Aen Hanse. Мир ведьмака

Объявление

Приветствуем вас на ролевой игре "Aen Hanse. Мир ведьмака"!
Рейтинг игры 18+
Осень 1272. У Хиппиры развернулось одно из самых масштабных сражений Третьей Северной войны. Несмотря на то, что обе стороны не собирались уступать, главнокомандующие обеих армий приняли решение трубить отступление и сесть за стол переговоров, итогом которых стало объявленное перемирие. Вспышка болезни сделала военные действия невозможными. Нильфгаарду и Северным Королевствам пришлось срочно отводить войска. Не сразу, но короли пришли к соглашению по поводу деления территорий.
Поддержите нас на ТОПах! Будем рады увидеть ваши отзывы.
Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP
Наша цель — сделать этот проект активным, живым и уютным, чтоб даже через много лет от него оставались приятные воспоминания. Нам нужны вы! Игроки, полные идей, любящие мир "Ведьмака" так же, как и мы. Приходите к нам и оставайтесь с нами!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » Эхо минувших дней » [20 апреля, 1270] — Расскажи-ка, Ласточка, где была


[20 апреля, 1270] — Расскажи-ка, Ласточка, где была

Сообщений 1 страница 14 из 14

1

imgbr1
Статус набора: закрытый


На иных ветрах, где танцуют птицы -
Даже там покой может только сниться.


Время: лето; медленно, но верно подбирается закат и опускаются прохладные сумерки
Место: Тир на Лиа, дворец Пробуждения
Участники: Цири, Эредин
Предисловие:
Могла ли Ласточка ожидать, что ей однажды доведется вернуться?
Или, скорее, придется - учитывая, что сделала она это не по своей воле.
На первый взгляд в Тир на Лиа ничто не изменилось. Все так же глядятся в реку гордые эльфские дворцы, неторопливо и размеренно течет жизнь, кривят губы высокомерные эльфы. Но - кажется или нет, что воздух стал чуть холоднее? Да и тюремщики уже не столь благосклонны и терпеливы, как раньше - как не благосклонен и новый Король Ольх...
И совершенно точно прежним осталось одно: этот мир не так дружелюбен, как хочет казаться.

Отредактировано Эредин (28.11.20 11:57)

+5

2

Вода, поступающая в дворцовые бассейны с реки, была приятно прохладной. Эредин сделал еще несколько размашистых гребков, оттолкнулся от бортика, перевернулся и лег. Полуприкрыл глаза, лениво щурясь на яркое, слепящее солнце.
Хоть в Тир на Лиа и стояла жара, Ястребу до сих пор казалось, что он чувствует стылый хлад лежащей между мирами пустоты — забравшийся глубоко в кости и там угнездившийся. Пожалуй, чтобы избавиться от него до конца, следовало провести в домашнем мире больше времени. Никуда не спеша и не чувствуя на теле привычной тяжести доспеха, без которого было уже впору ощущать себя голым.
Ну, теперь-то он может позволить себе чуть расслабиться: обещание достать дочь Лары, где бы она не спряталась, он сдержал. Хоть и пришлось потратить множество сил и времени, которое невозможно уже было восполнить.
В памяти вновь мелькнули дробь копыт, шорох пролетевшего ветра, низкий протяжно-ледяной голос рога и девичий силуэт, низко припавший к спине вороной кобылы…
Правда, теперь предстояло нечто даже более трудное. К чему на одной лишь импровизации лучше не подходить.
— Me ri…
Эредин, игнорируя подошедшего, задержал дыхание и нырнул. Оставшись под водой до грохочущего звона в ушах и пляшущей ряби перед глазами.
Подплыл к бортику и легко подтянулся, проигнорировав лесенку. Отжал ладонью волосы.
Взглянул на эльфа холодными глазами.
— Как себя чувствует наша гостья?
Ястреб нарочно использовал это слово, хоть и понималось под ним не больше, чем пленница. Терпеливость и потакание капризам девчонки кончились; достаточно он за ней набегался, чтобы еще и теперь плясать. Либо будет так, как скажет он, либо…
Все равно будет так, как скажет он.
Выслушал ответ, приняв мохнатое полотенце у слуги-Dh`oine — тут же поспешно отступившего и замершего поодаль в ожидании: не понадобится ли господину что-то еще. Удовлетворенно кивнул. На мгновение словно б о чем-то задумавшись.
— Передай ей мое приглашение отужинать. Сегодня вечером.
— Где, me rion?
— У меня.
На его территории. В самом логове врага, если ей будет угодно применить столь низменное сравнение.
Кто-то другой на его месте заметил б, что и ушей в королевских покоях поменьше. Эредин же относился к ним если не равнодушно, то пренебрежительно. Во дворце излишне любопытные носы были, есть и будут. Даже если начать их резать; и для сохранения полной конфиденциальности требовалось нечто большее, чем разговаривать за закрытыми дверями и шепотом.
То же, что он действительно считал важным и должным оставаться в секрете, обсуждалось в иных местах и иных обстоятельствах.
Он повернулся к собеседнику спиной и принялся одеваться. Черный, переливчатый алый и золото — Эредин не видел необходимости изменять привычкам. Ни тогда, когда только стал  Королем Ольх, ни уж тем более сейчас. Последней взял толстую цепь с альшбандом, надел через голову. Поправил на груди — чтобы знак власти висел ровно.
Заметно с первого взгляда.
— И проследите, чтобы ее привели в надлежащий вид.
Как минимум смотреть на нее будет приятнее. Хотя даже оправа не в состоянии превратить булыжник в благородный самоцвет.
А уж коли заартачится…
Пропущенная сперва застежка наруча сухо клацнула.
***
Заняв покои короля, Эредин не стал подчистую уничтожать все, что могло напоминать о прошлом хозяине. Зачем? Он был преемником Ауберона, а не узурпатором — и не преминул это подчеркнуть. Но так, чтоб не оставалось никаких сомнений в том, кто теперь властвует в Тир на Лиа.
Комната осталась прежней — стены, потолок, выход на террасу; но теперь на ней лежал четкий отпечаток другой личности.
Часть ярких гобеленов исчезла; на смену сценкам безмятежного мира пришли соколиная охота и безудержная скачка под серебристой луной. Статую скорбной эльфки в углу сменил куст мирта в вазоне, усыпанный пушистыми белыми цветками (появившийся, к слову, совсем недавно). Рельефы и барельефы оказались скрыты драпировкой. На виду остались лишь изящная абстрактная резьба и огромный рельеф с грызущим свой хвост змеем Уроборосом. Воплощенная бесконечность — peor`t est inne deireadh.
В остальном же помещение казалось пустоватым. Минимум мебели, функциональный лаконизм в вещах. Обилие последних, по мнению Ястреба, лишь захламляло пространство, да и попросту было не нужно; король бывал здесь не часто. Вечно в разъездах, вечно в погоне и войне. Последние дни, когда он выезжал лишь в окрестности Тир на Лиа, были исключением из правила.
Непривычно спокойными.
Всадники продолжали охоту — ища следы ускользнувших друзей Ласточки, но уже без его участия. Присутствие Эредина пока требовалось здесь. Девушка — увы — была слишком ценным экземпляром, чтобы доверить присмотр за ней кому-то другому.
И на этот раз он ее не упустит.
Ястреб бегло окинул взглядом комнату. Небрежно двинул кистью, заставив полог балдахина задернуться; ни к чему девчонке любоваться на постель.
Хотя бы на эти простые фокусы его магии хватало.
Таким же образом отодвинул портьеру, впуская в помещение ветерок. Вышел на террасу.
Оперся на перила, глубоко вдохнул пахнущий речной свежестью воздух.
С высоты открывался роскошный вид на реку и Тир на Лиа. Легкий, изящно-воздушный город — словно сотканный из мечтаний и теней далеких веков… картина многих бы увлекла. Эредин же видел ее настолько часто, что она успела ему надоесть.
За его спиной прислуга — старающиеся быть незаметными, вышколенные Dh`oine — сервировала стол, стремясь успеть до появления гостьи. Завершив свое дело, так же неслышно исчезла, оставив его в одиночестве.
На речную гладь неторопливо выплывали лебеди, под вечер выбравшиеся из тенистых зарослей.
Тишина, ветерок, поигрывающий тканью портьеры и драпировок.
Легкие шаги.
Эредин прислушался к ним и чуть улыбнулся. Не спеша поворачиваться.
— Зираэль.
Ласточка не могла не хотеть нанести удар в заманчиво подставленную спину. Он был уверен; и испытывал неприкрытое удовольствие, зная, что она этого не сделает. Или все же осмелится?
Одна из птиц взмахнула крыльями и тяжело взлетела, забирая вправо, к берегу.
— Как тебе мое гостеприимство?
Несомненно, она успела его оценить за те несколько недель, что здесь провела. И угомониться, будучи готовой к ведению диалога.
При предыдущей их встрече — оказавшейся весьма беглой, девчонка была не слишком к нему расположена.

