С восходом луны слышен вой волков, обозначающий начало охоты.

   
Рыска переминалась с ноги на ногу от нетерпения. Первая охота с отцом! Вот только почему же так волнительно? Колени задрожали. «Должно быть, все дело в том, что я совсем незнакома с его волком...», с Янушем они прошли уже многое, от желания сожрать её зимой, до практически семейный отношений сейчас. Он обратил её, пусть и сделал это исключительно из необходимости. Он всегда был рядом и учил Рыску контролировать себя. Но теперь пришла твоя очередь...», она должна была быть рядом со своей семьёй.
   — А мы идём? А мы уже идём? Идём? Идём?! — Она прыгала от нетерпения, уже готовая обратиться. Немалые усилия она прилагала для того, дабы держать себя в узде, что было сложно для молодого волколака. — Януш, — взгляд был направлен на него, сидящего на печи с лицом полным недоверия, — пожалуйста... — волки никак не могли поладить. Каждому из них хотелось быть в хате хозяином, да вот только никто из них не знал, что хозяйка та, кто готовит и убирает. — За козой присмотри. — Животное было прихотью Рыски, травница же её и приручала.
   Тяжело поладить волку с травоядной скотиной, да и разума Зоськиной у Ромашки не было. — Только не пугай, а то опять без молока будем! — Ромашка волков боялась, да и какой козе будет по нраву подобное соседство? Однако есть захочешь — и не к серым подлижешься! А покушать, желательно сытно, Ромашка ой как любила. — Мы ушли... — сообщила Рыска, прикрывая за собой дверь. «Только бы за нами тайком не увязался, вот будет потеха...», думала Рыска, без труда разбирая в ночи тропу.
   — Постой, — остановила своего отца, — сюда. — Коль уж в доме соседнем зажглись огоньки — не стоит играть с судьбой, ведь к странным соседям и так было немало внимания. С приходом Януша и Рыски в окрестных лесах резко поубавилось волков, что радовало местных кметов, да вот только зря. Пара волколаков не делила территорию с лесными хозяевами, отнимая охотничьи угодья и фактически выживая оных ближе к горам. — По этой тропке мы с Янушем в лес сбегаем. Люди тут ходить бояться — мы шибко наследили. Да оно и к лучшему... — Только вот как перевоплощаться? Рыска смутилась.
   — Дочки — направо, отцы — налево? — С Янушем Рыска обращалась вместе, да и обнажаться при нём уж давно было нестыдно. — Кустики и снова кустики. — Она зашла дальше. — Вот тут, да... — полнолуние уже прошло и Рысь больше не чувствовала своего волка близко. — Сосредоточиться... — пыл поугас, а с ним и желание обрастать шкурой. — Ну же... — Её первое обращение было жестким. Непривычным и очень-очень болезненным. Она горела и замерзала, она скручивалась и ломалась на части. Рыска знала — далеко не все переживают первое полнолуние, но была уверена, что справится. Должна была справиться.
   — Ай... — Она помнила боль, как выкручивало и ломало, а её агония становилась сильнее с каждой минутой. Тогда Рыске казалось, что это длилось целую вечность, а потом... потом пришло схлынивание, все болезненные ощущения пошли на убыл, оставляя место иным, волчьим, чувствам. Она видела этот мир, впервые за свою жизнь, он был куда красочнее, чем раньше. Запахи окружали её, шорохи вынуждали прислушиваться, а зрение... Рыска моргнула, впиваясь пальцами в сырую землю. Боль в области позвоночника вынудила её неестественно выгнуться.
   Вдох. Выдох. Она знала, что проще влиться, чем бороться. Тело Рыски перестраивалось, превращаясь из изящных девичьих форм в резкие звериные. Кости ломались, удлинялись, изменяли свою форму, принося ей почти невыносимые страдания. Эта боль на грани, облегчение потом. Несмотря на свои страдания, она была зависима от своего волка, и без раздумий вновь и вновь выпускала волчицу в мир. Ногти удлинялись и укреплялись, превращаясь в когти. Рыска прикусила губу, пробивая оную уже удлинившимися клыками. Не кричать. Они ушли недостаточно далеко и если кто-то услышит крик... «Нет..», она ловила мысли на грани своего сознания, пытаясь удержать образ, который был мил её сердцу.
Волчица отряхнулась и с пренебрежением обнюхала кметское платье. 

[icon]https://i2.imageban.ru/out/2020/12/04/4ee2a0c1af43f3f293bfe3994690578a.png[/icon]

Отредактировано Рыска (04.12.20 22:08)

Волчица пребывала в предвкушении. Охота, что может быть лучше? Кусты остались позади в одном прыжке и она с победоносным рыком оказалась нос к носу с…
   Отец? 
   Мысли отзывались на грани ее сознания, ведь сейчас было время зверя. К счастью, полнолуние было далеко позади и её волк понимал, принимая это одолжение. 
   Почему? 
   Она чувствовала в нем зверя. Игриво припала на передние лапы, едва ли не виляя хвостом, подобно глупому дитя. Только вот волку не давали свободу и она разочарованно потянула воздух носом, внимательно наблюдая за тем, как медленно опускается рука с ножом. 
   Она не могла вернуться к нему сейчас. Слишком мало времени прошло после её обращения. Волчица рвалась в чащу, туда, где сможет найти жертву своей первозданной ярости. Она лишь надеялась, что отец поймёт и дождется, а пока… 
   Волчья лапы не знали усталости. Белая волчица гнала оленя. Однако смерть на её клыках нашёл лишь молодой заяц. Запах ночной свободы дурманил остатки разума, однако травница всё ещё была здесь, таков был негласный уговор проклятых. 
