День выдался теплый и ясный. С самого утра ярко светило солнце, а потому торговцы, съехавшиеся на ярмарку со всех концов Элландера, торопились как можно скорее выставить свои лотки и начать зазывать покупателей. Тут и там виднелись пестрые вывески, а гомон стоял такой, что жители близлежащих домов были вынуждены захлопнуть ставни и отправить младенцев куда-нибудь на окраину Полом. Впрочем, и там теперь было людно. Трактиры ломились от обилия посетителей и постояльцев, а подавальщицы так торопливо сновали туда-сюда, что к вечеру обещали попадать от усталости.
Эрика же, приехавшая на ярмарку вместе с братом и несколькими верными рыцарями, держалась расслабленно и с достоинством. Легкий ветерок трепал ее тяжелые кудри, а солнечные блики играли с серьгами, отражаясь от граней драгоценных камней. Девушка старательно крутила головой и часто смеялась, показывая то на одно, то на другое. Феликс молчал, думая о своем. Охранники тяжело вздыхали и отгоняли от титулованных особ праздных зевак и всевозможное жулье, охочее до легкой наживы. Наконец Милорадовичи остановились возле одного из прилавков.
- Красивые, правда? – поинтересовалась Эрика, прикладывая к себе широкие шелковые ленты насыщенно голубого цвета, - Думаю купить что-то такое для Приси. Хотя… Она больше любит красный. Ладно. Эти возьму себе. Прилажу потом на шляпку. Феликс! Ты тоже должен что-то купить для своей невесты! Если ты уйдешь с ярмарки без подарка, я тебя не прощу! К тому же, у меня есть еще кое-какие дела. Я позднее тебя отыщу. Обещаю. О! Не тревожься! Я возьму с собой пару людей.
Привстав на носочки, девушка торопливо чмокнула графа в щеку, а после, махнув рукой на прощание, подошла к рыцарям, наказав двоим из них отправляться следом. Еще двое остались с Феликсом, а потому Милорадович не беспокоилась, что с ее братом что-то случится. Признаться, она не тревожилась и о себе и, если бы не Феликс, точно отправилась бы одна, однако, обещание уже было дано, и нарушать его юная графиня не собиралась. Тем более, подданные не слишком-то обременяли ее и, если и могли что-либо испортить, то лишь случайно испугав медичку, с коей Эрика собиралась встретиться.
О том, что в Поломы на ярмарку приехала некая «звезда медицины из Оксенфурта», девушка узнала еще намедни. Остановившись возле лотка со сладостями, она оказалась случайной свидетельницей разговора двоих мужчин, и, невольно его подслушав, не придумала ничего лучше, чем подойти и задать вопрос прямо. Слово за слово, и вот Милорадович уже точно знала, что эта женщина именно та, кто ей нужен, а заодно и имела подробное описание дома, в коем она остановилась вместе с отцом. Конечно, по-хорошему стоило бы назначить встречу и не испытывать удачу, но графиня и сама была не уверена, что сумеет уговорить Феликса задержаться еще на один день. Гонимый какими-то мыслями, он торопился в поместье и поддался лишь потому, что сестра напомнила ему про красавицу Шани и про отсутствующий подарок. Если бы не эта маленькая деталь, ничего бы не получилось, но граф поддался на уговоры, и теперь Эрика торопливо шагала по улице, направляясь прямиком к нужному дому.
- Подождите меня здесь, - велела она рыцарям, ступив на крыльцо и положив ладонь на дверное кольцо, - я вернусь либо сразу, либо… ну, скажем, через час. И постарайтесь не привлекать внимания. Не хочу, чтобы о моей семье говорили, выдумав не весть что.
Отдав распоряжения, девушка глубоко вдохнула и уверенно постучала. Пара минут, и с той стороны послышались шаги и скрип плохо смазанной щеколды. Дверь открылась, являя взору Милорадович симпатичное девичье лицо.
- Здравствуйте, - приветливо поздоровалась графиня, снимая с головы тонкий капюшон и поудобнее перехватывая небольшую сумочку, больше похожую на кошель, - Вы Ядвига Лихно, медичка из Оксенфурта? Если да, то мне нужна Ваша помощь. Об этом доме мне рассказал мужчина на улице. Он представился Вашим отцом. Меня зовут Эрика.