Отредактировано Эредин (05.12.20 20:36)

+5

3

Несколько дней прошло с того момента, как Цири оказалась — нет, как ее притащили силком — в Тир на Лиа. Прошло уже несколько дней, а успокоиться она все никак не могла: бродила по комнате, как запертый в клетке зверь, ругалась себе под нос, бросалась на тяжелые дубовые двери, требуя ее выпустить…
Двери оставались глухими к требованиям и все так же запертыми. Стражники по ту сторону оставались недвижимыми статуями, безразличными ко всему тому шуму и гаму, что Цири устраивала. На самом деле она их собственными глазами не видела, но воображала, как они стоят там денно и нощно, с оружием наперевес и суровым выражением на лицах. Стерегут свою пленницу.
В один прекрасный день она попробовала выломать окно — огромная высота, с которой пришлось бы прыгать, ее не пугала. Но рама, вероятно укрепленная чарами, отказывалась поддаваться, а стекло и вовсе казалось крепче стали. О том, чтобы просто сбежать, воспользовавшись своими способностями, и речи не было: заклинание барьера действовало все так же надежно, как и в прошлое ее посещение Тир на Лиа.
Вот только в тот раз Цири была вольна делать почти что угодно, свободна гулять где душе пожелается. Сейчас же ее даже из комнаты не выпускали. Все те дни, что она провела во дворце, никто ее не посещал и не пытался с ней разговаривать. Только слуги молчаливыми серыми тенями проскальзывали сквозь едва приоткрытую дверь, приносили еду, чистую одежду, воду для умывания.
Поначалу она отказывалась есть, бросала тарелки и кувшины о стену, топтала искусно сшитые наряды ногами. Серые слуги молча все убирали. Покорные и ласковые, как овечки, верные прислужники эльфов, позабывшие или, может, никогда даже не знавшие, что они — люди, не низшие создания, а равноправный, свободный и гордый народ.

Следом за осторожным предупреждающим стуком в комнату скользнул очередной слуга. Этот, в отличие от остальных, был эльфом.
— Его величество приглашает вас на ужин, — поклонившись на грани вежливости и пренебрежения, ровным голосом прошелестел он.
— Его величество может засунуть себе свое приглашение… — огрызнулась Цири, тут же вскочив с постели.
На лице у слуги ни один мускул дрогнул. Он будто ждал продолжения начатой фразы, стоял ровно по струночке, а смотрел так отстраненно, куда-то вдаль, мимо Цири, словно она была прозрачной.
«Даже этот мной пренебрегает! А ведь он кто? Простой служка, мелкая сошка. Никто! Место пустое! А я, получается, пустое место вдвойне?»
— Я взял на себя смелость, — продолжил слуга, убедившись, что продолжения не последует, — выбрать для вас несколько подходящих нарядов и приказать изготовить воду для купания.
Тут же по его сигналу в комнату вошли маленькие служанки в сером. У одних в руках были платья, у других — кувшины с водой, у третьих — еще какие-то принадлежности. Двери за ними тут же надежно затворились, не давая пленнице и шанса на побег.
Щеки у Цири вспыхнули от негодования, а кулаки крепко сжались. Подумать только: сколько дней ее держали здесь взаперти, в одиночестве, не говорили, чего от нее надо на этот раз, а теперь «его величество» желает ее видеть, присылает одежки, да еще и хочет, чтобы она явилась к нему чистой.
«Обойдется, обойдется мерзавец!»
— Убирайтесь к чертям, и тряпки свои забирайте! — выкрикнула она, скорчив злобную мину. — А величеству своему передайте… — велико было искушение все же передать королю, чтобы засунул свое предложение себе в задницу, но Цири сомневалась, что слуга передаст такое послание дословно. — Ничего не передавайте. Вон пошли все. На ужин я не пойду.
Слуга-эльф выждал пару мгновений, которые Цири показалась бесконечной вечностью, потом поклонился, так же полувежливо-полупренебрежительно, как и когда вошел.
— Как пожелаете.
И вышел, уводя за собой свору пугливо склонивших головы служанок.

Цири вновь забралась на постель вместе с сапогами, все еще несшими на себе следы ее родного мира в виде грязных пятен от речного ила, и долгое время раздосадованным взглядом впивалась в двери. Будто могла их прожечь одной только силой своей ненависти.
Злилась она не на дурацких слуг, желавших угодить своему повелителю, и даже не на этого повелителя, без лишних слов запершего ее в комнате. Нет, больше всего она злилась на себя. За то, что попалась, что не смогла в очередной раз сбежать от Красных всадников, что, по сути, сами сдалась в руки Эредину.
Ладонями она отчаянно сжала голову, с усердием потерла виски. Сдалась, но не без боя. Не без длительной игры в догонялки. А главное — смогла обменять себя на Геральта. И пусть она была пленницей здесь, в Тир на Лиа, он находился сейчас в безопасности, среди других ведьмаков в Каэр Морхене. И, в отличие от него, она себя пленницей осознавала, четко помнила, кто она и что здесь делает. А значит, могла искать пути к очередному побегу.
«Сбегу, снова сбегу, — пообещала себе. — Как и в тот раз. Пусть теперь будет сложнее, дольше, но найду способ и сбегу. Нужно только выиграть время. И понять, чего этот упырь от меня хочет».
Она скользнула с постели и подошла к двери. Стукнула пару раз кулаком по крепкому дереву.
— Эй! Слышите меня там? Слышите, а?
По ту сторону никто не откликнулся, но Цири надеялась, что воображаемые ею стражи все же там и слышат ее.
— Несите свою воду и свои треклятые платья. Я что-то проголодалась. Ужин сейчас будет как нельзя кстати.

Умытая и причесанная, Цири шествовала по знакомому коридору к королевским покоям. Из всех предложенных платьев она выбрала скромное, почти полностью закрытое, но сшитое из изумительно струящейся и мягкой ткани дивного серо-стального оттенка с легким золотистым отливом. От косметики резчайшим образом отказалась, чуть было не разбив при этом зеркало.
Стражники, как оказалось, и правда дежурившие у ее двери, следовали сейчас на почтительном расстоянии позади. Скорее унизительный «почетный» кортеж, чем охрана — ведь если бы Цири вздумала бежать, двое эльфов, пусть и при полном вооружении, не смогли бы ее остановить. Магический барьер был для нее самым лучшим стражем.
В королевские покои вошла одна, твердым и решительным шагом. Окинула комнату беглым взглядом — здесь многое изменилось и одновременно осталось точно таким же, как она помнила. Вот задернутая балдахином постель, напоминавшая об их с Аубероном не слишком плодотворных ночах на норковых простынях. Вот барельеф с вгрызшимся в собственный хвост змеем, на примере которого Король Ольх насмешливо объяснял ей, человеческой девочке, бессмысленность ее веры в Предназначение.
Кресла, в котором Цири нашла его умирающим, в комнате не было.
«Избавился», — пришла она к выводу и злобно поглядела на нового владельца покоев.
Эредин с беспечностью хозяина положения стоял на террасе, спиной ко входу.
Взгляд Цири упал на сервированный столик. Столовые ножи были тупыми, подходящими только для того, чтобы резать блюда, но никак не колоть. В то же время вилки подмигивали ей своими острыми зубьями, призывая ловко подскочить и воткнуть, пусть даже в мышцу, не ранить смертельно, но причинить ударом значительные неудобства.
«Как ты будешь сидеть, а Эредин, если в заднице у тебя будет торчать вилка?» — ехидно подумала она, но превратить свой не до конца оформившийся план в реальность не успела: новый Король Ольх заговорил с ней.
Он использовал hen llinge, язык эльфов ее мира, которым она владела намного лучше, чем местным вариантом. Что это было — снисхождение, нежелание слышать ее исковерканное произношение или что-то еще?
Цири неопределенно пожала плечами.
— Гостеприимные хозяева, сколь мне известно, гостей взаперти не держат.
Сесть ее не приглашали, но она разрешила себе сама — уселась на ближний стул, чудом не смахнув со столика слишком длинную по ее разумению скатерть.
— Ты хорошо здесь устроился, как я погляжу. Обстановку сменил… — она небрежно махнула рукой на новые гобелены и скрытые драпировкой барельефы. — Но что-то все еще осталось прежним, да? Тебе все еще что-то от меня нужно. Все еще ребенок? Сам теперь будешь пытаться или, как меня стращали в прошлый раз, отдашь на эксперименты Аваллак’ху?
В свой голос, в свою позу и в выражение своего лица она пыталась вложить вызов, показать, что ей сейчас ни капельки не страшно, что она совсем не та маленькая девочка, которая несколько лет назад хрупкой бабочкой билась о невидимую преграду из стекла. Пусть для прожившего сотни лет эльфа те пару лет были мгновениями, для нее они стали неоценимым источником нового опыта.

