Эрика никогда не умела хорошо бегать. Будучи физически слабой, она предпочитала неспешно прогуливаться или же ездить верхом, однако, сейчас, когда следом летел обезумевший призрак, страх подгонял девушку, заставляя ловко перескакивать маленькие канавки и невысокие кочки. Дыхание ее сорвалось, несколько прядей выбились из прически, юбки разметались, добавляя внешнему виду неаккуратности и безумия, но Милорадович о том совершенно не думала, предпочитая просто нестись по кругу и крепко сжимать в кулаке фамильный медальон, что у каждого из детей покойного графа был свой. Так, например, Феликсу достался круглый кулон с парой рунических знаков, а самой Эрике маленькая подвеска из непонятного материала, ограненного серебром. Признаться, графиня не придавала этой безделушке особенного значения, но со дня смерти отца все время носила ее на шее, как некое напоминание и символ общности, а сейчас… Сейчас девушке просто хотелось верить в защиту и помощь свыше, хотелось надеяться, что смерть не настигнет ее сегодня и не нападет со спины, что, наконец, чародей-ренегат все же справится со своей задачей и обойдется без подлости и обмана.
Знай Милорадович наверняка, какое дрянное дело замыслил ее союзник, и точно предпочла бы изменить ход вещей, однако, неведение хранило графиню от лишних мыслей, вынуждая подчиняться и слушаться, следуя за холодно-ровными командами чародея, которые, к слову, постепенно оборвались, слившись в монотонное заклятие, тянущее из земли соки и вызывающее липкий, молочно-белый туман. Потеряв ориентир и сбившись, Эрика вынужденно остановилась и обернулась, ища глазами проклятую моровую деву. Замерла, нервно сглотнула и, переведя дух, заставила себя остаться на месте. «Все будет хорошо», - сказала она себе, - «сегодня я не умру, а ты вернешься в небытие. Все закончится так, как и должно закончиться. Ведь верно?»
Девушка прикусила губу и глянула на господина Фабрисьена, вышедшего из тени умирающей яблони. Облаченный в черное, расписанный лунным серебром и магическим светом, он выглядел каким-то потусторонним и если чем и отличался от покойницы, так это обманчивой привлекательностью и мягкостью черт. Кожу его не вспарывали язвы Катрионы, а лицо не уродовали пустые глазницы, однако, могущество и темная сила некроманта вызывали в Милорадович тот же неподдельный ужас, что и потерянный изувеченный призрак. «Что-то не так», - заметила Эрика, - «что-то идет не так...» Сомнение, проснувшееся в ее душе, всколыхнулось вновь и окрепло, подкрепленное разъяренным воем моровой девы и многоголосым писком подоспевших на выручку крыс. Чтобы не оглохнуть и не сойти с ума, графиня вынужденно зажала ладонями уши и продолжила безучастно взирать на страдания несчастной жертвы мучителя-ренегата. Казалось, еще мгновение, и все будет кончено, а вопль наконец оборвется, но маг продолжал наступать, свивая кольца тумана. «Нет, нет, нет…»
- Прекратите! Немедленно прекратите! – крик вышел отчаянно-гневным и громким, однако, так и не долетел до чародея, назвавшегося целителем. Тонкий и слабый он потонул в тумане и оборвался, слившись с громким хлопком и ослепительной вспышкой.
Обессилев, Милорадович упала на колени и прикрыла глаза, а когда распахнула их, узрела перед собой господина Фабрисьена, взиравшего надменно-зло и также равнодушно, как смотрел пару часов назад. Движения его были мягкими, а голос ровным, однако, за ними скрывалась решимость, и все, что осталось графине, это подняться на ноги и гордо расправить плечи.
- А Вы так ничего и не поняли, - тихо парировала она, принимая свою судьбу и осознавая, что все равно останется в дураках, - ни того, что благодарность во мне сильнее желания остановить Вас и Ваши исследования; ни того, что ненависть и неприязнь надо мной не властны. Вы могли бы продолжить работу и уехать с соответствующей наградой, но предпочитаете трусливо сбежать, меряя всех по себе. Надеюсь, однажды Вы осознаете, что мир не состоит только из подлецов и вероломных ублюдков, и что доброта и отзывчивость – это не слабость, а сила. Может быть, когда-нибудь в будущем мы встретимся снова, ну а пока прощайте, господин, чьего имени я не знаю.
Графиня искренне улыбнулась, отпуская незнакомого знакомца с легким сердцем и чувством выполненного долга, а после, когда тот растворился в тумане, зябко поежилась и растерла ладонями плечи. «Все к лучшему», - сказала она себе, - «все, определенно, к лучшему. Нельзя осуждать людей за то, чего они не совершили. Следует опираться на то, что сделано. Кем бы Вы ни были, Вы и правда спасли в моем имении многих, и эти люди помощи не забудут, хотя и не вспомнят, что за человек им помог. Как не помню и я. Не помню. Как странно все же не помнить. И зачем я выбралась в сад так поздно? Не иначе, как завтра похолодает. Такой туман…» Нахмурившись, Эрика поглядела вглубь притихшего мрачного сада и, тяжело вздохнув, направилась в сторону замка. «Мне, определенно, стоит выпить горячего», - рассудила она, - «велю служке принести мне чаю с липовым медом».