   После первого обращения Рыска отчаянно пыталась найти свой путь. Понять, как именно подчинить себе зверя, коим отныне она являлась. Первый месяц был самый тяжёлый. Эмоциональная Рыска срывалась, обращалась и совсем не помнила себя. Второй - принёс Рыске первое обращение по воли собственной, что стало для неё открытием, вымученным из боли и надрывных стараний. 
   На третий, она выпускала волка уже чаще, позволяя себе быть зверем и вне полнолуния. Убывающая луна приносила ей облегчение, а частые обращения - желанный контроль. Между ней и отцом, как и между ней и Янушем, все же была разница. Травница хотела того, что в итоге произошло спонтанно. 
   Матёр волк не бросил волчонка. Не пришёл в себя пытаясь осознать, что, возможно, он натворил. Она никогда не была одна и никогда не терзалась муками совести. Рыска наконец-то стала тем, кем всегда видели её люди. Монстром. 
   Волчица повела носом, без труда выбирая нужную тропку из двух. Отец всё ещё был там. Сидел и затачивал свой охотничий нож,  и, кажется, совсем не думал ни о чём. Она скрылась в ближайших кустах, наконец-то возвращая себе свой облик и тяжело дышать, глядя на звёздное небо. 
   Как долго? 
   Рыска не знала. В волчьей шкуре время течёт иначе, а потому и первый вопрос, плавно перешёл в просьбу. - Как долго я бегала? Подай мне одежду, отец, прошу. - Она все ещё скрывалась в густых зарослях дикого шиповника, смущаясь подобной оплошности со своей стороны. - Спасибо… - в одежде было намного лучше, спокойнее и теплее. 
   - Отец… - она склонила свою голову вниз, мысленно посыпая оную пеплом. - Прости меня! Я просто… я думала, что… - они с Янушем всегда охотились именно так. Не привыкшая быть тихой Рыска, распугивала большинство добычи. - Я никогда не охотилась будучи человеком… - смущённо призналась она, опасаясь не оправдать надежд. - Из меня плохой охотник, отец. Я ничего не умею… - это было чистой правдой и Рыска не боялись это признать. 
   - Но я готова учиться! - Внезапно спохватилась травница, - если ты, конечно, готов меня учить, отец. - Это было время только для них двоих. Время, которое островитянин и его дочь должны были провести вместе. Наверстать упущенное и стать ближе. Наконец-то стать настоящей семьёй. 
   - Пойдём? - Она была готова и сосредоточена. Теперь, когда её зверь отошёл на второй план, оставляя Рыске своё зрение и чутье. - Я видела оленей и даже гнала их в сторону гор, но… - долгое преследование не было целью её охоты сегодня. - Ты расскажешь мне, что между тобой и твоим волком? - Раньше она плохо понимала своего отца, однако теперь они были похожи как никогда прежде. 

Рыска вздохнула. Судя по всему, Ульвар совсем уж не разделял её радости, держа своего волка в строгости и тем делая себе хуже. Девочке требовалось поговорить со своим отцом, объяснить ему простую истину, показать, что можно жить в мире со своим вторым «я», а не сражаться с ним каждую секунду своей жизни, больше смерти опасаясь, что волк, вырвавшийся на свободу, уничтожить всё, что ему дорого.
  — Я могу различить следы зайца, волка и лисицы. — Похвасталась она, думая о том, как именно следует подвести разговор в нужное ей русло. — Извини, что пришлось ждать... я... я не могла вот так сразу вернуться, не тогда, когда уже почуяла зов природы. — А ещё Рыске нравилось бегать волком, рысить по округе, выискивая, чем можно поживиться. Нравилось ощущать лес по-другому, смотреть на мир зверем, а не кметкой из маленького села на севере отсюда. 
   — На этом мои знания оканчиваются. — Выдохнула пробираясь вперед, а затем осмотрелась. — Вправо лучше не идти, там сторожка охотника и часто кучкуются деревенские. — Осталось только забраться в чащу, пойти налево, к роднику, а затем ещё дальше, — искать оленя? — Она задумалась, срывая веточку и принимаясь ковыряться в зубах собственных, дабы обнаружить коварно застрявшего кролика. — Близь воды. Водопой — важная часть существования животных, а потому всё в этом мире стремится к воде. — Дикие яблоки оказались кислыми, да и какая уж тут сладость, тем более, в мае. 
   — Волки, — следы отчетливо отпечатались в грязи среди корневища векового дерево. — Уходили от Ровище всё дальше и дальше, в сторону гор. — Волки бежали от опасности, от чудовищ, которые здесь поселились. — А вот лиса, похоже, гналась за зайцем, да так и не догнала. — А вот и сама лиса, кто-то её... — хм... — Рыска поддалась вперед, наклоняясь над тушкой и рассматривая оную в упор. — Какой нелюдь охотится заради забавы? — Даже волколаки предпочитали поедать тех, кого приговорили на смерть. — Лиса убита, но брошена здесь. — Травница выдернула болт, поморщившись от кишащих паразитов.
   — Болт, не стрела. — Она уже научилась различать эти виды оружия. — Странный. — Рыска протянула оный отцу, дабы Ульвар сам убедился в том, что его дочь говорит правду. — Смерть ради смерти, никогда этого не понимала. — Принюхалась. — Ничего и никого. Нужно идти дальше. — Переступив убитое животное, она продвинулась за ближайшие деревья, ненадолго останавливаясь на весьма живописной полянке. — Какие лопухи! Ты только посмотри! — Огромные, налитые влагой листья, поражали её воображение. — Возьму несколько. — А потом было ещё немало различных трав, которые травница с энтузиазмом срезала, осторожно помещая под листы травничьего альбома из кожи.
   — Извини, не могла пройти мимо! — Выдохнула она, продвигаясь по следам отца в чащу. — Здесь где-то должно быть небольшое озеро. Я видела его, когда собирала травы в этой части леса. — Она видела озеро, но никогда не забредала на ту поляну. Пометив несколько деревьев ножиком, Рыска постаралась запомнить местоположение истинно природного чуда. — Хм... — присыпанное землёй кострище, все равно было достаточно заметным. — Охотники здесь уже проходили, но явно не сегодня. Нам повезло. — Она не желала пересекаться с людьми, слишком уж проблемными нередко бывали подобные пересечения.