+6

4

Ласточка заговорила; и он наконец повернулся к ней. Неторопливо, держа руки заложенными за спину — хозяйская, расслабленная поза. Превосходства и свободы распоряжаться здесь так, как ему заблагорассудится, не оглядываясь ни на кого и ни на что.
Триумфа его права и воли.
Взгляд — медленно прошелся по девушке. Цепкий, лишенный всякого стеснения. Оценивающий и внешность, и манеру себя держать; тогда, в грязной и спешной, изрытой конскими копытами весне, у Эредина не было времени рассматривать пленницу. Теперь же…
Время чуть сгладило уродливый шрам на ее лице. Иным стало тело… уже не девчонка, но молодая женщина. Которая — стоило усилия сдержать презрительное движение губ — мало изменилась характером. Все такая же вспыльчивая. Все столь же несдержанная. Все столь же нарывающаяся на конфликт.
Все настолько же мало, ничтожно мало в ней от эльфки.
Платье чуть сгладило это ощущение, но ненамного. Впрочем — все лучше, чем если б она заявилась в своих грязных обносках.
— Это вынужденная мера, — легко возразил он. Проигнорировав пока что заданные вопросы — все по порядку, и он перейдет к ним чуть позже. — Ты многих восстановила против себя побегом… в ночь смерти Ауберона.
Зеленые глаза на мгновение сощурились, обратившись в кинжально-острый лед.
Лишь они оба со всей достоверностью знали, что тогда произошло.
Всполохи молний в небе и от сталкивающихся клинков. Боль, кровь и холодная вода Easnadh.
Зираэль могла и забыть об этом. Он — помнил.
Во всех подробностях. То едва задевающих, то откровенно жгущих нутро.
Ястреб оставил портьеру открытой — не отгораживаясь от проникающего в помещение свежего ветерка, с наступлением вечера становящегося все более настойчивым, и шагнул внутрь.
Уселся напротив Ласточки, на оставшийся свободным стул. Небрежным, но по-эльфски изящным жестом убрав за ухо выбившуюся черную прядь.
Слуги подали первую перемену блюд и неслышно удалились. Осталась лишь худенькая неприметная dh`oine, в чьи обязанности входило прислуживать за столом. Не больше, чем еще один предмет меблировки, на который не стоило обращать большого внимания.
Бутылку розового он вскрыл сам, действуя с ловкостью бывалого фокусника. Разлил — по чуть-чуть, едва ли не по глотку.
Чуть приподнял бокал, изобразив небрежное подобие салюта, едва пригубил и отставил. Наколол на вилку небольшой гриб, выловленный из салата, неспешно прожевал и, словно и не было никакой паузы, продолжил:
— Мне стоило усилий успокоить Народ. Маленькая испуганная девочка, dh`oine — какая из нее убийца? Многих это убедило, но не всех.
О, о заботе о Зираэль и ее добром имени здесь не шло и речи. Эредин действовал исходя из иных соображений; не хотел, чтобы Ласточка отправилась к праотцам, едва оказавшись в руках Народа Ольх. Ауберон правил долгие годы; к нему успели привыкнуть и уход его из жизни восприняли болезненно остро. А вот ему подобной преданности еще добиваться, несмотря на все сделанное для Aen Elle. На завоеванный для них мир, на сохранение его безопасным, на самоотверженное жертвование собой в попытке остановить бежавшего убийцу Короля Ольх…
Однако Зираэль совершенно не нужно знать таких тонкостей. Равно как и кому-то еще.
— Что до ребенка — я не обладаю нужной генетикой, — что было чистейшей правдой. Шиадаль была рождена, чтобы стать матерью кого-то большего, новой ступеньки на пути к утраченному могуществу. Его же кровь была смешением случайностей. Быть может, и имелось в ней что-то — но кто бы задался этим вопросом?  — Но если ты хочешь, me luned…
Ястреб откровенно иронизировал, памятуя о том, как когда-то вела себя Зираэль в его присутствии. Не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать за ее реакцией и на этот раз.
Реагировать на упоминание об Аваллак`хе он не счел нужным. Коль уж Ласточка завела речь о нем… быть может, она еще не знает, что того нет в Тир на Лиа? И коли так, то останется еще один аргумент, который можно использовать в разговоре.
Что до самого хитрого Лиса — его поиски тоже велись. Эредин не мог позволить себе держать Знающего вне поля зрения. Слишком коварен, слишком себе на уме. Слишком опасным может быть.
Впрочем, даже если она и узнает... отсутствие Кревана не означало, что в распоряжении Эредина не было других чародеев. Как не означало, и что тот не мог оставить каких-то заметок. Как минимум — более-менее подходящую кандидатуру на роль отца ребенка при желании подобрать было можно. Два представителя Старшей Крови лучше одной.
Но время. Время…
Взгляд Эредина, вот только бывший насмешливо-ироничным, посерьезнел.
— Мне нужно все то же, — произнес он. — Врата.
Он был уверен: девушка знает, о чем идет речь. Не может не знать. Все-таки эта маленькая dh`oine не так глупа, как он думал когда-то.
— Для моего народа.

Отредактировано Эредин (06.12.20 13:26)

+5

5

Под холодным взглядом Эредина Цири чувствовала себя крайне неловко. Не взгляд — настоящая метель, острыми кристалликами льда впивавшаяся в прикрытую только легким шелком кожу.
Цири зябко поежилась и, чтобы скрыть свое замешательство, потянулась к столовым приборам, хоть блюд на столе еще не было. Нож предательски звякнул о вилку. Недавняя мысль о том, не пырнуть ли нового Короля Ольх, живо возродилась в воображении.
«Смотрит, смотрит, — раздраженно думала она, — будто кобылу на торгу выбирает. А кто я для него, если не кобыла, которой суждено привести в мир великого и могущественного жеребенка?»
Отвращение склизким комом подступило к горлу. Все повторялось снова, как и говорил Ауберон. Как говорил Высогота. Снова она оказалась в Тир на Лиа. Снова от нее чего-то хотела.
И снова она была не согласна идти на поводу у чужих стремлений. 
Она отвела взгляд от Эредина и посмотрела на портьеру, убаюкивающе колыхавшуюся от легких дуновений ветерка. Он сказал, что ее заключение — вынужденная мера, но она ему ни капли не верила. Кому бы пришло в голову обвинять ее в убийстве Ауберона?
Нет, она была свидетельницей и могла кое-что рассказать об обстоятельствах смерти старого короля. Кое-что, что могло не прийтись по нраву народу, о беспокойстве которого так заботился Эредин.
Маленький серо-зеленый флакончик, беззвучно упавший на пол из неживых пальцев Ауберона. Неизвестное зелье, возымевшее непредусмотренный результат. А правда ли непредусмотренный?
Цири помнила ту грозовую ночь, когда ей удалось сбежать. Серевшую в темноте реку и раскачивающуюся на ней лодку. Всполохи молнии. И искорку удивления, на мгновение озарившую лицо Эредина.
«Он не знал тогда. Не ожидал. Но какая теперь разница? Воспользовался ведь случаем. Занял его место. Пусть и неумышленно, но убил. Что скажет твой народ об этом, Эредин?»
Слова сами рвались с языка, и дыхание распирало грудь, но Цири прикусила язык, промолчала. Только выдохнула, издав раздраженный фыркающий звук.
Подававшие блюда на стол слуги ушли, прихватив с собой свои чуткие уши. Одна девушка все же осталась. В прошлый раз Цири узнала, что слуги плохо понимали hen llinge, на котором она общалась, но все же у него было слишком много общего с ellilon’ом, на котором говорили они. Слишком много, чтобы давать языку волю.
Вино, разлитое по бокалам, казалось спасением.
Способом закрыть себе рот и занять свои руки.
Цири ухватила изящный сосуд, прозрачный, тонкий и с виду чрезвычайно хрупкий, как все сотворенное эльфами. Не в пример тяжелым резным или литым кубкам, бывшим в быту у людей. Или неуклюжим глиняным кружкам, из которых ей доводилось выпивать в придорожных трактирах.
Вино было легким и розоватым на цвет. Очень похожим на то, которым потчевал ее Ауберон. Цири хорошо помнила, как незаметно, но крепко оно бьет в голову.
«Подпоить меня вздумал, да? — она одарила Эредина грозным взглядом и одним глотком осушила бокал. — Посмотрим, как у тебя это получится!»
К еде она пока не прикоснулась.
— Врата для твоего народа — звучит очень высокопарно, не считаешь? — тон ее был резким и чуть более громким, чем следовало. — Сказал бы напрямик: хочу захватить новые миры, хочу поработить другие народы. Зачем лгать и вилять? Я не маленькая, я понимаю.
«И знаю, что у меня нет выбора. Пока что нет выбора».
— И если ты думаешь… — она с досадой посмотрела на опустошенный бокал. Зря принялась за него так рано, ведь теперь оставалось только бестолково вертеть в руках вилку. — Если ты предполагаешь, что я… что я хочу от тебя…
От завертевшихся в воображении мыслей, подпитанных нахально прямым взглядом собеседника, захотелось провалиться сквозь землю. Или вскочить с места и убежать, если не из покоев, то хоть на террасу, на свежий вечерний воздух. Щеки жарко вспыхнули румянцем.
«Вино, все это треклятое вино!»
Цири яростно наколола на вилку стручок фасоли, потом еще один, да так и оставила их на тарелке. Подняла взгляд на Эредина, упрямо уставилась ему в глаза, почти такие же зеленые, как и у нее.
— Ошибаешься! — почти совладав с собой, заявила она. — Совершенно и точно ошибаешься. Раз уж ты не обладаешь нужной генетикой, — она явно кривлялась, повторяя его слова точь-в-точь, — то не представляешь для меня интереса… такого толка, как и я не представляю его для тебя. Но скажи, на милость, как тогда ты собираешься получить от меня желаемое? Как я могу дать тебе и, конечно же, твоему народу, — в голосе ее звучало почти что презрение, — Врата, если моих способностей не хватит для их открытия?

