка, нужно ноги делать. — Желательно бежать с лап четырех. — Тогда на том и ладим, — она оделась и направилась к окну. — Останусь за околицей и спрячусь, я буду ждать тебя — и сколько всё равно. — Смеркалось, что было для неё лишь кстати. Ведь в сумерках невидно никого. Окно скрипнуло, Рыска напряглась, Стянувший кожу след вновь зачесался. Повозилась, а после подтянулась и исчезла.
   Листва сокрыла худощавый стан, внизу ходили жрицы — говорили. «Пусть ходят, всё равно сбегу от вас», не стоило им знать, что Рыска как монстр. Такие волки, чтобы без беды, встречались редко, и Рыска кметов не винила. Уж лучше вилы, чем потом клыки, она ведь понимала, в чем всё дело. Боялись люди нелюдей, волков и чародеев тоже опасались, драконов истребили и грифонов, аль сами брались, аль ведьмаков кликали.
   Каков бы не был враг — берут числом, и нелюдя, и волка и вампира. На островах же люд достаточно суров. Одной деревней выловят и вздернут, не разбираясь прав, аль виноват. От мыслей этих Рыску передёрнуло, спровадив жриц, она спустилась в сад. «Красиво, так светло, просторно», и даже жаль, что жрицы уходить хотят. Кто проклял тварь — они не знали, однако оставаться здесь... здесь каждый день рискованно играли, вдруг тварь таки сумеет к ним залезть? В итоге им не оставалось ничего, а день сегодняшний добавил пониманья, что даже смерть, проблему не решит.
   — Что же... — пора сбегать из храма, и пусть удача на сегодня всё решит. Кралась она тихонько вдоль забора, затем легко перемахнула и айда. Скрываясь за деревьями, кустами, волчица убегала навсегда. Встречаться с жрицами отныне ей не стоит, ну как запомнили они её лицо? И что тогда? О ранах спросят, да припомнят, что раненная прыгала в окно. «Ну, нет, теперь ходить сюда не стоит, особенно беспечно, как тогда!», тем более, после подобного, столь вскоре.  «Ну, нет», она ведь Рыска — не балда.
   Сбежав далече, волча притаилась, укрывшись под раскидистым кустом. «Надеюсь, что у Радки получилось!», сначала плащ, ну а лукошко уж потом. Корзинка ценность для неё не представляла, вот алый плащ — подарен был отцом. Но время шло, а Радка не являлась. Занервничала, сидя под кустом. «А вдруг у Радки что-нибудь случилось?», теперь сидеть, гадать и просто ждать. «Ну, нет!», такое было не по силам, и Рыска начала идти вперед. Немного влево, малость вправо и от тропинки не совсем уж далеко.
   Заслышав жриц, она скрывалась в травах, что было просто — не искал никто. Тропинка вилась, травы колосились, скрывая кметку от чужих очей. Однако Радки здесь не наблюдалось, не виделось её и на тропе. «Куда же ты с моим плащом подалась? За прялкой? А она-то где?», догадкой страшной царапнули мысли, «неужто к монстру в логово пошла?», однако Радка наконец-то показалась, и Рыска выдохнув, сокрылась в темноте. Их договора, впрочем, не нарушив, сбежав к околице быстрее, чем та шла.
   «Прекрасно», оставалось обратиться, минуты боли и сраженья за себя. Волчица отряхнулась, почесалась, за раны кметки забывая погодя. Затем убежище покинув, показалась. На Радку глядя из заснеженных кустов. Не шибко крупной, ей, наверное, казалась, не так, как Мин или её отец. Она была поменьше всех их в холке, зато покрасивее по глазам, да шерстью белоснежной отличалась, обычно волколаки, ведь серы.
   Пригнулась, припадая как щеночек, хвостом махнув, подняла в воздух пыль. К наёмнице без опасения прильнула, позволив гладить и за ушки потрепать. Пригнулась, дабы Радке было легче, взобраться на спину без помощи седла. «И никакого пня, ну что это за место?», пришлось почти прилечь и наблюдать.