   — Отец, — пока они шли, можно было, и поговорить, — ты когда-нибудь обращался по воле собственной, а не по зову полнолуния? — Что-то подсказывало ей, что нет. Слишком уж сильно Ульвар ненавидел то, кем являлся. Это печалило Рыску, навевая на девочку грусть. Волк, запертый в клетке — как же точно эти слова описывали её отца. Проклятый, не потому, что был волколаком, проклятый лишь потому, что сам не давал себе пощады.
   — Пожалуйста, поговори со мной. — Она не хотела, чтобы он молчал, как и не хотела, чтобы он страдал. «Ты так много всего пережил, но ты не виноват в том, что с тобой никого не было»... Рыска понимала, ведь не будь Януша рядом, кто знает, сколько бед она могла причинить людям? «Могла и простила бы себя за это?»,  не простила бы. Не сумела бы и того не желала. Только вот для отца, самого любимого человека в мире, ей все-таки желалось лучшего.

Разговор предстоял сложный, ведь отец никак не желал видеть истину, цепляясь за кровавое прошлое, дабы не идти в будущее. «И что мне с тобой делать? Как убедить?», говорить о том, что с волком можно жить в мире — было бесполезно, а вот откровения отца её немного смутили. — Но... зачем? Почему ты ушел и скрывался? Почему решил жить, словно зверь? — Отомстить — его цель, она это понимала. Когда теряешь самых близких, нужно перенести свою злость. Оборотень, отца обративший, явно был шибко беспечным.
   — Отец... — ей нужен был умный план. Хитрый подход, не с тараном и аккурат по воротам, а тайный лаз, через который можно пробиться в эту крепость взаимного непонимания. — Дело ведь не только в том, что мы пытаемся сладить с волком. Януш ненавидит самого себя не меньше, чем ты, но... — она не знала, как следует это объяснить, а потом отвлеклась на фазана, кои семейством перебегали тропу. — В этой части леса весьма оживленно, — заметила Рыска, ныряя под ветви деревьев и переходя ручей.
   — И очень красиво... — вид отсюда открывался просто изумительный, кроны деревьев едва слышно шумели, звёздное небо поражало своим размахом, а лес вокруг обретал небывалые краски. Темные, насыщенные, манящие. — Дело в контроле. — Он ведь этого и добивался. «Контроль... вот что тебе нужно», — мы люди и звери, но человек сильнее и умнее волка, отец. Он всегда найдёт подход, поймёт, как совладать и подчинить. — Рыска не особо умела вести заумные беседы, чай не чародейка, а простая деревенская травница. Однако желание помочь отцу, было сильнее, чем смущение или страх.
   — Ограничивая себя, заковывая в цепи, ты делаешь только хуже. Себе, мне, людям вокруг. Твой волк дикий и необузданный, он рвется в бой каждую секунду своего существования. — Януш тоже был таким, когда-то. Он пытался сожрать Рысь, перебив весь обоз с коим девочка добиралась до села. Он был диким, неистовым, яростным, но сумел совладать с тем, с чем жил наедине десять долгих и ужасных лет. — Стоит тебе ослабить контроль и он не пощадит никого, но... — ручей медленно, но уверенно вёл охотников в сторону озера. Рыска коснулась собственных символов на деревьях, убеждаясь в том, что они идут верной дорогой.
   — Выход есть. Будет тяжело, это всегда тяжело, отец. — Она была новорожденным волколаком, совсем ещё юным и, по словам Януша, неспособным не на что, однако то, на то, что у мужчины ушло десять лет, Рыска потратила четыре месяца. — Ты должен научиться выпускать его вне полнолуния. Постепенно, осторожно, подальше от людей и домов. С каждым разом твой контроль над ним будет становиться сильнее. Ты сможешь запирать его, когда захочешь и выпускать лишь под своим надзором. Ты получишь контроль, который нужен каждому из нас, чтобы люди не страдали и потом не губили уже своих близких.  — Как ещё донести до него истину? Нельзя ограничивать то, что больше всего ценит свободу.
   — Кровь. — Рыска встрепенулась. — Я чую кровь... — она принюхалась, пытаясь понять, с какой стороны от ручья идёт этот солоноватый запах. — Это не животное, — но отец и сам все прекрасно знал. Взрослый и матерый оборотень, чуял куда больше, чем чуял его щенок. — Кто может быть здесь ночью? — Ответ напрашивался как-то сам собой — белки. — Эльфы пахнут так же, как и люди? — Она не знала, как пахнет кровь эльфа, однако полагала, что от людей дети лесов отличались не шибко. — Что... что мы будем делать? — Стоять здесь было не самым хорошим решением. Собственно, как и оставаться в неведенье.
Принюхалась.
   — Ничего... только кровь... — и никого рядом, ни животных, ни других людей. — Мне страшно... — искренне выпалила Рыска, отступая за спину родителя. Волколаки внушали ужас на деревни, села и даже города. Они терзали скот и не брезговали людьми. Они были жестокими и свирепыми хищниками, но ещё они были людьми. По крайней мере, именно человеком считала себя Рыска, плачущая, смеющаяся, горюющая и пугливая. Вот и сейчас она совсем по девичьи пугалась, прижимаясь к своему отцу, да опасаясь идти вперед.

Рыска знала — переубедить отца, будет делом сложным, если совсем уж невозможным. Однако на то она и девка упрямая, чтобы на своём стоять до победного конца!  — Отец, — ему было больно говорить о том, а её было больно смотреть на его терзания. — Я не прошу у тебя примирения! — Вся битва, эта война, кою вёл мужчина с собственным волком, она была проиграна уже давно, ведь смиренный или нет, но волк остается волком. — Я прошу научиться контролю, а смирение... — она задумалась, пытаясь понять, что это слово значит для неё лично.