+4

6

О, видно было — Зираэль хочется сказать многое. Обвинить. Хлестнуть словами в попытке уколоть, ткнуть носом в его роль в тех событиях, заставить бояться раскрытия истины. И Эредин с удовольствием бы послушал, что именно она бросит ему в лицо… быть может, если отослать служанку, то девушка сделается более разговорчивой?
Только он и она. И тогда он расскажет ей о короле, который вел свой народ в прекрасный новый мир. Который отрезал рога поверженным единорогам, а потом отрубал тем головы. Чей клинок без жалости разил направо и налево, завоевывая для Aen Elle жизненное пространство.
О короле, которого Ласточка совсем не знала, но смерть которого задела ее так сильно... которому она, быть может, еще и найдет оправдания. В отличие от Эредина, не скрывавшего ни своего прошлого, ни своей сущности. Проступающей даже через изысканную вежливость — так к чему отрицать то, что он убивал и будет убивать, коли того потребуют интересы Ольх и его собственные?
Однако Ястреб лишь улыбнулся и, глядя Зираэль в глаза, медленно допил то вино, что еще оставалось в бокале. Словно отвечая на ее излишне смелый глоток, осушивший все до последней капли.
По жилам мягко, вкрадчиво — словно это был лишь мираж, а не реальные ощущения — разбежалось ненавязчивое тепло.
Он был прекрасно осведомлен о коварстве розового, но знал, как с ним совладать. Не пить слишком много (хоть и считал свою голову достаточно крепкой, чтобы сохранять здравость мышления, даже слегка перебрав), не концентрироваться на одном лишь алкоголе, пренебрегая едой. Плюс ко всему… цели забыться, расслабиться и прийти в игривое расположение духа Эредин не ставил. Это не милая беседа ни о чем с любовницей. Далеко не.
Однако вина в опустевшие бокалы Ястреб все же подлил — так, что там оказалось чуть больше, чем было до этого. Но сам не притронулся, продолжив небрежно вылавливать по одному компоненты салата. Не отводя при этом взгляда от глаз Зираэль.
Зернышки фасоли тихо хрустнули на ровных зубах.
— Новые миры, другие народы… — Эредин словно пробовал эти слова на вкус. Казалось, проигнорировав резкий, словно нарочито пытающийся его задеть, тон голоса Ласточки. —  Приятное дополнение.
Он видел это однажды. Тысячи алых плащей на равнинах и кроваво-красный рассвет, возвещающий наступление нового мира. Увидит и снова, когда распахнутся Ard Gaeth и протрубит ледяной рог Дикой Охоты.
— Но десерт подают не прежде основного блюда.
Для начала ему нужен один мир. Распылять силы на несколько — не сейчас, когда Белый Хлад расползается, налагая свою цепкую руку на все новые территории, когда Тилат на Буне уже вмерз в лед, да и другие провинции ощущают на себе дыхание вечной зимы.
Если он попробует заглотить слишком большой кусок — Народ Ольх останется без своего мира. Не то что без чужих. Несмотря на свои амбиции, Ястреб это понимал. Да и кто сказал, что он отказывается от своих притязаний и планов? Скорее откладывает до той поры, когда упрочит свое положение, когда не будет вынужден действовать быстро, подгоняемый необходимостью обеспечить своим подданным хоть какое-то будущее…
Ястреб, потеряв интерес к остаткам салата, наконец отхлебывает вина. Все так же — чуть. Следя искоса за реакцией Ласточки.
Именно на этом месте фразу Эредин оборвал осознанно — от него не укрылись заалевшие щеки и прямой яростный взгляд. Скорее призванный доказать ей самой, что она отвергает истинность его слов, а не ему.
Он наносил удар наверняка. Помнил, какие эмоции у нее вызывает… и не имел оснований сомневаться, что в этот раз будет иначе. Оно и не было. И, как и прежде, Эредин испытывал от осознания этого странное удовлетворение. Не ласточка — маленький мотылек, вьющийся вокруг пламени; которое спалит мотылиные крылышки, стоит лишь ему утратить осторожность в смертельно опасных играх.
— И хочешь… не от меня: со мной, — он не удержался от легкой усмешки. — По-моему, за прошедшее время ничего не изменилось.
Она все так же хочет и боится. И его, и тех ощущений, что у нее вызывает его присутствие. Жаждет протянуть руку и прикоснуться к взрослому, хладнокровному и смертельно опасному хищнику, почувствовать его силу и власть.
И все же дальше давить на эту мозоль Ястреб не стал. Он заставил девушку нервничать, вывел из равновесия еще больше; и это было хорошо. Настолько, что даже приглушало легкое раздражение, вызванное ее вызывающим поведением.
Играть Эредин мог с ней долго; но необходимость решать более серьезные вопросы никуда не уйдет.
Небольшая пауза; он изменяет позу, чуть отклонившись назад и опершись на спинку стула. Подавив желание скрестить руки на груди — расслабленно укладывает ладони на столешницу. Демонстративное, декларируемое намерение не причинять вреда. Которое мало что значит.
— Что же до Врат — ты недооцениваешь свою силу, Зираэль.
Он не стал повторять донельзя избитую фразу и напоминать Ласточке ее эльфскую родословную. Она и без того знает, чья кровь течет в ее жилах; единственное ценное и заслуживающее внимания, что в ней есть.
— Признаться, я не верил, что ты сможешь вернуться в свой мир и свое время... Но ты смогла.
Король Ольх говорит неторопливо, без сожаления признавая свою ошибку. Она ничего не стоит. Мелочь, песчинка, которую он вполне готов уступить.
Другая допущенная им оплошность была куда серьезнее. Маленькая птичка нашла выход, ускользнула из его когтей. Пусть и лишь затем, чтобы сейчас попасться в них снова.
— И распахнуть Врата тоже сможешь, — пусть и, возможно, не сразу. Он был готов к тому, что какое-то время придется потратить, упустить песком сквозь пальцы. На то, чтобы Ласточка сумела понять, как это сделать, как правильно использовать доставшуюся ей мощь... — Увести Народ Ольх из этого умирающего мира.
Небрежно вброшенные слова — обратит внимание, или зациклится на своем мнении? На образе монстра, который думает исключительно о большей власти?
На губах мелькнула улыбка. И тут же сгинула.
О, если ей нужны доказательства — он охотно покажет ей могущество Белого Хлада. Когти которого вполне могут однажды дотянуться и до мирка, который она со свойственной dh`oine самоуверенностью называет своим. Продемонстрирует затертый во льдах Тир на Буне, который Эредин помнил зеленым и гордым. Скованную холодом водную гладь и погасший маяк.
Эльф берется за вилку. Не глядя накалывает  оставшийся на тарелке стручок; однако лишь затем, чтобы снова аккуратно положить столовый прибор. Взглянуть в зеленые глаза.
— Однако… если ты так не уверена, мы всегда можем вернуться к варианту с ребенком.

Отредактировано Эредин (25.01.21 10:49)

+6

7

Щеки у Цири не прекращали пылать в равной степени от стыда и возмущения, а сама она все еще безрезультатно пыталась гневно прожечь Эредина взглядом.
«Как он смеет?! Как он смеет такое обо мне думать? Как он смеет такое говорить? Чтобы я… Чтобы я хотела… с ним!!!»
Ее негодование не имело никакого значения. Все, что она делала, не имело значения. Она могла сколько угодной отрицать, приводить аргументы, пытаться не подавать виду, но он все равно бы не прекратил насмехаться над ней. Все так же парой метких слов поражал бы ее, словно быстрым выпадом меча, задевал ловчее, чем самый искусный фехтовальщик.
Да он и не прекращал.
Губы у Цири задрожали.
Эта игра между ними длилась еще с прошлого ее визита в Тир на Лиа. Он то выказывал полнейшее пренебрежение к жалкой dh’oine, то проявлял куртуазные знаки внимания, то угрожал взнуздать железом до крови, то говорил о ласках. Цири понятия не имела, какую цель преследовал Эредин, ведь все ее предположения оказывались ошибочными, но играть по его правилам теперь не желала.
Она отвела взгляд, уставилась на гобелен на стене, изображавший картину соколиной охоты.
Эредин тоже взял передышку, принял миролюбивую позу, которой едва ли смог ее обмануть. Охотничьи соколы на гобелене преследовали белоснежную птицу. Они застыли в этом миге бесконечно погони, запечатленные мастерством ткача, но Цири знала, что птице не убежать. Как знала, что Эредин ни перед чем не остановится на пути к достижению своей цели.
Отгоняя прочь грусть и чувство обреченности, она отправила в рот наколотую на вилку фасоль, тщательно прожевала, вкладывая в простые движения ту энергию, которую хотела выплеснуть в громких словах и разрушительных действиях. Отпила небольшой глоток из вновь наполненного бокала по примеру своего гостеприимного хозяина — опрометчиво осушенная первая порция вина уже туманила разум.
—  Я не ослышалась, Эредин? Ты удивлен? Тебя поразило, что какая-то маленькая dh’oine смогла преодолеть пространство и время? Смогла сделать то, что не смог ты? Приму это за комплимент.
«После выпада будь готов к парированию».
Она улыбнулась, ощущая огромное удовольствие от того, что смогла достойно ответить. Не такая уж и большая разница, как именно отреагирует Эредин? Кидаться на нее со столовыми приборами наперевес точно не станет. Даже голос наверняка не повысит. А может, и бровью не поведет.
И все же Цири была уверена, что этот удар достигнет своей цели.
Она спокойно подобрала с тарелки еще пару кусочков овощей и с удовольствием их проглотила. Кто бы здесь ни хозяйничал на кухне, эльфы или люди, свое дело они знали прекрасно: еда была, хоть и на первый взгляд непритязательной, но изумительно вкусной.
Говорить в очередной раз, что вариант с ребенком ее не устраивает, она не посчитала нужным. Это ведь само собой разумеется — не хотела тогда, не хочет и сейчас! И если есть выбор, хоть какой-то другой, то она готова пытаться. А пока будет делать это, пока будет идти на поводу у своего тюремщика, то, конечно же, станет искать пути к побегу.
«Увести Народ Ольх из этого умирающего мира».
Слова эти звучали жалкой карикатурой на то, о чем говорил с ней Аваллак’х.
О пророчестве Итлины и Белом Хладе. О Часе Волчьей Пурги.
«Мы спасем из погибающего мира обитающих там Aen Seidhe. Мы спасем из этого мира всех, кому угрожает гибель. Мы спасем всех, даже людей…»
Тогда речь шла о ее родном мире, о ждущим его катаклизме — гигантском оледенении, которое неминуемо настигнет и поглотит территории северных королевств, повергнет всех жителей в хаос и варварство. Эредин же говорил о своем, о том, который он и его народ когда-то завоевали, превратив обитавших здесь людей в рабов, а в лице единорогов заполучив врагов.
Что-то здесь изменилось за годы ее отсутствия. Но что?
Цири недоверчиво поджала губы, прищурилась, выискивая в лице короля хоть какой-то намек, какой-то ответ на не заданный еще вопрос.
— И что же за напасть, позволь спросить, губит этот мир? С чего бы вдруг вам его покидать? Не говори только, что единороги совсем распоясались и вы чуете, что в войне с ними вам не победить!

+4

8

Было взятая вновь в руку вилка звякнула, опущенная на тарелку, чуть громче, чем Ястреб того хотел.
Зеленые глаза — сощурились, складки на лбу у бровей стали более явными, жесткими. Словно у готового тяжело зарычать волка.
И все же Эредин сумел задавить раздражение — быстро. Даже улыбнулся, на долю мгновения хищно обнажив лишенные явных клыков зубы. Словно отвечая на улыбку, тронувшую губы девушки. И говоря: «да, ты тоже знаешь эту игру. Но я играю в нее дольше и лучше».
— И все же я тебя догнал. Или же ты сама сдалась мне в руки?
Голос — чуть насмешливый, даже мягкий.
Еще один намек на ее сложное отношение к нему, на сей раз менее явный. Легкий, булавочный — но от этого не менее неприятный — укол.
Здесь главное было не передавить. В месте, где часто наносится рана, в конечном итоге образуется ороговелый шрам. Ястребу же было нужно, чтобы он мог в любой момент нажать на данную болевую точку, и это отозвалось так же остро, как отзывалось сейчас. Искать новые рычаги давления может быть долго и сложно, в противовес тому, чтобы заботливо сохранить те, что уже имеются.
Служанка-dh`oine, до того бывшая незаметной тенью, по его короткому жесту выскользнула за дверь: оповестить собратьев, что пора подавать на стол что-то посущественнее. Сам Ястреб отставил тарелку в сторону; предоставив Зираэль самой решать, оставить себе салат, или последовать его примеру. Он со своим уже завершил и смысла тянуть время, вяло шоркая столовым прибором по керамике, не видел. Как минимум потому, что был порядочно голоден, а непростой разговор это ощущение только усилил.
Тем не менее, к принесенному блюду эльф приступать не торопился. Лишь отхлебнул вина и взглянул поверх головы Ласточки, словно задумавшись над ее словами. И не только над ними.
Отвечать он не спешил тоже. Зная уже торопливость девушки, нежелание проявлять терпение… кто-то должен заняться ее воспитанием. К тому же — Эредин прекрасно видел, что ей интересно: а о чем он ведет речь? Хоть и не верит Зираэль, что он говорит правду, не прибегает к какой-либо уловке, призванной запутать ее и обеспечить ее покорность…
Снова взглянул ей в глаза, и наконец взялся за вилку и нож, нарезая мясо на небольшие, аккуратные ломтики. Мягкие, хорошо приготовленные волокна поддавались легко — даже скругленному, беззубому лезвию.
Может, стоило сказать — специально для Ласточки — что это не единорожина?
Состояние конфликта с единорогами для Ястреба давно стало уже чем-то привычным, как холод и снег зимой. Неудобство, с которым свыкся и которое большую часть времени даже не замечаешь. До той поры, пока оно по какой-либо причине не напомнит о себе.
Да и возобновись война — настоящая война, а не этот игривый обмен укусами — она не была обречена на поражение. Конечно, Народ Ольх успел расслабиться за время благоденствия… но все же не выродился в хлипких, не умеющих за себя постоять созданий. Только и умеющих, что играть на дудочке и рисовать картины.
И  вместе с тем война эта была бы тяжелой, связывающей руки. Кровавой и в конечном итоге ненужной, с учетом, что сражение б шло за обреченную на смерть землю.
Эредин, несомненно, желал получить в свое распоряжение целый мир — не клочок земли, отгороженный заклинанием, барьером, за пределы которого не выйти без риска не возвратиться. Не тюрьму, пусть и весьма комфортабельную, обустроенную по эльфскому вкусу, так, что недолго и забыть, что у нее есть стены, а за этими стенами лежит бесконечность возможностей.
Но он не намеревался тратить ресурсы впустую. Лить кровь Народа Ольх ради кусочка льда, который тут же растает в его руках…
— Ты знаешь о пророчестве Итлины. Час Волчьей Пурги, век Меча и Топора, Белый Хлад… — он процитировал небрежно, не заботясь о большой точности формулировок. — И коли твой, — Эредин надавил на это слово, выделил его, — мир еще ожидает его, то в наш он уже пришел.
Он практически ждал слов Ласточки, что ей плевать на живущих здесь эльфов и то, что с ними произойдет. Точно так же, как и ему плевать на dh`oine из мира, в котором родилась Зираэль, хоть если б они погибли все до единого.
Каждый заботится лишь о том, что имеет значение для него лично.
Разница лишь в средствах и возможностях, которыми они располагают.
Ястреб ловко подцепил один из отрезанных им кусочков вилкой, прожевал и продолжил:
— Знающие рассчитывали сдержать его продвижение, — насмешливый реверанс в сторону Кревана с сотоварищами. Где-то сейчас хитрый Лис? — Воздвигнуть границу, за которую он не сможет проникнуть. Но их прогнозы не оправдались.
И это он еще мягко выразился — пусть даже и, возможно, чуть-чуть исказив истину; что на самом деле творится у Знающих, Эредин не знал. Однако охарактеризовать итог их действий как полный провал ему это не мешало. Один город — потерян безвозвратно; да и в остальных регионах чародеи контролировали ситуацию едва-едва. Белый Хлад, пусть медленнее, но полз все дальше, неумолимо, неотвратимо, как сама смерть.
Впрочем, он и был смертью.
— Так что единороги тут совершенно ни при чем.

Отредактировано Эредин (25.01.21 10:52)