Колбасный ряд притянулся к ней силой мысли. Рыска довольно заурчала, поглощая мясное изделие. Жрицы оказались не такими уж жадными, как она посчитала сначала, а вполне добродушными и щедрыми на пару сосисок. «Соооосиски...» — протянулось в её голове, «вкусныеее», волк мыслил немного иначе, путая сознание кметки и добавляя в оное толику хищности. Полнолуние было близко, однако не настолько, чтобы у Рыски возникли проблемы с контролем. Да и какие тут могут быть проблемы? Коль за ушами ласково чешут, а хвост помимо воли виляет туда-сюда.
   «Хоть на пузо не упади, предательница!», волчица подлезала под руки, наслаждаясь редкой лаской. Зачастую они с Янушем обращались вместе, а потому редко когда кто из них, оглаживал другого в волчьем теле. Отец же предпочитал одиночество, не поощряя игры молодняка в обличье диких животных. Тем не менее, Рыска была волком, а ещё всегда держала свои обещания, толкнув наёмницу в бок, дабы оная карабкалась ей на спину. Пришлось лечь, дабы было проще.
   Она вспомнила своё первое путешествие вот так, когда люди барона решили выпороть Рыску, а Януш вступился, да перестарался. Тогда они бежали прочь из села шустро — волк вскачь, а Рыска сидя на нём. Шерсть у Януша была чутка жестче, черная аки ночь и отдавала в смоль. Таким всегда на охоте легче, белое заметно, особенно во тьме ночной. Вот и сейчас, Рыске было не скрыться, она выделялась на пожухлой траве пятном, огромная белая волчица, с умными глазами и пушистым хвостом.
   Подождав пока Радка на неё заберется, Рыска медленно поднялась во весь волчий рост. «Вот будет смешно, как нас вместе увидят, главное, чтобы не гнали, аль камнями не кидали!». Отряхнув свой живот от пыли придорожной, Рыска медленно, словно пробуя, сделала первый шаг. Она ещё никогда не работала попокатательным волком, а потому осторожничала боясь навредить Радке. «И не скажешь ведь, чтобы держалась за шерсть!», говорить в теле волчьем она, разумеется, не могла.
   Шаг за шагом, волчица двигалась вдоль забора, а потом осторожно перешла к пробежке трусцой, тряская и неудобная рысь, никогда не была любимым аллюром Рыски, а потому подумав пару минут, она принялась двигаться более быстро. Ветер северный вздыбливал шерсть на спине, дуя в спину, помогая скакать, Рыска легко перемахнула через ручей, бросаясь вскачь так, словно была одна.
   Ветер всё громче шумел в её ушах, призывая довериться ему, а земля дрожала, посылая волны через чуткие подушечки лап, вынуждая разрастаться эйфорию свободного бега. В глазах Рыски горел огонь души, а в сердце бурными потоками лилось наслаждение истинное, в предвкушении чего-то великого, в ожидания гармонии и счастья. Духи природы, в которых верил её отец, словно сопровождали Рыску во время этой прогулки. Они расступались перед ней редкими колючими кустарниками, они шумели небольшими ручьями, они падали камнями к её когтистым лапам.
   А дальше… всё было словно в тумане, обрывки событий складываются в странную картину, как будто её разрезали на сотню маленьких кусочков и постепенно возвращали обратно, напоминая о том, что она всё же человек, а не дикий зверь. Вот шум деревни разливается над равниной, заглушая даже гомон северных промозглых ветров. Она искренне надеется, что Радка тепло оделась и не замерзнет во время этой прогулки.
   Люди были где-то там, внизу, беззащитные и совсем ничего не подозревающие, жили своими скучными и размеренными жизнями, даже не мечтая о подобной свободе. В ней больше не было ни малейшего страха, только покой и осознание того, что они на верном пути. А вот безумный крик – зов, хищной скальной птицы, а там за склоном завелось гарпий гнездо. Рыска слышала каждое создание этой ночью, видела дальше, чуяла намного точнее. Кролик слева, одинокий лис справа, а за перевалом идёт одинокий друид. Как бы ей хотелось, чтобы каждый человек в этом мире, хотя бы раз почувствовал то, что чувствовали они.