   — Смирение это повиновением, смирение это принятие и отказ от поисков исцеления. Контроль, это же мастерство. Как стрельба из лука, аль умение владеть мечом и топором. Волк тоже оружие отец, смертоносное и опасное, так почему держа топор в своей твёрдой руке, ты так боишься держать в оной загривок? Получив контроль, ты одолеешь зверя. Не этого ли жаждут наши боги? Победы, а не поражения. — Как бы он не старался, он проигрывал этот бой раз за разом. Впрочем, этот разговор все же пришлось отложить.
   Стоя за спиной своей отца, она ощущала покой и защиту, а потому шептала более уверено, чем прежде. — Не думаю, что эльфы видят ночью лучше нас. — Однако Рыску пугало то, что она их совсем не чует. — А, может, это и не эльфы вовсе? Что они забыли здесь, подле Ровищ и порта? Эти леса кишат охотниками, а в порту полно разбойников и бродяг. Поживиться здесь нечем, а коль будешь пытаться — поживятся тобой. — Осторожно выйдя из-за спины отца, она приблизилась к загадочному запаху, водя носом, подобно хищному животному.
   — Нужно посмотреть, покуда не увидим — не узнаем. — Она боялась, но была уверена в своём правоте. Отец достал стрелы и лук, готовясь атаковать, коль уж придется защищать их жизни. — Там, — отогнув кустистую ветвь, Рыска всмотрелась в темноту, искренне надеясь, что темнота не будет всматриваться в неё. — Я вижу... — она подошла ближе, различая темное пятно на темной земле. — Кровь... — палец окрасился в алый, — действительно свежая, но где жертва? — Тела нигде не наблюдалось, а коль тела нет...
   — Там ещё... — она сделала несколько шагов вперед, набредая на очередное пятно, — кто-то терял много крови. Слишком много для того, кто мог бы выбраться из леса живым. — Осмотрелась. В густой кроне деревьев было не видать даже звёзд. — Думаешь... — она затаила дыхание, продолжая всматриваться в темноту, — они здесь? Эльфы? — Встречать с эльфами на их территории Рыска хотела меньше всего. С другой стороны, она тоже была хищником. Хищником уж давно облюбовавшим местные леса.
   Внезапный шорох вынудил её напрячь слух, враз оказываясь за широкой спиной отца. — Кто это? — Дрожащим голосом спросила она, не надеясь найти ответ сразу же. — Может, просто попросим их уйти? — Ещё в деревне кметы рассказывали многое, как нападают белки на обозы, как не щадят никого. Озлобленные, голодные и беспощадные — они были ничем не лучше волколаков. «А, может быть, даже хуже...», волки себя не контролировали. По крайней мере, в полнолуние так точно, эльфы же были в своём разуме везде и всегда, сотворяя ужасы руками собственными заради каких-то целей.
   Впрочем, к расам иным Рыска относилась дружественно, никаких предрассудков не питая, да ненависти напрасной не испытывая. Коль уж тронут, обидят, аль иной вред причинят — тогда уж и говорить о том можно и даже надобно, однако все одно не в контексте народа целого, а отдельных личностей, бесстыжих и варварских. — Слышишь? — Обратилась она к отцу, вновь услышав легкий хруст веток. Словно кто-то наблюдал за ними издали, не спеша вмешиваться, аль как-то себя проявлять. По спине Рыски пробежал холодок.

Ловить эльфов в ночном лесу — задача достойная волколаков. Рыска набычилась, наконец-то вспоминая, что, вообще-то, она оборотень. Зверь страшный и опасный, а деле страшно смешной, опасно уморительный и вообще... Фыркнула, она была готова идти в бой, сражая противника сумочкой, в которую следовало бы... «А тооо...», протянула Рысья, послушно прячась за кустами, да отыскивая камень побольше. Верное средство против врагов — сумочка девочки, от которой не ожидаешь подвоха!
   — Один? Всего один? — Стрела действительно была одна, а значит, угроза миновала. Рыска выдохнула, вновь всматриваясь в темноту. —  Я же травница, отец, а бабка мне казала, что я должна помогать страждущим. Неважно людям, аль нелюдям, коль уж в беде —  так протяни руку помощи, придёт час, протянут оную и тебе. —  Вид юной волчи был до невозможности серьёзным, а взгляд уверенным, что поступает правильно.
   —   Не бойтесь! — Выкрикнула она в пустоту. — Мы здесь не по вашу душу, я с отцом на охоту пошли, а тут следы крови и... — зашуршало сильнее, смелая Рыска одним прыжком спряталась за своего отца. — Позвольте вам помочь? Я травница... я... — стон откуда-то из кустов впереди, дал понять, что дело весьма скверно. — Я... я подойду к вам? Только не стреляйте! — Стрелы были обычные — такая оборотня не убьёт, однако получить её в глаз, очень мало приятного.
   — Я пойду... не волнуйся, я осторожненько! — Поднявшись на цыпочки, да поцеловав отца в щеку, рыска сделала первый шаг в сторону неизвестного ей эльфа. — Я подхожу, — предупредила она, но вышло немного угрожающе, впрочем, стрелы больше не летели, а значит, и дело было практически в шапке. — Я всё ближе. — Продолжала она, прячась за кустами,  — и ближе. — Желтые глаза сверкнули в зарослях, послышался едва слышный смешок. — Я здесь... — тихо прошептала, подходя к раненному эльфу. Видимо от едва смог сползти с дерева, прижимая окровавленной рукой, рану на своём боку.