+7

9

Скрашивавший напряженный разговор ужин шел своим чередом. Время легких закусок и салатов прошло. Как и время обмена уколами в попытке вывести друг друга из равновесия.
У Эредина получалось определенно лучше.
Цири нахмурено следила за надменным выражением его лица. Высокомерие сквозило в каждой тонкой черте, в каждой прядке небрежно рассыпавшихся волос. И в улыбке, явившей ровные белоснежные зубы, отчего-то казавшиеся оскалом хищника, хоть у хищников — она это хорошо знала — имеются острые клыки, чтобы впиваться в плоть жертвы.
Эредин же прекрасно справлялся без них.
Слуги подали смену блюд. На столе перед Цири оказалось мясо — сочное, источающее изумительный аромат. Оно вызывало желание немедленно проявить свою хищную сущность (люди ведь тоже хищники) и вгрызться в него зубами.
«Не доставлю тебе удовольствия посчитать меня еще и невеждой», — зло подумала она, с упрямством выдерживая прохладный взгляд Эредина.
Он будто испытывал ее, будто ждал, когда она снова оступится и проявит свои неуклюжие манеры, свое невежество или любую другую свою черту из тех, которые по его величественному мнению считаются недостойными, низкими, присущими только dh’oine. Тогда бы он смог в очередной раз указать ей на это, напомнить, что она — мелкая мошка, грязный камешек под ногами, существо, недостойное сидеть за одним столом с королем Aen Seidhe.
Цири не собиралась давать ему очередной повод.
Тонкие стенки бокала теплели под ее пальцами. Она едва ли заметила, что снова держит его в руке, да еще так крепко, что впору было опасаться за умение создавших его мастеров — достаточно ли прочности вложили в хрупкий материал?
Стекло не треснуло в напряженной ладони, осколки не впились в кожу. Цири осторожно поставила бокал на стол, как бы ни манила ее прозрачная нежность плескавшегося в нем напитка.
В конце концов, она когда-то была княжной, и ее обучали манерам, правилам поведения за столом. И тому, что напиваться во время ужина могут позволить себе только простолюдины.
Пусть она растеряла и свой титул, и почти все манеры, позабыла придворную науку. Пусть долгое время вместо столовых приборов использовала грубую деревянную ложку и охотничий нож. Но упрямство свое и гордость не потеряла.
Вооружившись ножом и вилкой, она нарочито медленно принялась резать мясо. По правде, она и в детстве терпеть не могла все эти правила столового этика, а уж под строгим присмотром Эредина и вовсе нервничала.
Он тем временем не спешил отвечать на ее вопрос. То ли ждал, пока она изведется от любопытства, то ли не желал говорить в присутствии слуг.
Когда ответ был наконец-то дан, Цири не поверила своим ушам.
— Конечно же, я знаю пророчество Итлины! — выпалили она, чувствуя некое волнение оттого, что Эредин заговорил именно о том, о чем он только что думала. Не мог ведь он прочитать ее мысли! — Но Белый Хлад — это естественный катаклизм, великое оледенение, которое произойдет в моем мире… С чего бы ему приходить в твой?
Она говорила, и сама удивлялась своей уверенности. О Белом Хладе она узнала от Аваллак’ха. Именно он объяснил ей суть пророчества. Но говорил ли он тогда правду? И говорил ли правду сейчас Эредин?
Новый Король Ольх сидел перед ней с непроницаемым видом, только глаза неярко поблескивали в свете зажженных свечей. За внешней точеной безмятежностью сложно было высмотреть его истинные намерения.
— Не хочешь же ты сказать, — в смятении Цири совсем позабыла уже о еде, небрежно оставила нож и вилку посреди тарелки, — что это нечто другое? Неестественное?
Если то, о чем говорил Эредин, было правдой, какие выводы стоило сделать? Он хотел спасти свой народ, но ее мира для этого было бы мало? Ведь его тоже через пару сотен лет — достаточно скоро по эльфьим меркам — ожидает та же участь. Может быть, то же случится и со всеми другими мирами?
— Нет… нет, такого не может быть, — растеряно возразила она, а потом грозно, обвиняюще взглянула на Эредина. — Ты это выдумал! Только морочишь мне голову, чтобы заставить все сделать так, как ты хочешь. Но зачем это тебе? Зачем выдумывать? Я и так согласна все сделать, если только… — отвернулась, упрямо поджала губы, выискивая правильные слова, — если только не надо рожать ребенка. Этого я не хочу, понял? И чтобы мне лгали — тоже.

+3

10

Взгляд на взгляд, внимание на внимание — изучающее, словно ищущее слабые места. Дуэль не прекратилась, о нет; она просто перешла в другую стадию, приняла форму менее явную. От слов к действиям, от вербального к невербальному. И хоть Зираэль не намерена была сдаваться без боя, она уже не чувствовала прочной почвы под ногами. Следующей стычки ей было не выиграть.
И она прекрасно это понимала.
Казалось, вот-вот, и тонкие стенки бокала хрустнут в девичьей руке. Интересно, хотела она сейчас, чтобы на месте стекла оказалось его, Эредина, горло?
Но все же Ласточка отставила вино в сторону. Сдержалась, вызвав у эльфа тень очередной улыбки. Иронично-насмешливой.
О, она определенно делала успехи. Пожалуй, даже стоило бы ее за это поощрить. Так сказать, для закрепления рефлекса…
Ветер, налетающий с вечерней реки, становился все более свежим. Играющим портьерой и залезающим во все углы, словно любопытный щенок. С одной стороны, это приносило облегчение, давало передышку от дневной жары — хоть и жара эта была уже не та, что годы назад. С другой же — отзывалось в костях неприязнью, слишком явственно напоминая о стылом хладе Спирали.
Портьера задернулась, подчиняясь короткому, резкому жесту. Пусть и не до конца — осталась таки щель, через которую мог заглядывать влажный речной воздух. И все же в помещении воцарился полумрак, единственный яркий свет в котором давали огоньки от зажженных свечей.
Искрами отражавшиеся в зеленых глазах — что в одних, что в других.
Пока Зираэль говорила, Ястреб продолжал невозмутимо жевать. Даже когда в глазах Ласточки сверкнула гроза — на лице не дернулся ни один мускул.
Приблизительно этого Эредин и ждал. Обвинений во лжи, к которым — в исполнении девушки — уже успел привыкнуть. Отрицать истинность всего, что ей не нравится, что не укладывается в ту картинку мира, которую нарисовала она сама себе… это было так на нее похоже. Так похоже на dh`oine.
Он взялся за бокал. Покрутил его, наблюдая, как переливается светлая жидкость, затем чуть отпил. Неторопливо отправил в рот еще один ломтик мяса.
Когда Ястреб заговорил, в голосе была легкая снисходительность, как если б он объяснял ребенку очевидные вещи.
— Оледенение… так оно и есть. Возможно, этот процесс даже естественен, вот только не для одного твоего мира. Разница лишь в том, что в нем он, возможно… пойдет медленно. Сковывая все новые и новые территории льдом на протяжении веков. У Народа Ольх же этих веков нет.
По правде, Эредин даже не знал, сколько у них есть. Оценки чародеев на этот счет разнились; слишком от многих факторов зависела пресловутая цифра. С какой скоростью Хлад будет распространяться сам по себе. Насколько можно замедлить его продвижение. Хватит ли Знающих, чтобы охватить все территории, которые требуют их внимания…
Но так ли сейчас это важно, когда у него есть Зираэль? Тем более — важное уточнение — готовая сделать все, что нужно, Зираэль?
Всего-то оказалось нужно предоставить правильные варианты, грамотно сформулировать. Заставить выбирать не между «сотрудничать» и «не сотрудничать», а между «сотрудничать, открыв Врата» и «сотрудничать, родив ребенка».
Хотя — при этом всем Эредин не оставлял своих планов; лишь их откладывал, отодвигал в сторону. В идеале он желал иметь не только Врата, но и Старшую Кровь — возвращенную эльфам и эльфами взращенную. Но пока б получить хоть что-то. Сдержаться, как бы велико ни было желание взять все и сразу. Силой.
Сначала одно, первостепенное. Затем другое.
Пальцы Эредина задумчиво коснулись висящего на груди знака власти. Скользнули по выведенным в золоте линиям и вновь легли на стол.
О чем думал Ауберон, когда  предпочел заделать дитя Старшей Крови, а не просто заставить носительницу тех же генов открыть Врата? Побоялся, что она надорвется, и решил избрать способ пусть более долгий, но более надежный?
Впрочем, можно было долго задаваться вопросами, на которые никогда не узнаешь ответа. По той простой причине, что тот, кого следовало спрашивать, уже давно находится в могиле. А ему самому следовало разбираться с иным, своими трудностями и проблемами, которые были гораздо важнее дел дней уже давно минувших.
— Мне ни к чему тебе лгать, Зираэль. Желай я того же, что и в первый твой визит, ты бы уже была в лаборатории. Или в выбранной чародеями постели, привязанная за руки и за ноги, — он нарочито бросил взгляд на задернутый балдахин, негромко хмыкнул и подцепил вилкой еще один кусочек. Как ни в чем не бывало. — Однако я разговариваю с тобой. Потому что результат нужен сейчас, а не через несколько десятков лет.
Будь у них время — все было б иначе. И диалог Ястреб б вел с других позиций, ставя иные условия. А, может, и не понадобилось б вовсе никакого диалога? Тот же Креван играл с генетикой веками; и даже после утраты Лары смог вывести Карантира. Мог бы Лис — спустя еще пару веков — получить ребенка с силой, аналогичной силе Ласточки?
Эльф моргнул и снова поднял бокал. Задержал в руке, не поднося к губам.
Огонек свечи, видимый сквозь стекло, казался постепенно растворяющимся в вине.
— Тебе нужны доказательства? Они у меня есть.

