Не сидится мне в Верданте. Нет, даже не так! Мне нравится быть Смотрителем, это как особый наркотик, заставляющий твои человеческие мозги работать все быстрее и быстрее. Пальцы скользят по сенсорной панели, стучат по клавиатуре. Глаза изучают, пока мозг ищет мгновенный ответ на все волнующие вопросы. Идеальная работа идеального процесса. Да, мой мозг можно было таковым смело назвать. Могу быть блондинкой в очках, могу не находится на самом задании, и стрелой владеть не могу, но это не мешает мне чувствовать себя частью команды, ощущать себя на поле боя. Задавать в своей голове разумный вопрос, и мгновенно давать на него ответ. Мне больше не нужно было взламывать секретные базы, чтобы чувствовать себя человек, делающим что-то важное. И я всегда считала это победой. И считаю так до сих пор, между прочим!

  Немного жаль, что я не могу постоянно быть Смотрителем. Ну, во-первых, команде Стрелы тоже нужно отдыхать. И так уж выпала карта и здравый смысл, что злодеяния обычно происходят в ночи или поздним вечером. В общем, как только на Старлинг-Сити падает хотя бы намек сумерек, товарищи-бандиты выходят на свое темное дело. Не зря ведь такие дела именно темными и называют! У всего есть скрытый смысл. Нет никакого смысла посреди дня заниматься контрабандной поставкой в порт. Хотя бы потому, что там есть работники в светлое время суток, а на вечер остается один горе-охранник, часто даже без помощников, и обязательно, просто обязательно с выключенной камерой видеонаблюдения! Так расстраивает, иначе и не скажешь, что большинство камер, действительно, бутафория... Иногда во время миссии мне нужно в прямом смысле слова стать глазами команды. Бутафорные камеры, впрочем, бесят не так сильно, как те, которые ничего не записывают, а просто снимают онлайн. Серьезно?! То есть пересматривать моменты вообще никому не нужно? Резервное копирование, ребят...?!

  Впрочем, не об этом. А о том, что днем мне тоже нужно чем-то заниматься. За работу Смотрителем никто не платит, разве что добрым словом, и бесплатной едой, которую всегда умудряется достать Диггл. Счет у него безграничный, что ли? Но есть питаться еще как-то можно, то налоги за меня никто не заплатит, одежду никто не купит, да, и за квартирой ухаживать надо! Так что днем у меня есть достаточно мирская работа — личная помощница Оливера Куина, богатого магната, стремящегося удержать в своих руках компанию матери. Ну, а еще Оливер является Стрелой. Правда, я об этом никому не скажу. Мало Оливеру неприятностей. За ним, как и за Стрелой постоянно охотятся. И совершенно не нужно совмещать две его жизни в одну. Я все никак не понимаю, как ему удается, но, видимо, в этом и прелесть дневной и ночной жизни. В малом сне и большом количестве кофе тоже ее прелесть, ага.

  Сегодня мне выпала честь пройтись по некоторым владениям Куин Консилитейтед. Почему я решила сделать это лично? Конечно, это могли бы сделать мои помощники или просто другие работники, но меня заинтересовало место, куда меня отправили данные о компании. Глейдс — один из бедных районов Старлинг-Сити, где живут рабочие, мигранты, или просто переселенцы с других городов. Живут достаточно бедно, работают на многочисленных фабриках и производствах. Работают много — получают мало. Классическое правило подобных районов. Оно меня с ума сводит, аж зубы стучат, но едва ли я что-то могу с этим сделать. Надо полностью менять мир, который никогда не изменится для нужд всех слоев населения. Здесь всегда был достаточный уровень преступности, даже днем, поэтому по району я еду с опаской. Мне бы взять с собой охранника, но с ним я только больше внимания привлеку. Еще будут думать, что приехала какая-то фифа из центра. Возможно, я и жила в центре. Но фифой уж точно не была!