   «От стрелы?» — подумала Рыска, рассудив, что это выглядит странно. Одинокий эльф в темном лесу погибает от потери крови и раны нанесенной стрелой. Стрелой. Оружием эльфов. — «Нет», догадка мелькнула быстро и также быстро её напугала. «Это был болт!», по спине травницы пробежал холодок. — Кто это вас так? — она присела рядом с эльфом, доставая из сумки тряпьё для перевязки, флягу со спиртом, мази и набор для сшивания ран.
   — Охотник... — едва слышно выдохнул мужчина, морщась от того, как Рыска промывает его рану. — Этот озверевший безумец застигнул меня врасплох. — Рана была серьёзной, и смертельной, если вовремя не оказать помощь. — Хотел меня добить, но мне удалось скрыться... — Пришлось поторопиться, осторожно промывая иглу спиртом, да приступая к процессу неприятному. — Отец? — отозвалась она, желая чувствовать его за спиной. — Ты слышал? — Не самые приятные вести — повернутому на своем деле охотнику, видимо надоело справлять на тот свет зверушек.
   — Я уже не первая его жертва. — Внезапно сказал он, глядя туда, где стоял Ульвар, — третий... он сказал, что я третий. — Никак самая большая охота в своей жизни, а добыча, отныне ходит на двух ногах. — Самодовольный ублюдок. — Пальцы сжали дерево лука, когда Рыска накладывала швы, стараясь не делать слишком больно. «Забавно...», она усмехнулась, эльф совсем не заметил, что девочка прекрасно видит всё в темноте. 
   — Зачем ему это? — Спросила она, не помнимая напрасных жертв. Есть война, есть разбой, есть самозащита, но зачем вот так? Смерть ради смерти? — Думаешь, это был он? — Обратилась она к отцу, когда края раны эльфа, оказались стянуты её нитью. — Сомневаюсь, что он сможет идти. По крайней мере, не сейчас. Ему нужно отдохнуть. — Она закончила и с перевязкой, вручая эльфу свою флягу и позволяя вдоволь напиться воды.
   — Уходите отсюда подобру - поздорову. Уверен, что он всё ещё здесь. Ищет меня, а может найти вас. Ни к чему лишние жертвы. Спасибо за помощь, дальше — я справлюсь сам. — Рыска покачала головой. Предложение оставить мужчину вот так, ей совершенно не нравилось. Ещё меньше ей нравился охотник, который ходил незнамо где в поисках своей сбежавшей жертвы.

Рыска видимо нервничала, раздувая ноздри и вслушиваясь в каждый шорох. Волчица напряглась. Едва ли не требуя выпустить её на свободу.  Всего пара минут боли и со страхом будет покончено. Волк сам разберется со своими врагами. «Нет...», Рыска напряглась, зажмуривая глаза и покрепче запирая мысленную клетку. Она никогда никого не убивала и собиралась позволить и впредь, своему волку ощутить вкус человеческой крови.
   Путь травницы в качество волколака, была слаженным и размеренным. Опытный Януш направлял её и обучал, исходя из ошибок собственных, своих страхов и опасений. Она была готова к трудностям, однако не встретила ничего, с чем не могла бы сразиться и победить. «Мы справимся и так», а уж потом всё завертелось. — Боишься, d'hoine? — Едва слышно прошептал он, словно с интересом наблюдая за Рыской. Она качнула головой, гордо вскидывая остренький подбородок, да давая ему понять, что рядом с отцом ей по плечу и горы.
   — Странные вы, d'hoine, необычные. — Признался он, покрепче перехватывая древко лука, — да черт с ним, коль выживем, да выберемся отсюда на своих двоих. — Стрелять рыска не умела, а потому стрелы, скорее выпадали, нежели летели в указанную отцом сторону. — Давай покажу, — он подманил её ближе, помогая сложить пальцы на оперении, — вот так, d'hoine, — а теперь стреляй! — Стрела улетела в темноту. Рыска слышала и видела, однако далеко не все, что происходило там.
   — Ещё раз, ну? — Она вновь натянула тетиву, проводя уже правильно, ближе к глазу, а не так, как стреляла изначально, — молодец. — И снова стрелы полетели в сторону огней и судя по вскрикам, одна из них попала в свою цель. Огонь упал на землю, но не погас, а в воздухе пахнуло кровью. Сладко манящий аромат сводил ещё с ума, вынуждая едва слышно рычать сквозь зубы и всматриваться в темноту, дабы узреть свою возможную жертву. — Чертовы белки! — Донеслось до её ушей, а потом кусты зловеще зашелестели.
    — Где Дарий? — Ухо Рыска едва заметно дёрнулось, — где Дарий, курва ваша мать?! — Травница улыбнулась, прекрасно понимая, что Дария больше нет. Очередная стрела полетела вперед, однако, судя по звуку, встретилась с деревом, а не телом. — Они прячутся за деревьями. — Отозвалась Рыска, глядя на бледного эльфа, — нужно улучить момент. — Мужчина кивнул, движением ловким закладывая стрелу на основание, — твой отец убрал Дария. — Повторил он для Рыски, прекрасно понимая, что девочка не могла слышать на таком расстоянии.
— Осторожней!
— Курва!
— Здесь кто-то есть!
— Где эта сука?!
Доносились до них лишь обрывки фраз, которые могли значить лишь одно — Отец вполне спешно занялся охотниками, пока охотники не добрались до своих жертв. — Нужно ему помочь. Готова? — Рыска кивнула, натягивая очередную стрелу и выпуская оную в темноту.
   — Тварь! Я до тебя доберусь! — Ругань и возня прибавила ей энтузиазма, в конце концов, паника в рядах противников всегда была только на руку. — Ты видел только одного? — Задала она вопрос эльфу, — да, — короткий ответ и понятливый кивок Рыски. «Это похоже, на какое-то зверское развлечение!», люди обвиняли бестий в жестокости, однако большинство из оных просто стремилась к выживанию. Волколак нападал не по своей воле, он желал насытиться, ведь волчий голод сложно утолить в полнолуние.