+4

11

Мир вокруг Цири затягивался плотной паучьей сетью, состоящей из произнесенных в королевской опочивальне слов, сказанных ли с четким намерением, или брошенных якобы невзначай. Они оплетали ее, скрывая от нее истину, а она чувствовала себя попавшей в них маленькой мошкой — любое движение вызывало пристальное внимание и незамедлительную реакцию паука.
Глаза Эредина хищно поблескивали. Или ей только казалось, что она видит этот блеск в его взгляде?
Он снова молчал — тянул с ответом, неторопливо поглощая свой искусно приготовленный ужин. Медленно и размеренно, как сама эльфья жизнь, которой суждено длиться не одну сотню зим.
У Цири же столько времени не было.
И дело даже не в коротком сроке ее человеческой жизни и не в том, как скоро Белый Хлад поглотит ее родной мир или мир Aen Elle — их завоеванный мир, конечно же. Дело в том, что она хотела получить ответы на свои вопросы, при том немедленно.
«Просто сижу и таращусь, — раздраженно думала она, — как он тщательно прожевывает это дурацкое мясо и медленно цедит вино. Какой-то новый вид пытки, наверное».
Беспокойно поерзав, поймала на себе все еще равнодушный взгляд, тут же замерла и гордо выпрямила спину, будто на каком-то экзамене, за который должна получить оценку, и стремится только к высочайшему баллу. Нож и вилка снова оказались в ее руках, готовые к этому своеобразному состязанию — кто дольше и ловчее сможет истязать кусок мяса на своей тарелке, не проронив ни единого нетерпеливого слова.
Когда же наконец Эредин вновь заговорил, Цири едва не подавилась.
Взгляд ее непроизвольно скользнул к постели, о которой он так небрежно упомянул. Она готова была сорваться с места, громко бряцнуть посудой, возможно, даже что-то разбив, и заявить, что такому — такому насилию над собой — она никогда бы больше не позволила свершиться.
Темные тени воспоминаний поднялись из далеких уголков памяти.
Холодный стальной блеск ужасающего железного кресла в идеально чистой лаборатории Вильгефорца. Безумное вращение глаза в глазнице могучего чародея и его не менее безумные планы. Пусть он и собирался оплодотворить ее с помощью стеклянной трубочки — искусно изготовленного медицинского инструмент, все равно это было насилием. Как и то, о чем говорил Эредин.
Цири моргнула, прогоняя наваждение. Решительность и злость все еще бурлили в ее крови, но она проглотила их вместе с пищей, ставшей комом в горле, запила немалым глотком вина, к которому, казалось, уже зареклась прикасаться сегодня.
Знал ли Король Ольх о том, что его чародеи, уподобившись Вильгефорцу, наверняка смогли бы ускорить процесс, жутким садистским образом избавив ее от необходимости вынашивать ребенка? Или в его словах была очередная уловка?
И правда ли, что Аваллак’х мог бы сделать с ней что-то подобное?
Ее проняла дрожь, будто бы от порыва не по-летнему ледяного дуновения ветра, которому не было места в тихой опочивальне.
Цири снова глотнула вина, надеясь унять испуганно колотившееся сердце.
Она могла сколько угодно неистовствовать, утверждая, что никогда не разрешит, что не согласна, не хочет и не будет. И сколько угодно храбриться. Но все это было тщетно, если Эредин с ней затеял очередную игру, словно паук оплел ее своей паутиной и выжидал, какую из ниточек она затронет, когда начнет дергаться.
«Так какой у меня теперь выбор?»
— Ты со мной разговариваешь, — подтвердила она, и губы ее при этих словах почти не дрожали. — И за это я тебе благодарна.
Не было иного выбора, кроме покорности.
— Прошу, прости меня за недоверие. И за то, что обвинила во лжи.
Склонив голову в знак примирения, она уставилась на свой почти нетронутый ужин. Желудок, совсем недавно подававший признаки голода, теперь отказывался от пищи. Разговор, который здесь велся, не способствовал аппетиту. Впрочем, у Эредина, как казалось, он не вызывал совершенно никакого неудобства.
—  Но пойми меня: то, что мне известно о Белом Хладе, не совсем сходится с тем, что говоришь ты. В тот раз, — и под этим подразумевался ее прошлый вынужденный визит в Тир на Лиа, — никто мне и словом не обмолвился о том, что этому миру тоже угрожает опасность. Так что я в замешательстве, не знаю, чему можно верить, — легкое пожатие плеч и взгляд, бегло скользнувший по лицу Эредина, будто она могла там найти какое-то подтверждение или опровержение, выдавали ее растерянное состояние. — Я охотно посмотрю твои доказательства, если ты готов мне их предоставить.
«И пусть они лучше не окажутся очередными путанными пророчествами или старыми, пыльными легендами!».

+4

12

Проняло.
Чтобы увидеть это, не надо было обладать сверхъестественной наблюдательностью, способной подмечать малейшие оттенки мимики, невидимые практически движения губ и бровей. Зираэль и без того прекрасно справлялась с тем, чтобы дать ему понять, какие чувства она испытывает.
Злость.
Отрицание.
Страх.
Эредин скрыл свое внимание за глотком вина из по-прежнему находящегося в руке бокала. Но не скрыть было торжества, искрой мелькнувшего в глазах да поднятом чуть выше подбородке.
Тяжело танцевать под музыку, что звучит в голове, когда вокруг, властно и подчиняющее, звучит другая мелодия. Тяжело.
Так пляши же, Ласточка! Кружись на ветру, но смотри, чтобы ястребиные когти не впились в легкое тельце, не выдрали белые перышки.
Он не повторит ошибку, допущенную когда-то с Ларой Доррен. И им самим, и другими, не сумевшими вовремя взять своевольную, привыкшую получать желаемое — ставящую свободу своего полета превыше всего — Чайку на поводок.
Слова ее — негромки и согласны.
И слышно даже, кажется, как трепещет, бьется о ребра птичье сердечко.
Мелькнула на задворках сознания мысль, что слишком подозрительно уж она послушна, больно легко склонила голову. Неужто такое впечатление произвела не напрямую высказанная угроза? И что пугало Зираэль больше: перспектива, что это произойдет против ее воли, или что это вообще произойдет?
Столько вопросов… ответы на которые, пожалуй, не имели значения. Рычаг давления оставался таковым в независимости от деталей.
Эредин кивнул, повторяя жест девушки — и принимая извинения. Но удержать невозмутимое выражение незыблемым все же не смог. Губы чуть дрогнули в улыбке — только вот она обвиняла его во лжи, язвила и противилась, а теперь высказывает благодарность! Вот уж действительно, от ненависти до любви один шаг. Впрочем, любовь ее ему нужна не была. Лишь послушание. И так ли важно, что его породит?
— Мне стоило полагать, что тебе говорили иное.
О чем вел с ней беседы Аваллак`х?
Хотел б Эредин знать.
Старый Лис, хитрый Лис, не выносящий его Лис. За вежливой улыбкой которого скрывались клыки старых боли и неприязни. Точно так же, как и у самого Ястреба, ярость которого все еще тлела — кинь пару поленьев, и вспыхнет с новой силой.
Он был практически уверен, что Креван не преминул вывернуть ситуацию в свою пользу, представить девчонке все так, как было нужно и выгодно ему. Пусть даже не произнося при этом ни слова не-истины. Умолчание о части правды — не есть ложь.
Простое правило, которое Эредину тоже было прекрасно известно.
— Я не держу зла за подобную… мелочь, Зираэль. Можешь быть спокойна.
Небрежно брошенная фраза — снисходительность в ответ на отсутствие привычного уже сопротивления. Эльф произносит это, ни словом, ни интонацией не напоминая о сказанных им чуть ранее словах. Словно б тех и вовсе не было, не слетали они с губ. Жили только в воображении девушки.
Короткий, отточенный жест, и стоящая недвижной тенью служанка выскользнула за дверь. Эту часть разговора ей слышать было ни к чему. Все, о чем говорилось ранее, было не столь важно для Эредина — кто хотел знать, кого он держит под замком, уже знали, как знали и то, что им следует молчать; но вот чем меньше любопытствующих будет в курсе его планов детально, а не декларативно-обобщенно — тем лучше.
Ястреб долил вина, к которому Ласточка начала прикладываться вновь. Плеснул и себе — чтобы выровнять уровень жидкости в двух бокалах. Обычный, ничего не значащий, жест радушного хозяина.
Отпил сам. Все в той же манере — чуть, больше для вкуса; да создавая иллюзию, что выпил он уже порядочно.
Чувство холода, стоящего за спиной, касающегося ледяными пальцами, наконец ушло. Но и тепло было коварным, грозящим со временем спутать мысли, расслабить больше, чем следовало. Верить ему не стоило.
— Лучшее доказательство — полученное из первых рук, — он говорит неторопливо, спокойно, — а потому я предлагаю… небольшую прогулку. Немного свежего воздуха тебе не повредит.
Пусть даже если воздух этот и колкий, жгуче-сухой — словно множество мелких льдинок наполняет легкие и раздирает их изнутри. В то время как в глазах пляшет цветная рябь, порожденная слепящей яркостью снега…
Рискованно позволять Ласточке покинуть Тир на Лиа, даже с должным эскортом — мог б сказать на месте Эредина кто-то; и был бы не так уж не прав. Однако коль уж он решил пойти по пути договора, а не неприкрытого насилия, то следовало играть по этим правилам до конца. Или до того момента, пока девушка сама не взбрыкнет, не откажется соблюдать их первой.
Конечно, можно было показать отчеты из западных провинций — Ге`эльс не откажет их предоставить, отыскать эвакуированных очевидцев, продемонстрировать укрывающий Тилат на Буне мертвенный снег при помощи магии чародеев.... Но на это у ершистой девчонки найдется свое «не верю», свои подозрения в обмане. Интересно, сможет ли она сказать что-то и на окружающую ее реальность, к которой можно прикоснуться и о которую можно обжечь пальцы?
К тому же — это банально быстрее. Ласточка уже провела здесь несколько недель, и тянуть время еще больше было непозволительной роскошью. Жаль лишь, что провела она эти недели не в постели и в бинтах, как Эредин когда-то ей обещал...
Впрочем, и он сам тогда не позволил себе отлеживаться, щадить рану… хотя, коль уж быть точным, не позволила ему это сделать сложившаяся обстановка. Не останься он на ногах (хоть и хромая на одну из них), не среагируй быстро, незамедлительно — не удержался б и на своем тогдашнем месте, не говоря уже о том, чтобы получить право звать себя Королем Ольх.
Однако все еще может пойти по такому сценарию. Ничто и никто не сдержит его руку, если Зираэль даст достаточный повод.
— Завтра утром. Не откладывая.
Сейчас, переходящим в ночь вечером, отправляться не было смысла. Смотреть на могущество Белого Хлада стоило при свете дня, когда тусклое солнце скалится из-за мутных облаков, а снег кружится на блеклом свету. Да и во мраке слишком просто заблудиться, потерять и не найти.
Ночь темна.
Ночь долга…
А у Зираэль к нему еще столько претензий, правда?