Девушка было протянула руку в знак приветствия и знакомства, но тотчас же осеклась, рассудив, что перед ней может стоять вовсе не медичка, но, скажем, ее служанка или хозяйка дома. Конечно, выглядела женщина весьма достойно и явно не бедно, однако, и кметки порой бывали зажиточны и аккуратны и отличались хорошим вкусом.

И все-таки она не ошиблась. Факт этот показался Эрике приятным, и она улыбнулась чуть откровеннее, как и всегда совершенно позабыв об этикете, правилах света и хороших манерах. Будь матушка жива, она непременно обругала бы дочь за отсутствие сдержанности и излишнюю доверчивость, однако, теперь, когда женщины не было, девушка вела себя так, как ей заблагорассудится. «К тому же, я и не представилась Вам графиней», - сказала себе Милорадович, - «и в глазах Ваших могу быть практически кем угодно».
- По личному, - произнесла юная аристократка, все еще стоя на крыльце и дожидаясь позволения войти в дом, - и деликатному… Да, спасибо.
Стоило двери открыться, а Ядвиге отойти в сторону, Эрика тотчас же вспорхнула по ступеням и, бегло осмотрев прихожую, повесила сумочку и дорожный плащ на коровий рог, служащий здесь крючком.
- Как я уже сказала, тема будет весьма деликатной, и мне бы совсем не хотелось, чтобы нас услышали. Скажите, Вы сейчас одна? Или хозяйка находится в одной из комнат. Если да, я могу подождать, когда она уйдет, или заглянуть позднее. О! Не беспокойтесь, я заплачу Вам за отнятое время и простите мне мою бесцеремонность. Я ведь даже не спросила, принимаете ли Вы пациентов, и положилась исключительно на рассказы Вашего отца. Мы случайно встретились возле лотка со сладостями. Ох… Простите…
Девушка смущенно потупилась и опустила взор, принимаясь рассматривать носки собственных туфель. Она заметно нервничала, не зная, с чего начать разговор, и как поделиться проблемой, которой не делилась ни с кем, и потому много болтала, перескакивая с одной темы на другую и совершенно не касаясь главного. «Ох… Лиси… Возьми себя в руки. Ты просто узнаешь то, что и так уже знаешь. Расслабься и прекрати суетиться». Заставив себя опуститься на табурет, Милорадович качнула головой и вновь вернула внимание своей собеседнице.
- Меня тревожит один вопрос, - наконец, выдержав продолжительную паузу, призналась она, - и вопрос этот: смогу ли я когда-либо иметь детей. Несколько лет назад я подслушала разговор матушки и целителя, что служил нашей семье. Он говорил, что я никогда не выношу и не рожу ребенка, если хотя бы немного не наберу в весе и не… Как же он сказал? Не… созрею как женщина. Да. Он сказал «не созрею как женщина». Тогда мне было всего шестнадцать, и я решила, что все это глупости, но сейчас мне уже восемнадцать, и я с уверенностью могу сказать, что ничего во мне не изменилось. Я все также худа и слаба здоровьем. Мне казалось, я начала поправляться, но Катриона внесла свои коррективы, и вот теперь я снова совсем не меняюсь, хотя, видит Мелитэле, я никогда не морила себя голодом и не делала ничего такого, что могло бы мне повредить. Я понимаю, что сейчас мой вопрос несколько неуместен и поспешен, но… мне страшно. Рано или поздно мне придется выйти замуж и подарить мужу наследника, однако, я беспокоюсь, что я не смогу. Что мой ребенок никогда не родится, и, что даже если я смогу его выносить, то оба мы умрем в родах. Я слышала, тот целитель рассказывал матушке, будто у меня что-то не то со строением, и что я непременно не выдержу таких мук. Я… Я долго избегала этой темы, не желая добровольно создавать и распространять неприятные слухи, и потому Вы – мой единственный шанс узнать правду. Мне очень повезло встретиться с Вашим отцом и узнать о Вашем приезде. Я готова к любому вердикту… Просто скажите мне так, как есть, и можно ли что-нибудь с этим сделать.
Оказавшись больше не в силах сидеть на месте, графиня торопливо поднялась и замерла, глядя на медичку несколько обеспокоенно, но по-прежнему дружелюбно.
- Я буду крайне признательна, если Вы сумеете мне помочь, - тихо добавила она, - я заплачу. Столько, сколько Вы скажете.

Это было нервно – говорить о возможной беременности, не рожденном ребенке и женских проблемах. Отправляясь на встречу с медичкой, Эрика подозревала, что беседа дастся ей нелегко, однако, не могла и вообразить, как сильно будет беспокоиться, задавая вопросы и делясь личным. Терзаемая переживаниями девушка буквально не знала, куда себя деть, и оттого то вскакивала со стула, принимаясь расхаживать по комнате, то возвращалась на место, комкая в пальцах юбку или ажурный платок. Милорадович боялась услышать «нет». Боялась, что так никогда и не станет матерью. И, тем не менее, она хотела знать правду – любую правду – и не собиралась отступать от своего решения.
- Вопросы? Да, конечно. Я расскажу все, что нужно, - графиня мягко улыбнулась, не столько Ядвиге, сколько самой себе и, глубоко вдохнув, поднялась на ноги, оставляя медичке место, а вместе с ним и возможность подойти и приступить к осмотру, - Я…
Чтобы ответить максимально честно и полно, Эрике пришлось призадуматься, и потому она замерла и затихла, глядя куда-то в даль. Вспомнила родной дом, погибших родителей и проклятую Катриону. Вспомнила тех, кто ушел за грань, чтобы уже никогда не вернуться, и тех, кого удалось спасти. Подумала, что чума, вероятно, сыграла свою неприятную роль и отразилась и на ее здоровье, но быстро выбросила подозрения из головы, здраво рассудив, что самым верным будет поговорить, а не теряться в догадках.
- Как правило, я ем три или четыре раза в день: завтрак, обед, ужин и иногда полдник. У нас довольно строго с режимом дня, а потому выходит размеренно и… сытно. Как по времени, так и по объему. Я люблю сладости, и не отказываю себе в выпечке или фруктово-ягодных вареньях. Точно также я люблю практически все мясное и просто обожаю жареный картофель со шкварками. Мои порции, конечно, заметно уступают порциям брата, но я уверена, что не голодаю. К примеру, на завтрак я съела тарелку жареных яиц с беконом и помидорами, парочку бутербродов с клубничным джемом и выпила кружку горячего неалкогольного сбитня. Это было примерно четыре часа назад. Потом мы с братом отправились на ярмарку, и до визита к Вам я успела съесть медовый пряник и печеное яблоко в карамели. Как видите, я действительно ем немало. И так же ела и раньше. По крайней мере, до и после Катрионы. Во время разгула эпидемии нам всем было не до сытных обедов и отдыха. Беженцы с юга принесли чуму в Элландер, и с каждым днем заболевших становилось все больше и больше. Наши целители заражались или падали замертво от усталости, пациенты заполнили лечебницу и еще несколько зданий, спешно переделанных под лазарет. Брат, как мог, заботился о поместье, подавлял мятежи и сражался с мародерами, вышедшими поживиться на чужом горе, а я… Я помогала в лазарете: меняла перевязки, подносила еду и воду, общалась с умирающими, скрашивая последние их минуты. Не могу сказать, что тогда я сильно следила за собственным состоянием. Но… Я не заразилась чумой и не заболела ничем другим. Просто сильно устала. Так было несколько месяцев. Постепенно эпидемия отступила, и все мы вернулись к прежней жизни. Разумеется, зима семьдесят первого выдалась довольно голодной, но у нас с братом было зерно, хлеб, мясо, масло и сыр. Я восстановила силы, однако, моя худоба так никуда и не делась. Равно как и переживания.
Девушка тихо хмыкнула и, задумчиво приложила палец к губам.
- Вернее, у меня появилось время о них подумать, - пояснила она, - не могу сказать, активен ли мой образ жизни, однако, я всегда чем-либо занята, и занятия эти чаще всего не связаны ни с пустыми разговорами, ни даже с чтением. Я стараюсь помогать брату в его делах и подменять его по возможности. Что же касается похожих на меня женщин, то я не помню никого подобного в галерее. Моя матушка была не высокого роста и отличалась довольно пышными формами. Младшая сестра пошла в нее. Видит Мелитэле, она точно такая же! Я же пошла в отца, но он был мужчиной, и я не представляю, можно ли нас сравнить. Свою бабушку я не застала живой, а единственная тетка приходится сестрой моей матери. Сейчас я пытаюсь вспомнить портреты, но, думаю, Вы понимаете, как мало в них может быть истины. К тому же, нельзя забывать и о пышности юбки. Даже я выгляжу в платье вполне сносно, и все, что выдает во мне худобу, это руки. Но ведь женщина и должна отличаться изяществом и некоторой аккуратностью. Полагаю, лучше всего будет, если Вы просто посмотрите. Тот лекарь, о котором я говорила, пришел к выводам после осмотра. У меня были сильные боли внизу живота, и матушка сочла нужным вызвать целителя. Помнится, он решил, что мне четырнадцать, и был очень удивлен узнав об ошибке.