   Однако люди вели себя совсем иначе, они уничтожали ради низменного: славы, денег, собственного желания. Вырезали целые народы, разоряли селения и деревни. Коллекционировали эльфские уши и охотились на своих сородичей по ночам. Охотников вела не нужда, их вело только лишь желание поразвлечься. «Так кто на самом деле здесь кровожадный монстр?». Человек самое жестокое и алчное существо на всём Континенте, и люди доказывали это Рыске уже не первый раз.

Рыска занервничала, когда отец исчез из поля её обозрения. В отличие от эльфа, она хорошо видела в темноте, а потому нет-нет, а замечала плавные движения Ульвара, среди листвы, когда он то подбирался к своим жертвам, то отступал в тень, выжидая, подобно истинно искусному хищнику. «Отец...», она была восхищена, хоть и никогда не поощряла жестокость, пусть даже и вынужденную. Она - человек, однако её волк, пребывал в предвкушении, готовый вот-вот сорваться с цепи и впиться кликами в глотки врагов. 
   Град стрел вынудил мужчин засуетиться, пытаясь найти укрытие где-нибудь окромя стволов деревьев. «Стрелы...», Рыска перевела свой взгляд на полупустой колчан, «заканчиваются», у эльфа осталось штук пять, у примерно также. Выдохнула, вслушиваясь в шепот кровожадных незнакомцев:
   — Эта тварь убила Дария!
   — Суки ушастые, а я тебе говорил, что эти твари никогда не ходят по одному!
   — Разве белки атакуют с близи?
   — От этих нелюдей чего угодно можно ожидать!
   — Да поможет нам Фрейя.
Рыска усмехнулась, про себя отмечая, что вряд ли богиня, которая больше всего ценит в людях любовь к семье и ближнему, любовь к животным и природе, одобрит подобное. Тут уж впору говорить, что охотников - убийц настигла кара. Заслуженная кара. — Они думают, что это твои сородичи... — отозвалась Рыска, пропуская мимо удивленный взгляд эльфа. — Отец... идём. — Без труда помогая эльфу встать, травница осторожно повела раненого мужчину в сторону Ульвара.
   —Отец, они прячутся в той яме... — тихонько прошептала Рыска, впрочем. Уверенная, что он и сам это прекрасно знает. — Это так странно... я слышу, как стучат их сердца или мне кажется, что я слышу... — Тихо прошептала она, всматриваясь в темноту так, словно могла в оной что-то увидеть. Эльф присмотрелся, но не различил даже кустарников — было слишком темно. Однако на лице Рыски отражались эмоции, подобные тем, как будто она что-то видит.
   — Что мы будем делать дальше? Стрелы подходят к концу. — Она показала отцу колчан, в котором болтались всего пять, аль шесть стрел. — Я могу тебе помочь? Я готова... — на самом деле это было неправдой. Рыска никогда не убивала. Калечила? Да. Не по воле своей, а по воле случая, однако никогда не убивала, не своими руками. Она ни раз становилась свидетельницей кровавой расправы Януша над теми, кто посмел её обидеть, однако сама... нет... она просто не могла. Не так...
   «Но я должна...», её отец и этот эльф рассчитывали на неё, так какое дело до всяких там моралей сейчас? Убей или будь убитой — таков один из главных законов волков. «Первый Волчий Закон — смерть оскалом к врагу, А "Беги, пока жив" — это только второй», мысленно процитировала она, строчки когда-то услышанной баллады. В последнее время рыска увлекалась музыкой, теперь она видела мир и слышала совсем иначе, наконец-то начиная наслаждать своей жизнью, так, словно проснулась от долгого сна.
   «Если сегодня моё время убить впервые — я сделаю это!», — она была готова к любому исходу. Она была готова сражаться за своего отца. Она больше не была Рыской из деревни Нижний Яр, сегодня она была Сальдис, дочерью Ульвара Волчьего Глаза. Иначе просто не могло быть. «Человек — тоже Зверь», раньше она не понимала смысла подобных фраз, однако теперь... Теперь Рыска понимала многое и то, что делал её отец, не казалось ей чем-то ужасным. Он убивал, но только ради того, чтобы она могла жить. Это была смерть во благо. Меньшее зло. Кто-то должен был избавить мир от этой скверны, так почему бы и не он?

Рыска не чуяла страх, но ощущала едкий запах пота, пропитавший одежду, кожу и волосы. «Может, именно так и пахнет этот страх?», подумала она, но потом качнула головой. Нет, он определенно должен пахнуть иначе, а значит травница просто ещё не научилась правильно его различать. Зато она слышала их сердца, как гулко они бьются в ночной тиши. Удар за ударом, удар за ударом. Она могла бы выследить их, даже не размыкая глаз. С другой стороны, спасенный ими эльф и так пребывал в ужасе. Кажется, он уже не совсем понимал кто есть кто, кто враги, а кто враги, но немного иного толка.
   — Я постараюсь... — тихо шепнула она, стреляла Рыска все ещё неважно, особенно, когда требовалось разить в цель. Да и убивать кого-либо в неё желания никакого не было. Она — травница, а не убийца. Однако понимала, что сейчас это совсем неважно. Ситуация вновь повторилась, Рыска была загнана в угол. Однажды, она ударила мальчика камнем, однако тот сначала ударил её, прижав за сараем с весьма определенной целью. Тогда она не убила, но в деревне к ней стали относиться ещё хуже. Даже отчим впервые избил так сильно, приложив Рыску по спине смоченными в соленой воде розгами.
   Она натянула тетиву, слушая диалог отца, мужики явно удивились такому подарку, однако не спиши опускать своё оружие. Непонятно, было ли они местными, однако в этом лесу ориентировались просто прекрасно. А ещё им не нравился его вид, слишком уж непривычно резкий, для местных округлых лиц, да залитых, зачастую, глаз. Рыска напряглась, одними лишь гулами вознося молитву Фрейе за спасение жизни своего отца.
