Украшенная вычурной резьбой тяжела дверь покоев могла охранить Цири от многого: от продолжения бессмысленного разговора с Риенсом, в котором она не хотела участвовать, от выслушивания его неуместных жалоб, от его надуманных притязаний — от чего угодно, связанного с ним, ведь переступить воспрещенный ему порог он не решился. Но не могла охранить от собственных мыслей.
Служанки испуганными птичками юркнули от двери прочь, делая вид, что спешат готовиться к вечерним процедурам. А Цири, проводив их безразличным взглядом, устало прислонился спиной к темному дереву, бесцеремонно сминая платье, уже пострадавшее от дневного сна в библиотеке. Она совершенно не понимала, почему должна выслушивать претензии и объяснять причину сочинения именно такой легенды, подсказанной самим ее собеседником. Ей удалось сохранить тайну расследования, и это было самым важным и главным. А то, что Риенсу не понравился разговор с Морвараном… Что ж, она была уверена, что в жизни шпиона было много других разговоров, которые нравились ему еще меньше. Но он их пережил. Возможно, даже стоически.
— Ваше высочество? — одна из девушек робко подала голос. — Вы себя плохо чувствуете?
Цири посмотрела в ее сторону с недоумением. Она, по правде сказать, чувствовала себя отвратительно, но это ощущение не было связано ни с ее недавней хворью, ни с тем, что иные дамы могли бы назвать «потрясением» сегодняшнего дня — раскрытие несуществующего адюльтера перед женихом, красочная сцена, устроенная ненастоящим любовником… И правда, был повод чувствовать себя плохо. Но то, что заставляло ее глубоко вздыхать, искать поддержки у тяжелой двери и поджимать губы, копилось в ее сознании уже долгие дни.
Запертая дверь могла охранить от многого, но не от того, чего действительно стоило опасаться: от человека, недавно подложившего отравленный гребень на ее туалетный столик, да так, что никто ничего не заметил и не заподозрил. Эта опасность тревожила ее значительно больше, чем надуманные переживания Риенса и то упорство, с которым он пытался ими с ней поделиться.
— Прочь, — приказала Цири. — Все прочь.
В руке у нее появился верный кинжал, с которым она теперь не расставалась. Служанки, завидев оружие, вздрогнули, замерли как испуганные зверьки. Среди них была и та, что вчера убирала разбитую вазу, та, что видела тот самый кинжал на столике.
— Оглохли?! На выход!
Резким шагом она прошла вглубь комнаты, махнула рукой, жестом в очередной раз демонстрируя, что девушкам стоит делать. Они тут же бросились по освободившемуся пути в коридор, не ожидая новых действий или окриков разъяренной хозяйки.
Цири осталась одна. Пуговицы на ее платье с самого утра все еще располагались на спине, где достать их самой сложно. Размышлять о том, как справиться с разоблачением, пришлось недолго: оттянув ворот, она полоснула острым лезвием по ткани на груди, раз, другой, третий. Разрезы ширились, уродуя красивый и дорогой наряд, ткань трещала, мелкие жемчужины из вышивки с тихим стуком сыпались на пол. И правда, зачем кому-то нужны застежки, если можно разрезать?
Резко открыв дверь, она испугала служанок, опасливо шептавшихся в ближайшем углу. Одним богам ведомо, почему они не спешили уйти. Будто бы знали, что у Ее высочества могут быть еще какие-то указания.
— Чтобы завтра на платье пуговицы были по бокам или спереди, — заявила им Цири и скрылась в комнате.
Платье, которое ей принесли следующим утром, и правда было таким, как она приказывала: по ряду пуговок красовалось на каждом боку лифа. Все их можно было застегнуть или расстегнуть самостоятельно, хоть для этого и приходилось изворачиваться. Цири не припоминала такого платья в своем гардеробе и подозревала, что портнихе пришлось целую ночь корпеть над новым нарядом, чтобы к утру выполнить ее прихоть.
Что ж, должны ведь быть хоть какие-то преимущества в бытии наследницей престола.
Она оделась сама, причесалась тоже сама. Тишина и спокойствие, воцарившиеся в ее покоях при отсутствии служанок, помощь которых ей теперь не требовалась, обманчиво умиротворяли. Цири даже тихо мурлыкала себе под нос старую детскую песенку, пока пыталась уложить волосы в модную при дворе прическу.
Ее хорошее настроение мигом увяло и рассеялось, как только она переступила порог покоев. Перед ней простирались те самый коридоры и залы, по которым спокойно ходил человек, желавший ее убить. По которым ходили десятки людей, носящих в сердцах скрытые и, возможно, лукавые мысли, узнать которые ей не дано.