+4

13

Завтра утром. Не откладывая.
Завтра утром она получит свои доказательства, самые что ни есть реальные — не истертые от десятков державших их рук пыльные документы из архивов, не покрытые налетом метафор древние поэтические пророчества. Что-то настоящее, что она сможет увидеть собственными глазами, прикоснуться, возможно, рукой и убедиться: слова Эредина — не ложь, не хитрая уловка, но правда.
Цири смотрела на Короля Ольх с недоверием, не в силах понять, действительно ли все будет так просто, как кажется.
Небольшая прогулка и свежий воздух для нее означали одно: возможность к побегу. Может быть, призрачную, на которую едва ли стоило возлагать надежды, и все же — возможность, которой взаперти, за стенами дворца, у нее не было.
«Ты правда меня выпустишь?» — спрашивала она мысленно и искала ответ в жадеитово-прохладном взгляде.
Ни единый мускул не дрогнул на его холеном лице, ни единая черточка не исказилась, надежно сохранив в тайне то, что в действительности было у него на уме. Цири почти сожалела о том, что в пору своего обучения магии у Йеннифэр так и не смогла достичь уровня, на котором ей поддалось бы чтение мыслей.
Чтение мыслей сейчас пригодилось бы.

Завтра утром.
Мог ли таиться в этом обещании какой-то подвох? Цири слишком хорошо помнила, чем закончилось их с Эредином «прощание», когда она в прошлый раз покидала мир Тир на Лиа. И не сомневалась, что не забыл и он.
Река, гроза, мост и резкий укол в бедро. Оказавшийся не смертельным, как бы ей того ни хотелось. Оставивший тогда за ее спиной еще одного могущественного врага, еще одного преследователя, который теперь сидел напротив, с наслаждением поедая идеально приготовленное мясо и попивая нежнейшее розовое вино.
Будто бы ничего не случилось.
«Я не держу зла за подобную мелочь», — его слова бились в ее сознании назойливым эхом.
Мелочь — обвинение во лжи, за которое она извинилась. Мелочь ли — ранение, наверняка уложившее его на несколько дней в постель, иронично сходная участь той, что он обещал ей?
Он был зол тогда за то, что она посмела поднять на него оружие, и спокоен сейчас.
Подозрительно слишком спокоен.
С того времени прошло всего несколько лет, принесших ей много нового опыта, новых знаний и понимания. Она выросла, изменилась. Но что те несколько лет для многосотлетнего эльфа — мгновение, миг, за который только и успеешь, что моргнуть. И все воспоминания, все обиды останутся свежими.

— Завтра утром?
Не было у нее права давить или требовать, она понимала, что вежливый и уступчивый настрой этого разговора зыбко держится на тайной, непонятной ей, тонкой игре, которую ведет Эредин. Но хотела знать тот предел, за которым его сдержанная улыбка превратится в знакомый хищный оскал, когда тонкие пальцы, изящно держащие вилку, превратятся в сжавшиеся на ее горле острые когти.
— Почему не сейчас? Немедленно. Как ты говоришь, не откладывая.
Она поднялась, резко скрипнув стулом по паркету. Льняная салфетка по гладкому шелку платья скользнула с колен на пол.
— Я готова ехать прямо сейчас. Зачем затягивать? Дай только сменить это дурацкое платье на что-то удобное для дороги и оседлать лошадь.
Колыхавший портьеру ветер позволял прохладе и звукам летнего вечера проникать в опочивальню. Ехать на ночь глядя — вот так идея, за которую Геральт бы наверняка пожурил ее, а Йеннифэр наотрез отказалась бы ее поддержать.
Ехать в ночь — рискованная затея, и еще более рискованная — требовать этого от Эредина.
Но Цири хотела рискнуть.

+3

14

И вновь Зираэль ищет что-то в его глазах, соскальзывая по не отражающей ничего зелени, пытаясь отыскать хотя бы смутную тень, за которую можно было бы ухватиться. Нет ее — лишь огоньки в глубине зрачков, принадлежащие пламени свечей, но от того не менее хищные. Довольные тем, как повернулась ситуация.
Однако сполна ли он удовлетворен тем, чего добился, к чему ее привел и вынудил?
Нет.
Получив одно, жаждешь еще большего; и вырастают новые цели на пепле старых, вот только достигнутых. Что не кажутся уже значительными, и  не таким уж сложным видится пройденный путь — так, еще одна ступенька. Через которую перешагнули, и не заметив.
На которую можно больше не обращать внимания, устремив взгляд в зовущую высь.
К приборам и, соответственно, еде, Эредин больше не притрагивается: лишь пригубливает вино. С выражением совершенного спокойствия — словно б проигнорировав скрежет ножек стула по паркету, резанувшее неприятно слух. Сейчас Зираэль могла сколько угодно задавать походящие на претензии вопросы, рваться с места в карьер… будучи не в состоянии ничего изменить.
Со стороны — да и с точки зрения самого Эредина немногим ранее! — слова Ласточки могли походить на давление, попытку выставить ему требование… впрочем, планам эльфа ее рвение ничуть не мешало. Скорее наоборот: превосходно в них вписывалось. А потому Ястреб мог позволить себе быть снисходительным.
Самую малость.
Еще один глоток — ничтожный, едва смочивший губы, и Эредин решительно отставляет бокал. На сей раз окончательно, не собираясь возвращаться к нему вновь.
Ужин — и разговор вместе с ним — подошел к концу. Даже несмотря на то, что еще несколько блюд остались не поданными к столу.
Настанет ли время для них чуть позже?
Хороший вопрос.
— Завтра утром, Зираэль, — произносит мягко, как если б он разговаривал с ребенком. А детям, как известно, бывает сложно объяснить даже прописные истины! — Когда взойдет солнце… а то, что я хочу тебе показать, будет должным образом видно в его лучах.
«То есть, тогда, когда скажу я».
Решение, оспаривать которое было бесполезно. Все равно, что пытаться спилить закругленным столовым ножом дуб, растущий на своем месте вот уже несколько столетий.
— Однако твое стремление, несомненно, приятно.
Будет  ли она так же рваться открывать Врата? Или же, напротив, сделает все, дабы оттянуть этот момент?
Он поднимается тоже — в отличие от Ласточки, мягко-неслышно отодвинув стул и отложив сложенную небрежно салфетку на край стола. Даже никакой магии — врожденное эльфское изящество и отработанная столетиями ловкость рук. Закладывает руки за спину.
Кажется на мгновение, что Ястреб собирается выйти на террасу, оставив Зираэль в комнате за своей спиной — и тем самым завершить разговор. Однако, сделав лениво-небольшой шаг, он поворачивается на каблуках.
Окидывает девушку внимательным взглядом — черная длинная тень, задумавшаяся ненадолго о чем-то своем.
Подходит ближе.
Шаг.
Еще один.
Эредин останавливается совсем рядом. Склоняет по-птичьи голову набок и протягивает руку, словно намереваясь коснуться лица Зираэль, вынудить приподнять подбородок еще больше — ибо из-за разницы в росте сложно вести разговор глаза в глаза, а не глаза в грудь. Чуть тянет уголки губ, ожидая, что она отстранится, дернется — сделает все, только б когти Ястреба не коснулись ее кожи.
О, он прекрасно помнит об этом.
Страх и желание…
Но, тем не менее, ладонь Короля Ольх задерживается в воздухе и опускается мягко, так и не дотронувшись. Только дрогнули на секунду, словно намереваясь сжаться, схватить, тонкие пальцы.
— Не беспокойся, я не забуду.
Выговаривает неторопливо и четко, чуть понизив голос. И в фразе этой — подводная глубина айсберга, не видимая под темной морской гладью.
И так же, как о и толщине льда, о том, что имеет в виду Эредин, можно лишь догадываться.
Хотя сам он знает, что в этой короткой фразе — все. Все, что только можно в нее вложить: и эта — незначительная, в сущности своей! — ситуация, и прошлое, унесенное холодной водой Easnadh.
Не забудет, и не забыл.
Ничего из того, что стояло между ними.
Вопрос лишь в том, решит ли он это припомнить.

Отредактировано Эредин (09.02.21 16:21)

+3


Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » Эхо минувших дней » [20 апреля, 1270] — Расскажи-ка, Ласточка, где была


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно