Aen Hanse. Мир ведьмака |
|
|
Приветствуем вас на ролевой игре "Aen Hanse. Мир ведьмака"!
Рейтинг игры 18+ Осень 1272. У Хиппиры развернулось одно из самых масштабных сражений Третьей Северной войны. Несмотря на то, что обе стороны не собирались уступать, главнокомандующие обеих армий приняли решение трубить отступление и сесть за стол переговоров, итогом которых стало объявленное перемирие. Вспышка болезни сделала военные действия невозможными. Нильфгаарду и Северным Королевствам пришлось срочно отводить войска. Не сразу, но короли пришли к соглашению по поводу деления территорий.
Поддержите нас на ТОПах! Будем рады увидеть ваши отзывы.
Наша цель — сделать этот проект активным, живым и уютным, чтоб даже через много лет от него оставались приятные воспоминания. Нам нужны вы! Игроки, полные идей, любящие мир "Ведьмака" так же, как и мы. Приходите к нам и оставайтесь с нами! |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » Здесь и сейчас » [12 мая, 1272] — Несвятое семейство
Значимость: личный
Статус набора: закрытый
Время: 12 мая, 1272
Место: дом за околицей села Ровище
Участники: Рыска, Ульвар, Януш
Предисловие:
Мы проводили как умели
Двух поколений параллели
Знакомство отца с женихом дочери - дело всегда непростое, а уж коль этот самый жених дочь единственную в монстра кровавого обратил - тут уж и спрос иной.
Отредактировано Рыска (09.12.20 18:09)
Не нравилась Рыске затея её собственная. Ведь одно дело с отцом Януша в дали от оного обсуждать, а совсем иное — знакомить волка лично, да ещё и с тем, кто в обращении её виноват. «Ох чую я — непросто вам будет поладить!», говорил ей Януш, что волки зачастую одиночки, да вот только пара у них всё же образовалась, а коль уж так, то и для отца её родного место на печи найдётся. «Найдём...», ибо в спор запросто может вступить сковородка! «Вот огрею обоих, так сразу смирные станете!», думала она про себя, показывая отцу дорогу.
— Мы домик ветхий за околицей нашли. Хозяйка давно уж в мир иной отошла, а дети евоные в Бан Глеан переехали. Мы с соседями и того... договорились, им монетка, а нам спокойное житиё-бытиё. — Домишко то уж совсем развалился, крышу и ту латать пришлось. Счастье, что Януш за время странствий своих немало чему научиться сподобился, а там глядишь и обживутся совсем.
— Козу вот завели... — Счастью Рыски не было предела. Это же целая коза! Живёхонькая! Вреднющая! «Ромашка...», — тяжко сначала пришлось, она зверя чуяла, да к себе меня не подпускала, а сейчас ничего, освоилась. Молоко даёт, мекает по вечерам. — Она скучала за Зосьей и это было видно даже без лишних слов. В конце концов, тогда Рыска надеялась лишь лучшее, замуж ведь не напасть — главное замужем не пропасть. «Вот освоюсь и Зосью к себе заберу, а оно вон как вышло и в село моё бывшее, ходу уже нет».
— Вот и он, — домик выглядел мило, по крайней мере, так казалось травнице со стороны. Она даже устроила здесь небольшой садик, достаточно уютный, дабы что-то из трав росло прямо под боком. — В хлеву Ромашка, за домом ручеёк, до леса рукой подать — до домов ближайших далече. — В голосе травницы сквозила гордость, неприкрытая гордость за свой уютный уголок мира. Для этого стоило пройти через все муки, стоило страдать и даже стать волколаком.
— Януш... — окликнула она возлюбленного, приоткрывая дверь в дом, — я нашла его, Януш! Отца своего нашла! — Не сомневалась Рысья — радость её никто из мужчин не разделит. Какая уж тут радость, при подобной встрече? — Прошу вас, только сразу не ругайтесь, а коль будете драться... — Она нахмурилась, давая понять, что подобного не потерпит, а значит и последствия буду серьёзными, причем для обоих, а не для одного.
— Януш, это мой отец, Ульвар прозванный "Волчьим Глазом", сын Хавальда "Красной Рубахи". — Она говорила это с гордостью и восхищением, сияя так, словно стояла на полуденном солнышке, — а это Януш, отец, сейчас охотник хвалёный, а в прошлом сын барона из Белого Яра. — Воздух был напряженным, освещаемый одной лишь Рыской, — я так долго тебя искала, отец, а ждала, казалось бы, ещё дольше! Наконец-то мы все вместе! — поцеловав родителя в щёку, а затем и Януша тоже, Рыска захлопотала вокруг печи, предоставляя мужчинами возможность познакомиться чуть ближе.
Нет, она вовсе не питала надежд насчет того, что Ульвар воспылает к Янушу чувством отцовским, однако надеялась хотя бы на понимание, причем с обоих сторон, а не только с одной. «Посмотрим, что оно будет, глядишь и уживемся все вместе!», наивная душа девичья желала верить лишь в лучшее. Рыска поставила чайник и разложила по кружкам травы, на всяк случай, добавив успокоительные, дабы спесь волчью сбить, да не позволить кулакам зачесаться.
«Ещё чего не хватало! Лечи их потом, да разнимай!», — вот. Пирожки свежие, — влезла оно между ними, выставляя на стол лакомство. — ну, чего стоите? В ногах правды никогда не было! — Вода забулькотила, окроп наполнил чашки. — Рыска устроилась между мужчинами, притягивая свою к губам поближе, да вдыхая аромат лесных трав. Побольше мяты и мелиссы, поменьше ромашки и листьев смородины. Она-то знала, чем следует боевой дух унять.
Он чуял его прямо отсюда. Этот запах - запах чужого зверя, бил в нос, заставляя все внутренности извиваться подобно змеям, сплетающихся друг с другом в узлы. Будь у Ульвара на загривке шерсть - она бы тут же стала дыбом. Это скеллигец чувствовал особенно остро. Он шёл, стараясь отгородиться от мыслей, сосредоточиться на том, что говорит его дочь. Но волчьи глаза волей-неволей щурились, высматривая мерзавца ещё издали. Тело напряглось, могучие кулаки сжимались до хруста, а на лице застыла холодная решимость.
Ну, и что он намерен с этим делать? Ворвётся в хату, оторвёт чудищу башку, словно тому кровососу? А что потом? Как смотреть в глаза дочери? Куда потом податься? И куда податься ей? Эти мысли охлаждали пыл, заставляли плечи поникнуть и вслушиваться в каждое слово Рыски, искать в них утешение.
"Человека я не убью", - так пообещал ей Ульвар. Только вот не считал он за человека того, кто обрёк его бедную дочурку на вечные муки в борьбе со зверем, который рано или поздно возьмёт верх над человеческим. Он шёл, полный решимости убить ублюдка, а дальше будь что будет. Но сейчас его решимость поколебалась. Сын Хавальда осмотрел домик, который явно нуждался в облагораживании, окинул взглядом околицу, прикидывая, как можно сделать жилище более удобным. Сплести ограду, заменить крышу, соорудить крыльцо, украсить ставни дверной косяк резьбой. Да покрасить дом, вырисовывая замысловатые руны.
Эти мысли отвлекли воителя от мести, заставили вспомнить отголосок прошлого, который прежде больно врезался острым осколком прямо в сердце. Может... Всё действительно не так плохо. Может Рыска найдёт свой уголок счастья. Ведь она этого, как никто, достойна. Но смущало воителя лишь её отношение к волку, что теперь живёт и в ней тоже.
- Я договорюсь с местными куда лучше, - усмехнулся островитянин. - Если хочешь, то это они будут нам монетки отсыпать, чтобы не беспокоили.
Никогда никто в его роду никому не платил за то, чтобы жилось спокойно. Всех недоброжелателей, да недругов принято было отгонять кулаками, да топорами, но никак не откупаться. Но ничего, это он исправит, да научит дочурку, как обходиться с такими соседями.
Войдя в дом, Ульвар вновь волей-неволей принял угрюмый вид, набычившись, точно пришёл на смотрины, да пытается произвести впечатление на невесту. Скеллигец выпрямился, расправив плечи, да выпятив грудь. Из-под сдвинутых бровей он смотрел на единственного человека в доме, понимая, что именно человеком он уже давно не является. Если быть откровенными, то людей, как таковых, в этом местечке и вовсе не было.
Скеллигец излучал опасность всем своим видом. Угрюмое лицо, суженные глаза и недовольно скривившийся рот. Он был в полном боевом облачении, ножны с мечом похлопывали его по бедру с каждым сделанным шагом, а большие руки лежали на топорах, заткнутых за пояс. Он смотрел на Януша не как отец, оценивающий жениха для своей ненаглядной дочурки, не как охотник, высматривающий дичь, а как островитянин, увидевший того, кому поклялся свершить кровную месть. Одно было понятно наверняка - не будь здесь Рыски, Ульвар не стал бы терпеть присутствие другого волколака ни на мгновение.
Но он проглотил собственные порывы, не проронив ни слова, но и не сведя с Януша взгляда ни на мгновение. Казалось, что эти жёлтые глаза, искрящиеся опасностью, вовсе не моргали. Но Ульвар умудрился дойти до стола и сесть за него, бросив быстрый взгляд на дочь, и слегка пристыдившись. Уж точно не такого она ожидала.
[icon]https://i.imgur.com/40WRneD.png[/icon]
Никогда не хотел Януш среди людей обживаться. Было время, тосковал по простой человеческой жизни да тянулся к сородичам, боясь самого себя потерять и никогда уже не сыскать, но с годами одно уяснил: не были больше люди ему сородичами. Знакомцами были, собеседниками порой становились, а вот из племени происходили иного. Из того, что в ночь полнолунную предпочитает по избам прятаться да Высшим Силам молиться. Родился охотник в одном таком, да в осьмнадцать лет помер, переродившись в свирепое чудище. Страховидлой оной ныне и оставался, а раз так, то и не стоило больше тянуться к прошлому, за веру цепляясь глупую да за всякие мелочи.
Не будь рядом Рыски, не выбрал бы волколак Ровище. Остался бы жить в лесу среди зверья всякого да тогда лишь в село явился бы, когда срок бы настал встречаться с родителем кметкиным. Тот, правда, дня точного не назвал, но Януш считал, что лучше уж задержаться, чем заявиться в мир чужой да начать в нем осваиваться. Не было Зверю места среди людей. Казалось, и быть не могло, однако, сыскалось мужчине на удивление. Уговорила Вольская местных, поулыбалась, да в руки монетку сунула. А уж где золото, там и всякие милости. Указали кметы на избу пустующую, да какой-никакой крупы принесли, чтобы болезная не померла с голоду в первую же неделю жизни в селе чужом.
Не понравился Янушу оный жест, не пришлись по сердцу разговоры, что за спиной велись, но делать нечего, забрал ключ от старой избы, да и потащился, переложив узлы с одного плеча на другое. А там уже и устроились. День прошел, другой, третий – дела и наладились. Рыска к соседке ходить повадилась, огород развела да козу с весенней ярмарки притащила. Охотник все больше в лесу пропадал, добычу выслеживая да силки расставляя, но к вечеру каждый раз возвращался, волоча за собой то отменную шкуру, то мясо свежее.
Так и жили. Встретили полнолуние, что чудом без жертв обошлось; поболтали с местными; приятелей каких-никаких завели; условились даже помочь кметам с поздним севом. Охотник с мальчонкой одним подружился да, как погода наладилась, стал вместе с ним пропадать в перелеске, стреляя по пням да самодельным мишеням. Улеглось беспокойство, присмирела натура звериная. Если что в эту пору мужчину и беспокоило, так это скорая встреча с Ульваром да некая неопределенность. Видал он, конечно, что Рыска не рвется от него убегать, а в душе все равно сомневался да страшился снова один остаться. «А ну как отца выберешь? Много было меж нами обид… Стерлись ли они? Позабылись ли?» Хотелось верить, что да, а что делать, ежели нет?
Не знал Януш на оный вопрос ответа да и, признаться, не хотел его получать. Надеялся, что сгинет Ульвар в пучине, что не явится в час назначенный, да вот только никуда скеллигец не делся, притащился, неся с собой волчий дух да резкий запах могучего зверя.
Охотнику и головы поворачивать было не надо, чтобы понять, кого именно Рыска в избу привела. Еще прежде, чем дверь открылась, услыхал мужчина тяжелые шаги да почуял чужака на своей территории. Зверь внутри тотчас же и ощерился; зарычал злобно, глаза сощурил да шерсть на загривке вздыбил. Будь он сейчас сильнее, чем человек, точно бы на свободу вырвался, неся смерть гостю незваному, но сумел Януш возобладать над сущностью, лишь зыркнул на пришлого раздраженно, отвечая взглядом тяжелым на взгляд ненавидящий.
Моложе был каэдвенец. Не налилась еще его человечья сила до полной меры, но зато со зверем жил дольше, да в последние месяцы сумел отыскать на него управу. Жили они теперь в мире и не делились более на двое. Так оно проще стало. И духу, и телу. Вот только и инстинкты все обострились, да нутро поднялось свое защитить. «Не бывать двум самцам да в одном дому», - так рассудил волколак, но, покуда Рысья рядом крутилась, сдержал свой порыв да и уселся за стол, глаз не сводя с чужака проклятого. Не хотел первым сдаваться да отворачиваться, не хотел и к миру идти с согласием. «Коли уж сцепимся, так и нечего время терять». Фыркнул тихо, глаза чуть сузил да коротко носом дернул, привыкая к запаху незнакомому.
- Так, стало быть, я все-таки оказался прав, - произнес Януш, обращаясь не столько к Ульвару, хоть и смотрел на него, сколько к нежной своей возлюбленной, - не человек твой отец, и человеком быть давно перестал. Что ж… Есть в этом что-то… закономерное. Рысь, принеси-ка лучше медовухи из погреба.
Понюхал охотник чай поданный да тотчас кружку на стол и поставил, рассудив, что алкоголь куда лучше травок поможет беседу устроить душевную.
Отредактировано Януш (11.12.20 17:12)
Между волками искрило, да сверкало, словно умелый кузнец высекал искры в своей кузнец. Набатом отдавались в голове секунды, а затем и минуты вынужденного перемирия. Рыска чувствовала себя загнанной в угол, словно ей вот-вот придётся между ними выбирать. «Но смогу ли я? Конечно же не смогу...», это было бы слишком тяжело для её девичьей души. Чай из травок не пришелся по нраву, да оно и понятно, коль охота горло залить.
Рыска хмыкнула, глядя на Януша, к бочонку следовало и на стол накрыть, а потому травница прихватила ещё и солонину, а вместе с тем соленья в высоком глиняном горшке. Рыска называла этом салатом, а на деле просто квашенные со сладким перцем кабачки, имеющие кисло-сладкий вкус. — Курицы бы нам надыть... — она собиралась готовить эту квочку чуть попозже, а пришлось начинать яблоками сейчас, перед этим выставив на стол бочонок медовухи, солонину и консервацию.