   — Не похож ты что-то на егеря! — Отозвался первый, не опуская свой арбалет. — Пришлый небось, какой-то гадости не несет к этому берегу — то говно, то щепки! — С арбалетом он чувствовал себя спокойно, а потому отзывался резко, пытаясь побороть дрожь в коленях.
   — Охотились мы. На оленя. Рогатого такого. Прыткого, — второй смотрел её отцу в глаза, но Рыска видела, что он врал. Бесстыже и самозабвенно. — Загнали. Подстрелили, а тут эти... — он поморщился, — нелюди ушастые. Накрыли нас градом из стрел, одного прибрали к праотцам, а мы... — он кивнул на товарищей, — держим оборону. — Было видно, что к ушам они присмотрелись особо пристально, а стоило бы к глазам, коим так хорошо отражают его суть.
   — А чего это сельским за нас ратовать? Мы охотники опытные, все тропки здесь знаем, — подал голос третий, самый дерганный. Он постоянно оглядывался по сторонам, старался держаться подальше, от тела, то и дело всматриваясь в темноту. А темнота, тем временем, всматривалась в него. Причем куда пристальнее, чем ему бы того хотелось.
   — Ты это, — арбалетчик погрозил её отцу болтом, — руки при себе держи, что ли. Не доверяем мы тебе мужик, да и вопросы у тебя глупые? Что в лесу ночью, да случиться может, коль на белок сучных не нарвемся? — Именно в этот момент, уставшая держать тетиву Рыска, ойкнула и отпустила стрелу, выпуская оную аккурат в колено трусливого. Следом за стрелой травницы, двумя четкими выстрелами, были убраны и трусливый и мужик с арбалетом, оставляя шибко говорливого для дальнейшего разговора.
   — Извините... — выдохнула Рыска, глядя на уставшего эльфа, — не стоит, ты и так много для меня сделала, d'hoine, я вижу, что ты не привыкла убивать. — Он был слаб, а рана вновь начала кровоточить, отчего рыске пришлось уделить больному время, меняя повязку и накладывая новую порцию мази. — Главное — это покой. Хотя бы после этой ужасной ночи! — Сегодня же покой им только снился, а потому травница поспешила спуститься к отцу, дабы наконец-то разобраться, во всей этой запутанной истории.

Рыска не смогла, и оттого в её сердце поселилось острое чувство, что она подвела своего отца. Ульвар мог погибнуть, а Рыска не смогла. Стрела попала убийце в колено, однако эта рана была далеко не самая смертельная, а значит мужчина все ещё представлял опасность. Травницы хлюпнула носом, стараясь не поднимать своих глаз, а бойня... бойня длилась недолго. В отличие от своей дочки Ульвар знал, как нужно убивать, а не томился принятием столь непростого выбора.
   — Есть, — кивнул эльф, как только её отец вернулся к их маленькому лагерю, разбитому недалеко от оврага с трупами. С большим трудом он поднялся с холодной земли, опираясь на собственный лук, кой служил мужчине неплохим подспорьем. — Я надеюсь, что доберусь туда раньше, чем местные хватятся этих... — «d'hoine» явно было недостаточным словом, дабы описать его ненависть к представителям человеческого рода. Однако Рыска тоже не считала погибших мужчин за людей. Они были воплощением всего самого худшего, что могло быть среди человеческих пороков.
    — Спасибо, — он коротко кивнул, — я никогда не забуду вашу помощь. — Рыска сдержанно кивнула в ответ, с удивлением отмечая, что ушастый не спешит бросаться в бегство. А совсем даже наоборот — мужчина развернулся и пошел собирать стрелы, коих в его колчане осталось всего пару штук. «Верное решение» — подумала травница, «он ранен и слаб, а в лесу много диких зверей», ему нужно было чем-то обороняться. Да им и самим не мешало бы собрать то, что причиталось.
   Как только эльф скрылся подальше от их глаз, Рыска покорно опустила голову, стараясь даже не смотреть в сторону окровавленного Ульвара. — Прости... — тихо прошептала она, принимаясь доставать стрелы, которые были выпущенные ею, а попали в землю, аль в стволы вековых деревьев. — Я тебя подвела... — она совсем не была волчонком, однако так надеялась оправдать его надежды. Бойкая Рыска так и не сумела отнять чужую жизнь, а потому прекрасно понимала — столь слабый ребенок, вряд ли, нужен закаленному в боях воину.
   — Я... — На глаза против воли навернулись слезы, острые шипы обиды на саму себя оцарапали горло, мешая говорить. — Я плохая дочь... — отвернувшись, она с небывалым усердием принялась выдирать стрелы, которые были на виду, не желая оставлять ценный ресурс здесь. Говорить о собственной не полноценности ей не хотелось, как и не хотелось того, чтобы отец смотрел на её заплаканное лицо. Раскрасневшаяся и хлюпающая носом, она враз стала выглядеть её младшее, а все попытки Рыски, совладать с собственными слезами, закончились провалом.
   «Даже это сделать не в силах!» — злилась на, пытаясь выдернуть стрелу из коры дерева, — «глупая! Глупая деревенская девка!», разозлившись на саму себя, Рыска дёрнула изо всех сил, с ещё большим разочарованием отмечая то, что стрела была повреждена. «Всё не как у людей!», не спасало даже понимание того, что она уж давно и не человек, а потому и на отца, подошедшего внезапно, травница вскинулась, словно маленькая обиженная мышь. Дёрнулась. А потом принюхалась. В нос ударил тяжёлый солоноватый запах крови, но не только той, коя была кругом.
— Ты ранен? — Рыска заволновалась, утирая свои слезы рукавом, да пытаясь совладать с дрожащими на нервах руками. Выдохнула.  Взяла себя в руки, доставая из сумки чистую тряпочку и остатки спирта. — Я знаю — все раны стянутся сами, но все же... — оружие могло быть смазано ядом, аль замурзано в грязи и чужой крови. Травница предпочитала избегать никому ненужной заразы, а потому осторожно принялась вытирать его плечо от чужой крови.
— Уже почти... — хлюпнув носом и довольно улыбнувшись, она едва ли не впервые порадовалось тому, кто они есть, — почти стянулось. — Раны от серебра заживали дольше. Рыска помнила это, когда Янушу досталась одна такая. Шрам остался серьезный, а горячка уступала даже чумной. Впрочем, у простых охотников серебра не водилось, ни в украшениях, ни тем более в оружии.
   «К счастью...», ей было обидно, что она не могла носить кулон, оставленный ей прабабкой. Рыска пыталась, но делать это получалось разве что поверх одежды. Однако она верила, что со временем сумеет привыкнуть к столь неприятному ощущению, а значит, сумеет носить не только брошь своего отца. «Брошь...», Рыска осторожно сняла оную со своей одежды, — я... я не могу её носить... — Она чувствовала себя слабой, недостойной, не заслуживающей его любви и уважения. Рыска знала, Ингрун никогда бы не подвела своего отца так, как сегодня его подвела она.

Она расстроилась сильно, однако, как оказалось, Ульвар совсем не стыдился столь слабого поступка своей дочки. Рыска всхлипнула ещё раз, со всей присущей ей нежностью обнимая своего отца. Где-то глубоко в своей душе она понимала, что если бы ему действительно грозила опасность, девочка бы без сомнений выпустила ту стрелу в горло. Пожалуй, что обстоятельства могли с легкостью вывести травницу на жестокость, а необходимость защитить тех, кого она любит больше всего в жизни — сделать из неё настоящего зверя.
   Кивнув своему отцу и вручив оному стрелы, Рыска подхватила свою сумку травницы. — Вот, это то, что я смогла собрать. — Откровение отца отозвались в её сердце, вызывая на ответную исповедь. — Я умею ненавидеть отец... видит Фрейя, что я всем сердцем ненавидела своего отчима. Каждый раз, когда он поднимал на меня руку, каждый раз, когда гнал прочь, словно неприкаянного пса, прибившегося к его воротам. Порой я думала, что могла бы... могла бы его отравить... немного аконита в чай и... — она покачала головой. Рыска ненавидела отчима всем сердцем, но все равно не могла отнять его жизнь. Не тогда, когда её мать носила от него ребенка, ни после, лишая брата его отца.
   — Порой я ненавидела тех, кто оскорблял меня и бросал в меня камни. Ночами даже представляла, как умело отнимаю их жизнь. Я умею ненавидеть, отец, правда умею, но я никогда не давала своей ненависти шанс на её расцвет. Я просто не хотела быть им подобной, такой же мерзкой, ненавистной и злой. И теперь я понимаю, почему... тогда я ещё не знала тебя отец, но уже старалась тебя не разочаровать. — Дети должны быть лучше своих родителей, они должны исправлять ошибки своих предков и Рыска уверенно шла к этой цели. Она даже сумела приручить своего волка, сумела удержаться на краю пропасти собственной ненависти. Она сумела многое, но все же далеко не всё.
   — Я рада, что не опустилась до банальной мести. Рада, что вопреки всему и несмотря ни на что, я сумела остаться собой, и ты смог увидеть меня настоящую. Меня, твою дочь и отражение тебя самого. — Они были похожи и непохожи одновременно. Однако именно с Ульваром она чувствовала эту особенную связь. Такую связь девочка чувствовала только со своей бабушкой, которая учила её всему, что она теперь знает. У них на двоих была одна страсть  — травничество, которую никогда не разделяла её мать.
   — Ты прав, отец, я та, кто я есть. Однако... — её глаза стали серьёзными, а в голосе прорезались стальные нотки, — коль будет на то воля богов, а жизнь поставит меня перед выбором. Рука моя не дрогнет, если понадобиться защитить мою семью. Защитить вас. — У неё больше не осталось родни. Вислава думала, что дочка мертва, пусть Рыска и не считала, что матери от того стало легче. Во всяком случае, не так, как можно было предполагать.  Женщина никогда не была к ней нежной, да на то были свои причины, однако она всегда защищала Рысью, желая той лучшей жизни, да за границами родной деревни.
   Стоило возвращаться домой, однако перед тем, как отсюда уйти, Рыска внимательно осмотрелась, примечая вдалеке огоньки желтых хищных глаз. Волки... они ждали, когда оборотни уйдут, дабы сделать то, на что всегда были горазды. Лесные хозяева и блюстители здешнего порядка. «Вы растяните клочья по тропинкам, буеракам, да пригоркам», Рыска не было жалко бесчеловечных охотников. Она не желала оным покоя в посмертии, они его не заслужили.
   — Как думаешь, — тихо спросила травница, возвращаясь практически по своим следам, — зачем они это делали? Зачем убивали? — Рыска всегда пыталась понять чужую жестокость: отчима, деревенских, охотников. Заглянуть в самую суть и найти источник всех бед. Только вот порой люди просто бывали злые, вот и все, не обиженные, пристыженные, аль обездоленные, а жестокие, ненавидящие и мстительные.
   — Я бы никогда не сумела причинить вред без причины... — но то была она, просящая прощения, даже у обезглавленной курицы. Каждый в этом мире заслуживал своё право на жизни и коль уж ты оную отнимаешь, пусть это будет от безысходности. Страха, самозащиты, голода, аль холода. Здесь же причин не было, просто азарт охоты, просто желание загнать «дичь» крупнее, чувство превосходство и понимание собственной безнаказанности. «А ведь многие посчитают их жертвами...», да вот только какие из охотников жертвы? Разве что жертвы собственной самоуверенности и тщеславия.