  Никакого офисного стиля — джинсы и простая кофта, волосы собраны в пучок. Я все равно выделяюсь по сравнению со всеми встреченными мной людьми. Более чистая, что ли? Ухоженная. Нет такой тотальной усталости в глазах. Но я не останавливаюсь, иду по маршруту давно уже моим разумом созданную. Я никогда не была здесь, но решила не печатать карту. Не хотела выглядеть туристом. И телефон с планшетом тоже доставать не хочу. Стрела бывает здесь ночью во время вылазок, так что, как выглядит Глейдс в ночи и без людей я представляю. Мне осталось только включить неоновые вывески в голове и идти к ангарам, что скрываются в конце одного из кварталов. Мне нужен ангар под номеров триста четырнадцать. Так что я продолжаю свой путь, не оглядываясь. В ангарах днем находятся какие-то мастерские, или просто частные владения. Все выглядит обычно, спокойно. Даже слишком спокойно. Хотя, зачем я так демонизирую район? Может, днем он не так уж и плох. Может, и весь Старлинг-Сити становится Адом только в ночи?

  Высокие слова, размышления о прекрасном, почти дают мне возможность пройти поворот в сторону ангаров с нужной мне нумерацией. Уже за поворотом я понимаю, что здесь Глейдс предстает передо мной во всей красе. Никогда не думала, что это произойдет во так, но все же. Почти все ангары нумерации триста вскрыты, некоторые двери снесены, а где-то даже крыша разобрана. Удручающее зрелище. Как давно здесь были хозяева ангаров? Есть ли им вообще какое-то дело до их собственности? И что же это получается — я зря брала ключи? Выдыхаю расстроено, вступаю в нужный отдел. Здесь так много пыли, грязи от строительства, кажется. Серые кеды мгновенно становятся черными, асфальт в нескольких местах превратился в грязь. Как же хорошо, что я не додумалась надеть каблуки! Нащупываю в кармане ключи, всматриваюсь в наименования. Здесь все, как на улицах города, так что следую по четной стороне. И в конце концов нахожу его — ангар номер триста четырнадцать. Ангар, который, конечно же, оказался открыт. Не то, чтобы мне было так жаль времени, что я потратила на поиски ключа. Просто я не люблю тратить время просто так...

  Ангар казался внешне не таким испорченным, как все остальные — стены не обсыпались, крыша, вроде, была на месте. Только дверь открыта, но, по сравнению с остальными строениями, хозяйство семьи Куин еще нормально сохранилось. Я осмотрюсь только сейчас, чтобы понять, что за мной никто не идет, и зайду в ангар. Не знаю, что я хочу найти здесь. Даже не задавалась таким вопросом. Я лишь хотела узнать, для чего самой богатой семье ангар в таком месте. А, учитывая, участие Мойры в Предприятии, все, что принадлежит семье Куин в Глейдс вызывает вопросы.

  Ангар оказался довольно просторным. Быстро прохожу в его центр. Кажется, что он пуст. Очевидно, когда начались набеги на соседние строения, все было вывезено. Но что-то осталось. Я понимаю, что ближе к другому краю ангару находится перегородка — а вот что за ней, неизвестно. Так что я спешу туда, и несколько раз стучу по выстроенной стенке. Она выглядит довольно плотной. Но я и не думала, что мой женский кулачок сможет ее сломать.

— Класс! - выдыхаю, зачем-то начиная довольно громко теребить связку с ключами, словно в выстроенной стене была дверь, которую я могла бы открыть, — Тут бы не помешал таран...

...Have you got colour in your cheeks?
Do you ever get that fear that you can't shift
The type that sticks around like summat in your teeth?
Are there some aces up your sleeve?...

  Do I Wanna Know?

  Последние годы протекают как в тумане. Я плохо помню все, что происходило со мной с тысяча девятьсот девяносто пятого, с тех пор, как я бежал из Мистик-Фоллс, крича на своего брата, клялся его убить. Да. И такое было. Я не мог сказать, что горжусь этим, но и сожалеть об этом не стану. Он заслужил. Стефан заслужил. Он променял меня, своего брата, на каких-то там родственников дальних, у которых даже не было нашего гена. Он просто променял нас, наше братство, на иллюзию нормальной жизни. Вечный школьник-идиот. Симпатичная мордашка.

  Придурок.

  Из-за него я выключил свою человечность. Не в первый, и далеко не в последний раз. Это было замечательное чувство. Просто отличное. Несколько лет полнейшего забвения, в которые я только и делал, что бесконтрольно пил кровь, постоянно слыша голос брата в голове, видя его надменное лицо. Он ничего не знал. Не знал, что его подружка мешала нам общаться, и горько заплатила за это. Столько раз Стефан думал, что это я предавал его, и только посмотрите, кто в итоге предал меня. Кто забил финальный гвоздь в крышку нашего гроба.

  Пошел ты к черту, Стефан. Чертов моралист, нарушитель спокойствия, обломатель кайфа. Научился пить кровь белок и считает, что все теперь должны делать также. А кто так не считает, значит, и вампиром был не должен. Потому что мы, оказываемся, не жестокие твари, о, нет! Мы были созданы для того, чтобы белок жрать. Ага. Очень смешно. Интересно, как долго ему промывали мозги, чтобы он понял это? А, братец? Самое главное, что мне промыть мозги не получилось. Злые языки пошутят, что мне и промывать нечего. А я просто подниму их на смех. И пойду дальше. В свою кровавую мессию.

  Потерял счет дням, ночам, все возможным проявлениям погоды. Я просто ловлю кайф. Кайф от каждого дня, что являюсь вампиром. Мой мир давно перестал делиться на черное и белое, и все цвета из него исчезли, кроме алого — кровь, и темно-коричневого — бурбон. Все остальное потеряло для меня значения. Не важно, что надето на девушке, не важно, каким напитком ее угостил, и даже место, где я буду питаться не так важно. Важен результат нашей маленькой игры. Одурманенная шлюха идет за мной по пятам, и я использую ее. Использую так, как давно научили меня. Сначала игры, потом питание, снова игры и снова питание. А когда она надоедает мне, я отпускаю ее, чтобы сменить на другую.

  Иногда я убиваю. А как же без этого? Как же без эффекта неожиданности? Кровавой и такой прекрасной? Иногда девушка меня бесит, а иногда бесит ее ухажер, что решает, что она должна уйти с ним. Тратить время на внушение не хочется, душа требует зрелищ, и я получаю их. Я могу внушить, что угодно: в последний раз внушил Ромео залезть в трансформаторную будку. Это был очень большой бум, красивый. Его бывшей понравилось, и не только потому, что я ей внушил. Ну, чтобы Вы понимали. Она была счастлива и хохотала, как сумасшедшая. Хорошая детка. Долго прожила. И даже ушла живой. Не животное я же в конце концов.

  Я — вампир. А это значит, что природа моя прекрасна и невероятно темна. Мне не страшен солнечный свет, я просто не люблю день сам по себе. Днем все такие хмурые, закрытые. Потому что трезвые. Как очаровательна людская, не только женская натура после одного стакана чего-то горячительного. Так открыта к приключениям, смела и решительна. Мне нравятся подвыпившие люди. Главное, соблюдать меру. Им в первую очередь. Но ничего. Я могу подождать немного, если экземпляр стоит выдержки. Далеко не все достойны моего внимания, но есть приятные исключения из правил. И вообще правила созданы для того, чтобы исключать...

  Сегодня я снова возвращаюсь в Мистик-Фоллс. Я сыт и доволен жизнью, и кровь в моих жилах подогрета небольшим количеством бурбона. Любимая кожаная куртка пропахала женским парфюмом и легким ароматом крови, а так вообще я одет с иголочки, даже порядок на голове навел. Я пришел сюда, верно, чтобы покрасоваться. Чтобы доказать своему брату-идиоту, что жизнь может быть прекрасна, и для этого ей совсем необязательно быть скучной и обыденной. Для этого необязательно ограничивать свой мир каким-нибудь дерьмом, вроде крови белок.

  Я иду прямо по магистрали, что ведет в город. Сомневаюсь, что многие люди мечтают покинуть Мистик-Фоллс в ночи или же вернуться в него. Туристические тропы проходят далеко, а все местные настолько верят в байки про вампиров, что стараются по ночам сидеть по домам. Исключение составляют только сладкие подростки, которые по ночам отправляются в свои ночные приключения, но сегодня у меня хорошее настроение. Так что пусть живут, пусть пьют и размножаются. Я иду на долгожданную встречу с братом. И иду пешком. Потому что настроение позволяет, а еще физическая выносливость. Ведь ни для кого ни секрет, что кровь человека прекрасно воздействует на наш организм, делая нас более выносливыми, более сильными и вообще неуязвимыми.

Ну, что, братец, кто победит?

  Остановка может быть только вынужденной. И вот она случается. Когда идешь один по магистрали, а рядом нет ни одного фонаря, то быстро становится... нет, не темно. А быстро становится понятно, когда к тебе приближается машина на большой скорости. Во-первых, ты слышишь ее. Слышишь этот рев мотора, который заводит даже новые модели. Она может быть еще где-то далеко, но вампирский слух не обманешь. И уже тогда ты становишься в позу — поворачиваешься так, чтобы оказаться на ее пути. Я сегодня не намерен пить кровь, по крайней мере до встречи со Стефаном, и это факт. Но никто не говорил, что я не захочу веселиться сегодня. О, нет, я хочу. И мне будет так весело, как только я захочу.

  А сегодня я хочу разыграть аварию.

  Поэтому, пока фары машины начинают попадать на меня, я уже стою по все оружии. Смотрю вниз, так, как будто я сегодня нацелился умереть, покончить жизнь самоубийством от любви столько несчастной и вечно меня мучающей. Ну, или почему там еще подростки себя убивают? Так вот, не так важно. Я знаю, что кто бы не был за рулем, вовремя затормозить уже не успеет. Так что я просто подожду, пока машина окажется максимально близко ко мне, чтобы быстро сменить свою локацию, упасть на асфальт, изобразить потерю сознания. Ах, как мне больно. Ах, я умираю.

  Автолюбителю стоит выйти из машины, нагнуться и в панике начать проверять мой пульс. Потому что именно в этот момент я раскрою себя, также быстро поднимусь, в одно мгновение, прижму к капоту, обнажу зубы и обязательно что-нибудь внушу. А там, кто знает, может и попробую дивного напитка. Ведь те, кто считает, что вампиры — существа своего слова, ничего не знают о нас. Я дал слово только в своей голове, а с ней, как правило, очень легко договориться. Особенно, если ожидает что-то невероятно стоящее. Посмотрим, чьи ножки выйдут из машины. Лучше бы ножки на каблучках. Они более податливые и так легко пугаются... Обожаю ножки на каблучках!

... и только нам, только раз
... дадут начать все сначала
... и небо будет за нас
... разве мало...?

  Как много надо? Чтобы сойти с ума. Забыть, как дышать. Перестать воспринимать действительность? Так мало. Очень мало. Даже не представляешь себе, как мало нужно...

  Узнав, не позволила себе осознать. Не позволила рассуждать, предполагать, пытаться понять. Нет, не позволила. Первый крик сорвался с уст, пронёсся над Елисейскими полями. Этого было мало. Был еще один крик, следующий. Упала на колени, продолжая кричать. Его ладонь сомкнулась на шее. Нечем было дышать. Не в первый раз, не в последний. Сопротивлялась, пыталась убедить, что это Он не прав. Это Он перестал искать. Это Он решил сжечь Галлифрей, потому что не видел другого выхода. Никогда не перестаешь верить. Никогда не перестаешь. Проходя за ним в его комнату отеля, была уверена, что выйдите вместе, если не за руки, то хотя бы наравне. Но нет. Наступило утро — осталась одна. Одна. Не умеешь справляться с проблемами одна. Никогда не умела.

  Не справилась, не стала даже пытаться. Просто сделала то, что умеешь лучше всего — сбежала. Продолжила бег из путешествие в путешествие, натягивая гримасы улыбок перед своими спутниками и старыми друзьями. Помогала Дарту Вейдеру починить его костюм, сварила его почти с нуля. Остановила нашествие новых плачущих ангелов на Сан-Франциско со старой подругой Амелией, провела еще несколько дней с теми, кого считала своей семьей до недавнего времени. Даже называла их так. Все было так просто раньше. Они были семьей, семейкой. Друг для друга. И для меня тоже. Пока не узнала, что на самом деле многие годы назад эта самая семья была отнята. В самом начале пути. Когда все можно было исправить, изменить, сделать лучше.

  Время закручивается вокруг меня. И вихри его невыносимы. Меня сметет, снесет. Не устоять.

  Они просили быть более открытой. Просили спутники, но отказывала им так умело. Не нужно, чтобы запомнили меня такой. Не нужно. Я — Доктор, спаситель времени и пространства, волшебница в синей будке, та, кто не раз спасала Землю, и они спасали ее вместе со мной. И теперь узнавать настоящую, кутающую в боль и сходящую с ума от неопределенности... Зачем? Зачем все это? Нет. Должна остаться для них той, что была прежде. Пусть хоть в их глазах я буду Доктором. А не тем, кем являюсь на самом деле. Любимая роль. Настоящая. Я только ее и умею играть.

  Не только спутники. Не только они просили быть открытой...

  Дженни.

  Дженни — подарок, которого не должно было быть. Не потому, что не хотела ее, была против ее создания, и первые несколько минут, часов? нашего знакомства и вовсе отрицала возможность нашего родства. Потому, что отпустила ее, не осталась вместе с ней. Поверить в ее смерть было так легко, не так ли? Она не регенерировала, не менялась. То, к чему была готова. Но не признавала вслух. Глупо было думать, что Дженни регенерирует, оставить ее оказалось логично. Но она выжила. Выжила и расправила свои крылья. И теперь она путешествует во времени и пространстве, теперь она изучает Вселенную. Спустя годы мы встретились снова. Я сменила несколько лиц, а она осталась прежней. И даже смогла простить, даже смогла впустить в свою жизнь. Обменялись кубами информации, обещали навещать друг друга. Мы так и делали, правда, старались.

  Но многое прошло не так с тех пор, как узнала, что Агента О никогда не существовало. Многое прошло с тех пор, как я услышала впервые: все, что ты когда-либо знала — ложь. Многое прошло с того момента, как посетила Галлифрей, поняла, что он разрушен. Не так много с того, как поняла, что не все мои регенерации последовательны. И совсем мелочь по меркам Вселенной, песчинка, с того, как узнала, что когда-то уже была матерью. А Он был отцом. И у Нас была дочь. Дочь, которой больше нет.

  Убегать без последствий, без поисков средства.

  Не смогла долго убегать, не получилось. Путешествия не закончились, Вселенная зовет, но остановилась. Остановилась, ведь когда дверь в ТАРДИС закрылись после очередного путешествия, единственное чувство, что посетило разум — горечь. Пустота разносится эхом по консольной комнате. Эхо приносит детский смех, звонкий и яркий. Смех, который слышала в воспоминании. Смех, который сделал больно. Смех, смех, смех. Снова и снова, раня снова и снова. Не удастся бесконечно бежать, не удастся избегать чувств. Они все равно найдут выход. И так находит мой. Снова кричу, стою на коленях и кричу снова. Не слыша ничего, не понимая, не предавая значения. Час за часом. Час за часом.

  А когда крик уходит, собственное бессилие, невозможность что-то изменить. Подкорка мозга шепчет, что ответ можно найти в библиотеке. И приходишь туда, на что-то надеешься, ищешь литературу... Ничего не находишь. Конечно же, ничего не находишь. Ответы не появятся по волшебству в новом гримуаре. Святая истина. Которая вроде как известна, но верить в нее отказываешься. Отказываешься, и продолжаешь искать, ничего не находишь. Злишься. Ты знаешь, понимаешь теперь, как Он себя чувствовал. Над ним веял Рассилон, который смеялся разве что только не в лицо, а там, кто знает... А над тобой ничего не веет, но собраться не можешь. Найти не можешь и неизбежно злишься.

  И начинаешь разрушать. Тьма, что всегда была в душе, рвется нарушу. Сначала просто швыряешь книги от отчаяния, потом бьешь стеллажи. Фантасмагория не работает, не успокаиваешься. Ответы не ищутся, а гнева становится все больше. В конце концов просто толкнешь стеллаж, тяжелый, который придерживался на книгах. Будешь наблюдать за тем, как, словно фишки домино падают стеллажи. Один на один, один за другим. Книги упадут на пол с грохотом невероятным, шумным, не останавливающимся. Стройный ряд становится кругом, в центре которого стоишь. Небольшой проход на лестницу будет спасен. В любой момент можно уйти. Но не уйдешь.

  Ты не уйдешь. Не узнаешь даже, что в момент, когда книги начали падать, твоя ТАРДИС открыла свои двери для твоей дочери. Не той, что ты ищешь, но той, что ищет тебя. Упоминала ее имя сегодня в мыслях своих, но так и не решилась с ней связаться. Просто не знала, что теперь ей сказать, и как поведать историю, которая стала реальностью. И пока не знаешь, с какой стороны подойти, твой умный корабль сделает все за тебя. Дженни уже внутри. И дверь в библиотеку открыта. Но ты, конечно же, не идешь к лестнице...

  Хаос вызывает слезы. Слезы, которые так долго сдерживала. Но теперь невозможно. И нет никакого смысла. Зачем себя сдерживать? Что от этого измениться? Он был прав. Нет никакого ответа, нет никакого ее следа. Книги не помогают, значит, в них не было никакого смысла. Все новые книги падают вниз, каждый удар об пол отдается в голове эхом. Это не барабаны, конечно же, нет. Слышала барабаны, больше не сомневаешься в том, что они реальны. Но эхо тоже неприятное. Эхо тоже заставляет съежится. И оно множится с разных сторон, заставляет взяться за голову, и закричать снова. Мигрени станут постоянными так. Но, кажется, к этой малости готова привыкнуть.

  Неопределен этот мир. И Вселенная тоже не имеет предела своего. Как и боль, отчаяние, что царят сейчас в душе. Так уж выходит, что терять своих родственников, близких, членов семьи — кредо, от которого не избавиться. Родня предпочла умереть на Войне со своей слепой верой, успела поверить в смерть Дженни, возможно, за мгновения до ее регенерации, ответить. Так что ничего удивительного, что где-то там во Вселенной есть еще одна дочь. Она ничего не знает, не понимает. Может, так даже лучше?

  От тебя одни беды, Доктор. И мало кто говорит тебе это в лицо. Многое прощают, вешают клеймо спасителя, как будто оно мгновенно обеляет. Ничего подобного. Внутри все та же гниль, все та же пустота. И никакие регалии этого не изменяют. Ты разрушаешь все, к чему прикасаешься. Твоей дочери очень повезло, что она не помнит тебя. Жаль, что не всех своих детей уберегла от себя.

Скалли, не без оснований, считала, что в этом мире слишком много маньяков. Особенно сейчас. Ей не требовалось поднимать и перечитывать все свои прошлые отчёты, чтобы быть уверенной, что популяция людей с психическими проблемами и отклонениями неуклонно растут. Учёные университета Массачуссетса провели не так давно провели исследования, утверждая, на основе многочисленных фактов, что количество преступлений, совершаемых на почве эмоциональной нестабильности, выросло в полтора раза за последние десять лет. Впрочем, Скалли склонялась к мысли, что вырос не количественный показатель преступности, а уровень огласки и общественный резонанс.

Как бы то ни было, она выслеживала опасных преступников именно сейчас, в эту самую минуту. Происходило это, хотя и без прямого участия Малдера, но по его наводке. Он полагал, что в Пентагоне есть куда больше людей, способных отвечать за деяния (или, наоборот, бездействие) Синдиката, чем можно было предполагать ранее, ссылался на множество фактов, аккуратно рассортированных по папкам, и на собственную интуицию — обычно свой самый мощный аргумент в погоне за всем свехъестественным и в разоблачении теории заговоров. Последняя, естественно, была достаточно веской причиной, чтобы его напарница, несмотря на возмутительно позднее время на часах, сломя голову, неслась сюда — на территорию  завода, где в шестидесятых годах прошлого века изготавливали патроны усовершенствованного калибра, уже много десятков лет заброшенного, где теперь, по пылкому заверению Малдера, (которым он успел её, если честно, порядком достать), находился секретный штаб Пентагона, и где, по его словам, можно "найти ответы на многие наши вопросы, и даже на те, которые не появились пока что у нас". В слова Малдера Скалли очень мало верила, каких-либо внятных подтверждений, что он прав и его теория верна, кроме, разве что, появившихся на складе двух мужчин сорока и пятидесяти лет, чьи отцы в своё время трудились здесь, пока действовал завод (это удалось выяснить буквально вчера), тоже не было, но ведь это был Малдер. И Скалли неслась вперёд, словно то ли предвестник конца света, то ли бескрылый Серафим. Надо сказать, что за годы отношений и общей работы она всё таки научилась (хоть и с привычным своим скептицизмом и не без труда) просто верить словам Малдера, а после — проверять.

— Малдер, — сказала она, делая первые осторожные шаги в здании, прижав к уху мобильный, — если до конца твоих дней тебе будет сниться мой осуждающе смотрящий на тебя труп, ты об этом предупреждён.

— Что там, Скалли? — отозвался в трубку он, как обычно спокойно, но с тенью любопытства в голосе, — ты что-нибудь нашла?

— Нет, пока ничего нет. Я  перезвоню.

Скалли отключилась, решив всё сввоё внимание сосредоточить на задании, ради которого  и пришла сюда в тёмную ночь. Правда, на чём именно стоит сосредоточиться, она не очень понимала, и вообще предпочла бы сейчас горячую ванную принимать, а не стоять здесь, в холоде и во мраке. В помещении стояла настолько звенящая тишина, что она слышала собственное дыхание и шаги. Оглядевшис ещё раз по сторонам, Скалли достала из кармана брюк большой фонар, положив в карман фонарь поменьше, который только что держала в руках, и посветила впереди себя, подсветив путь.

По прежнему было тихо. Здесь не было никого и ничего, и она уж было хотела сообщить об этом Малдеру, как вдруг внимание её привлёк какой-то звук, похожийто ли на глухой скрип, то ли на писк. Возможно, здесь просто были крысы или мыши, но Скалли насторожилась. Она принялась тише дышать и устроила руку около кармана пальто, в котором был пистолет — на всякий случай.

Когда скрип повторился, Дана совершенно замерла, перестав даже дышать на миг. Нет, ей не послышалось в первый раз, и это явно были не "звоночки" излишней осторожности, выработанные за столько лет службы в ФБР, как инстинкт. Теперь Скалли предположила, что по пустой комнате крадётся вор.

— Эй! Это ФБР! Меня зовут агент Скалли. Здесь кто-то есть? — позвала она, вцепившись пальцами в пистолет. — Повторяю: я — агент Скалли из ФБР, здесь кто-то есть?