Волчий аппетит — есть волчий аппетит, а на сытый желудок любая ссора уже не в радость. По крайней мере, именно так ей хотелось думать. Слишком уж напряженной оказалась встреча двух волков, а ожидания самой Рыски завышенными. Ей хотелось, чтобы отец поладил с Янушем, а Януш принял Ульвара, как своего. В конце концов, его отец тоже был волколаком. «Как много волков на одну размашистую версту!», видимо, это была судьба, а как назвать иначе столь странное и жуткое совпадение?
— И я рада, что он волколак иначе быть нам уж давно косточками обглоданными. — Отозвалась она, ловким движением пропихивая яблочки в явно недовольную подобным положением вещей курочку. Курину тушку, если быть точнее. Живая курочка, вряд ли, оценила бы подобное зверство. Рыска помимо воли не сводила глаз со своего возлюбленного. При этом особо зверски проталкивая яблоки, словно давая ему понять — зло не дремлет, оно бдит и ждет когда ты оступишься. В принципе волколаки жили достаточно мирно, не считая достаточно обидчивого характера Рыски, да её желания казаться старше, чем она есть.
Девочка возомнила себя женкой, однако со стороны смотрелась скорее смешно, чем действительно уважительно со стороны соседей и односельчан, внешне будучи достаточно юной, она совсем не изменилась став волколаком. Разве что повадки её стали немного иными, а характер изменился в сторону упрямства и самоуверенности. — Всё, — квочка обрела свой последний покой в печи, куда отправила её Рыска, заботливо поддав жару. — Скоро будет еда... — она тоже примерилась к медовухе, наполняя свою чарку, но куда меньшим количеством, чем отец или же Януш.
— Солонина в этот раз вышла просто отличная. Оленина — вкуснейшее мясо. — Словно пытаясь перевести тему, заявила она, с удовольствием отправляя в рот кусочек оленьего мяса и растягивая оный подобно куску ткани. — Колбаски! Как я могла забыть... — домашняя колбаса была личной гордостью рыски — она совсем недавно научилась правильно вымывать и начинять кишки. — Вот, отец... — для неё было важно его одобрение, пусть и в таком простом и незначительном деле, как домашние хлопоты и готовка.
— С пряностями из далеких южных земель! — О том, каким именно способом Рыска оные добывала, ей стоило умолчать. В конце концов, что может быть лучше еды, пусть за оную и пришлось расплачиваться совестью. О том, что Януш жалует подобные яства, она тоже упоминать не стала, да и разговоры старалась заводить нейтральные, кои больше касались жизни её устроенной. Здесь. В Ровище.
— А что до наших соседей, — вернулась она к разговору, — то люди они хорошие, но порой действительно малясь наглеют. — Сама Рыска ни с кем ругаться как-то не желала, а вот новоприбывший с островов отец, вполне мог оказаться недовольным родителем, кровиночку коего обдирают, аки последнюю липку. Рыска облизала ложку, хитро щуря желтые глаза, и предолгая откровенное безобразие.
Ульвар осмотрел избранника своей дочери со свойственной только отцу критичностью. Подмечал все недостатки, стараясь не замечать вовсе любые преимущества. А как же иначе? Пускай вон Рыске демонстрирует, какой он хороший, а отец на то и нужен, чтобы всю дурь выбить из башки. А воитель давно ждал этого момента. Помнил он, как Хавальд, отец его, что всегда был человеком с широкой душой, смотрел, точно медведь изголодавшийся на любого, кто пытался подбивать клинья к его дочуркам. Тот же взгляд видел Ульвар и на лице отца своей ненаглядной Астгерды, после того, как похитил её с Ундвика, да увёз с собой. Кто бы мог подумать, что вся та буря эмоций, что некогда вызывала у озорного островитянина лишь насмешки, да недоумения, возьмут верх, когда дело будет касаться собственной дочери.
Он осушил залпом предложенный мёд, не сводя хищного взгляда с нерадивого. Брошенная фраза заставила костяшки пальцев Ульвара сжаться до побеления и издать низкий утробный рык. Не нравился ему Януш, ой не нравился. Выглядел слабым, на деле же мог оказаться и того хуже, а гонору-то было немерено. Почуял воитель и то, что парнишка пытался проявить себя, показать своё главенство. Да только уверен был Ульвар, что у него даже смелости не хватит бросить открытый вызов кому бы то ни было, поэтому решил, что паренёк лишь перед Рыской так вырисовывается. Это вызвало презрительную усмешку на бородатом лице.
- Как не человек? - Ульвар раскинул руки в стороны и внимательно их осмотрел. - Как по мне, самый, что ни на есть, обычный человек.
Дело пахло псиной. Псиной, которая затесалась в волчьей стае, да надеялась, что её не заметят. Ульвар так хотел сорваться с места, схватить наглеца за грудки, да выволочь на улицу и там поговорить по душам, как это умеют только на Скеллиге. Но, стоило лишь взглянуть на дочь, как весь пыл поугас и интерес к продолжению перепалки испарился под чистую. Теперь волчьи глаза наблюдали за хозяйственностью Рыски, а на лице расплылась довольная улыбка.
Наблюдать за тем, как суетится дочурка, было на редкость приятно. Но ещё приятнее было замечать, как она надеется на отцовское одобрение и как предупредительно взирает на Януша. В этот момент Ульвар даже порадовался тому, что удержался от выяснения отношений посредствам взаимного мордонабивания. Особенно, если учитывать, что в данном случае набивание морды было бы отнюдь не взаимным.
Вместо этого скеллигец вкусил поданных явств с удовольствием уминая их за обе щеки. Только съев первый кусочек, он понял, насколько проголодался на самом деле. Он сбросил с плеча мешок с вещами, ослабил ремень, пересекающий грудь и поставил щит у стены, а рядом и лук, всеми своими действиями демонстрируя, что в этот раз он явился к дочери не проездом и что намерен остаться. Пока что.
- Ничего вкуснее этого на Континенте не пробовал, - похвалил готовку дочери Ульвар с набитым ртом. Приложившись к медовухе, он протолкнул ставший в горле ком, постучав кулаком по груди. - А что касается соседей, - продолжил он, переведя дух. - То я с ними поговорю. Такие вопросы должен решать мужчина, - скеллигец метнул колкий взгляд на Януша. - К тому же, нужно ведь познакомиться. Могу заняться этим прямо сейчас.
[icon]https://i.imgur.com/40WRneD.png[/icon]
Не понравился Янушу Ульвар. Еще не видя Рыскиного отца, знал он, что никогда они во мнении не сойдутся, и что так и останется он, житель Континента, для выходца Островов жалкой да недостойной шавкой подзаборной, что посмела на чужой каравай рот свой поганый разинуть, однако, теперь, сидя прям перед ним да глаза в глаза глядя, отчетливо осознавал, что не то, чтобы поладить не выйдет, но даже срать усесться на одном поле не захочется. Разные они были. По-разному мыслили, и ежели в чем и сходились, так это в любови к Рыске, что сейчас, признаться, скорее мешала, чем помогала. Кабы не она, так, глядишь, и не встретились бы никогда, а теперь вот сиди, молчи, да терпи. Сноси косые взгляды с насмешками мерзкими.
Будь охотник прежним, непременно бы оскорбления не стерпел, в бой ринувшись, не соизмерив сил да возможностей, но годы минувшие кое-чему научили все же. Вспомнились наставления Льенкины да советы отцовские. Не того, что являлся бароном Бироном, да учил горделивости, властности и непокорности; а того, который тихо обычно говаривал, да нрав бешеный успокаивал. Мудрым был Майнхард, и мудрость его волколаку теперь помогала, усмиряя да ярость из сердца вытравливая. «Ни к чему нам цапаться. Да еще и при Рыске», - так рассудил мужчина, поднимаясь вслед за возлюбленной да помогая ей притащить бочонок да на стол накрыть как-нибудь, - «успеем еще рассобачиться. Коли надо будет, ночь впереди ждет темная. Там сразу и не поймешь, куда девался, да отчего сгинул. Мало ли в порту голытьбы всякой водится?»
Вздохнул Януш. Глаза прикрыл на мгновение. Не нравилось ему перед скеллигцем выслуживаться, не нравилось и мосты между ним и собой выстраивать. Так и подмывало махнуть хвостом да уйти восвояси, оставляя Рысью с родителем да отправляясь в бескрайний да безнадежный путь. Дурная мысль была, паскудная, ан нет-нет да принимался охотник о том думать, что будет девице с отцом лучше, чем с ним. Сумеет Ульвар и защитить, и от бед уберечь, а коли и не сумеет, то сам дальше свою вину понесет, а он, Зверь Кровавый, останется в одиночестве, в конец обезумеет да и сгинет под ударами острого серебряного меча. «И так будет правильно, потому как много зла от меня, а добра как не было, так и нет. Ни по своим законам не живу, не по звериным».
Тошно сделалось волколаку, скверно, да от самого себя противно. Казалось ему, лучше он стал с годами, умнее, спокойнее, а все же с баронского-то сынка побольше проку было. Умел он свое ценить да отстаивать; точно знал, как правильно, а как нет, и в поступках не сомневался. Да, дурости больше было в нем, чем мозгов, но так то юность беспечная. Оной свойственно ошибаться. «Ну а теперь-то что?!»
Так бы, пожалуй, Януш из избы и убрался, рассудив, что плохая это идея вот так со скеллигцем встречаться, но тут уж ревность взыграла. Гордился он Рыской да ее талантом из ничего целый пир состряпать, любил, когда девица возле печи суетится, а теперь прям не мог смотреть, как она перед Ульваром стелется, да как ищет его одобрения, точно проклятый островитянин важнее всего на свете и приходился. Да и тот в ответ знай себе петушился. Устроился даже вольготно, помощь свою предложил, будто сам в избе был хозяином. Поди промолчи, когда такое паскудство творится! Уйдешь – самого себя слабаком и выставишь.
Подумал охотник, что будь на его месте отец, так сумел бы выше островитянина оказаться. Хватило бы ему мудрости одним словом отбрить, а Януш ежели чего и умел, так это цапаться, командовать да зубоскалить. Вот и сейчас в голову дельного ничего не лезло – так, одни замечания неуместные да насмешки пустые. «И чего ты, Рыска, от нас хотела? Вот, познакомила, а дальше-то что? Живите да радуйтесь? Вот же курва! Вкусно тебе, паскуда? Да чтоб ты этой едой отравился!» Фыркнул оборотень да и отвернулся от сородича по несчастью, предпочтя на Рысью смотреть да душу свою успокаивать. Как не крути, а все ради Вольской было, и уж что-что, а это должен был даже островитянин заметить.
- Смотри, как бы после твоих разговоров не пришлось бы Рыске новую избу себе искать, - пространно заметил Януш, одновременно и соглашаясь с таким положением дел и нет, - а, впрочем, не велика потеря. Все не место для жизни.
Усмехнулся охотник да на том и затих, думая о своем.
Они продолжали меряться. Свои авторитетом и шнурками. Рыска страдальчески выдохнула. Видит Фрейя, совсем не так она представляла воссоединение их славной семьи. Нет, она понимала, что мужчины поладят не сразу, однако воинственное напряжение буквально витало в разряженном перед грозой воздухе. «Вот выпну вас обоих за дверь и буду такова!», она старалась накормить, приласкать обогреть. Ведь как можно выбирать, между возлюбленным и отцом? Уж лучше не выбирать вовсе!
— Я стараюсь научиться всему... — Рыска улыбнулась отцу, не обойдя лаской и своего волка, погладив Януша по смоляным волосам, давая понять, что она ему доверяет. — Я всегда была хозяйкой, но никогда настолько... всё изменилось с тех пор. Ты ведь не знал, что меня хотели выдать замуж? Когда ты уехал, мой отчим решил, что с меня хватит. Слишком много проблем, да мало чести. Он сторговался с одним купцом из соседнего села, его младшему сыну требовалась рукастая и покладистая девица, на том они и порешили. — Однако в планы вмешался Януш, оставив сына купца с носом и без девицы, согревающей по ночам.
— Не самая завидная участь, но я была готова смириться. — Она знала, что не этого её отец ожидал от своей Сальдис. Не примирения и покорного служения, не добровольного возлежания с тем, кто был ей совсем уж незнаком. Однако Рыска устала быть третьей ногой. Паршивой овцой в стаде своей деревни. — Я знаю, что ты жаждал от меня подвигов, отец, но я... сдалась. Сдалась тогда, а потом во время болезни. У меня не было сил бороться. — Она отвернулась к печи, не желая, чтобы кто-то видел её глаза. «Глаза на мокром месте — хороша хозяйка», — мне не удалось отстоять себя дважды, но я отстояла в третий раз. — Она выиграла сражение с собственным волком, заполучив ещё один шанс на жизнь.
— Видимо, я действительно ведьма, а, может, быть кошка? У них ведь девять жизней! Три из них я уже истратила. — Она усмехнулась, оставалось не так мало, однако в эти думы ей верилось едва. Впрочем, разговор быстро сошел на нет, к огромному удовольствию Рыски, а мужчины, тем временем, все продолжали припираться, теперь уже в вопросе соседства. — У вас у обоих такой себе опыт. В плане соседства, хочу сказать. Не мешало бы и поучиться решать проблемы не только силой, но и словом. — Она даже себе не представляла, кто из мужчин таки сумеет договорить быстрее.
— Вот возьмите и сходите вдвоем, покуда гроза не началась! — Ей нужно было приготовить отвары, кои пахли совсем уж неприлично, а потом отсутствие мужчин в доме было лишь на руку. Зачем страдать троим волкам? После прошлое порции у Рыски на сутки отбило нюх. — Только без рукоприкладства! — Она направила в их сторону полошку, давая понять, что говорит серьёзно. — А то огрею сковородкой, и не посмотрю, что мужчины! — Спохватившись, да вспомнив, что должна была занести в пятый дом по дороге мешочек грудного сбора, она протянула оный отцу, а Янушу травы иные.
— В пятый дом, мужчину Казимеж звать, для сына младшего просил, а ты... — взгляд упал на Януша, — в седьмой отнеси, Пшемыславу, да не смущай его, аки в прошлый раз! — В жизни Пшемыслава была лишь одна большая беда — все тосты искренне, да про самое важное, достоинство мужское неутомимое, обходили его стороной. Поговаривали, что от напасти этой каждый спасался как мог: Пшемыслав скупал корешки разные, просил толочь высушенные бычьи достоинства, да брал у бабок-знахарок заговоры, а женка его скрашивала вечера в объятьях кузнеца из третьего дома.
— Ни слова, понял? Ни про усталые хвосты, ни про упавшие усы! — Рыске мужчину было искренне жаль, хоть и понимала она, что даже травы здесь, увы бессильны. Сколько рецептов на нем перепробовала, а все курице в гузку! Даром, что травница, коли помочь не поможет. Впрочем, и ситуация там была совсем уж нестандартная. О подобном в справочниках не пишут, а если и пишут, то не шибко много. Тем не менее, Рыска не сдавалась, тем более, что в последнее время она стала читать намного больше, чем раньше.
Поник Ульвар, да тяжело вздохнул, слушая историю дочери. Не мог от отделаться от мысли, что его вина была в том, что с девкой случилось. Не уйди он тогда так поспешно, так и не случилось бы ничего. Стоило отправить Рыску на острова, посадить на корабль, да приплатить капитану за то, чтобы лично проследил, как дочь его примут тётушки с дядюшками. Но что теперь сетовать, да винить себя за то, что не знал, как всё обернётся. Если уж кого и следовало винить, так это вон того остолопа, что сидит, да строит из себя хозяина в доме. В доме, который даже признавать не хотел.
И всё же, то, что родная дочь вытворила его из дома, стало для Ульвара неожиданностью. Давненько с ним никто не смел так обращаться. И давненько он сам не хотел проучить обидчика. Но делать было нечего. Нужно помочь - значит поможет. И пускай ему в нагрузку дали этого неприкаянного. Глядишь, да набросится на отца своей ненаглядной. Так Ульвар за такое его через весь Понтар будет гнать, пока на другой берег не сбежит, да дорогу назад не забудет.
Пожал плечами, нехотя соглашаясь с Рыской, да вышел наружу, осматриваясь как следует. Стоило отдать должное - место было тихим, спокойным. Если бы не то обстоятельство, что в хате трое чудищ поселилось, то и жить можно припеваючи. Особенно, если домишко подлатать, да хозяйство навести. А там и речка недалеко. И не какой-то ручеёк, а целый Понтар. И до портового городка рукой подать. Почти как дома.
Ульвар втянул носом свежий воздух, да поник немного. Всё же морского воздуха ему не хватало, как бы сильно это место не напоминало его родную деревушку на Скеллиге. Не было шума морских волн во время бури. Не виднелись вдали фьорды, отражая солнечный свет. А по ночам небо не сияло, указывая следы от крыльев валькирий, что несли смельчаков в Чертоги Славы. Как же ему хотелось показать всё это дочери. Это и гораздо больше.
От мыслей его отвлёк скрип двери, а от волнительно-грустного настроения, которое навеяли воспоминания о доме, - физиономия Януша, показавшаяся из дома. Ульвар фыркнул, сложив руки на груди.
- Смотри не испорти ничего, - буркнул он и пошёл в сторону деревни.
Рыска была не права. Ульвар родился и вырос в деревне, он был частью этого уютного сообщества, где каждый друг друга знал. Более того, он часто помогал в роще Фрейи и его знали все жрицы, а после познакомился со множеством славных мужей из дружины отца, побывал на его родине в Ундвике и нашёл какой-никакой, но общий язык с его деревней, откуда была и жена Ульвара. У него был богатый опыт общения.
- Не то, что у какого-там барона, - промямлил себе под нос воитель, каверкая голос Януша. - Тьфу. Небось вместо приветствия потребует упасть перед ним на колени.
Скеллигец усмехнулся, покосившись на паренька, да стал отсчитывать дома, выискивая нужный. А заодно и припоминал, что скорее был бедой на головы всем соседям, чем примерным членом маленького уютного сообщества. С другой стороны, заведя семью, он нет-нет, да помогал зимой и дров нарубить, и крышу починить, и забор поставить. А если припомнить все удачные охоты, когда всей деревней тащили здоровенного вепря... Интересно, а местные тоже измазывают лица кровью животных, чтобы поблагодарить их за жертву и почтить Богов?
- Открывай, сосед! - громко постучав в дверь пятого(отсчитанного им) дома, проорал Ульвар, совсем не задумываясь, что грудная смесь наверняка подразумевает наличие младенца. - Знакомиться будем, - усмехнувшись, добавил он.
[icon]https://i.imgur.com/40WRneD.png[/icon]
Не ладился разговор. Как ни старалась Рыска, как ни стелилась перед отцом, как ни успокаивала возлюбленного, а все равно беседа не шла, раз за разом в то упираясь, что покоя никому не давало. Понимал Януш, коли не решат они с Ульваром свои разногласия, так и будет вражда эта висеть в воздухе да жизнь отравлять. Следовало тут по уму поступить, а не зубы скалить да кулаками размахивать. «Уметь бы это еще… Но все ради тебя. Ради. Тебя». Поднял охотник взгляд на возлюбленную, вдохнул глубоко да, по коленям хлопнув себя из-за стола поднялся, мешок трав принимая протянутый. «Права ты, Рысья, что за дверь нас выставляешь. Ой как права». Хмыкнул оборотень невесело, в щеку клюнул возлюбленную, стоило родителю ее прочь из избы убраться, да следом и вышел, не желая время тянуть. Подумал было пару слов сказать на прощание али, что еще лучше, обещание дать девице, но рассудил, будто дело это напрасное. «Не вернусь, так и так узнаешь, а вернусь – так и не за чем нагнетать».
Выбрался на крыльцо охотник. Вдохнул свежий воздух, посмотрел на низкое небо. С запада как раз гроза находила. Сверкали молнии вдалеке, да нет-нет гром тяжело погромыхивал. Ползли свинцовые налитые тучи, да у горизонта полоса дождевая угадывалась. Постоял Януш немного, прикидывая, куда ветер дует, да, рассудив, что есть еще время, по ступеням скрипучим спустился, нагнав проклятого остовитянина, бубнящего себе под нос что-то нечленораздельное. Хотел было мужчина к тому прислушаться, но лениво рукой махнул. «Больно надо», - так про себя заметил, - «захочешь сказать, скажешь прямо, а хочешь ворчать, так ворчи. Псы старые тоже вон из-за заборов брешут… А что с них толку?»
Так и пошел Януш молча. Не хотелось ему препираться да спорить. Не хотелось и самого себе отстаивать, доказывая да объясняя, что не такой уж он и ублюдок, каковым кажется, и что Рысью тогда спасал, а не обрекал на вечные муки. «Был бы ты на моем месте, чтобы ты тогда сделал?» - так задумался волколак, глядя в спину скеллигцу заезжему, - «Судишь меня… Винишь во всех бедах любимой доченьки, да вот только где ты, сука, был, когда она умирала от хвори поганой? И что, курва, сделал, чтобы жизнь ее сохранить? Не будь меня рядом, не было бы у тебя никакой дочери! Лежала бы Рыска в сырой земле да кормила собой червей. Только бы и остался от нее земляной холмик в деревне заброшенной да позабытой. Этого ты хотел?! Венки бы туда носил да себя проклинал и дальше?!»
Взыграла ярость в охотнике. Вспомнил он, как умирала возлюбленная. Вспомнил глаза ее запавшие да дыхание рваное. Вспомнил кровь на подушке да кашель нутро разрывающий. Вспомнил, как томилась она недели, в пламени лихорадки сгорая, и, как вспомнил, так и поежился, сжался весь, точно снова в тех днях оказался. Точно не ждала Рысья в избе здоровая да счастливая, а так и лежала на лавке, укрытая одеялом, пропахшим травами. «Ничего ты, курва, не видел, а раз не видел, то и судить меня не тебе!» Остановился Януш, думая прямо здесь и сейчас отношения выяснить, но, приметив избу в паре локтей от себя, встряхнулся да мысленно выругался. «Потом, стало быть. Как просьбу исполним, так и поговорим о своем. Ты, в конце-то концов, никуда не денешься. Да и я не сбегу, хвост трусливо поджав».
А там уж и дверь отворилась. Выглянул из избы мальчонка лет двенадцати, но чужака да мужика приметив, тут же обратно юркнул, принимаясь тятьку кликать во все горло. Казимеж на зов и откликнулся. Выкатился на крыльцо, пальцы большие за пояс сунув.
- Ну, чего надобно? – на одного посмотрел, на другого, да, признав в охотнике знакомца недавнего, на нем и остановился, - Здорово, Януш.
- Здорово, Казимеж. Рыска травы тебе прислала для малыша. Сбор грудной. Говорит, давно уже обещала.
Тихо хмыкнув, оборотень головой чуть качнул, понять давая, что не с него надлежит их спрашивать, а с чужака заезжего, да и затих на том, руки скрестив на груди. Прав был Ульвар, не лучшим Бирон был собеседником, вот только с людьми редко когда враждовал открыто, да и за жизнь звериную научился не цапаться ни с кем понапрасну, не возносить себя, не считать барончиком. А охотник он во всякой деревне полезен: и хищников изведет, и мяса добудет со шкурами.
Ох, и сложно Рысье было с мужчинами! Видела она, как летают эти невидимые искры, чуяла возросшее напряжение, только одним и сдерживаемое: любовь к ней, к Рыске. «Ой-ёй, что же оно будет-то?», жили они с Янушем мирно, и с отцом она бы мирно жила, а вот на троих сладить, как-то не получалось. «То ли я дура, то ли сани не едут!», то ли мужики ей достались, на редкость спесивые, да горделивые, каждому в хате хозяином быть хотелось, и неважно, что здесь, вообще-то, хозяйка.
— Ну и ладно! — буркнула Рыска наблюдая за тем, как два гусака направляются в сторону деревни. — С козой упрямой совладала и вам ладу дам! — А коль не ладу, так сковородой, сначала одному, самому провинившемуся, а потом и второму, дабы первому обидно не было. — Вот так вот! — Однако все же она беспокоилась, ну как действительно подерутся? Устроят заварушку на глазах у людей добрых, а стыдно потом ей будет! «Да ладно уж коль подерутся, дело-то житейское, чай мужичьё местное через вечер морды друг другу колотит! А вот коль травы перепутают!», оно как людьми мудрыми говорится? Заставь дурака Лебеде молиться, он и лоб себе отобьёт...
Вздохнула Рыска, да убирать на столе принялась, что-то в отдельный мешок собрала, для собаки соседской прикормленной вопреки всему, что-то для козы вредной, в сарае живущей. Глупости все эти байки, что не могут они жить спокойно, да среди людей. Все возможно в этой жизни, колит захотеть сильно! Рыска хотела и долго к этому шла, а потому и домик у неё был свой, хоть и старенький, коза была вредная, хоть и не Зосья, да двое самых главных людей рядом, коль не поубивают друг друга в течение своего прогулки.
Вздохнула ещё раз, да морковку в рот засунула, гулко похрустывая и думая о своем. «Как отец в селе-то приживется? Сможет ли освоиться среди обычных людей?», помнила она Януша, одинокого, да одичавшего, кой не то, что жить, наведываться в деревню опасался! «А сейчас шо? Живет себе и в ус не дует, срывается иногда, конечно, не зазря же самое дальнее, да ближе к лесу жилище нашли!», а в остальном, все было у них прекрасно. «А коль также и дальше пойдет, через месяц-другой ещё и кур заведу!», куры всегда были делом хорошим, особенно, коль волки прожорливые под боком.
— Соседушка! — В дверь забарабанили и Рыска поспешила отворить, — кролика тебе принесла, сегодня только забили. — Девочка кивнула, принимая увесистую тушку, — а ты сплетни-то свежие слыхала? — Рыска покачала головой, впуская женщину в дом, — говорят, что видели сегодня в селе нашем островитянина! Да ты не хмыкай, зажди, понятное дело, что коль порт рядом, то и все кому не лень здесь ошиваются, да только говорят бабы местные, что он домик в селе нашем присматривал! — Рыска подавилась своим чаем, уж кто-то, а бабье деревенское те ещё летописцы, такого напридумывать горазды, хоть что стой, хоть падай!
— Отец это мой. — С гордостью заявила Рыска. Кидая ещё на неубранные яства, — жить с нами будет, коль сам того захочет. — Глаза соседки моментом с монету большую стали, а на стуле вмиг неудобно сиделось. То шило в её заднице уж вовсю припекало, бежать, да следующей соседке, сплетни подобные передать. — А ты кролика заноси, если что... сама понимаешь, семья нынче большая, кормить всех досыта надобно. — Уж насколько досыта, она умолчала. Уж лучше волколака голодом не морить, а то сорвет и устроит в селе настоящую кровавую баню! Да было то не её ума дело. Распрощавшись с соседкой, Рыска выглянула наружу.
Деревня ещё стояла, а значит все шло своим чередом.
Ульвар точно пытался выжечь взглядом Януша, который по его мнению должен был пойти к совсем другому дому, но вместо этого зачем-то попёрся следом за ним. Небось, хочет потом сказать Рыске, что отец её не способен даже на такую банальную вещь, как отдать грудной корм соседу.
- Держи, сосед, - скеллигец всучил свёрток Казимежу, даже не глядя на того, а продолжая сверлить взглядом дружка его дочери. - Надеюсь, знаешь как пользоваться? Чай не первый день ребёнок на шее сидит.
Почувствовав на себе пронзительный взгляд соседа, островитянин взглянул наконец и на него. Ульвар чуть наклонил голову, сдвинув брови, а его нечеловечьи глаза смотрели с вызовом. Как было всегда, когда кто-то собирался огрызнуться или же дать волю рукам. За свою не такую уж и короткую жизнь, воитель научился чувствовать это нутром и всегда готов был с радостью принять вызов, да делом показать, что лучше держать свои кулаки при себе, если боишься расстаться ещё и с зубами. Это сработало и сейчас. Соседушка буркнул что-то себе под нос, отдалённо напоминающее слова благодарности, да захлопнул дверь перед носами волколаков.
- Видишь, что ты наделал? - бросил в свою очередь Ульвар, разворачиваясь и шагая уже к другому дому. Раз уж Януш решил подпортить ему поручение, встряв, словно клин, то и он "поможет" ему с деликатным вопросом.
Не обращая внимания на невольного товарища и думая лишь о том, что ему следовало бы и сдержаться, не вымещая злобу на соседа, воитель дошёл до двери следующего дома. Положив руки на топоры, он несколько раз пнул дверь ногой, с грозным видом дожидаясь, пока ему откроют двери. Как оно так часто бывает в подобных ситуациях, Ульвар лишь заметил краем глаза исчезающее в окне лицо. И мёртвую тишину внутри. Даже если до этого там и слышалась возня, то сейчас все резко решили притвориться, что дома никого нет.
- Открывай, сосед! Мы к тебе с делом! Ээм... - Ульвар пытался припомнить имя, которое называла Рыска, но все эти имена были такими сложными и нелепыми, что он не был уверен даже в том, что смог бы произнести их. Постучав в дверь ещё раз кулаком, скеллигец подошёл к окну, крикнув уже громче: - Висяк! Выходи уже! Я вижу тебя!
[icon]https://i.imgur.com/40WRneD.png[/icon]
Быстро с поручением первым покончено оказалось. Хотел было родитель Рыскин все дело испортить, но Казимеж мужиком оказался разумным – не стал затевать пустой драки да ссоры. Может быть, в другое время и решил бы силой помериться, но поди, померься, когда из-за спины жинка во всю голосит, да младенец не унимается. Так и плюнул, хлопнув дверью остервенело.
- Счастливо оставаться, Казимеж, - только и успел Януш бросить, прежде, чем мужик в избе скрылся, а затем руки опустил да и пошел неторопливо к Пшемыславовой хате, точно не было ничего, точно островитянин клятый под ногами не путался да не подзуживал всячески, - «Больно надо спорить с тобой».
Видел охотник, что кулаки у собрата чешутся; понимал и ярость его бескрайнюю, да только ответить не мог ничем. Не потому, что не хотел, али нраву был робкого, но оттого, что, вспомнив февраль проклятый, успокоился вдруг да обиду с раздражением унял. Любил волколак свою Рыску и более всего на свете страшился расстаться с нею, потерять навсегда, и в свете ужаса этого все остальные чувства с желаньями меркли. «Не было тебя в той избе», - напомнил Януш себе, - «И в Горжичках не было никогда… Только и можешь, что зубы скалить да меня костерить. Да и ляд с тобой! Много бы ты понимал».
На том и дошли. Приметная изба у Пшемыслава была. Красивая. Наличники все сплошь резные да расписные, крыльцо с перильцами аккуратными. Ступени и те прямые да хорошо промасленные. Рукастый мужик был, трудолюбивый. Горе свое в работу все направлял да глох и слеп, когда ему про жинку его говорили али достоинством мужским попрекали. Боролся он и с этой бедой. К травникам да ведунам хаживал, а все без толку. Так и веры почти лишился, покуда Рысья в Ровище не пожаловала. Тут уж за соломинку и ухватился, мимо ушей пропуская издевки Януша.
Впрочем, помня просьбу возлюбленной, нынче оборотень не собирался мужичка поддевать. Думал быстро с делом покончить, травы вручить да и уйти восвояси, но нет же… Надо было Ульвару вперед вылезти да приняться в дверь колотить. Неудивительно, что от такого приветствия у Пшемыслава сердце в пятки ушло. Добрый он был человек, миролюбивый даже, а тут скеллигец пожаловал! Так бы, глядишь, и вовсе не стал отворять, но охотник вмешаться решил, а не в стороне стоять.
- Открывай, Пшемыслав! С миром мы к тебе да с подарком от Рыски. Дикарь этот – отец ее. Вот и решил познакомиться да посмотреть, не обижает ли кто дочурку, да, видно, забыл, что ты и мухи-то не обидишь!
Хохотнул Януш, но тут же язык себе прикусил. «Тьфу ты, Курва! Обещал же, что молчать буду. Но все не усы да хвосты. Глядишь, и не понял».
Дверь открылась. Из избы высунулась патлатая голова хозяина.
- Здрав будь, охотник! – так поприветствовал он знакомца, а после и к чужаку повернулся, - И ты тоже будь здрав, коль не врут мне уши да кой-чей поганый язык. Добрая она, Рыска. Стало быть… Ай, ладно. Давайте сюда мешок да и ступайте с миром. Рыске вот только пирогов передайте. Жена поутру напекла. Вчерась поросенка зарезали. С мясом…
Замолчал Пшемыслав, а Януш, ближе к нему подойдя, принял корзину из рук, на мешочек с травами ее обменяв.
- На днях вернем, - только и произнес, со ступеней спускаясь, - тогда и увидимся. А за пироги спасибо. Больно уж Рыска их любит.
Улыбнулся волколак, представив, как кметка обрадуется, но, едва на островитянина взгляд его перетек, стекло довольство с лица. Исказилось выражение приятное, сменившись ухмылкой паскудной.
- Если что, пироги отнести не забудь, - проговорил Януш, о своем думая да рассуждая, - и вот еще что… Коли есть тебе, что сказать мне, сейчас говори. Нечего в дом нести да Рыске душу на части рвать. Так уж сложилась, что к нам обоим она привязана и никогда одного не выберет. Встреться мы с тобой до февраля окаянного, я бы и сам ушел, рассудив, что так оно правильно, но теперь с пути не сверну. И не потому, что кровь бурлит волчья, а потому что люблю я дочь твою. И люблю куда больше, чем самого себя.
Сложив руки на груди, Ульвар предоставил Янушу решать вопросы с очередным селянином, а сам только ухмылялся, неотрывно глядя на мужичка. Знавал скеллигец таких. И знавал куда лучше, чем хотелось бы думать этому псу облезлому, который притворяется порядочным соседом, выпрыгивая перед селянами на задних лапках, да ещё улыбаясь при этом. А островитянин в очередной раз отметил, что не того мужика нашла себе его дочурка. Да и мог ли кто его мужиком назвать, будь они на островах?
Когда дверь закрылась и два волколака остались снова наедине, тяжёлый взгляд Ульвара лёг на охотника. На его лице всё ещё с издёвкой играла ухмылка, напоминая Янушу, что все островитяне думают о тех, кто живёт на Континенте. Не было в них стержня, что заставляет мужей с сурового архипелага стоять до конца, не сгибаясь даже под лютым ветром и ударами судьбы. И в каждом, кто на большой земле зовёт себя мужчиной, любой скеллигец видел лишь завравшегося юнца, мальчишку, что хочет поиграть во взрослого. Так и теперь. Вздумал Януш строить из себя порядочного человека, да взваливать на свои плечи тяжкую, по его разумению, ношу. Но воитель на то лишь презрительно фыркнул, сплюнув в сторону.
- Ты, парень, не зарывайся, - нахмурил брови Ульвар, ткнув пальцем в грудь Янушу. - Если бы мне было что тебе сказать - так ты бы уже лежал в канаве с кишками наружу. Ты считаешь, что молодец? Спас Рыску, остаёшься с ней, стараешься быть примерным и послушным пёсиком. Меня вон терпеть готов. Да только для кого это всё? Действительно ли ты стараешься для Рыски? Или же просто ты настолько себе противен, что пытаешься хоть для кого-то казаться лучше, чем есть? - скеллигец подошёл к охотнику вплотную, вперив в него недобрый взгляд. - Думаешь, ты делаешь ей благо? Эти шавки никогда не примут вас, - Ульвар кивнул в сторону деревенских домов. - Они боятся. И знают, что правильно делают. Они будут притворяться, играть в дружбу. Но ровно до тех пор, пока не найдут того, кто сможет вернуть их мирные и тихие деньки. Наёмники, солдаты, ведьмаки - кто-нибудь, да явится на порог твоего дома с оружием наголо. И что ты сделаешь? Поймёшь ли ты, что сам навлёк беду, показывая этим мразям, что ты весь такой мягкий и пушистый? А что до того, что ты превратил мою дочь в монстра... - воитель замолчал, а его тело всё напряглось. - Стоял бы передо мной такой выбор, я бы собственными руками убил родную дочь, но не позволил бы ей стать чудищем. Ты любишь её? Или ты слишком любишь себя, чтобы снова остаться одному? Вот что у тебя в крови, барон. И от волка только шкура.
Грубо толкнув Януша плечом, Ульвар прошёл мимо, направляясь обратно в Рыскин дом. Дойдя до порога и открыв дверь, на его лице вновь сияла беззаботная улыбка.
- Дочь! Тут нам гостинец передали. Надеюсь, ты любишь пирожки. Налетай, пока горячие!
[icon]https://i.imgur.com/40WRneD.png[/icon]
Не клеился разговор. Как ни старался Януш себя в руках держать, как ни пытался приветливость сохранять с дружелюбием, а все равно не вызывал скеллигец ни одного приятного чувства, а слова язвительные так сами с языка и просились. «И кто только выдумал, будто худой мир лучше доброй ссоры?» Фыркнул охотник, посмотрел на перст, в грудь упершийся, с пренебрежением, а после глаза поднял, ловя тяжелый взгляд родственничка сыскавшегося. Будь помоложе так точно бы за оружием потянулся, отвечая на вызов вызовом, но теперь мудрее себя повел, степеннее да равнодушнее. Даже выговор проигнорировал, хоть и запали речи Ульвара в самую душу, растеребив утихшие было чувства.
- Ты обо всех по себе не суди, - только и произнес охотник, нагнав мужлана, к избе устремившегося, - коли сам с собой жить не можешь, так это не значит, что и другие не могут. Хорош, папаша! Отыскался, когда дочь уже подросла… Ни первых шагов ее не видал, ни первых слов не слыхал, ни горой за нее не стоял, когда она в деревне росла осмеянная да нелюбимая. И тогда тебя рядом не было, когда дочь твою замуж насильно хотели выдать; и тогда, когда помирала она от заразы мучительной. Может быть, ты бы ее и убил, страдания оборвав, да вот только и дело все в том, что тебя рядом с ней в эти месяцы не было. Кабы не я, явился бы ты к пустой пристани. Герой с Островов…
На том и прервался Януш. Ухмыльнулся паскудно да по ступеням поднялся, в избу входя. Подошел к Рыске, обнял ее крепко да ласково в макушку поцеловал, позволяя девице почувствовать и любовь свою, и верность волчью. Что бы там не говорил скеллигец, а все равно не считал охотник себя неправым да не сомневался в том, ради кого все сделанное было совершено да сделано. Кабы не Вольская, не стал бы Бирон сущность свою усмирять да обращаться зверем покорным; не стал бы и жить среди кметов простых, пытаясь наладить быт да о прошлом вспомнить. «Хорош же папаша, что даже мечты своей дочки не знает… А она ведь простая, эта мечта заветная. И нет в ней ни походов морских, ни кровной вражды какой. А есть только дом, семья да сытая мирная жизнь. А что в деревеньке людной, так по твоей же милости мы здесь и застряли! Ты же вынудил дочь свою к тебе мчаться, полагая, что повезет девице в одиночку до порта добраться. Слеп как тот старец, а все бы жизни учить!» Хмыкнул оборотень да и отпустил от себя возлюбленную.
- Пшемыслав передал, - поддержал он тему, Ульваром заведенную, - сказал, что вчера поросенка зарезали. Стало быть, со свининой да с луком. Как раз, как ты любишь. Твои, правда, все равно повкуснее будут. И это… Пока гроза не нашла, я пойду до кузни дойду. Еще намедни кузнец обещал с работой закончить, ну вот самое время ему напомнить. А вы пока поговорите и обсудите все. Через четверть часа вернусь, а то может и раньше выйдет. Ну, увидимся, Рысь.
Чмокнул в висок да и вышел на улицу, воздух вдыхая тяжелый. Не хотелось Янушу с Ульваром за столом сидеть. Не хотелось рожу его терпеть да разговоры слушать. Думалось, так оно лучше будет: выждать немного да дать время утихнуть злости да ярости. Не верилось, конечно, что островитянин так скоро обиду свою забудет, и что желчность из натуры изживет собственной, но, ежели уж суждено оставаться под одной крышей, то лучше встречаться пореже да делать вид, будто и вовсе не существует столь приметного скверного обстоятельства. «Посмотрим, во что это выльется», - подумал охотник, наблюдая за тучей, ползущей по небу и почти подобравшейся к солнцу, - «лишь бы только на Скеллиге не потянуло тебя… Только этого и не хватало бы, хотя, один ляд, где жить-то. Глушь – она и на Островах глушь, а к людям нам и соваться незачем. Да и есть что-то в Скеллиге. Подлости все поменьше». На том мысли оборотень и оборвал да, постояв на крыльце еще пару мгновений, направился к кузнецу за наконечниками для стрел.
Как ни крути, а жизнь все равно продолжалась.
Отредактировано Януш (14.01.21 14:51)
Желалось Рыске видеть мужчин, уж если не друзьями, то хотя бы товарищами, а на деле выходило так, что лишь бы уже не врагами кровными. Не сходились для волка характерами, не могли поделить старшинство в семье, да внимание единственной девушки, пусть и по разные стороны они были: возлюбленный и отец, а все туда же, выслужиться, да плед шерстяной на сторону свою перетянуть.
Сдавалось Рыске, что сложно им будет втроем здесь ужиться, да это ещё хорошо, что в доме сени, да несколько комнат. Была бы одна — вот где стоило ждать беды, а так по разным углам уж как-нибудь разойдутся. Наверное. Вздохнула. Травнице не составит труда содержать дом в порядке, да готовить на двоих мужчин, ведь в своей прошлой жизни, она справлялась с хозяйством и помогала по дому, попутно занимаясь готовкой на семью из четырех человек.
— Лишь бы мир в доме был, да крыша над головой. — Сейчас Рыска казалось, что она может прожить здесь, хоть всю свою жизнь, так комфортно волчица чувствовала себя в Ровище. Ну, а что? Деревушка достаточно большая, людского разнообразия — море. Рядом речной порт и крупный год в полудне пути, а вокруг леса, да горы, ну что может здесь пойти не так? «Ничего!», да и в селе травницу с охотником приняли, люди молодые, работящие, такие везде нужны.
— О, — обрадовалась бывшая кметка, — пирожки-пирожочки! Да пахнут-то как ммм… — пирожки Рыска любила, и готовить умела самые разные виды. С удовольствием подхватив один пальцами, она тут же сунула жирное тесто в рот, слизывая жир с губ и утирая подбородок. — Вкуснятина-то какая! — Впрочем, не все было гладко в яви, да мирно. Чувствовала она напряжение, кое между мужчинами искрила. «Стало быть не вышло у меня вас примерить, что же…», требовалось действовать иначе, да не успела она и слова молвить, как Януш скрылся за распахнутой дверью.
— Дружбы крепкой мне между вами не ждать, верно? — Вздохнула она, с ноткой укора глядя в желтые глаза отца. Он был старше Януша, опытнее и сдержаннее, так ей казалось раньше, а по факту для юнца, что место на печи поделить не могут. «Тяжко мне с вами придется», а что иначе-то поделаешь? Почти родня с Янушем и близкие родственники с Ульваром. Кровь не водица, да и с возлюбленным она расставаться не собиралась. — Ничего, утро вечера мудренее. — Задумала Рыска дело нехорошее, да вот только говорить о том никому не стала. Улыбнулась отцу беспечно, да подлила в чарку меда.
Нечего ему волноваться, да думать лишний раз о случившемся. Ночь уж как-нибудь перетерпят, а на утра сошлет она их в леса охотиться, да исключительно вместе, чтобы неповадно было ругаться, и щеки дуть, словно неразумные дети. Пусть хоть подерутся там, силой свой конфликт решая, на деревне её нередко так и поступали, дабы не доводить до подлянок и не разводить склоки. «Выбегаются, пар выпустят, может и решат что», а не решат, так уж Рыска решит, сковородой. Чай уж не хрупкая девочка, да ещё будучи кметкой ворюг, да душегубов подругой верной гоняла! Вот и сейчас справится.
Вопрос только в том, как.
Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » Здесь и сейчас » [12 мая, 1272] — Несвятое семейство