До кабинета шефа разведки Цири добралась перед полуднем, поборов сильное нежелание видеть Риенса и слушать его отчеты. Она, как обычно, направилась ко входу, только кивнув стоящим по бокам от двери стражникам, но один из них, к ее огромному удивлению, поднял руку в предотвращающем жесте.
— Ваше высочество, никого не велено пускать.
Оторопев, Цири остановилась, нахмурилась. Кто мог запретить входить в кабинет, помимо его владельца? И с чего вдруг он решил запрещать, если вчера сам просил ее к нему заглянуть?
— Кем не велено? — уточнила она.
— Начальством.
— Риенсом?
— Ваше высочество…
Стражники как-то неловко переглянулись друг с другом. Их замешательство вызвало у нее тревожное ощущение, тяжело сжавшее сердце. Что-то было не так. И что-то ей не хотели рассказывать.
— С дороги. Я — дочь императора.
Она решительно шагнула к двери, готовая отбиваться, если ее решат остановить. Но никто не пытался, никто не хватал ее за руки, не рискуя лишиться головы за такое нахальство, и даже не становился на ее пути. Стражники, покорно поклонившись, пропустили ее в кабинет.
В кабинете царил беспорядок похлеще того, что она сама учинила несколько дней назад, когда впервые увидела Риенса в столице. Книги из книжных шкафов были разобраны и в беспорядке разложены по полу, остальная мебель — сдвинута со своих мест, а на столе красовалось множество вещей, вероятно, раньше хранившихся в его недрах.
Мужчина в темной одежде, с очками на носу и пером в руке увлеченно чиркал что-то на листе, прикрепленном к планшету. Его прищуренный взгляд то и дело метался к предметам, разложенным на столе, на которых Цири заметила маленькие ярлычки с цифрами.
— Ваше высочество! — заметив ее у входа, мужчина неловко поклонился.
— Что происходит?
Цири осматривалась вокруг, все еще не веря своим глазам.
— Эм, опись делаем, Ваше высочество.
— Опись? — она нахмурилась, подошла ближе к столу. — Зачем?
— Ну так… протокол, Ваше высочество.
Цири внимательно посмотрела на собеседника. Волшебное слово «протокол» для некоторых бумагомарак было лучшим ответом на все вопросы.
— Какой еще протокол?..
Вопрос был риторическим, и собеседник, казалось, не спешил на него отвечать. А Цири тем временем рассматривала разложенные на столе вещицы. Некоторые из них были обычными письменными принадлежностями, стандартными украшениями кабинетов чиновников высокого ранга. Но другие — она была в этом уверена — имели особое значение для их владельца. Никогда еще любопытство не терзало ее настолько, а Предназначение так открыто не давало возможности покопаться в чужих вещах. А через них — и в чужой душе. В той душе, чьи высказанные в словах переживания она так яростно не желала слушать.
— Что это? — она взяла со стола небольшой кожаный футляр.
— Не…
Собеседник не успел ее остановить. Она открыла футляр.
— Это?…
— Отмычки, Ваше высочество.
— Но почему они…
Золотые. И инкрустированы мелкими драгоценными камушками.
Цири безмолвно и ошарашено вертела в руках диковинные отмычки. Кажется, они были не золотыми, а позолоченными. Но сути дела это не меняло. У себя в кабинете Риенс держал золотые (либо же позолоченные) отмычки с инкрустацией. И выглядели они вполне рабочими и способными отпереть любой, даже не золотой замок.
— Да что у него в голове творится… — пробормотала она себе под нос, укладывая футляр на место и обращая внимание на деревянную шкатулку. — А это…
— Осторожней!
На этот раз собеседнику удалось остановить ее, удержав крышку, которую она уже собиралась открыть.
— Что там?
— Пока не знаем, Ваше высочество, но выглядит как ложки.
Цири посмотрела на него с недоверием и с усилием надавила на крышку шкатулки, желая все же ее открыть. Там и правда оказались ложки. Много серебряных ложек разных размеров и видов, от совсем простеньких, до имевших крайне тонкое и мастерское плетение на черенках. Если отмычки ее удивили до потери речи, то ложки окончательно выбили из колеи.