Милорадович улыбнулась, однако, радости в этой улыбке не было. Скорее в ней угадывались горечь, неловкость и все то же смущение.
- Если нужно, я могу снять верхнее платье или просто подобрать юбки, - предложила графиня.

Эрика согласно кивнула и, постояв в нерешительности пару мгновений, подобрала свои юбки. «Будь, что будет», - решила она, - «что бы я ни услышала, я просто узнаю правду. Ту самую, которую, вероятно, знаю и так. Мне не хотелось об этом думать, но… время узнать пришло». Девушка тяжело вздохнула и, ободряюще улыбнувшись медичке, коротко кивнула, давая согласие на прикосновения и прочие манипуляции.
- Прошу Вас, приступайте, - мягко произнесла она, - я буду делать то, что Вы мне велите.
Признаться, Милорадович не знала, как именно будет проходить осмотр, и в вопросах интимных была абсолютно неопытна, однако, невинность не помешала ей сохранить присутствие духа и не растеряться откровенно смутившись. Пожалуй, будь на месте Ядвиги мужчина, и графиня, едва ли, смогла бы остаться такой же невозмутимо-сдержанной, но перед ней была женщина, и факт этот сделал деликатную ситуацию чуть более легкой, а общение – доверительным.
- Благодарю Вас.
Стоило осмотру закончиться, графиня опустилась на предложенный стул и со всем возможным вниманием посмотрела на свою собеседницу. Сердце Эрики бешено колотилось, ладони вспотели, а на щеках выступил нездоровый румянец, однако, во всем остальном девушка осталась прежней. Она все также располагающе улыбалась, а взгляд ее не выражал ни тоски, ни раздражения, ни сожалений.
- Говорите, - попросила Милорадович медлящую с ответом медичку, - я пришла к Вам, чтобы узнать правду о своем организме и готова принять ее, какой бы она ни была. Вам не стоит тревожиться обо мне. Даже если диагноз окажется неутешительным, я не брошусь с обрыва и не попытаюсь как-либо себе навредить. Я слишком люблю эту жизнь.
Графиня легко улыбнулась Ядвиге и аккуратно положила свою руку на ее ладонь в знак поддержки, понимания и уважения. «Я готова», - сказала она себе, - «если бы я не была готова, я бы сюда не пришла». И, тем не менее, слова женщины больно ударили Эрику. Будучи прямыми и откровенными, они не показались отвратительно-неприятными, как могла бы показаться неуместная лесть, но, вместе с тем, не принесли ни успокоения, ни утешения. Девушка нервно сглотнула и на мгновение отвернулась к окну, думая о собственном будущем и о тягостной истине.
- Пока дышу – надеюсь, - выдержав долгую паузу произнесла она, - Я никоим образом не ставлю под сомнения Ваши слова или Вашу же компетентность, но предпочту верить в то, что это… положение все же однажды изменится. Может быть, через год, может быть, через пять лет. Я благодарна Вам за правдивость и рада, что Вы не решили солгать по каким-то личным причинам. Для меня очень важно было знать ответ наверняка, а не тереться в догадках. Думаю, теперь я могу объяснить. Дело в том, что я происхожу из знатного рода, и чуть раньше или чуть позже непременно буду выдана замуж за дворянина, мечтающего о сыне. Зная правду, я, хотя бы, смогу уговорить брата отсрочить мое обручение, хотя, видит Мелитэле, мне будет ужасно стыдно открыть ему правду! Мой брат искренне любит меня и желает мне только счастья… Эта новость станет для него потрясением, но… Достаточно о плохом. Теперь я хочу узнать, нет ли какого-то средства, которое могло бы помочь мне? Отвары, упражнения, перемены в образе жизни… Я готова многое изменить и исправить, если только это принесет положительные плоды. А еще, скажите, не доводилось ли Вам прежде иметь дело с женщинами, имеющими такие же проблемы, как у меня? И, если да, то удалось ли им стать матерями?
Милорадович прервалась и, закусив губу от волнения, посмотрела на Ядвигу с надеждой и интересом. Видит Богиня, графиня хотела услышать хоть что-нибудь утешительное, однако, была готова и просто уйти ни с чем, забрав с собой лишь приговор и горечь.

Ядвига подошла. Эрика легко улыбнулась, подавив горечь и уняв сожаления, и отрицательно покачала головой.
- Вы не совсем верно поняли, - смущенно пояснила она, - мне стыдно не от того, что я подвожу семью и, возможно, рушу какие-то планы. Мне стыдно говорить с мужчиной об этом… Об интимной жизни, о беременности, о родах, о проблемах строения моего тела. Эта тема такая женская, что я точно сгорю со стыда, когда буду пытаться все объяснить! Мой брат действительно замечательный человек, и я знаю, что он никогда меня не обидит и не пойдет против моей воли. В нашей семье относятся к бракам чуть легче, чем во многих других, но это вовсе не значит, что я не думаю о замужестве в принципе. Я верю в любовь, и верю, что однажды найду своего человека, которому пожелаю оставить детей. Сейчас эта тема не слишком мне интересна, но, если я не задумаюсь об этом сейчас, потом может быть уже поздно. Поместный целитель как-то упоминал, что возраст имеет большое значение; что до определенной поры тело еще способно меняться, но потом… Потом оно окончательно вырастет, и тогда мне останется только смириться со свершившимся фактом. Может быть, я и решусь родить ребенка на свой страх и риск. Кто знает…
Девушка прервалась и потупилась, принявшись рассматривать носки собственных летних туфель. Чтобы она ни говорила, и как бы уверенно не держалась, думать о невозможности когда-либо стать матерью ей было больно. Точно какую-то часть ее сущности прямо сейчас беспощадно вырывали клещами. «Ни женщина. Ни жена. Ни мать», - заметила Милорадович, - «мне и правда было бы лучше родиться мужчиной. Помогала бы Феликсу, а раньше отцу. Так, глядишь, и у брата оказалось бы больше личной свободы. Но я все испортила». Протяжно вздохнув и выслушав короткий рассказ, юная аристократка поднялась на ноги и протянула своей собеседнице руку.
- Что ж… Я благодарна за помощь и Вашу заботу, - сухо произнесла она, враз прозвучав серьезней и строже, чем была до того, - уверена, Вы сделали все, что могли, и я, несомненно, буду готовиться к родам, если решусь на них. Скажите, сколько я Вам должна за прием? Помнится, я отвлекла Вас от дел… Сегодня на ярмарке просто чудесно. Мне будет жаль, если Вы пропустите ее из-за меня и моих тревог. Вот, возьмите. Этого будет достаточно?
Немного покопавшись в карманах своих одежд, Эрика извлекла на свет небольшой бархатистый мешочек и, отсчитав пятнадцать оренов, передала их Ядвиге. Конечно, сумма была не столь велика, однако, и помощь оказалась совсем не той, на какую надеялась девушка. Будь медичка прозорливее и подлее, она без труда сумела бы обвести вокруг пальца свою невинно-наивную гостью, однако, Лихно, к радости Милорадович, оказалась иного склада. Немного подумав, дворянка отсчитала и выложила на стол еще десять оренов.
- За молчание и тишину, - проговорила она, - я буду крайне признательна, если Вы не станете никому говорить о моем визите и, тем более, о причинах, побудивших меня обратиться к Вам. Это очень щепетильный вопрос и, как Вы понимаете, может стоить мне репутации. Пусть же беседа останется между нами. Может быть, однажды мы встретимся снова, и Вы развеете мои опасения, а пока… Пока услышанному и произнесенному лучше остаться в тайне.
Эрика тепло улыбнулась и, сочтя беседу и встречу законченной, направилась к двери, не забыв нацепить маску легкомысленности и наивной беспечности. Если Ядвига и собиралась вернуть часть денег, девушка просто не дала ей этого сделать.
- Доброго дня, - пожелала она от порога, а после скрылась за дверью, откуда скоро донеслись мужские голоса и короткие женские распоряжения.