— Ваше высочество, прошу, закройте шкатулку, — взмолился ее собеседник. — Мы послали за чародеем, чтобы он посмотрел и разобрался. Подозреваем, что это нечто магическое, заколдованное, может, даже проклятое. Всем ведь известно, что господин Риенс сам чародей…
— Риенс! — Цири тут же пришла в себя и вспомнила, зачем пожаловала в сей кабинет. Совсем не для того чтобы рыться в вещах его владельца и шокироваться найденным. — Где он?
— В темнице, конечно же.
— В темнице? Почему? За что?
Она недоумевала. Первая мысль, пришедшая ей в голову, была о том, что так откликнулась ее вчерашняя ложь: Морвран, разозлившись, решил отомстить и каким-то образом смог запереть «соперника» в тюрьме. Но неловкое выражение, появившееся на лице собеседника, подсказывало, что дело в чем-то другом.
— Не знаю, могу ли я Вам говорить об этом…
— Можете! — нетерпеливо выпалила она. — Говорите немедленно, почему Риенс в темнице!
— Обвинен в покушении… — собеседник сделал паузу, отвел взгляд, — на Вас.
Из кабинета Цири вышла спокойно, но отчетливо уставшей и разбитой. Пол у нее под ногами тяжело раскачивался, грозя подставить подножку. Резко ощущалась духота прогретого летним солнцем воздуха. Она шла целенаправленно, сжав кулаки так, что побелели костяшки, а ногти резко впились в ладони, помогая возвращаться к реальности.
— Хочу видеть арестованного, — заявила она начальнику тюрьмы.
— Ваше высочество…
— Хочу видеть, — резко перебила она, — человека, который замыслил меня убить. Который втерся ко мне в доверие, а потом это доверие предал. У меня есть на это право?
Начальник темницы сник. Понимал, что на этот вопрос есть только один ответ.
— Как желаете, Ваше высочество. Но, умоляю: будьте осторожны. Мы обезвредили его как могли, но, на всякий случай, не подходите близко к решетке. С Вами останется мой человек.
По истертым ступеням она, в сопровождения стражника, спускалась в недра темницы, сметая шлейфом платья пыль и грязь с выщербленного пола. Здесь было и правда темно, а еще — сыро и холодно. Запах стоял тяжелый и удушающий, а до слуха доносились стоны и вздохи вперемешку со звоном цепей.
«Вот как, значит, в империи содержат заключенных?».
Раньше ей не доводилось посещать тюрьмы. Эта часть государственной структуры почему-то осталась вне ее программы обучения. А тюрьма эта совершенно ничем не отличалась от тех, что ей доводилось видеть на севере. Просвещенная часть человечества обходилось с заключенными точно так же нечеловечески, как и неотесанные варвары-северяне.
— Будьте осторожны, Ваше высочество, — напомнил ей стражник, останавливаясь у стены, и кивнул на одну из камер.
Цири в ответ ничего не сказала. Камера, на которую он указал, была единственной из всех в коридоре, содержавшей кого-то. В неясном и трепещущем свете настенных факелов она едва разглядела человека, сжавшегося в дальнем углу. Казалось, он спал. Или, может, был уже мертвым?
— Риенс.
Голос у нее сделался хриплым, будто она простудилась и у нее горло болело. Или произнесенное имя разрывало ей связки.
— Ты жив?
«Лучше бы ты сдох. Еще там, на озере».
Она подошла ближе, присматриваясь к жалкому человечку по ту сторону решетки. В изменчивом свете блеснул голубоватый металл у него на шее — двимерит. Вот что подразумевал начальник тюрьмы под словами «обезвредили как могли». Они надели на него ошейник из двимерита, потому что опасались, что он начнет колдовать.
— Тебе больно?
В этом вопросе не было ни капли сочувствия, только прохладное, равнодушное желание услышать ответ. Ей самой было больно от осознания, что она могла так ошибиться. Что из всех людей посчитала хотя бы наполовину достойным доверия именно того, кто у нее за спиной планировал ее убить. Что продолжала ему верить и не заметила, что он водит ее за нос. Все эти глупые разговоры и советы, надуманные подозрения — все это было ложью. И воспоминания о них вызывали у нее тошноту.
Она подошла еще ближе, к самой решетке. Предупредительно махнула рукой на стражника, зная, что тот открыл рот для нового «вашевысочествования». Прикоснулась к решетке. Прутья были прохладными и каким-то влажными или даже склизкими, неприятными, как и все происходящее.
— Как ты мог, Риенс? Как ты мог? Ты ведь…
«…обещал», — хотела сказала она, но то обещание было о другом и теперь уже ничего не значило.
— … знал, что тебя ждет, если предашь.
[nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][sign]---☼---[/sign][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah]